Ближе к полуночи его голод – а именно так он определял свое состояние – голод – стал нестерпимым. Почти нестерпимым. Он еще сопротивлялся. Садясь в машину – старенькую, незаметную модель «жигулей», он еще мог говорить себе, что «едет просто развеяться». Но там, в глубине его сознания, уже рычал и ворочался Зверь. Зверь пока еще не вырвался наружу. Он ждал у затворенных дверей этого самого сознания. У его тайного люка. Ждал удобной секунды, чтобы явить свой оскал. И тогда сопротивление станет бессмысленным.
Он с тоской посмотрел на небо. Луна плыла, окруженная грязными лохмотьями туч, и её тусклый лик ничего не выражал. Как прежде. Как всегда. Он сжал в холодных ладонях шершавый руль. И это прикосновение теплого пластика успокоило. Дышать стало легче. Он опустил стекло на дверце машины и с жадностью вдохнул сырой и острый воздух поздней осени. Щелкнул кнопкой магнитолы. Салон наполнился мягким голосом Фрэнка Синатры. «Все пройдет» - обещал старина Фрэнк. Как обещал прежде. Как обещал всегда. «Может и обойдется» - подумал он.
Не обошлось. Уже когда, успокоенный стариной Фрэнком, он решил ехать домой, увидел худенькую фигурку под мигающим фонарем. Короткая юбка, высокие каблуки. Ярко-рыжие волосы. Он еще хотел проехать мимо, когда женщина вскинула руку в привычном, видимо, для неё жесте…. Его Зверь утробно завыл. Машина остановилась.
- Привет! – открывая дверцу машины, - сказала незнакомка. Она была пьяна. Не слишком, на ногах держалась. Но запах свежего алкоголя, упавшего «на старые дрожжи», был весьма ощутим. Он поморщился.
- Подвезёшь? – не то спросила, не то утвердила женщина, усаживаясь рядом, на переднее сидение. « Разрешения не ждем?» - отметил он про себя.
- Да ла-а-адно, - вдруг, словно услышав его мысли, протянула девчонка.- Тут в город – одно направление. Все равно туда едешь! Я заплачу. У меня денежки есть – она пьяненько хихикнула. Видимо в тепле её начало «развозить». Он кивнул, в который раз удивляясь – как они не слышат этого звериного воя и рычания…. Но девчонка не слышала ни его зверя, ни вообще чего бы то ни было. Её тянуло выговориться.
- Давно бомбишь? – снова сказала она, не то утверждая, не то спрашивая. Он неопределенно пожал плечами, что можно было принять и за «да» и за «нет».
А его пассажирка уже устраивала на костлявых коленках обшарпанную сумку. Коленки были в ссадинах и синяках, колготки с большими дырками. Она, видимо недавно упала – вот этими коленками на мерзлую землю. Она поймала его взгляд и нервно хихикнула, пытаясь натянуть юбчонку пониже.
- Закурить можно? – спросила она хрипловатым голосом, и, не дожидаясь ответа, принялась рыться в сумке, видимо в поисках сигарет и зажигалки. Не найдя искомого, вынырнула из неё и тоскливо спросила – Сигареткой не угостишь? Он хмуро ответил -
– Не курю.
-Че, типа, здоровье бережешь? – расплылась в улыбке девчонка. И тут же сморщилась, словно от зубной боли.
- Ну, точно, блин, в подъезде потеряла пачку. Целая почти была… Бли-ин… Нет, все не так! Не мой сегодня день.
Он молча смотрел на дорогу, где пятно от света фар передвигалось вместе с машиной, освещая щербатый асфальт и лужи. Руки стиснули руль, словно это был спасательный круг. Зверь скулил, уговаривая выпустить его наружу…. Пока еще уговаривая. И он в который раз обманывал себя надеждой, что дотянет до города. Почему-то он решил, что если один раз, хотя бы один раз, обманет Зверя, тот больше не даст о себе знать. Исчезнет. Сдохнет от неудовлетворенного голода…. А девчонка, как назло, все лопотала и лопотала что-то свое, то ныла, то ругалась….
- Я же по-хорошему хотела! По-хорошему! Подарок купила, открытку.! У неё же сегодня день рождения. День А-а-ангела… – протянула она это слово неожиданно нежным, воркующим голосом – глубинным и теплым. - А они – муж …бывший и мамашка его – даже не позвали Катюху-то. И меня на порог не пустили! – её голос снова повысился до истеричного взвизгивания - Что?! Что молчишь? Думаешь, если ребенка отобрали, то и прав нету – видеть совсем? А вот фигу вам! - она уже плохо соображала, язык заплетался… - Я же ей – вот, подарок, открытку… Вот, глянь! – она вытащила из сумки игрушечного медведя – коричневого, мягкого, с грустной мордой и нелепой яркой балалайкой в согнутых лапах. У него перехватило дыхание и потемнело в глазах….
Такой же Медведь – нелепый, грустный - был единственной игрушкой в его далеком, сером детстве. И единственным существом, к которому он был привязан. Днем он держал его на батарее – грел, спасая от сквозняков, выдувавших из комнаты теплый воздух. А ночью Медведь отдавал ему накопленное тепло. Однажды мать забрала Медведя – вместе с его теплом, балалайкой и грустной, все понимающей мордой – и унесла. Куда? Зачем? Он так и не понял. И вот теперь Медведь опять смотрел на него, словно просился к нему – из прошлого, из рук матери. Он даже не заметил, как нажал на тормоз. Машина резко остановилась. Девчонку бросило вперед. Взметнулись вверх руки с медведем. Мягкая игрушка ослабила удар.
-Ну ты…чего?….- выдохнула пассажирка и повернула к нему бледное лицо. Она испугалась всерьез, даже протрезвела. Из носа капала кровь. Прямо на голые, грязные, исцарапанные колени. Совсем по-детски, обиженно, она вытерла кровь ладонью.
-Бли-и-ин… у меня сосуды слабые. Только тронь – все, капец, лужа крови…. – она размазывала слезы и кровь по лицу. И уже ревела навзрыд, все рассказывая, как «Катюху не разрешили даже повидать, даже потрогать не дали!»
Острая жалость к этой беспутной, пьяной, никому не нужной потеряшке, шевельнулась в душе. Но Зверь, который таился внутри него и просился наружу, был начеку. «Жаль, да! Именно – жаль её, беспутную, никому не нужную. Разве она живет?» - теперь уже мягко и вкрадчиво шептал Зверь из глубин души, из-за всё ещё запертой, двери….
-Разве это жизнь?! - словно повторила она за его зверем, - и он невольно прислушался к её всхлипываниям. – Сдохнуть лучше, сдохнуть! Только Катьку жалко. День Ангела, ведь у неё! Она ведь ждет меня, я знаю. Я под окошком стояла – видела – она мне ручкой махала, махала…. Думаешь, я такая вот – к ней пришла. Не-етушки! Я нормальная была, трезвая. Это уж потом, когда не пустили…эти… не дали… потом выпила. С горя! С обиды! Понимаешь? – она вдруг уткнулась лицом в его грудь. Прямо туда, где был заперт и тихо скрёбся наружу его зверь.
-Понимаю…- выдохнул он. - Я… сейчас…- его рука легла на спутанные волосы, и осторожно погладила их. – Сейчас….
- Ты чего? – она словно почуяла неладное и подняла к нему зареванное лицо. И тогда это случилось. Зверь вырвался наружу. Руки…нет - жуткие когтистые лапы - сомкнулись на тонкой, не слишком чистой шее. – Сейчас! – хрипел он, и с наслаждением вглядывался в глаза, полные боли и непонимания… - Сейчас!!! – выл зверь, пируя, смакуя, выпивая по капле эту боль, этот ужас, это бессилие…. - Сейчас!!!!!
- «Ас! Ааас!» - откликался в темном небе эхом вопль торжествующего чудовища…. И вдруг все стихло. Он все еще смотрел в глаза своей жертве. Только эти глаза стали удивительно спокойными и очень темными. Нечеловечески огромными. И в них, в этих глазах почему-то теперь отразились другие лица. Лица прежних случайных попутчиц, так некстати встретившихся на пути зверя…. Сколько их осталось на этой дороге - хрипящих, задыхающихся, умирающих…. Все они, опустошенные и – теперь – упокоенные, отмщённые – по очереди отразились в этих страшных, очень темных глазах последней его встречной. А потом, призраком из далекого прошлого выплыло лицо матери. Не то - красное, злобное, пьяное, какое он вспоминал постоянно. Другое – каким оно было в часы утреннего похмелья – жалкое, студенисто-дрожащее, умоляющее о прощении…. Все эти лица мучительно-долгим мгновением, отразились в глазах его последней попутчицы.
- Все так просто. Так просто! – услышал, а может, просто угадал он её последние слова – Пожалей – и пожалеют тебя. Прости – и будешь прощен.
Её рука лежала на груди, где теперь билось в последних вздрагиваниях его сердце. А потом оно остановилось.
«Пьяная потеряшка», вышла из машины, удерживая в руке что-то чуть теплое, слабо мерцающее, еще живое…. И бесшумно расправила огромные, угольно-черные крылья, блеснувшие при лунном свете антрацитовыми переливами. И взглянула вверх, явно ожидая кого-то. А потом темнота отступила, словно этот, ожидаемый «кто-то» - наконец тихо раздвинул тяжелый занавес на темной, пустой сцене.…. Из этой темноты проступила светящаяся фигура. Прекрасный и грустный лик смотрел на своего темного собрата. Вернее – сестру, окутанную переливчато-черными крыльями.
- Все кончено? – заструился в тишине тихий голос.
-Как обычно. Как всегда. – ответила темная фигура и протянула Светлому то, мерцающее и живое, что вынесла из убогой, грязной машины. Светлый обернулся к автомобилю, брошенному на дороге и долгим взглядом одарил тело, остывавшее в нем. А потом принял от Темной её ношу. В светящихся ладонях оказался маленький смешной медведь с деревянной балалайкой. Игрушка грустно улыбалась, таращась на своего спасителя пуговицами глаз.
- Малыш…. – прошептал Светлый и окутал медведя теплом своих крыл.
- Постой! Погоди, Милосердный, – вдруг обратилась к нему Темная. – Я хочу спросить – доколе?... Я устала. Эта грязь, боль, страх…. Я не могу больше. Я хочу покоя. Я не заслужила? – она долго пыталась поймать животворный теплый взгляд. А потом, не дождавшись ответа, отпрянула во тьму, поглотившую её беззвучно и быстро.
Светлый печально покачал головой.
- Всё так просто. Так просто! – прошептал ей вослед серебристый голос – Прости, и будешь прощена. Пожалей, и тебя пожалеют….
Ноябрь. 2016
Татьяна Завальная
#ангелы #мистика
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев