«Это не армия, а зона какая-то»: мама срочника, скончавшегося в госпитале, — о возможных причинах смерти
Евгений Кувайцев из Кропачево Челябинской области был призван на службу в ноябре 2017 года. Его определили в Белогорский гарнизон. 26 января 18-летнего парня нашли с огнестрельным ранением головы и запиской, в которой он просит маму простить его и на деньги, которые она за него получит, съездить отдохнуть в Сочи. Экспертиза подтвердила, что записку написал сам Евгений. В госпитале он так и не пришел в сознание и скончался 19 февраля. Елена Терентьева не верит, что это было самоубийство, и всеми силами добивается справедливости.
«Никому нет дела до наших детей»
— Каким он был? Чем увлекался?
— Он был жизнерадостным, отзывчивым, добрым. В нем было все. Увлекался спортом. Занимался на турниках, играл в футбол. Чем в деревне заниматься? На турниках делал самые трудные упражнения. Как-то показал, мне аж страшно стало. Как человек-паук, по стенам лазил.
— Армия была для него осознанным решением?
— Конечно. Он строил планы на будущее, хотел подписать контракт.
— Он говорил о каких-то проблемах, неприятностях?
— Вообще не жаловался. Единственный раз в учебке до присяги позвонил и сказал: «Мам, я сегодня зацепился с дагестанцем». Я, естественно, расстроилась. Говорит, ничего, подрались. Спрашиваю: «Он тебя побил?» — «Нет, я его». — «А что случилось-то?». Отвечает: «Они хотели нас, русских, на колени поставить, но не тут-то было». — «Сынок, миленький…» — «Мам, успокойся, уже и сказать тебе нельзя. Все нормально, мы уже сдружились». — «Сынок, послушай, вот сейчас они тебя обнимают, за руку держат, а завтра они тебе в спину ножик воткнут». — «Ой, мам, перестань, я держусь золотой середины, никуда не лезу».
После присяги он мне много раз звонил. Все нормально. А 20 января позвонил какой-то грустный. Я сразу почувствовала, спросила, что случилось. Говорит: «Не знаю, мам, что-то такая тоска напала, домой хочу, по тебе очень соскучился». — «Ой, Женька, осталось-то десять месяцев, потерпи, сынок». — «Я не устал, просто по тебе соскучился». — «Я тоже сильно скучаю, всегда просыпаюсь ночью и в твою спальню заглядываю. Иду быстрее с работы, по привычке думаю, ты от меня чего-то вкусненького ждешь. Что вам там на ужин дают?» — «Да рыбу с рисом». А он у меня рыбу вообще не переваривает.
Говорю: «Сынок, ты звони, я же переживаю». А он говорит: «Я бы рад звонить, но не получается так часто, как хочется». Я сама боюсь звонить, разница во времени, вдруг не в тот час побеспокою. Больше он не звонил.
26 января раздался звонок не от него. Мужской голос представился командиром батальона: «Ваш сын Женя находится в госпитале с травмой головы средней степени». — «Что случилось? — «Я не знаю». — «Как не знаете? Его избили? Он упал?» — «Я не знаю, идет разбирательство». Меня это слово возмутило. Говорит: «У вас же есть еще дети? Вышлите номера их телефонов». У меня вообще сердце заколотилось. Я скинула. И тут же звоню дочери. Она тоже расстроилась. Валюшка потом мне перезванивает и говорит: «Мам, это не командир батальона, а какой-то дознаватель, спрашивал о твоем материальном положении, где ты работаешь, какой доход, почему умер отец».
Потом тишина. Он не брал трубку. Я дождалась полуночи, у них это шесть утра, думаю, сейчас возьмет. А он скидывает. Я всю ночь не могла уснуть. Родных всех обзвонила. У Жени телефон выключен. Утром этот мужчина отправил СМС: «Как узнаю, сообщу». И тут включился телефон Жени. Я ему звоню, он не берет. На третий раз занято, а в это время дочь как раз звонила. И мне тут же звонит этот командир батальона: «Ваш сын в госпитале с огнестрельным ранением головы в коме первой степени». И все. Я даже не помню, что я ему в ответ орала. 31 января прилетели в Белогорск и сразу в госпиталь. В реанимацию меня не пустили.
— Вам удалось попасть в палату к сыну?
— Врач разрешил посещение два раза в день по часу. Я не компетентна в медицинских вопросах. Простым языком объясняли, я все равно не могла понять. Мозг не подключался. Организм работал, держали на препаратах, давление падало. Сердце работало, почки, как мне объяснил врач, заражены инфекцией, началась гнойная пневмония, с ней боролись. Глюкозу убрали, его перевели на самостоятельное питание. Транспортировать его не разрешили.
Пускай хоть что говорят, но я взяла святую воду. Ему она помогала. Я обратилась к батюшке. Он просил прийти к Жене, но ему нужно было разрешение. Я спрашивала начальника медсанчасти, он говорил, что скажет командиру. Когда я снова приехала, выяснилось, что никто не разрешал. Батюшку! Никому нет дела до наших детей. Я теперь поняла, какой в армии беспредел.
18 февраля, хоть он и был в коме, температура спала и состояние заметно нормализовалось. Врачи ничего не говорили, будто все без изменений, хотя состояние было сначала критическое. А потом раз, и в два часа он умер.
«Сейчас я уже просто никому не верю»
— Следствие считает, что это было самоубийство, но вы с этим не согласны?
— Конечно, не согласна. Его просто убивали. Там все спланировано. Нестыковки. Я была на месте преступления. Там все вычистили, вылизали. Это заброшенное здание. Никакого видеонаблюдения. Чердак. Везде хлам. А место все вычистили. Я нашла в кирпиче три свежих бычка. Видно, что нервно скурены. Нашла военную карту, действительную до 2020 года. Стала предлагать следователю, чтобы он взял на экспертизу.
Он мне: «А что мне дадут эти бычки?» — «Но вы же криминалисты, почему вы не взяли?» — «Ну, допустим, я возьму. Окажутся Иванов, Петров, Сидоров. И что, вы их будете обвинять?» — «Нет, ты их будешь копать, почему они оказались на этом месте».
Но следователь не взял это все во внимание.
Я спросила, почему вылизали подчистую это место. На что он сказал: «Мне неважно, это было до меня, я главное сделал». 26-го произошло, а он только 30-го выехал…
Когда Женю обнаружили, его до медпункта донес сослуживец. Почему не скорая выносила, а военнослужащие? Очень много непонятного. Они все заметают следы, делают так, как им надо.
— А записка? Экспертиза подтвердила, что ее написал Евгений.
— Уходил в армию без всяких блокнотов. Он вообще писать не любит, мы созванивались. Он был безграмотен. Писал как слышал. А записка вообще без единой ошибки. После экспертизы показали другую записку, говорят, видите, ошибки есть.
— Что говорят сослуживцы?
— 25 января произошел конфликт с солдатом по имени Давид Мкртчян. Он служит уже полгода. Ему 20 лет. Мне следователь сказал, что он в казарме из-за телефона ударил Женю в плечо, потом «отработал на нем бойцовский удар», бросил на пол и два раза ударил по голове, а потом отобрал телефон.
— В присутствии сослуживцев?
— Все видели, но они будут молчать. Те двое, что писали нам смски, уже молчат. А Юра, с которым Женя сдружился, в это время находился в больнице, ему адаптация плохо дается, он постоянно болеет. Он сказал: «Был бы я там, я бы за ним смотрел». Я не поняла. Он говорит: «Ну, Женя такой шустрый». Знает он все, но не будет мне сейчас говорить.
— На них оказывают давление?
— Естественно, это же армия. Хотя следователь говорит, что они могут сразу в другую часть перевести. Нет, конечно. Юра написал, что пока мы не приедем, никто палец о палец не ударит.
— Вы в Белогорском гарнизоне находитесь?
— Да. Ночью вылетаем. Завтра будем в Челябинске. В пятницу Женя вылетает. Авиакомпания отказалась его вести, поэтому летит следующим рейсом.
— Сейчас подозреваемым проходит Давид?
— Да, у него уже есть адвокат. У меня защитника нет. Я от этого отказалась. Написала, что мне такие защитники не нужны.
— Почему вы отказались от Ковалева (правозащитник организации «У солдат тоже есть права». — «МБХ медиа»)?
— Потому что он высказывается в прессе, что следствие работает грамотно и объективно. Мне что, следователя приставили? Со мной вообще редко связывался. Если бы он был заинтересован, он бы сюда приехал. Бабло на моем горе решил срубить? Мне не нужны такие услуги, я буду сама своего сына защищать.
— И как вы собираетесь защищать своего сына?
— Я обратилась в «Право матери». Они мне помогают грамотно и продуктивно. Буду делать независимую экспертизу. Если это он сам, это будет мое горе, буду сама плакать и молиться. Если не он, то будет другое. В воинской части все равно правды не найдешь. Нигде ее не найдут. Только единицы. Каждый день убийства происходят, и никто ничего не делает. Они просто забрали у меня сына, убили, и все.
Евгений Кувайцев (слева) в армии. Фото: личная страница Вконтакте
Если бы я знала, я бы на порог легла и сказала: «Только через мой труп пойдешь в эту армию». Так готовился! Чтобы себя убить и написать такую нелепую записку? Он меня до такой степени любит, он бы мне никогда такую записку не написал. А если бы на него напали, он бы взял этот автомат и их перестрелял, не думая о последствиях. Я знаю характер своего сына.
— У него осталась девушка?
— Нет, девушки у него не было. За полгода до армии порвал отношения. У него на проводах были только друзья. Его так провожали!
Все оборвалось у меня в жизни. У меня просто отобрали все. Ничего не оставили.
— Я даже представить не могу.
— Я сама представить раньше не могла. Никогда не примеряла чужую шкуру. Просто сочувствовала. Никогда не думала, что это будет со мной. Я так надеялась, так верила, что он все равно встанет. Я просто верила. У меня была огромная вера. Сейчас я уже просто никому не верю.
«Разбежались, как крысы, в разные стороны»
— Чья это вина?
— Не доглядели. Когда произошла эта стычка, и Давид отобрал телефон, их сослуживец Саша говорит, что на следующий день попросил Женю заступить в наряд вместо него — зная, какое у него состояние! Как будто Женя один на всю армию…
Ящик один нес. И никто ничего не видел. Вытащил четыре, а потом стали говорить, что восемь, патронов. Затем якобы отпросился в туалет. И только через 20 минут заметили, что Жени нет, и стали его искать. За 20 минут он успел и патроны украсть, и записку написать, и себя застрелить?! Я думаю, его ждали в этом заброшенном здании. Он у меня доверчивый. Думаю, сказали, что он сможет там забрать телефон.
— Кто-то из воинской части с вами связывался, чтобы элементарно выразить соболезнования?
— Юра, с которым Женя общался, написал соболезнования. Он тоже не верит, что это Женя, но молчит. Как отслужит, скажет. Юра знает, что такое перевод в другую часть. Все будут молчать.
— Начальник воинской части с вами связывался?
— Они все меня избегают. Мне только представили начальника батальона, который мне позвонил. Разбежались, как крысы, в разные стороны.
— Вас не поставили в известность о планах следствия?
— С материалами дела меня не знакомят. Только когда дойдет до суда. Давиду уже нашли хорошего адвоката. Проходит по статье за доведение до самоубийства. Следователь сказал, что вместо психушки ему лучше отсидеть год, потому что он не нанес ему «никаких увечий». Может, откупится от этого года.
Я не верю следователю. Он говорит прямо как самый настоящий ангелочек. А он за все это время сделал только почерковедческую экспертизу. Говорит: «Вы думаете, вы у меня одни?»
— Следователь еще похожие дела расследует?
— Он сказал, что весь загружен работой. В другой части у них вообще каждый день и режут, и дерутся постоянно. Это не армия, а зона какая-то.
— Никого из военного начальства к ответственности не привлекают?
— Вообще нет. От меня стараются быстрее избавиться. Думают, я похороню Женю и нету тела, нету дела. Они и так всякую ересь насфабриковывали.
