Предыдущая публикация
«Раскулачивание» док.
№№ 43–45
Док. 43
Дряхлова Клавдия Дмитриевна родилась в 1917 г. в с. Бондари Тамбовской области Рассказ записал Юрлов Василий в 2001 г. (г. Кемерово)
Из хозяйства у нас имелись только куры и огород, с которого и питались. Мать нанималась еще работницей в зажиточную семью. Наша семья вступила в колхоз сразу же при его образовании, где-то в 1929 или 1930 г. Помню лишь одну зажиточную семью, которую раскулачили. Глава той семьи был очень грамотным человеком. Семья у него была большая, человек 15. Очень трудолюбивая… Говорили, что их увезли в Соловки… Ждали все время лучшего. Но, по правде, мало что изменилось в нашей семье и в других семьях после коллективизации. Хотя колхоз был мощный. Хорошо помнится день, когда пришел первый трактор. Высыпала вся деревня. Удивлялись, как можно пахать без лошади?! Удивления и радости не было конца. Активисты колхозов были из бедняков. Из бедняков был и председатель Михаил... Он был очень справедливый и проявил себя умелым руководителем… А если хороший хозяин, то и колхоз хороший… Люди, которых забирали, как врагов народа, у нас были… В одну ночь забрали сразу 30 человек, словно, по разнарядке. Забрали и председателя сельсовета Селиванова, очень хорошего, культурного человека. Его жену отправили в другое село. Очень мы голодали в 1933 г., питались только супчиком из гречневой крупы. Но семья осталась жива. В 1941–46 гг. тоже очень голодно было, хлеба давали 200–300 г по карточкам на человека в день… Все купленные вещи накапливались годами. Первый холодильник «Саратов» купила в 1975 г., второй — в 1989 г…
«Саратов» — это был очень маленький холодильничек. И даже он — приобретен лишь в 1975 г. Вот так жила в самые лучшие времена Советского Союза приговоренная большевиками к разорению русская деревня…
Док. 44
Бырбина (Салютина) Аксинья Фоминична родилась в Курской области в 1917 г. Рассказ записала Станкус Наталья в 2001 г. (Кемерово)
У моих родителей было 14 детей. В живых осталось только четверо: Илларион, Арина, Наталья и Аксинья. Коллективизация у меня ассоциируется с нищетой и грабежами. Семья наша имела 14 коров, много лошадей, овец, кур. Все было нажито собственным трудом членов семьи. Во время коллективизации отобрали скот, забрали из дома все съедобное. Кулаки — это трудовики, а бедняки, в основном, лентяи. После раскулачивания семью отправили в Алтайский край в село Просладуха. С собой разрешили взять только кое-какую одежду. В дороге умерло трое детей. Отношение односельчан к раскулачиванию было различным. Кого раскулачили, те плакали, а некоторые даже кончали жизнь самоубийством... Когда приехали в Сибирь, вырыли землянку и несколько лет жили в ней. Но и здесь людей стали сгонять в колхозы. Мы к тому времени уже имели корову, лошадь, теленка, амбар с зерном, землю. Все отдали в колхоз. Мы уже знали, что может быть, если не сдашь добровольно… Люди во все времена живут по-разному. Но лично мы одевались и жили лучше до коллективизации. Тут и говорить нечего. В наше время трудно было тем, кто считал себя по-настоящему хозяином земли. Человек привыкает ко всему. Прошли годы. Люди постепенно привыкали к новому образу жизни. Но крестьянам и колхозникам трудно было всегда. Рабочий день колхозника весь световой день. Оплата их труда исчислялась трудоднями. По трудодням колхозники получали зерно, которого не хватало для того, чтобы прокормить семью. Поэтому были случаи, когда воровали колхозное добро (сено, зерно, поросят). Я была дояркой. Бригадир следил, чтобы доярки не пили молоко. А мы пили, так как были всегда голодны. Колхозники это не считали воровством. В доколхозной деревне крестьяне жили намного лучше. И, кроме того, они все время верили в Бога и помнили заповедь «не укради». Поэтому и замков на домах в доколхозной деревне не было… В деревне врагами народа считались люди, которые были не согласны с колхозным строем. Это люди были смелые, не боявшиеся того сурового времени 30-х годов. В то время достаточно было только ложного доноса, чтобы человека забрали как «врага народа». Я помню, как забрали нашего соседа Анисимова Егора. В стране в 30-х годах был голод и очень сильный. У колхозников забирали буквально все, что можно было есть. Люди пухли от голода, ели лебеду. Мой отец, Фома Романович, в 1933 г. умер от голода. Этот страх голода я пронесла через всю жизнь. Если сейчас в доме вдруг кончается хлеб, я тут же посылаю кого-то из домочадцев за хлебом. И на стол я первым всегда ставлю хлеб. В сороковых годах тоже было голодно. Мужчины ушли на войну. Многие погибли. Полстраны было в руинах. Украина, Белоруссия заняты фашистами, да еще и неурожай. Все это сказалось на нехватке продуктов питания. Но голод 31–33 годов был намного страшнее… Колхозникам разрешалось иметь свое подсобное хозяйство, но оно облагалось большими налогами. Если колхозник держал кур, нужно было сдать определенное количество яиц. Держал корову — сдавал молоко, держали овец сдавали шерсть… В деревнях с начала века были построены церкви. Но коммунисты превратили их в зернохранилища и школы. Однако люди не утратили веру в Бога. В 30–40-х годах люди были до того напуганы политикой партии, что о Сталине говорили только хорошее. А если что-то не нравилось, говорить об этом было опасно. Иначе можно было прослыть «врагом народа», а это значит, — сталинские лагеря на многие годы. В том, что деревня до сих пор не может выбраться из нищеты виновато правительство, советская власть. За свою почти 50 летнюю трудовую жизнь я ни разу не была на курорте. Холодильник купила через 40 лет после свадьбы.
То есть это, как минимум, 1975 г.! Вот только к какому времени русский человек смог покуситься на такую неслыханную в русской деревне страны социализма «роскошь» — холодильник…
Причем, что люди три года в советской стране еще задолго до войны жили в землянке — вовсе не является каким-то исключением:
Даже в 1933 г., то есть через 4 года после начала великой стройки, 57% строителей Кузнецкого металлургического комбината жили в землянках (Красильников С.А., Кузнецова В.Л., Осташко Т.Н., Павлова Т.Ф., Пащенко Л.С., Суханова Р.К. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933–1938 гг. Новосибирск, 1994. С. 279).
Такой вот большевики устроили в своей стране «рай»…
Док. 45
Ляшенко Полина Степановна родилась в 1918 г. в с. Васильки на Украине. Рассказ записала внучка Курбатова Евгения в 1999 г.
Семья наша была большая… Нравы в семье были строгие, с самого детства девочки много работали, помогая по дому и в поле. Жили не бедно, но и не в роскоши. Имели несколько лошадей, коров, овец, свиней, домашнюю птицу. Дом у нас был большой и справный. Работы в таком хозяйстве хватало всем. Мне было лет семь, когда отец стал меня будить рано утром, чтобы я подоила коров. Село наше было большое. В нем жили разные люди — и богатые, и бедные. Я хорошо помню, что деревенская беднота чаще не богатела именно потому, что предпочитала работе пьянку да болтовню. А работящие — кулаки да середняки — им были не по нутру. Позже, когда в селе организовали колхоз, мой отец, Степан Ляшенко не пожелал в него войти. Он был середняком и не хотел гнуть спину на кого-либо, кроме себя и своей семьи. Потому и пострадал. Сначала раскулачивали самых богатых людей села кулаков. Оставляли им только чуть-чуть еды да кое-что из одежды. Сажали в вагоны и куда-то отвозили. Потом беда пришла и за середняками. Семья Ляшенко оказалась в их числе. Летом 1930 г. к нам во двор пришли какие-то военные во главе с председателем колхоза. Имущество описали до самого последнего гвоздя. Сказали, что нам предстоит дальняя дорога и разрешили взять немного одежды да хлеба. Мне тогда было 12 лет. А самой младшей из сестер, Верочке, — 2 года. Отца моего отправили в лагерь на Север. А нас с мамой куда-то долго везли в товарном вагоне. Это была страшная дорога. Нам практически не давали ни еды, ни воды. Маленькая Вера заболела дизентерией и умерла. Остальные доехали до маленького шахтерского поселка, который в 1936 г. стал городом Киселевском. Сначала об отце мы долгое время ничего не слышали. Лишь в конце тридцатых годов он приехал к нам в Киселевск весь больной. К тому времени мама умерла, заболев скоротечной формой туберкулеза. Мы остались одни в чужом городе, без родни, без друзей. Старшие пошли работать, добывать младшим кусок хлеба. Я сначала нянчила детей, убирала в домах за гроши или какую-нибудь еду... Когда мне исполнилось 16 лет, пошла работать на шахту. Работала много. Стала получать кое-какие деньги… Работая на шахте, училась на вечерних курсах бухгалтеров, закончила их с прекрасными результатами. Стала работать в бухгалтерии своей же шахты — сначала младшим бухгалтером, потом доросла до начальника отдела. За это время, конечно, произошло и множество других событий, одно из самых страшных — это война. Мой друг, Яша, с которым мы стали встречаться незадолго до войны, одним из первых добровольцем ушел на фронт. До сих пор сохранились несколько фронтовых треугольничков от того молодого парнишки, который потом стал отцом твоей мамы и твоим дедом. В войну пришлось несладко. Помимо работы в бухгалтерии, работала на заводе, делала снаряды для фронта. А после работы еще ходила дежурить в госпиталь. Спать практически не приходилось. Домой не приходила неделями, прибегала только, чтоб вынуть из почтового ящика весточки от Яши. Муж моей старшей сестры Марии тоже воевал. Ему посчастливилось вернуться домой. Также как и моему Яше. Скромную свадьбу сыграли сразу же после войны. В 1946 г. родилась дочь Александра, в 1948 г. дочь Татьяна, твоя мама. Жить было трудно, но всегда была вера в лучшее: война кончилась, все должно быть хорошо, будет людям счастье на века! Хотя после войны еще долго получали хлеб по карточкам. А одежда стоила огромные деньги. И после войны приходилось очень много работать… Сначала жили в коммуналке, потом заняли эту же двухкомнатную квартиру целиком. Причем, обе наши дочери с семьями жили с нами, так как не могли получить собственные квартиры. Однако детям мы постарались дать образование, закончить институты. На курортах отдыхала, но очень редко. Теперь вот за раскулачивание, постигнувшее нашу семью, я получила прибавку к пенсии. Там еще какие-то льготы. Это государство таким образом пытается загладить вину перед нами. Но разве этого достаточно за разбитое детство, погибших близких, нечеловеческий труд и слезы?!
И сколько же загублено еврейскими большевиками маленьких русских детей, которых неделями не только не кормили, но даже и не поили, брошенных в холоде умирать раздетыми в вагоны для перевозки скота?! И сколько матерей поседело от безсилия чем-либо помочь своим умирающим малюткам (дети ясельного возраста погибали практически все)?!
И после всего вытворяемого большевики, набравшись наглости, нас баснями еще кормят про детские пионерские лагеря, дома отдыха и санатории! Какая же подлость содержится в этом страшном человеконенавистническом режиме, так нагло вравшем нам всю нашу жизнь! Ведь только сегодня обнаруживается, что люди молчали о тех страшных временах вовсе не потому, что времена были радостными и радужными, в созвучии бравурных маршей, передаваемых по радио и тиражируемых в кино. А потому что лишь за нечаянно оброненное слово о творящемся в то время в стране чекистском безпределе людей забирали в неизвестность, откуда они уже никогда не возвращались. Причем, уже и в 60-е и вплоть до конца 80-х эти массовые убийства «говорунов» так и продолжались. Но чтобы сделать это незаметнее, ГУЛАГ и расстрелы заменили дурками, где людей закалывали насмерть или делали из них идиотов. Потому-то говорить о том, что здесь творилось в эпоху большевизма, все боялись, вплоть аж до середины 90-х годов! Но ведь и сказано было тогда в средствах массовой информации только о евреях, то есть о палачах, погибших в 37-м. О многомилионных потерях русских людей пропаганда предпочла отмолчаться и тогда: Коротичи надсадно выли о разнесчастных детях Арбата, то есть о переселившихся в Москву из западных малорусских местечек евреях. О детях тех самых изуверов, у которых руки по локоть были в русской крови...
Приложение (архивные документы):
«Выписка из постановления Объединенного заседания Киселевского РК ВКП(б) и Райсполкома “Об обязательной поставке яиц государству колхозами, колхозниками и единоличниками” 29 марта 1941 г. г. Киселевск. В соответствии с постановлением Обкома КПСС и Облисполкома от 25 марта 1941 года “Об обязательной поставке яиц государству” Райком ВКП(б) и Райисполком постанавливают: Установить для всех колхозов района одинаковую норму обязательной поставке яиц государству по 7 штук с одного гектара пашни. Установить средне-годовые нормы обязательной поставке яиц государству колхозами в 1941 году в размере 70% от нормы, установленных настоящим постановлением с тем, чтобы начиная с 1942 года применялись нормы установленные в пункте 1 настоящего постановления одинаковые для всех колхозов. Установить начиная с 1941 года для всех колхозников и единоличников района годовые нормы обязательной поставке яиц государству колхозными дворами 100 штук и единоличными хозяйствами 130 штук. Обязать зав. райно тов. Горбач и всех представителей колхозов полностью укомплектовать птицефермы в соответствии с утвержденным планом с таким расчетом, чтобы план яицпоставок каждым колхозом был выполнен в установленные правительством сроки. Рекомендовать правлением колхозов сдавать в счет яйцепоставок уже имеющие яйца в порядке аванса. Секретарь Киселевского Райкома ВКП(б) подпись П. Смирнов. ГАКО. Ф. П-208. Оп. 1. Д. 4. Л. 116.
Подлинник.
Машинопись. Лексика и орфография документа даны без изменения» (Лопатин Л.Н., Лопатина Н.Л. Коллективизация и раскулачивание в воспоминаниях очевидцев. Документально-историческое издание — КГМА. М., 2006. С. 169–170).
Следующая публикация
Комментарии 1