Брестская крепость — синоним мужества и самопожертвования для каждого русского человека. Ее героическая оборона в 1941 году описывается во всех учебниках истории. Но мало кто знает, что военачальник германской армии Гейнц Гудериан штурмовал ее дважды, в том числе с 14 по 17 сентября 1939 года.
Две немецкие дивизии под его командованием выступили против небольшого польского гарнизона, защищавшего Брестскую крепость.
Правда о польской обороне
На момент наступления немцев численность войск крепости была невелика. Стараясь предупредить основную угрозу с востока, военное руководство Польши превратило ее в тыловой объект, сделав, по сути, огромной казармой. Там дислоцировались три пехотные дивизии, в которые входили полки из Бялой Подляски, Бреста, Кобрина и Пинска, а также отдельная кавалерийская бригада. Буквально за неделю до начала осады их перебросили на фронт, а в крепости оставили лишь несколько караульных и маршевых подразделений.
По данным из разных источников, там находились от 2500 до 4000 солдат, в распоряжении которых были 36 танков «Рено», 8 зениток и 18 полевых орудий. Гарнизон отдали под командование генерала Константина Плисовского - кадрового офицера царской армии, которого срочно вернули в строй, отменив его отставку. Гейнц Гудериан знал о том, что силы неравны, поэтому рассчитывал в одночасье заставить противника капитулировать. Однако храбрые защитники крепости основательно подготовились, благодаря чему на протяжении четырех дней им удавалось сдерживать многочисленные атаки захватчиков.
Перед наступлением поляки успели вырыть окопы полного профиля и вкопать в землю танки для обстрелов, заминировали подъезды к замку, оборудовали гнезда для пулеметов.
Штурм Брестской крепости
Штурм начался 14 сентября на рассвете. Намереваясь быстро подавить сопротивление, Гудериан направил к крепости всего один танковый полк и разведывательный батальон. Основные силы были устремлены к Бресту - город с востока и севера будто взяли в бронированные клещи. Фашисты двигались настолько быстро, что проскакивали некоторые мелкие населенные пункты и на ходу разрывали железнодорожные коммуникации. Тем не менее надежды немецкого генерала не оправдались. Плохо вооруженные разрозненные подразделения сумели отразить нападение, проявив недюжинную смекалку и отвагу. Даже мощная артиллерийская поддержка не помогла фашистам. Уничтожив половину польских танков, вражеская армия все равно была вынуждена отступить под яростным огнем защитников. Так провалилась первая попытка Гудериана получить контроль над крепостью.
Испугавшись надолго увязнуть в осаде, 15 сентября он решил сменить тактику. В качестве подкрепления была вызвана пехота. С самого утра и до позднего вечера Брестская крепость изнемогала под артиллерийским огнем, местами велись ожесточенные рукопашные бои. Тяжелые снаряды разрушили много казарм и стен, однако защитники остались невредимы, укрываясь в казематах. Атака вновь захлебнулась. Упорное сопротивление храбрых польских воинов не сломили ни арт-, ни авианалеты.
16 сентября фашисты начали наступать строго по военной науке, чередуя артиллерийские атаки с пехотными. Защитники крепости обратили немецкий педантизм в свою пользу. Пережидая пушечные обстрелы под толстыми сводами, при появлении на поле боя пехоты они тут же возвращались в окопы. Чтобы получить перевес в битве, гитлеровцы использовали все доступные способы. Их командиры старались мотивировать солдат идти на приступ сразу после огненного вала артналета, но это плохо работало. Гудериан лично находился в передовых подразделениях, хотя его адъютанта на тот момент уже смертельно ранили. Все усилия немцев были тщетными - они понесли огромные потери, но снова не заняли Брестскую крепость.
Отступление польских солдат
Вечером 16 сентября руководитель обороны Плисовский решил прекратить сопротивление и отступить, пока фашисты не отрезали единственный путь отхода. Ночью солдаты, которые еще могли самостоятельно передвигаться, покинули крепость и пошли на Тересполь. Гарнизон прикрывали саперы и маршевый батальон пехотинцев. Планировалось, что, взорвав мост и заминировав дорогу, они присоединяться к основным силам. Решение было рациональным и удивительно своевременным. С 14 по 17 сентября 1939 года поляки отбили семь пехотных атак, в ходе которых потеряли более 40% людей. Константин Плисовской получил ранение осколком и остался без связи с командованием. При отступлении защитники крепости не раз натыкались на авангард фашистских подразделений и вступали в многочисленные стычки с патрулями. Дорогу практически полностью перекрыли: еще немного - уходить было бы некуда.
Утром 17 сентября фашисты вошли в цитадель. Они взяли в плен около 1000 солдат и офицеров, оставшихся из-за серьезных ранений. Информации о потерях самих захватчиков не сохранилось. Возможно, их попросту не считали, или же архивы с цифрами уничтожили во время штурма. Составить примерное представление о нанесенном гитлеровцам уроне можно по донесению из одного полка моторизованной дивизии. В нем указывалось, что только 15 сентября были убиты более 130 и ранены около 230 человек из состава.
#22июня
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 11
Да, в этом тексте нет обязывающего соглашения о совместных военных действиях против Польши. Высокие договаривающиеся стороны договорились «всего лишь» о том, что они будут решать вопрос о судьбе суверенного польского государства и его границах без согласия польского народа. Каким способом предполагали они добиться таких целей — добрым ласковым словом или войной? Каждый вправе решить для себя этот очень простой, на мой взгляд, вопрос.
Мог ли Сталин после заключения пакта Молотова...ЕщёВ секретном протоколе к подписанному в ночь на 24 августа 1939 года пакту Молотова — Риббентропа говорилось следующее: «В случае территориально-политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан. Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимого Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий».
Да, в этом тексте нет обязывающего соглашения о совместных военных действиях против Польши. Высокие договаривающиеся стороны договорились «всего лишь» о том, что они будут решать вопрос о судьбе суверенного польского государства и его границах без согласия польского народа. Каким способом предполагали они добиться таких целей — добрым ласковым словом или войной? Каждый вправе решить для себя этот очень простой, на мой взгляд, вопрос.
Мог ли Сталин после заключения пакта Молотова — Риббентропа не вводить советские войска в восточные районы Польши, которые потом стали называться Западной Белоруссией и Западной Украиной?
Давайте еще раз обратимся к документам. 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу, а уже 3 сентября Риббентроп в телеграмме немецкому послу в СССР Шуленбургу просит узнать намерения СССР в отношении той территории Польши, которая была определена как его сфера влияния. Ведь туда отступала польская армия и, по мнению Берлина, с этим что-то надо было делать — например, ввести в эти районы советские войска. 5 сентября в 12:30 Молотов вызывает Шуленбурга и дает такой ответ: «Мы согласны с вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время еще не наступило».
16 сентября в 18:00 Молотов извинился за «ноту, обидную для чувств немцев», и сообщил Шуленбургу, что теперь официальным прикрытием вторжения будет «защита братьев» от озверелой польской военщины. Затем стороны договорились о вылете в Белосток, к тому времени уже занятый немцами, высокопоставленной советской военной делегации для координации совместных боевых действий.
И, наконец, 19 ...Ещё9 сентября Шуленбург отсылает в Берлин телеграмму со словами: «Молотов заявил мне сегодня, что советские военные действия начнутся в течение ближайших нескольких дней». На следующий день, 10 сентября, Молотов сообщил Шуленбургу, что Красная армия еще не готова. 14 сентября в 16:00 он вызвал Шуленбурга и сказал, что войска уже готовы. 15 сентября немцы прислали в Москву свой вариант текста совместного (СССР и Германия) политического заявления и выразили крайнее возмущение в связи с намерением советских партнеров публично назвать целью действий Красной армии «защиту братьев украинцев и белорусов от немцев».
16 сентября в 18:00 Молотов извинился за «ноту, обидную для чувств немцев», и сообщил Шуленбургу, что теперь официальным прикрытием вторжения будет «защита братьев» от озверелой польской военщины. Затем стороны договорились о вылете в Белосток, к тому времени уже занятый немцами, высокопоставленной советской военной делегации для координации совместных боевых действий.
И, наконец, 19 сентября во всех газетах было опубликовано совместное советско-германское коммюнике, где говорилось: «Во избежание всякого рода необоснованных слухов насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительство СССР и правительство Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР». То есть даже советская пресса не постеснялась сообщить о том, что происходит совместная и взаимно скоординированная военная операция.
Дилемма Сталина
Но разве «совместные» и «скоординированные» действия — это не разные понятия? Ведь не было же совместного планирования военных операций?
А что ему еще оставалось делать, если Германия к 17 сентября «свою» часть Польши уже оккупировала и польская армия отходила в восточные районы страны, которые — в отсутствие советского вторжения — могли стать плацдармом для сопротивления? Если Советский Союз в такой ситуации ничего не будет делать, то, как 14 сентября справедливо заметил Риббентроп, в восточной Польше «могут возникнуть условия для возникновения новой государственности».
Польской?
Нет. Это был толстый намек на то, что если СССР и дальше будет изображать стороннего наблюдателя и не заберет вооруженной рукой «свою» половину (а по секретному протоколу от 23 августа в «долю СССР» отходило даже больше половины территории Польши), то немцы, находившиеся в тесном контакте с ОУН (деятельность организац...ЕщёТак все же мог ли Сталин поступить иначе и не занимать восточные районы Польши? Или это было уже неизбежным после подписания пакта, в котором они закреплялись как сфера интересов СССР, и последующего нападения Германии на Польшу?
А что ему еще оставалось делать, если Германия к 17 сентября «свою» часть Польши уже оккупировала и польская армия отходила в восточные районы страны, которые — в отсутствие советского вторжения — могли стать плацдармом для сопротивления? Если Советский Союз в такой ситуации ничего не будет делать, то, как 14 сентября справедливо заметил Риббентроп, в восточной Польше «могут возникнуть условия для возникновения новой государственности».
Польской?
Нет. Это был толстый намек на то, что если СССР и дальше будет изображать стороннего наблюдателя и не заберет вооруженной рукой «свою» половину (а по секретному протоколу от 23 августа в «долю СССР» отходило даже больше половины территории Польши), то немцы, находившиеся в тесном контакте с ОУН (деятельность организации запрещена в РФ — прим. «Ленты.ру»), помогут украинским националистам создать свое государство. И вот тогда на восточных территориях Польши могла появиться антисоветская «бандеровская Украина», контролируемая нацистской Германией. Как вы думаете, могло ли это понравиться Сталину?
Просто гиену трахнули более сильные звери. Всего-то...
После передачи Бреста РККА, штурм продолжили советские части.
Я так понял дали лазейку выйти остаткам польских частей, и заняли форт.