Уютный дом и любимая дача

Новый день для Михалыча

Рассказ.
- Да твою ж… Михалыч! Ты смотри, что творят?! – крик Ивана перекрыл все звуки на стройке, и раздавшийся вслед за этим грохот упавшей лестницы прозвучал особенно громко.
- Хорошо пошло… - глубокомысленно изрек Михалыч, услышав, как дружно гоготнули уронившие лестницу парни, и махнул своему помощнику. – Вань, поди, проверь там! Если все живы-здоровы, выдай им леща! Заработали.
Мужики дружно сплюнули, и вернулись к работе, а Михалыч снова погрузился в думы свои невеселые.
Солнышко припекало, а время текло вяло и нехотя, несмотря на то, что дел было невпроворот. Но работать Михалычу впервые за долгие годы совершенно не хотелось. Ведь работа всегда приносила ему радость от понимания того, что трудится он для кого-то – для мамы, для жены. А теперь… Теперь он и его труд стал никому не нужен. Мамы больше нет, а жена…
Михалыч снял каску, подставил лицо солнышку, и сердито потер себе нос.
Не поймут! Что за прораб такой, если ревет, как девица?
Обида в душе ворочалась темной кошкой, то выпуская острые когти, то пряча их, призывая пожалеть себя. Но Михалычу жалеть ее совсем не хотелось. Понимал, что это путь в никуда.
Что толку от сожалений о прошлом, если ни настоящего, ни будущего нет?
У него был теперь только тот странный день почти неделю назад, когда Михалыч понял, что дальше только пустота и никакого просвета… Он застрял в этом дне, перебирая его по минутам, и пытаясь понять, что же сделал не так…
- Ты, Коленька, хороший человек! Но очень уж простой. Как полено. Из тебя бы хороший буратинка получился! А мне любви хочется. Тепла. Счастья, в конце концов! Столько лет впустую на тебя потратила! Хватит! Поумнела девушка! Жить пора! – жена собирала чемоданы и говорила, говорила, говорила…
А Михалыч слушал. И понимал, что он не мужик.
Был мужик. Почти двадцать лет вроде бы счастливой совместной жизни. Да, видать, весь вышел.
Он и впрямь был прост, как полено. С самого детства не понимал, когда кто-то начинал говорить витиевато или сложно, употребляя много «заумных» слов. Зачем так? Ведь можно же куда проще донести свою мысль! Да и вообще много говорить не обязательно! Главное – делать!
Мама эту черту в Николае своем, свет, Михалыче, всегда ценила. Не болтает попусту, а помочь – всегда первый бежит! И просить не надо! В частном доме жить, да еще без особых удобств – умаешься! И воды натаскать, и двор в порядок привести, и в огороде управиться. Мало ли дел?! А как мужа не стало, совсем невмоготу одной-то. Хорошо, что сын подрос! И опора, и надежда! Все в нем! И ведь растет мальчишка уважительным и добрым. Сам собой, даже учить ничему особо не приходится. Спасибо скажешь, и пошел – затанцевал! Засветился, будто лампочка! Довольный да счастливый! И такое тепло от него идет, такой свет, что на душе хорошо становится! И жить хочется… Хоть и кажется иногда, что, как осталась вдовой, так и душа прочь… Ан, нет! Сын держит!
Подрос Николай, и мама ему невесту нашла. И всем бы хороша девушка – стройная, как березка, красивая, нежная, а не та… Сердцу ведь не прикажешь! Оно лучше всякого советчика разберет, что ко двору придется, а что лучше за калиткой оставить.
Пришлось самому за дело браться. Как пришел после службы, так и начал искать ту самую. Единственную.
Долгонько искал. Аж три года! Мама уже сомневаться начала, что он сам справится. А только судьба Николая сама нашла. Ехал как-то в соседний город по своим каким-то делам, а рядом с ним девушка в автобусе пристроилась. Красивая. Тут без разговоров. Но болтушка такая, что – держись! Так Николаю голову заморочила своей болтовней за те, без малого, полтора часа, пока автобус до города шел, что он не только свою остановку проехал, а и вовсе забыл, по каким таким делам и куда в тот день собирался. Звали девушку Еленой. И замуж она хотела так, что даже думать не стала, когда Николай спустя пару месяцев после знакомства все-таки нашел нужные слова и сделал-таки ей предложение.
- Согласна! – отчеканила Елена бодро, подставила щечку для поцелуя и приказала познакомить с мамой.
- А разве не нужно сначала к твоим съездить? Руки там попросить, как положено, и все такое? – Николай осторожно сжимал локоток своей возлюбленной, которая семенила рядом, постукивая каблучками.
- Нет! – отрезала Елена, даже не взглянув на жениха. – Нечего там делать! Сложно у меня все с родителями, Коля. Запойные они. Потому и живу одна. Сбежала, как только возраст вышел. Не хочу знать их больше! Ничегошеньки я хорошего от них не видала. И им меня теперь не видать, как своих ушей!
Почему Лена была так сурова, Николай понял гораздо позже. При всей своей болтливости, о себе говорить она не любила и не желала. Но как-то раз, уже лет десять спустя после скромной их свадьбы, разоткровенничалась почему-то и поведала мужу о том, чем душа маялась.
- Отец у меня очень жестоким человеком был, Коля. Бил и меня, и маму. А та все терпела. Ни разу за меня не заступилась. Не запретила ему… Все твердила, что он мне добра хочет, а потому – учит… Только мне от его учебы выть хотелось и сбежать, куда глаза глядят! Чем дальше – тем лучше! Подружки мои после школы домой бегут, а я еле плетусь… Все отдала бы за то, чтобы разрешили мне в школе ночевать оставаться! Хорошие отметки в дневнике или плохие – разговор один! Непутевая! Злость на мне сорвет, и доволен! А мать, знай, поддакивает: «Не дело это, Леночка! Не огорчай отца!» Сама счастья не видала, и мне не надо… Я для нее всегда не дочкой была, а так – подай да принеси! Хозяйства, конечно, большого не держали, а какое было – все на мне. Если что с утра не успела управить вовремя – получала после школы на орехи так, что даже соседи пару раз приходили за меня заступаться… Погулять пойти с подружками – и думать нечего было! Отец не пускал. Да и подружек у меня особо не было. Кто захочет дружить с девчонкой, которая от собственной тени шарахается?
- Сейчас ты не такая…
- Да, Коленька. Давно уж не такая… И во многом, благодаря тебе! Живу с тобой, как у Христа за пазухой. Балуешь меня. Все в дом. О таком муже только и мечтать!
- Ну, уж!
- Молчи! Я знаю, о чем говорю! Рядом со мной настоящего мужчины никогда не было. Отец – не в счет! Ни помощи, ни защиты я от него не видала! Из-за него сейчас перед тобой виновата кругом…
- Почему это?
- Да потому, что продал он меня, Коля… За бутылку продал… Дружку своему закадычному. Мне тогда только-только семнадцать стукнуло. В пору вошла. Вот он и решил, что, чем кто-то чужой, так лучше пусть выгода какая за это дело будет… И кричала я, и отбивалась, а только тот боров здоровый был… Скрутил меня, да и сделал, что хотел… А мать потом меня в город отвезла… От последствий избавиться… Порченная я, Коля. Через это и детей у нас нет… И рада бы, да не судьба… Ты прости меня…
- Будет! Не ты виновата! Не тебе и ответ держать!
Больше к этому разговору они не возвращались. Жили, как жилось. Работали. В отпуск ездили, как люди. Куда хотели, туда и ехали. Денег хватало.
Мать Николая Елена досмотрела честь по чести. Чуть ни на руках носила. Благодаря хорошему уходу, та еще два года продержалась после того, как ее со счетов все врачи скинули. А пока болела, предложила как-то Елене ребенка из детского дома взять.
- И Коля рад будет. Он детишек любит…
- Не могу, мама! Не просите! Знаю, что Коля о полноценной семье мечтает, да только я чужого ребенка полюбить не смогу… Всегда буду помнить, что не мой он… И не Колин. Я бы даже от другой женщины дитя его приняла. И вырастила бы, как своего. Потому, как Колин был бы… А совсем чужого – нет. Не смогу…
- Спасибо за честность! Но ты все-таки подумай. Любовь, она ведь такое дело… Наживное… Да что я тебе объясняю?! Ты и сама все знаешь.
- Знаю…
И ни разу больше на эту тему ни та, ни другая не заикнулись. А зачем? Все сказано…
Как матери не стало, Николай затосковал. Даже мужики на стройке это заметили.
- Что-то ты, Михалыч, совсем смурной стал. Неладно что-то? Дома? Или жена пилит? Они ведь, бабоньки, такие. Сколь не дай, а все мало будет! Природа требует!
- Нет, мужики. Не о том вы. Все хорошо у меня с женой. Лучше ее и на свете нет! Одна была, да и та мне досталась.
- Ну-ну! А чего грустишь тогда?
На это Михалычу ответить было нечего. Он и сам не знал, в чем причина. А точнее, догадывался. Но правда эта была такой горькой, что хотелось волком выть и Луну для этого звать было не обязательно…
А все потому, что Елена на него смотреть перестала. Совсем. Ходила мимо и не видела. Спросит Николай что – ответит. Спокойно, без нерва или обиды. Но тут же опять отвернется – и нет ее! Вроде и рядом стоит, руку протяни и дотронься, а будто пусто на этом месте!
Михалыч к сантиментам приучен не был. Раз-другой спросил у жены, что не так, а та или плачет, или отмахнется:
- Не выдумывай!
А потом взяла, да и выдала:
- Ухожу от тебя! Надоело все! Сил моих больше нет!
- На что у тебя сил не осталось, Леночка? – недоумевал Михалыч.
- На жизнь такую распрекрасную! Не спрашивай меня ни о чем, Коля! Все равно ответить я тебе не смогу!
Согласиться с ее доводами Николай, конечно, не спешил. Но и поделать ничего не мог с тем, что жена творила. Не безгласная же она! И не подневольная! Свободный человек, хоть и кольцо обручальное на пальце…
А вот думать о том, что происходит, ему никто не мешал. И пришлось Михалычу вспомнить все, что матушка говаривала насчет женского пола.
- Ты, Коленька, будь ласков с женой! У мужиков это не принято. Редко, какой из вас, сердешных, о нас все понимает. А женщина ведь, хоть механизм и сложный, а в обращении на деле – проще некуда! Видишь, что плачет – пожалей да приголубь! Да не спрашивай ее ни о чем! Сама расскажет. Или потаится. Это уж как сама решит. Просто пожалей, как я велю. Поверь, она это оценит! С получки – возьми, да побалуй чем. Просто так, без повода. Что любит, тем и порадуй! Сладеньким или соленым. Что по сердцу придется половине твоей. Цветочек какой принеси, по дому пособи и еще разок приголубь, да как следует. И будет тебе счастье! Нам ведь нужно все и ничего, сыночек. Так мы устроены. И еще скажу. Не всегда верь тому, что тебе обиженная женщина скажет. Ни к чему это! Она сердцем кричит. А как успокоится – так снова твоя и ты ей милы да любимый. Если, конечно, не было в вашей ссоре серьезного чего.
- Ты о чем, мам?
- Предавать нельзя жену, сынок! Ни-ни! Даже не думай об этом! Если и простит тебя потом – помнить, о том, что натворил, все равно будет. И пути вам уже не будет вместе. Будете не жить, а только мучиться.
Как ни крутил Михалыч жизнь свою с Еленой, что так, что эдак, в памяти, а ничего такого за собой припомнить не мог. Значит, не потому она ушла и его оставила. А почему – ответа не было…
Была только тоска, да обида на весь белый свет. И с обидой этой надо было что-то делать.
- А, ну! Гуляй отсюда! А то я тебе…
Думы Михалыча, темные и невеселые, прервал очередной крик Ивана. Оглянувшись, Николай увидел, как от бытовки улепетывает худая, крупная дворняга, непонятно откуда взявшаяся на стройке.
- Иван! – грянул над стройкой бас Михалыча. – А, ну-ка! Лови этого блохастого! Сейчас бетон привезут! А он тут, как вшивый по бане мечется! Угодит еще под колеса! Держи его!
Псу такое внимание к своей персоне не понравилось. Он заметался по стройке под улюлюканье и свист, обрадовавшихся очередному развлечению, строителей. Ивану, как он ни старался, поймать собаку не удавалось.
У ворот раздался гудок подъезжающей машины, и Михалыч понял, что надо действовать самому.
- Эй! Плешивый! Иди сюда! – гаркнул он так, что ребята снова уронили лестницу, а водитель бетономешалки удивленно высунулся из кабины, пытаясь разглядеть, что происходит за воротами.
Пес, к удивлению Ивана, остановился и прислушался.
- Я кому сказал! Топай сюда! – Михалыч поманил к себе собаку, и та вдруг сделала шаг, другой и затрусила прямо к грозному командиру, уже не обращая внимания на других людей вокруг.
Михалыч присел на корточки, положил тяжелую руку на голову кудлатому возмутителю спокойствия, и поинтересовался у бригады:
- И что стоим? Кого ждем?! А, ну! За работу!
Мужики засуетились, забегали, а пес, глянув искоса на Ивана, бочком придвинулся поближе к Михалычу, ища защиты.
- Чего ты трясешься? Иди к бытовке, и сиди там тихо! Понял меня? Еще пару часиков поработаем, и домой пойдем. А сейчас - потеряйся!
Пес оказался смышленым. Юркнул за доски, сваленные у бытовки, и притаился там, наблюдая исподтишка за Михалычем. И с места не двинулся, пока не услышал знакомый басок:
- Эй! Босяк! Где ты есть? Домой пора!
По дороге к дому Михалыч снова вспомнил о том, что его там больше никто не ждет. И вновь ему стало так тоскливо, что даже пес понял, что с ним что-то не так. Он заскулил тихонечко и попытался прижаться к ноге Михалыча, на что тот ругаться не стал, а лишь вздохнул тяжело:
- Плохо мне, брат… Плохо…
В магазине людей было немного, и Михалыч быстро рассчитался за свои покупки, поглядывая на пса, что маячил на крыльце за стеклянной дверью.
- Ну вот… Теперь у нас с тобой есть, что поесть. Да и выпить найдется…
Бутылку Михалыч никогда не жаловал. Пил, да и то для виду, только по праздникам. И очень гордился собой, когда Елена, ставя на стол очередное блюдо, касалась ласково его свежевыбритой щеки:
- Закусывай, Коленька! Что тебе еще подать?
Она отлично знала, что рюмка, стоявшая перед Николаем, так и останется почти непочатой, и очень ценила то, что он помнил все, о чем она ему рассказывала.
Вот почему поллитровка, которую Михалыч водрузил на стол, вернувшись домой, была элементом чуждым его действительности.
Но на душе мела метель, и хотелось хоть какого-то тепла…
Пес, слопав свою порцию каши с мясом, приготовленной на ужин Михалычем, устроился у стола. Сытый и почти довольный, с тревогой наблюдал он за тем, кто, пусть и скупо, но впервые в его короткой собачьей жизни, подарил ему что-то совершенно неведомое доселе. Ласку и участие.
Михалыч же, налив себе раз-другой, совсем закручинился, и какое-то время просто сидел, уставившись в стену. А потом двинул рюмку по столу снова, но наткнувшись на укоризненный, как ему показалось, взгляд пса, кивнул:
- Возражаешь?
Пес промолчал в ответ. Лишь придвинулся ближе, положив морду на смешные пушистые тапки, купленные когда-то Еленой в подарок мужу. Она хохотала тогда, словно сумасшедшая, любуясь, как Михалыч шлепает по дому в этой лохматой странной обуви, и ластилась к мужу:
- Тепло? Теперь у тебя не будут ноги мерзнуть, Коль! Я тебе еще новые носочки свяжу. Чтобы ты носом не шмыгал у меня!
Вспомнив это коротенькое, но такое емкое: «у меня», Михалыч чуть не взвыл в голос. Рюмка снова была наполнена, но пес возмущенно гавкнул, и Михалыч будто очнулся от того морока, который выкручивал и ломал безжалостно душу.
- Понял тебя, - Михалыч кивнул псу и отодвинул от себя рюмку. – Принял. Воздержусь.
Он встал, прошел на кухню и в раковине забулькало. Швырнув пустую бутылку в мусорное ведро, Михалыч скомандовал:
- Спать! Пожалел себя, и будет! Мало ли чего женщина чудит? Надо разобраться, а не сопли на кулак наматывать! Как там мама говорила? Понимать не пытайся, а просто сделай, как скажет, если поймешь, что там полный раздрай на душе? Ну, уж дудки! Надо сесть, да поговорить по-людски! Куда собралась? Зачем? Если другого встретила – так тому и быть. Если ей хорошо будет, то свое плохо я как-нибудь переживу… Может, там у нее лучше, чем со мной, сложится. А если без причины куда-то собралась, то нечего! Жена она мне или тетка чужая?! Не пущу!
Михалыч гремел, пес выл, вторя его монологу, и ни тот, ни другой не заметили сразу, как приоткрылась дверь в гостиную и на пороге появилась Елена. Она полюбовалась немного на творившуюся в ее доме вакханалию, и вдруг улыбнулась, глядя, как муж рубит воздух кулаком, грозя всеми карами небесными тому, что ее обидит.
- Коль, а Коль… - позвала она, не надеясь, что ее услышат сразу.
Но то ли душа Николая была так настроена на ее голос, что ей было немыслимо не услышать ту, что звала, то ли пес испугался, что его вот-вот прогонят из дома, который он, пусть и робко пока, но уже начал считать своим, а только оба страдальца разом замолчали, переглянулись, не понимая еще что происходит, а потом Елену просто снесло в коридор, восторгом, который охватил обоих.
- Где ты была?! – Михалыч сграбастал жену в объятия, попутно со злостью пиная чемодан, который Елена оставила в коридоре.
- Да сама не знаю, Коль! – Елена ткнулась носом в такую знакомую ямку на шее мужа и вдруг разревелась в голос, совсем, как девчонка.
- Куда тебя понесло от меня? – Михалыч провел заскорузлой ладонью по щеке жены, смахивая слезы, так нежно и ласково, что она почти не почувствовала этого прикосновения.
- Ох, Коль… Не знаю! Думала я, думала… Живешь ты со мной – ни котенка, ни ребенка… Всю жизнь на меня положил, а я… Даже семью полноценную дать тебе не могу! Что я за обуза такая?! Камнем на тебе повисла, и никакого толку… Вот и решила, что, если уйду, то… Может быть ты другую себе найдешь… Ребенка родите… А то и не одного… Ты же у меня еще молодой! Сил полно! Жить да радоваться! А я… Отработанный материал, Коль… И проку от меня никакого уж не будет… Наговорила тебе лишнего специально, чтобы ты на меня разозлился и не вспоминал потом…
Широкая ладонь запечатала рот Елены, прервав ее монолог, и Михалыч рыкнул так, что пес счел за благо нырнуть под стол от греха подальше:
- Ты что болтаешь такое? На что мне жизнь, если тебя в ней не будет? Решила она! А меня спросить не надо было?! Кому это решать?!
Мужик в доме кто?!
- Ты, Коль… - Елена всхлипнула, и разревелась пуще прежнего.
Но теперь даже пес понял, что слезы эти не те, что горчат, и пахнут горем. Нет… Эти были совсем другими…
И потому он вылез тихонько из-под стола, встал посреди комнаты, и заскулил, тоненько и нежно вторя той песне Елениной души, которая переплелась со звучавшим в полный голос басовитым ноктюрном, что исполняла в тот момент любовь Михалыча…
Экспромт пса не остался незамеченным. Елена вздрогнула, и уставилась на странного кудлатого гостя, которого непонятно каким ветром занесло в ее дом.
- Это что такое?!
- Лен…
- Нет, Коль! Ничего не говори! Я такое безобразие терпеть в своем доме не буду! Ты посмотри на него! Это уже чудище! Купать! Лечить! Кормить!
- Он уже не голодный. Я ему кашу варил.
- И ты думаешь, что вот это можно накормить кашей?! - Елена ткнула пальцем в притихшего пса. – Мясо! Витамины! Да я вообще не знаю, что еще! Как его зовут?!
- Кого?
- Коль, ты выпил что ли? – Елена принюхалась. – Понятно! Ну, вот что, мальчики! Марш на кухню! Ты – закусывать, а ты… - Елена посмотрела на собаку, прикидывая в каком порядке выдавать ценные указания, но потом все-таки вздохнула и смилостивилась. – А ты, иди сюда. Разгляжу тебя получше. Мамочки, какой же ты худой! Шкет…
Кличка, которую Елена невольно выдала в порыве жалости, так и прилипла к псу. И пусть хозяева еще не раз попытаются переименовать его, возвращаться они все равно будут к этому прозвищу.
И каждый новый день Михалыч будет начинать с тихого:
- Шкет? Где ты там? Дуй в прихожую! Только тихо! Леночку не разбуди! Поводок не забудь!
И утро будет светлым для этих двоих, шагающих по улице в сторону парка.
И им не нужно будет смотреть друг на друга, чтобы понять – все в порядке. Утро доброе, на душе никаких кошек, а дома ждут и любят.
А что еще мужику надо?
Разве что капельку нежности да щепотку доброты, а если все это еще приправить любовью, то получится такой винегрет, какого нет вкуснее на свете!
Не всякая хозяйка знает секрет приготовления этого блюда. Но если уж разберется, как и в каких пропорциях добавить нужные ингредиенты, то равных ей будет не найти.
Да и искать будет незачем. Ведь от добра добра не ищут…
Настоящие мужчины это точно знают.
© Copyright: Людмила Леонидовна Лаврова, 2024
Свидетельство о публикации №224092601691