Деньги для воров от Бориса Пастернака..........................
Однажды в Переделкино ограбили одну из дач по соседству с поэтом Борисом Пастернаком. Его обеспокоенные домашние потребовали, чтобы он предпринял какие-то защитные меры. Он взял конверт, положил туда 600 рублей и крупно написал: «Ворам».
Шли дни. Воры не приходили. И потихоньку жена Бориса Леонидовича стала брать деньги из этого конверта на хозяйственные нужды.
Так сказать, заимообразно. Возьмёт, а потом положит обратно.
И вот как-то раз Пастернак надумал проверить конверт, обнаружил недостачу и вышел из себя. Он стал возмущаться:
– Как же так?! Вы берёте деньги моих воров?!
Вы грабите моих воров? А что, если они сегодня придут?
В каком я буду положении перед ними?
Что я скажу моим ворам? Что их обокрали?
Ирпень! Здесь качнулась судьба Пастернака, здесь она навьючила и зажгла два романа - с Зиной Нейгауз и "Доктор Живаго".
Борис Пастернак - Ирпень (фрагмент в прочтении Зиновия Гердта) - http://staroeradio.ru/read/p1.php ?id=133…
Ирпень это память о людях и лете,
О воле, о бегстве из-под кабалы,
О хвое на зное, о сером левкое
И смене безветрия, ведра и мглы.
О белой вербене, о терпком терпеньи
Смолы; о друзьях, для которых малы
Мои похвалы и мои восхваленья,
Мои славословья, мои похвалы.
Пронзительных иволог крик и явленье
Китайкой и углем желтило стволы,
Но сосны не двигали игол от лени
И белкам и дятлам сдавали углы.
Сырели комоды, и смену погоды
Древесная квакша вещала с сучка,
И балка у входа ютила удода,
И, детям в угоду, запечье сверчка.
B дни съезда шесть женщин топтали луга.
Лениво паслись облака в отдаленьи.
Смеркалось, и сумерек хитрый маневр
Сводил с полутьмою зажженный репейник,
С землею саженные тени ирпенек
И с небом пожар полосатых панев.
Смеркалось, и, ставя простор на колени,
Загон горизонта смыкал полукруг.
Зарницы вздымали рога по-оленьи,
И с сена вставали и ели из рук
Подруг, по приходе домой, тем не мене
От жуликов дверь запиравших на крюк.
В конце, пред отъездом, ступая по кипе
Листвы облетелой в жару бредовом,
Я с неба, как с губ, перетянутых сыпью,
Налет недомолвок сорвал рукавом.
И осень, дотоле вопившая выпью,
Прочистила горло; и поняли мы,
Что мы на пиру в вековом прототипе
На пире платона во время чумы.
Откуда же эта печаль, диотима?
Каким увереньем прервать забытье?
По улицам сердца из тьмы нелюдимой!
Дверь настежь! За дружбу, спасенье мое!
И это ли происки мэри арфистки,
Что рока игрою ей под руки лег
И арфой шумит ураган аравийский,
Бессмертья, быть может, последний залог.
1930
(На фото - Евгения Лурье и сын Женя 1930г)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3