CHIPS Journal — родителям о детях

39-летняя женщина родила сына после 6 операций, удаления маточных труб и 5 попыток ЭКО Ребенок родился в МОНИИАГ через кесарево сечение. В Московском областном НИИ акушерства и гинекологии (МОНИИАГ) родила женщина, которая наблюдалась там с 2021 года. За это время ей сделали шесть операций, в том числе три раза удаляли эндометриоидные кисты, затем — маточные трубы. После выздоровления она продолжала попытки забеременеть с помощью ЭКО — получилось с пятого раза. Всю беременность 39-летняя женщина находилась под наблюдением врачей из-за множественной миомы матки. «Течение беременности осложняло прикрепление плодного яйца и плаценты в месте расположения множественной миомы матки, что несет угрозу риска отслойки плаценты», — написали в пресс-релизе подмосковного Минздрава. На 39-й неделе врачи приняли решение сделать кесарево сечение. Опасность представлял миомный узел в восемь сантиметров, доходивший до расположения крупных сосудов: был риск маточного кровотечения. «…Нам удалось не только аккуратно извлечь малыша, но и произвести удаление самого крупного из миоматозных узлов, сохранив молодой маме матку и возможность в дальнейшем планировать беременность, — сказала заведующая акушерским физиологическим отделением по здравоохранению МОНИИАГ Екатерина Магилевская. — Кровопотеря была своевременно восполнена, что позволило нашей пациентке максимально быстро восстановиться после родов». Мальчик родился здоровым, вес — 3130 граммов, рост — 48 сантиметров. Маму с сыном уже выписали из больницы.

#мемы_нэн

#мемы_нэн

Бабушка, которая меня не очень любила: рассказ, способный растрогать любого Колонка Анны Кухаревой. Бабушки традиционно играют большую роль в жизни семей на постсоветском пространстве — особенно это хорошо понимают те, кто рос в 90-е, когда родители пропадали на работах, а детям приходилось проводить время среди старших родственников. Наша колумнистка Анна Кухарева решила рассказать свою историю — она о бабушке, которая, казалось, не слишком сильно любила внучку, но давала ей возможность быть собой. И именно это было самым ценным, что она смогла дать ребенку. А у вас есть такие воспоминания из детства? Как и у большинства людей на свете, у меня есть бабушки. Точнее, одна есть, а вторая была. Вот о последней я и хочу рассказать. Как уже ясно из заглавия, считалось, что баба Ира меня не очень любила. Не в смысле «терпеть не могла», просто у нее был обожаемый внук, которому доставалось больше карамелек и карманных денег. И этим внуком был мой младший брат. В принципе, если оглянуться назад и посмотреть непредвзято, то это даже логично. Мой отец был поздним ребенком, а брат точь-в-точь на него походил. Кто же откажется снова пережить детство собственного младшего сына, только без запредельной материнской ответственности и серьезных материальных затрат? К тому же, с рождения и вплоть до моих трех лет мы с папой и мамой жили в доме бабушки Иры. Я была беспокойным младенцем, а повзрослев, стала ужасным тоддлером. Ужасным с большой буквы «У». Честно говоря, если бы где-то выдавали приз родителям самого страшного малолетнего пакостника, мои могли бы прийти за ним, открыв дверь с ноги. Я била посуду, качалась на шторах, плавила игрушки на печке, роняла на себя шкаф, проглатывала магнит, пила люголь, укусила кошку за хвост (правда, кошка была скора на расправу, и второй раз ее беспокоить я уже не решилась). Однажды, когда родители куда-то отлучились, к бабушке зашла подружка баба Маша и принесла полведра куриных яиц. Гостинец она оставила в сенях. Бабушки «зацепились языками» и потеряли счет времени, а я тем временем выскользнула за дверь… Когда старушки спохватились, все сени были уже желтыми и склизкими. Баба Ира аж за сердце схватилась, хотя сроду на него не жаловалась. В общем, ваша покорная слуга была «неслухом хуже отца». Потом разрушительные порывы утихли, но осадочек, как говорится, остался. Время шло, началась учеба в школе. Я подавала большие надежды, и родителям хотелось, чтобы так было и впредь. Меня записали на скрипку и танцы, но из-за плотного расписания мне не хватало времени нормально поесть, так что балет пришлось бросить. Осталась музыка: три занятия в неделю, плюс сольфеджио, плюс музыкальная литература, плюс «общее фортепиано». Лет в двенадцать к этому списку добавился волейбол (не спрашивайте, как он сочетался со скрипкой и необходимостью беречь руки!). Ходить домой, чтобы пообедать, было далеко, поэтому время перед кружками я коротала у бабы Иры — она жила совсем недалеко от школы. Я любила музыку и не любила спорт, но больше всего на свете мне нравилось просто сидеть и читать книжки. Дай мне волю — именно этим и занималась бы с утра до ночи! Но по мере приближения к старшим классам это мое хобби все меньше нравилось родителям и второй моей бабушке. Все желали для меня самого лучшего: чтобы я получила золотую медаль, поступила в университет, стала гармонично развитым человеком, была вежливой, красивой и трудолюбивой… Для того, чтобы все это у меня было, меня воспитывали: постоянно спрашивали, выучила ли я уроки, занималась ли скрипкой, помыла ли посуду. Если на какой-то вопрос отвечала «нет» — сильно ругали, называли лентяйкой и грозили судьбой технички. Помню, однажды отец оттаскал меня за уши за то, что я, придя из школы два часа назад, еще не успела выучить географию. Если вдуматься: ну совершенный же бред. География, с какой стороны ни посмотри, могла мне понадобиться только ради медали, и вообще я все отлично запомнила еще на уроке, но… Мне нельзя было уставать. Мне нельзя было отдыхать. «Лучший отдых — это смена деятельности», — говорила моя бабушка Галя, когда я жаловалась на утомление. Все хотели для меня самого лучшего, а баба Ира, которая меня не любила, хотела, чтобы у меня были сухие валенки и чтобы я «не ушла на тренировку не жрамши». И, пресвятые ежики, как же это мне нравилось! Я знала, что, когда я приду из школы, бабушка побьет мою шубу веником прямо на мне и повесит ее сушиться, а валенки поставит на печь. Там же, на приступочке, чтобы оставался горячим, меня ждал обед — что-нибудь из любимых блюд. Чаще всего это была обжаренная целиком до золотой корочки картошка. Или куриная лапша. Или беляши. Бабушка умела и любила готовить простую деревенскую еду. Но иногда она нехило кулинарно заморачивалась: парила тыкву или калину в большом чугунке (ням-ням!) или в нем же готовила «катанку». Знаете, что такое «катанка»? Бабушка брала тесто, посыпала стол мукой и катала тесто по столу, пока оно не распадалось на мелкие горошинки. Потом она их обсушивала на противне, обжаривала на сухой сковороде и томила в курином бульоне. Не помню, была ли там картошка, но, скорее всего, была. Не так давно в супермаркете я увидела в отделе с макаронами пасту «Ачини ди пепе» и меня накрыло узнаванием: «катанка»! Чуть не прослезилась. Я знала, что в доме будет жарко натоплено. После еды я возьму жареные семечки и буду читать или делать уроки, а бабушка — смотреть свои любимые бразильские сериалы. Частенько я доставала из шкафа все ее платки и любовалась ими, потом заворачивалась в них, как индианка в сари, и ходила перед зеркалом. Платков у бабы Иры было великое множество — она не выходила из дому с непокрытой головой, потому что была староверкой. Мне разрешалось брать ее старинный Псалтырь и читать его, так что до сих пор я довольно хорошо знаю церковнославянский. Баба Ира меня ему специально не учила, просто дала азбуку и сказала: «Хочешь — разбирайся». Если мне надо было у нее переночевать (сломался дома телевизор, а там новая серия «Секретных материалов»!), бабушка застилала мне диван, а к нему подставляла стулья и на них укладывала пухлые деревенские подушки. И лет до четырнадцати мне не удавалось убедить бабу Иру, что я больше не падаю с кровати во сне. Бабушка никак не комментировала мои занятия. Не переживала по поводу моей лени или возможных плохих оценок. Она была уверена, что я поступлю в институт: куда ж я еще денусь! Баба Ира не желала мне самого лучшего, она просто выполняла простые бабушкинские обязанности: покормить, причесать, высушить одежду, проследить, чтобы помыла руки. Забавно, что ей я хотела помочь по дому гораздо чаще, чем тем, кто пытался привить мне трудолюбие. Иногда я донимала ее расспросами про юность и детство — у нее очень интересная биография. Баба Ира отвечала неохотно, но от меня непросто отделаться. Иногда она сама бралась что-то мне рассказывать, например — читала наизусть любимые стихи. Порой к ней в гости заходила ее младшая сестра баба Дуся, и тогда мы играли в карты. Я обыгрывала старушек в «дурака» и радовалась, а они говорили: «Не везет в картах — повезет в любви». Бабушка была пожилой женщиной уже когда я родилась. Умерла она, когда я оканчивала первую практику в газете. С тех пор мне часто снится ее дом и она сама. Снятся беленые стены, старый диван, черно-белый телевизор, баночка с тмином, толстая кошка, вязаные «кружки» на полу… Снится запах этого места. Снится жар натопленной печи или белая смородина в ее крошечном садике. И мне хорошо в этих снах. Не так давно мне удалось сформулировать, почему я так часто вспоминаю бабу Иру, которая меня не сильно любила: в ее доме было тепло, уютно, вкусно и безопасно. Там можно было отдохнуть. Не бояться не оправдать надежд. Такие места сегодня называют модным словом «сейфспейс». У каждого ребенка должно быть безопасное пространство, где он может быть самим собой, не опасаясь осуждения. Иногда таким пространством является родительский дом, иногда — дом бабушки, иногда — дружеская компания, иногда — кружок или спортивная секция. И хотя мы без устали твердим о важности любви к ребенку, порой, чтобы он вспоминал вас добрым словом, его не надо целовать, тискать, задаривать подарками. Не надо желать для него лучшего и быть требовательным в своей любви. А надо просто от ребенка отстать. Дать передышку. Покормить (и, может быть, причесать, если лохматый). Потому что, в конечном итоге, дети запомнят как хорошее то место, где им можно было быть слабыми, глупыми, уставшими, ленивыми, беспокойными. Несовершенными. Детьми.

#мемы_нэн

Декрет — это не отпуск, быт — это не женская обязанность, отцовство — это не помощь жене с ребенком Частенько мы пишем о включенном отцовстве и подчеркиваем, что быть ответственным папой — это не значит «помогать жене». Это значит брать на себя свою часть родительских и бытовых обязанностей, не считая это из ряда вон выходящим подвигом. А еще НЭН опубликовал уже тонну материалов о том, что само словосочетание «помощь жене» звучит оскорбительно. Почему? Слово «помощь» подразумевает добровольность и необязательность некоего доброго дела. Например, школьник может помочь однокласснику со сложной задачкой на контрольной, но может и не помогать (и, да, «он говнюк, пусть получит двойку» — тоже нормальная причина не изображать из себя доброго самаритянина). Помогать деньгами взрослому ребенку — нормально, и не помогать — тоже. В общем, помощь — это исключительно добровольное дело, и никто не вправе считать вас скотиной, если вы по каким-то причинам не желаете блистать альтруизмом. Но семья — это союз двух взрослых дееспособных людей, каждый из которых несет ответственность за общее материальное благополучие, порядок в доме и детей. Система эта, конечно, гибкая: один из партнеров может временно брать на себя большую часть нагрузки, если второй по каким-то причинам «выбыл из строя». Ключевое слово: «временно». Если один из партнеров все время делает по дому больше, чем второй — это явный перекос. И ему не нужно «помогать». Нужно перестать делать вид, что так и должно быть, и начать заботится об общем доме на равных. Нет, то, что женщины получают меньшую зарплату, чем мужчины — это не повод запрягать их во вторую смену. Нет, рождение детей и декретный отпуск, во время которого женщина находится дома почти постоянно, тоже не повод скидывать весь быт на нее. Это просто несправедливо, а по отношению к неопытной матери — несправедливо втройне, так как многое из того, что раньше делалось само собой, с младенцем на руках превращается в «задачу со звездочкой». Нет, статус «единственного добытчика» не дает мужчине освобождение от домашних дел. Начнем с того, что большинство мужчин не меняет место работы и даже не подыскивает подработку после рождения ребенка. Они продолжают трудиться на прежней должности (некоторые даже в честь прибавления в семействе получают надбавку к зарплате или повышение) и приносят домой плюс-минус те же самые деньги. А вот задача придумать, на чем можно сэкономить, и как жить на одну эту зарплату, чаще всего, ложится на плечи женщины. В общем, рождение ребенка — это повод всем взрослым в семье поднапрячься. И прокачать многозадачность, потому что к стандартным бытовым обязанностям добавятся и обязанности по уходу за малышом. Этих новых дел будет много, и они не запрограммированы в женщинах на «генетическом уровне», что бы там ни вещали традиционалисты. А если кто-то вместо честного выполнения своей половины дел просто ходит на работу и потом на добровольных началах «помогает жене», значит, у этого «кого-то» очень хитрые ягодицы. Неудивительно, что у многих подгорает от существования таких вот плакатов-мотиваторов для пап (см. фото к посту). Не так давно блогерша и фемактивистка Залина Маршенкулова* написала о них в своем телеграм-канале. В обсуждении было сказано много правильных слов о бытовом рабстве и бытовой инвалидности, о том, кого считать взрослым мужчиной, а кого — «маминым помощником», и о том, что ребенка принимали решение рожать двое, но только один из них считает кормление малыша достижением. Но знаете, что я думаю? Хорошая же идея! «Отцы-помощники» поступают умно, показывая наглядно свой вклад в общее хозяйство. И, на первый взгляд, плакат с полусотней наклеек выглядит внушительно: на него всегда можно кивнуть, если спросят, что ты сделал для семьи. В то же самое время, многие женщины склонны недоумевать, с чего они так сильно устали, если в течение дня ничего серьезного не делали? Это происходит из-за того, что часть труда остается невидимой. Этот «невидимый труд» может не замечать даже тот, кто его выполняет. Ну кто считает делом сортировку белья по цвету для стирки? Или складывание его в ящик? Или напоминания всем членам семьи, о том, что они должны сделать? Или уговоры упрямой трехлетки? Или звонок в поликлинику? Или поиск вещей, потерянных остальными домочадцами? Кормление кошки, разогрев еды в микроволновке, возвращение на место забытой на кухне игрушки, даже выбор подарка для родственницы (по иронии судьбы, этой родственницей частенько бывает мать партнера, то есть свекровь женщины, которая все это делает, будучи замужем за взрослым вроде бы человеком) — это все невидимый домашний труд. Его нет в плакате-мотиваторе для пап, потому что такие мелочи засчитывать как бы несолидно. А засчитывать надо! Предлагаю создать плакат-мотиватор для мам. Он должен быть размером примерно с холодильник и содержать все виды домашних дел, включая администрирование деятельности членов семьи. Учесть необходимо все-все мелочи: от подъема ребенка в детский сад (адский труд, не шучу!) до рисования цветочков и кошечек в пятидесятый раз. Вообще-то, это должен быть даже не один плакат, а календарь плакатов из 365 огромных листов (с удобным разделением по временам года, разумеется). Назвать его можно «Почему я так задолбалась?» или «Что мы делаем в декрете». Отмечать выполненные дела партнеры могут разными значками, а затем сравнивать, кто больше набрал. Для большинства семей результат будет предсказуемым. Например, отчего сегодня задолбалась я, авторка этой колонки? Приготовила поесть для себя и ребенка, заправила кровати, покормила кошку, помыла посуду. Уговаривала ребенка съесть то, что приготовлено, убеждала принять лекарства, умоляла причесаться, умыться и почистить зубы. Звонила в поликлинику, платила по счетам, снимала белье с сушилок и раскладывала по шкафам, составляла список покупок, ходила в магазин, заглядывала в соседний подъезд к бабушке за яблоками. Обсуждала с дочерью прочитанную ею книжку, объясняла непонятное, боролась с засором унитаза, снова гонялась за ребенком, чтобы дать лекарства. Писала колонку, искала инфоповоды, сидела на планерке. Подметала с пола волосы, потому что дочь, пока я общалась с коллегами, решила самостоятельно подстричься. Звонила маме, чтобы попросить ее завершить начатое и достричь ребенка. Поливала комнатные растения. Тысячу раз включала и выключала свет в ванной комнате, потому что ребенок не дотягивается. Играла с дочерью. А вечером я буду уговаривать ее лечь спать, напоминать, что мы сейчас убираем игрушки, а не играем с ними, беседовать о прошедшем дне, читать сказку на ночь. Возможно, придется массировать маленькие ноги, у которых сейчас как раз боли роста. Я уже задолбалась, а к моменту, когда дочь уснет, буду просто падать от усталости. И самая изнурительная часть моего списка дел связана с переговорами, напоминаниями и звонками. Матери часто винят себя за то, что устают, хотя, казалось бы, их день прошел вполне спокойно — ни генеральной уборки, ни подготовки праздничного стола, ни переезда, а ощущения такие, будто вот-вот уснешь стоя. Мы забываем о «мелочах» из которых складывается наш день, и считаем себя низкопродуктивными лентяйками. Но коммуникация тоже отнимает силы. Запоминание кучи мелочей бывает утомительным. Переживания по поводу внезапно отрезанных волос изнуряют похлеще, чем путешествие с огромным рюкзаком — потому что рюкзак можно снять и отдохнуть, а с волосами еще нужно придумать, что сделать. Между прочим, мышление — тоже процесс энергозатратный, это вам любой подросток, валящийся с ног после контрольной, подтвердит. В общем, идея иногда вспоминать, что мы сделали за день — полезная штука. А наглядность помогает не забывать о том, что работа — это не только то, что мы делаем ручками. Фиксируйте свои достижения, даже если это просто вынос мусора, радуйтесь им, вознаграждайте себя за них, но знайте: если у вас этих достижений слишком много, значит нагрузка в семье распределена неравномерно. Значит, партнер вам только «помогает», а не берет на себя свою долю родительских обязанностей. И эту ситуацию пора ставить на повестку дня. * — внесена Минюстом РФ в «реестр физлиц, выполняющих функции иностранного агента». Также Росфинмониторинг внес ее в перечень террористов и экстремистов.

Уступай мне полностью. Кто должен уступать место беременным — и должен ли? Каждый раз, когда заходит разговор о беременных и общественном транспорте, поднимается волна негодования. Одни жалуются, что им не уступают, хотя ДОЛЖНЫ, вторые жалуются, что не поймешь, кому уступать, третьи машут флагами с лозунгами «хотели равенства, вот и стойте!». Одна знакомая рассказывала, как ехала час в переполненном автобусе с шестимесячным животом, и никто даже не уступил: «Пришлось стоять всю дорогу!» (Обычно после этого идет тирада о том, как мир изменился, мужик пошел не тот и во всем виноваты чертовы феминистки). — А ты просила кого-нибудь уступить место? — С чего это? — Ну, хотя бы, чтобы обратить на себя внимание и дать понять, что тебе нужно присесть. — Вообще-то, я не обязана ни перед кем кланяться! Есть такой общественный договор — уступать место беременным, пожилым, инвалидам и пассажирам с детьми, этому учат с детства. Общественный договор действительно существует, но вам не кажется, что он немного устарел? Что пора бы к этому договору прописать дополнительное соглашение? Во-первых, как определить наверняка, что женщина беременна? Обхват живота? Объем бедер? Блеск в глазах? В чем измерять будем? Помню, как в первую беременность каталась на трех видах транспорта на работу и хуже всего себя чувствовала в первый триместр, когда живота вообще не было. Я висела тряпочкой на поручне и пыталась не дышать ароматами трудового дня, чтобы утренняя каша осталась в желудке. Должны ли были люди мне уступать место, я же вроде как беременная хотя они об этом и не знают? Я считаю, что нет, по крайней мере до того момента, пока я не заявлю о такой необходимости. И да, я так и делала — просила сидящего рядом человека уступить мне место, потому что мне нехорошо. Чудо ли, но это работало! Никто не переспрашивал: «А вы точно беременная?», никто не просил доказательств, все (а это было не один раз) просто понимающе уступали место. Потому что, если человеку нужно присесть и он об этом заявил словами, а не многозначительными вздохами, значит, ему действительно нужно. И неважно, о ком речь — женщины, мужчины — всем иногда нужно присесть чуть больше, чем остальным. Мне кажется, что этот самый негласный общественный договор должен работать по заявительному принципу, и участниками его являются два человека, а не только тот, кто якобы ОБЯЗАН. История, где все козлы, а я стояла и ждала, пока все поймут, что мне нужно уступить, уже не работает. Меняются фокусы, меняется этика, меняются поведенческие парадигмы. Пятьдесят лет назад вероятность, что на тебя вообще посмотрят в общественном транспорте, была гораздо выше. Сейчас все смотрят в смартфоны, а вглядываться в женские формы вообще дурной тон. И это не означает, что люди стали злыми, просто они не видят. Нужна помощь — попроси. Все. Во-вторых, не всем беременным нужно злосчастное кресло у окна. Помню, как один чересчур галантный мужчина (привет, доброжелательный сексизм!) за руку меня тянул на свободное в автобусе место. — Я же вижу, что вам надо! — настаивал джентльмен, намекая на мой живот. А у меня в то время обострение геморроя случилось, и стоять даже в час пик в автобусе было куда комфортнее, чем сидеть (кто знает, тот поймет). Да и не беременная я была, а недавно родила, и любое напоминание о не ушедшем в родзале животе ранило. Человек из лучших побуждений, соблюдая тот самый общественный договор, хотел мне помочь, но, по правде, только навредил. Еще раз, уступать место определенным людям в общественных местах — совершенно нормально и правильно, но давайте немного изменим отношение к этому. Люди вокруг перестали смотреть по сторонам, перестали оценивать внешний вид человека рядом, перестали додумывать за других чужие эмоции. Это не плохо, не хорошо, просто вот так. Мир изменился. Изменилась и женщина. Это больше не безмолвный агнец, которого «берут и танцуют», а человек, способный заявить о своих потребностях. Да, женщине в период беременности нужна поддержка! А иногда и не нужна! Давайте она сама об этом скажет? Не взглядами, не вздохами, а через рот. Давайте беременная, которой нужно сесть, не будет стоять, ожидая, когда кто-нибудь это заметит, а спокойно попросит уступить. Без «Ах, вы гады, не видите беременную, а, вообще-то, должны!», без «Ну, сколько мне еще вздыхать, чтобы вы поняли?». Ну, серьезно, это нисколько не унизительно, а совершенно нормально — обратить на себя внимание и попросить о помощи. Вот как бы выглядело в моем понимании дополнительное соглашение к негласному общественному договору об уступке места: Пункт 1. Обязан ли мужчина уступить место женщине только потому, что он мужчина, а она женщина? Нет. Но если женщина заявила о необходимости уступить, а мужчина в состоянии это сделать, тогда да. Пункт 2. Обязана ли женщина уступить место мужчине только потому, что она женщина, а он мужчина? Нет. Но если мужчина заявил о необходимости уступить, а женщина в состоянии это сделать, тогда да. Пункт 3. Обязан ли человек смотреть на каждую женщину, оценивая, может ли она сейчас быть в положении? Нет. Пункт 4. Должны ли все уступать место беременной, если она об этом не просила? Нет. Но если она заявила о необходимости уступить, тогда да. Пункт 5. Кто должен уступать место беременной: мужчина или женщина? Тот, кого об этом попросили, если он может это сделать. Удивительно, мы единственные разумные существа на планете, которые умеют разговаривать, но мы все еще пытаемся жить по принципу «так положено» вместо того, чтобы открыть рот и сказать, — независимо от того, какого ты пола, сколько тебе лет и как ты себя чувствуешь.

«Ребенку же как воздух нужен свежий воздух»: лучший пост о ненависти к прогулкам Мы живем в эпоху, когда жаловаться на родительство постепенно перестает быть стыдно. За нами (нами же самими) постепенно признается право на усталость, на личное пространство и бокал вина до полудня. Мы учимся десакрализировать тему воспитания и детства — теперь шутить можно даже про новорожденных. Но даже сейчас в жизни родителей остаются проблемы, о которых немного неловко говорить. Одна из них — ненависть к прогулкам. О том, что прогулки — это невыносимое уныние, читатели НЭН заговорили буквально позавчера — в обсуждении к тексту о тактильной усталости. В дискуссии выяснилось, что многие члены нашего сообщества родителей терпеть не могут выходить с детьми на улицу: кого-то бесит процесс одевания и сборов, кому-то просто скучно на улице, кто-то не любит бывать на детских площадках. К чему мы это все? К тому, то таких родителей очень много. И мы нашли тому подтверждение — пост Иры Зверевой, в котором она признается в ненависти к прогулкам. Пост всего за сутки набрал две с половиной тысячи лайков — можете представить, как отозвались мысли, изложенные в этой записи, в родительских сердцах. Вот несколько особенно смачных выдержек из этого поста: «Самое страшное — это, мать их, прогулки. Ты не знаешь, зачем. ты просто должна. Ребенку же как воздух нужен свежий воздух. Это было написано на скрижалях, но их кто-то куда-то запропастил и теперь эту мудрость мать передает дочери, пожилая соседка молодой и прохожие любой женщине с коляской. Или животом. Или с коляской и животом». «Иногда звонят родственники, чтобы заботиться издалека и с порога „вы сегодня гуляли?“. Да господи, мы сегодня ещё не ели, не чистили зубы и не переодевались с роддома. Мы сегодня ещё не высаживались на унитаз, хотя и зачем. Мы же кормим, а не едим. И мать младенца улыбается в трубку губами, и плачет всем сердцем». «И вот мать переодевает подгузник, надевает штанишки и распашонку, легкую шапочку, теплый комбинезончик, теплую шапочку держит в зубах. Ее надевают последней, а то ребенок запарится и ой. Что ой, никто не знает. Ни одна мать не рискнула пока нарушить порядок шапочек». «А потом младенцы ползут и идут. И им кроме свежего воздуха нужны камни, чтоб запихать в рот и смеяться; дерево, чтоб войти в него и плакать; собачьи какашки чтоб класть в кармашки и другой окружающий мир, чтобы прогибать под себя. А от матери нужно самоотречение. Это у часового служба идет, а у матери время застыло. И час прогулки занимает всю её жизнь. Всю ее эту вот гребаную жизнь. Всю вот эту вот жизнь, которую другие ходят в кино и вино, Саша, не лезь к этой собачке, это чужая собачка. И отдай лопаточку, да не в голову, в руки». Давайте обнимемся и поплачем.

«Бабушки делали всякие мелкие гадости. Но самое главное — они смотрели на мою дочь как на чудо»: письмо читательницы НЭН в защиту бабушек Не разбрасывайтесь бабушками! Недавно мы опубликовали несколько писем в редакцию от читательниц, которые пожаловались на слишком активное участие бабушек в воспитании внуков. Эти тексты вызвали бурное обсуждение у нас в соцсетях: кто-то сочувствовал героиням писем, а кто-то критиковал их за нежелание принимать бесценную помощь старших родственников. Наша читательница Юлия отреагировала на эту дискуссию уже своим письмом — в нем она призывает не разбрасываться бабушками. Вот что она пишет: «В связи с последними текстами про обличение бабушек хочется сказать несколько слов в их защиту, не облачаясь в белое пальто». Слово Юлии. Мы живем за 18 часов и сто тысяч рублей в обе стороны от наших родителей. Это очень далеко и дорого. Мы, конечно, справляемся: я работаю (и испытываю жуткое чувство вины при этом), муж с дочкой дома (и как мне надоело оправдываться за это перед всеми, кому бестактность не мешает спросить: «Почему?»), раз в неделю мы ходим куда-то вдвоем — тогда нас приходит выручать няня за десять евро в час (безо всякого обожания, кстати говоря). Скоро дочь пойдет в садик (600 евро в месяц за шесть часов в день, обожания тоже не будет). Мое свободное время дома — это дочь и попытка быть хорошей женой (при том, что мой муж делает 50 процентов всего по дому), так что личное время у меня строго по графику — и его очень мало. Я мечтаю, чтобы кто-то пришел в гости и сварил нам супчик. Или кто-то остался с дочей, пока мы с мужем ушли в закат, и не просто последил, чтобы она не убилась, а помыл при этом пол и почитал с ней книжку. Да, все эти маленькие радости можно получить с няней или помощницей по хозяйству. Если отставить вопрос денег, конечно, с няней удобнее — все твои ЦУ — возможно, но тоже не факт — будут выполнены и ребенок присмотрен по протоколу — без носочков, без водички и со сквозняками. Но почему-то в своем желании сделать все по-своему и «правильно» мы лишаем своих малышей чувства «большой семьи», опыта доверия и жизни рядом с другими значимыми взрослыми. Конечно, все люди и семьи разные, и, правда, некоторые бабушки могут быть абсолютно вне компромиссов и переговоров. Каждая семья — и только она — вправе решать, как растет их ребенок. Но я, находясь за много тысяч километров от своей мамы, очень дорого бы дала за то, чтобы она была рядом. «Любовь не купишь», — пафосно заявляем мы, проецируя эту установку на отношения между взрослыми людьми, хотя в выборе «няня или бабушка» ровно та же история. Вот о чем я думала, когда моя мама, прилетев ко мне через три пересадки и 18 часов пути, увидев трехмесячную внучку первый раз в жизни, полезла пальцем, прошедшим три аэропорта, ей в рот — искать, есть ли там зубки. Я подумала все вышеперечисленное и сказала спокойно: «Мама, руки, наверное, не очень чистые, давай дома». Конечно, первой реакцией было хлопнуть маме по рукам и прошипеть что-то злобное, особенно учитывая, что к трем месяцам моя дочь не полюбила спать по ночам. И таких мелочей было очень, очень много, — и с моей мамой, и с мамой мужа. Только вот в общей сложности бабушки были с нами всего месяц за весь тот год, который недавно исполнился моей дочери. Бабушки рушили график, бабушки говорили «приучишь к рукам», бабушки совали водичку ребенку на ГВ и делали еще всякие разные мелкие гадости. Но самое главное — бабушки смотрели на мою дочь как на чудо. Во всем, что они с ней делали, было абсолютное обожание. Это обожание не купить ни за какие деньги, и вот что важно помнить, когда хочется нанять няню, когда хочется наорать, запретить, противным голосом указать на ошибку. Никакое количество евро не заставит нашу няню смотреть на мою дочь с такой восхитительной нежностью и трепетным восторгом, как смотрела тогда в машине моя мама и как продолжает смотреть каждый день по видеосвязи. Мне кажется, что наше поколение плюс-минус тридцатилетних очень отличается от поколения наших родителей. Мы очень мобильны: мы легче меняем города, а иногда и страны, а они всю жизнь прожили в родном городе. Благодаря интернету у нас есть доступ к огромной (и не всегда полезной) базе знаний, и поэтому с подозрением относимся к чужому, неподтвержденному опыту. У наших мам такого ресурса не было, поэтому их авторитет — мнение старших или «экспертов». Мы (снова слава доступности информации в эпоху интернета) оперируем понятиями «границ», «аргументов», «теории привязанности», а наши мамы растили нас по доктору Споку и принципу «потому что я так сказала». Наши мамы растили нас в иных материальных условиях (привет, девяностые), в то время как мы можем позволить себе фыркнуть «я лучше няню найму». Наши мамы — новые бабушки — очень отличаются от нас и они сделали все, что было в их силах, чтобы мы могли растить своих детей в привязанности, любви и относительном материальном достатке. Мне кажется, об этом важно помнить, когда бабушка делает что-то не так, когда бабушка нарушает границы, когда очень хочется вспылить и поругаться. Благодарность и принятие — хороший источник дипломатии, а семья — это все-таки не только ты, твой муж и дети. Давайте всегда выбирать любовь, вот что. И когда очень хочется заорать или зашипеть, давайте все равно пытаться выбирать именно ее.