Предыдущая публикация
"Я тебе напомню...
"
( Рассказ Ольги Суслиной)
- Марья Сергеевна, вот здесь, завиток не получается, - грустно прошептал второклассник Темка, ткнув кисточкой в упрямый, загибающийся не в ту сторону, зеленый листочек нарисованного им цветка.
- А ты на кисточку, милый, поменьше нажимай… Вот так - веди ею, как пёрышком по ладошке. Вот! Молодец! Не завиток, а загляденье! - улыбнулась пожилая учительница, - Для кого это ты красоту такую нарисовал?
- Для мамы! - солнечно улыбнулся справившийся с упрямым листочком мальчишка, - У нее сегодня День Рождения! А это подарок мой! - гордости после похвалы учителя в Темкином голосе заметно прибавилось.
- Ох, и счастливая твоя мама, Тем. Подожди только, не закрывай альбом минутку. Дай краскам подсохнуть, чтоб не смазались они. А как домой придешь, тогда и вырвешь аккуратно этот листочек. Вот увидишь, маме твоей очень понравится!
Учительница бросила последний взгляд на темную, склонившуюся над альбомным листом макушку и, улыбнувшись своим мыслям, вернулась к столу.
Ишь ты, подарок маме! Давно она таких подарков красивых не видела. К рисованию у Темки определенно талант! Надо бы позвонить маме его, предложить записать мальчонку в художественную школу. Нельзя таким даром разбрасываться.
А заодно и спросить бывшую ученицу свою, понравился ли ей подарок? Сама-то Марья Сергеевна от цветов, на листе расцветших, глаз оторвать не может. Так и кажется ей, что того гляди зашелестят они ожившими листиками-завитками.
Ох, в мать Темка пошел! Определенно в мать! Лариска в его годы тоже, диво, как хорошо рисовала…
*****
- Марья Сергеевна, это Лариса, мама Артема Котова, - раздался вечером в квартире учительницы звонок, - Звоню предупредить, что Артем завтра не придет, - строго проговорила трубка голосом молодой женщины.
- Здравствуй, Лариса! Случилось что? - полюбопытствовала Марья Сергеевна.
- Случилось! Весь день рождения мне, поганец маленький, испортил! - вспылила трубка, - А теперь вот лежит с температурой, скорая только что уехала.
- Подожди, Ларис, как с температурой? Он из школы здоровый уходил, подарок тебе нес...
- Вы про кляксы эти?
- Какие кляксы, ты что, Лариса! Он такие цветы тебе нарисовал! Я же сама звонить хотела, в художественную школу записать его просить…
- Не знаю я, что там за цветы были, но на блохастый комок я совершенно точно не рассчитывала!
- Комок? О чем ты говоришь? - совсем растерялась Марья Сергеевна и, с минуту слушая сбивчивые объяснения нервно говорившей в трубку женщины, все больше хмурилась. - Знаешь что, Лариса, ты не против, если я к вам сейчас приду? Ненадолго, благо живу рядом...
А спустя несколько минут, заручившись согласием своей бывшей ученицы, а теперь вот (как же быстро летит время) мамы своего ученика, Марья Сергеевна, прихватив из тумбочки толстый альбом с выцветшими от времени фотографиями и памятными детскими рисунками своего, такого далекого, первого, доверенного ей класса, уже выходила из подъезда.
На светлой кухне, куда Лариса провела гостью, царил беспорядок. Убрав со стола торт и сложив грязную посуду в раковину, мама Артема принялась рассказывать:
Как пришел из школы с опозданием, а с рюкзака да куртки со штанами грязь с водой лилась…
Как вынул из-за пазухи щенка насквозь мокрого, от которого помойкой за версту несет! В яму с талой водой, дурак, за ним полез, куда чужие ребята его закинули! Про учебники испорченные и про кляксы в альбоме, на которые без слез смотреть невозможно. И про температуру, что за час почти до тридцати девяти поднялась…
Про то, что гости ушли, торта так и не попробовав, и про врача со скорой, который ее, мать нерадивую, за ребенком не уследившую, отругал…
- Вот и отнесла я его обратно, на ту самую свалку, когда Темка уснул. А альбом, вон, на батарее сохнет. В нем не то что цветов, от воды этой вообще ничего не осталось! - недовольно фыркнула Лариса.
И совсем не замечала Темкина мама, как с каждым ее словом, с каждым взвинченным до высот предложением, Марья Сергеевна все больше мрачнеет.
А уж когда про судьбу щенка, учеником спасенного, услышала - и вовсе чернее тучи стала. Глянула на Ларису сурово, рукой по альбому испорченному, с батареи соскользнувшему, ласково провела и заговорила тихо…
И про завитки зеленые, и про цветы ожившие... Про усердие детское и смелость не по годам. Про сердце мальчишеское, несправедливость не стерпевшее, и про хулиганов тех, что животину слабую в яму эту закинули.
А потом встала, взяла Ларису за руку, подвела к окну:
- Вон она, яма та, - показала, - В ней не то что щенок малый, Темка утонуть мог. Да разве ж только думал он об этом в тот момент? А может, о цветах на листе думал, на которые дышать боялся, лишь бы не испортить подарок свой ненароком?
А может забыла ты, Лариса, как тогда, в далекие девяностые, на скамейке у школы горько плакала, котенка подзаборного, у хулиганов дворовых отобранного, прижимая?
Как гладили его всем классом да маму твою ждали! Как домой ты идти не хотела, да родителей корила почем зря, когда «комок блохастый» за дверь выкинули… Благо, опомнились во время!
Так я тебе напомню! И Тишку твоего, с которым расставаться не желала! И лопоухого Мухтара, щенка дворовой Найды, что с тобой, почитай, до института нога в ногу шагал, и грача с переломанным крылом, над которым ты в живом уголке шефство взяла…
Марья Сергеевна достала из пожелтевшего альбома большую фотографию, на которой хрупкая девчушка в белом фартуке прижимала к груди пушистого котенка, с улыбкой смотря на столпившихся вокруг одноклассников, и тихим, но твердым голосом продолжила:
- Доброту напомню, что в сердце твоем вопреки всему цветными красками распускалась...
Вслед за фотографией из старого альбома на стол упал нарисованный уже поблекшими красками детский рисунок маленькой девочки, держащей в одной руке лохматого кутенка, а второй крепко цепляющейся за ладонь мамы.
- Да будь моя воля, - уже строже продолжала Марья Сергеевна, - я бы этого щенка вместе с Артемом расцеловала бы крепко! А кляксы цветные в рамку поставила! Потому что нет для матери подарка лучше, чем человеком ребенка вырастить!
И совсем не замечала пожилая учительница, как с каждым ее словом лицо Ларисы менялось. Как обеспокоено бросала она взгляды на закрытую дверь Темкиной спальни. Как сжимала побелевшими пальцами альбом злосчастный...
- Марья Сергеевна! Милая, вы присмотрите за Темкой недолго. Несколько минут присмотрите! Я сейчас! Я быстро!
Под внимательным взглядом учительницы Лариса второпях накинула пальто и выскочила за дверь.
И, не разбирая дороги, побежала к видневшейся вдалеке свалке. И, наплевав на промокшие ноги, все звала, заглядывала под грязные коробки, ворошила руками мусорные пакеты. И то и дело бросала обеспокоенные взгляды в сторону дома… Простит ли?
*****
- Тем, это кто у тебя нос в цветы зарыл? Никак, друг твой - Дикуша?
- Он самый, Марья Сергеевна! Похож?
- Еще как похож! Вон, и пятно белое звездочкой на лапе сияет! Как вспомню, как мы с мамой твоей лапы эти отмывали, - по доброму рассмеялась учительница.
- А я ему теперь каждый день лапы мою! - с гордостью проговорил Артем, - Мама говорит, завел друга - ухаживай! Она нам для этих дел даже ванночку специальную купила!
- Хорошая у тебя мама, - улыбнулась учительница, - Поди опять ей подарок рисуешь?
- Ага, в рамку вставить хочу. А то там кляксы у нее в рамке стоят, а она почему-то смотрит на них и улыбается. Разве ж можно кляксам улыбаться, Марья Сергеевна?
- Кляксам-то? - хмыкнула учительница, - Может и можно, если кляксы эти от чистого сердца. Ты мне скажи, дружок, как дела в школе художественной у тебя? Получается?
- Еще как получается! Скоро портрет мамин нарисовать смогу! Вот она рада будет! А пока - вот, - Темка вдруг потянулся к рюкзаку и достал сложенный вдвое листочек, - Это вам от мамы, она у меня тоже рисует.
Марья Сергеевна развернула сложенный лист и легонько сжала плечо сидящего за партой ребенка.
Там, на белом листе, россыпью разноцветных красок улыбался счастливый и какой-то невероятно сияющий Темка, положивший руку на голову чернявой, с обожанием смотревшей на него дворняги.
Справа от них стояла миниатюрная светловолосая девочка в школьной, давно вышедшей из моды, форме и прижимала к груди маленького, пушистого котенка…
А слева, из-за засыпанного букварями учительского стола, с улыбкой и бесконечной мудростью в невозможно живых глазах, на счастливых ребят смотрела она - Марья Сергеевна.
И в каждом штришке этого рисунка, в каждом мазке кисти чувствовала она затаенную, безмерную материнскую гордость.
Марья Сергеевна смахнула набежавшие слезы и вдруг светло улыбнулась - в самом уголке рисунка, выведенное цветами и тонкими зелеными завитками, притаилось одно единственное слово: «Помню».
Автор ОЛЬГА СУСЛИНА.
Следующая публикация
Комментарии 2