Мать родила Светку, мою единоутробную сестру, когда мне исполнилось 6 лет. Не сказала бы, что она до ее рождения шибко баловала меня своим вниманием, а уж после появления в нашей семье второго ребенка и вовсе потеряла ко мне интерес. Ничего удивительного. Обычная история. Я, став взрослой, часто такие слышала. Я была рождена матерью в 17 лет, парень, узнав про ее беременность, тут же уехал на другой конец страны.
Мама только окончила школу, конечно, ей было не до меня. Она была сама еще дитя. И ей, как всякой девчонке, хотелось ходить по танцам и киношкам, а не заниматься вечно орущим существом и грязными пеленками. Понять ее можно... Но ведь и я была не виновата в своем появлении на свет. Одним словом, мамаша бегала на свидания и в кино, а я оставалась с бабушкой, которая, в общем-то, и растила меня, причем была не второй матерью, а первой. Самой настоящей мамой — заботливой, милой, рассудительной, когда необходимо — строгой, но неизменно доброй и великодушной.
Рождение сестры Светки было для моей мамы совсем иным событием, отличным от моего появления на свет: осознанным и желанным. Мама уже была замужем, у меня появился отчим, когда мне исполнилось 5 лет. Он мне даже нравился: красивый веселый дядька. Это тогда он мне казался дядькой, на самом деле был совсем молодым парнем. Впрочем, на меня отчим внимания почти не обращал: они с мамой ждали своего ребенка! Мать наслаждалась состоянием беременности, муж носил ее на руках. И бабушка, поняв, что я в этой идиллии лишняя, окончательно забрала меня к себе.
Мы жили с ней за городом, в старом доме, построенном еще ее отцом. С большим садом и ухоженным огородом, где для меня даже соорудили качели. Бабушка учила меня нехитрым делам по дому: топить печь, варить кашу, растить огурцы. Когда мне было 10-11 лет, я уже вполне самостоятельно управлялась с хозяйством, если бабуле требовалось уехать на день. Она, кстати, еще работала — контролером на городском автобусе. Уходя, она точно знала, что я смогу растопить сама печку и сварить картошку. Вечером я еще и ее накормлю, бывало. А днем после школы я не бегала с одноклассниками по селу, а успевала связать себе шарф, чтобы на фоне модных одноклассниц не выглядеть замухрышкой.
Этому тоже научила меня бабушка, как и шитью. Я и по сию пору могу скроить обалденный костюм и сшить не хуже, чем в ателье.
Мать наведывалась к нам по выходным. И то не каждый раз приезжала. Привозила кое-какие продукты и делала вид, что интересуется мной — расспрашивала про успехи в школе. Пятерки ли видела в дневнике или двойки, мать всегда реагировала одинаково. Она мычала что-то вроде: «М-м, молодец» или «Ну что ж ты так». А затем начинала собираться домой, едва допив чай с пирогами, которые бабушка пекла специально к ее приезду.
— Светик сейчас придет с занятий, надо с ней уроки делать, — оправдывалась мать, если бабуля просила ее задержаться.
— Ничего-ничего, — приговаривала бабушка, поглаживая меня теплой рукой по спине, она отлично видела мои слезы и обиды, — мы с тобой тоже не пропадем. Идем-ка еще чаю выпьем. Да поговорим.
Я тяжело вздыхала и топала с бабушкой за стол допивать остывший чай. О чем мы говорили? Да ни о чем существенном не говорили. Бабушка вспоминала свое детство, родителей, моего деда, погибшего в результате несчастного случая, когда маме, его дочери, едва исполнилось 3 года.
Невеселые по большей части были воспоминания, но бабушка и в них находила какие-то светлые, а то и радостные моменты, а потом, переключаясь на нас, неизменно приговаривала: мол, ничего, проживем.
Замуж я вышла рано, в 20 лет, и сразу же уехала к мужу в Москву. Так было удобнее учиться, я ведь поступила в институт. По бабушке я скучала, и мы с мужем приезжали к ней на все праздники и выходные. Привозили продукты, помогали с ремонтом старого дома, Леша копал грядки.
Муж мой, Лешка, оказался рукастым парнем, как выражалась бабуля. Поднял ей покосившийся забор, смастерил новое крыльцо. Он очень привязался к старушке, и она полюбила его — прямо как родного.
На бабушкины юбилеи мы, как правило, все-таки собирались всей семьей. Приезжали мать с отчимом, Светка, мы с Лешкой... Но и за общим столом мать вела себя так, словно у нее всего одна дочь, а я так, дальняя родственница. Она не интересовалась ни моей учебой, ни нашим бытом. А бабушка, напротив, всегда подчеркивала, как я ей дорога.
— Вот помру, — говорила она на таких посиделках, — дом мой, Нюра,
тебе перейдет. Слышь, Надежда? — обращалась она к матери.
— Нюре оставляю дом. Она знает, как с ним управляться. А захочет, пусть продаст.
— М-м, угу, — отзывалась нехотя мать.
— А что же Светику достанется?
— Твоему Светику ваша квартира трехкомнатная достанется, небось не под забором живет. Постыдилась бы! — осаживала бабушка свою дочь.
Мама недовольно отводила взгляд и замолкала.
Когда бабуля умерла (у меня тогда только-только родилась дочка), похороны, как вы уже, наверное, догадались, готовили мы с мужем. Мать с отчимом явились только на кладбище, и то едва не опоздали. Ни слезинки не проронила моя матушка и на меня, зареванную, глядела с подозрением: чего, мол, так убивается? На поминках посидели пару часов и были таковы. Практически первое, что сделала мать, едва прошли сороковины, отправилась к нотариусу, чтобы вступить в наследство. Вот напрасно бабушка не стала писать завещание! Зря надеялась на порядочность дочери.
И дом-таки отошел матери, потому что муж мой запретил с ней спорить. Пусть, говорит, забирает, раз последняя воля покойной для нее пустой звук. Мы и так проживем. Я, конечно, возмущалась, даже, грешным делом, хотела в суд подавать, но потом успокоилась — отступила. Если честно, просто не было сил затевать тяжбу: смерть бабушки изрядно меня подкосила, а тут еще и ребенок маленький — не до дележа наследства мне было.
Тут же в доме поселили Светку, которая к тому времени уже сошлась с каким-то парнем. Ни сестра, ни ее, с позволения сказать, партнер хозяйство вести не умели, конечно. А каждый, кто живет в своем доме, знает, что это не дача: здесь не только шашлыки жарят и компании друзей привечают, здесь надо постоянно руки прикладывать. Огород быстро пришел в запустение, старые яблони вырубили, чтобы поставить мангал и стол для тенниса. Колодец никто не чистил, и он скоро заилился.
Короче говоря, очень скоро сестре с ее сожителем играть в дачников надоело. К тому же, по рассказам матери, Светка страшно боялась оставаться в этом доме одна, когда парень уезжал на работу: ее все время пугали какие-то шорохи и звуки, даже мерещились призраки. Впрочем, призраки — это полбеды. Однажды сестра действительно чуть не попала в серьезную передрягу. Сидела вечером одна, вдруг стук в окно.
Причем не со стороны улицы стучали, а со стороны огороженного забором сада. Глупая Светка, несмотря на то что насмерть перепугалась, отдернула занавеску и давай фонарем в темноту светить: посмотреть захотела, кто это безобразит. А в нее из охотничьего ружья пальнули. Дробью, сразу из двух стволов. Кто стрелял, участковый так и не установил. Скорее всего, залетные. В деревне лишь у троих ружья имелись, но то были взрослые рассудительные мужики — трезвые, уравновешенные. В общем, злодеев так и не поймали. Но не в этом дело. А в том, что в Светку ни одна дробинка не попала. Осколком стекла щеку чуть поцарапало — вот и все ранения. Чудо, просто чудо!
Разумеется, сестра после того случая перебралась в городскую квартиру родителей своего сожителя. Но мать и тут заявила, что не намерена отдавать бабушкин дом мне: «Лучше продам его!» Я снова скандалить не стала. И мать дала объявление в газету. Жить в том доме, по ее собственному признанию, она не хотела да и не могла. И ей уже следом за Светкой мерещились там какие-то привидения. Будто бы ночью кто-то пытался на нее сбросить тяжеленную полку с посудой. Чьи-то стоны раздавались вечерами, сами двигались вещи, пропадали деньги. «Бабка твоя не хочет, чтобы мы там жили! — однажды заявила мне мать. — Старая ведьма не любила меня!»
Я пожала плечами, а про себя подумала: «Так за что ей тебя любить? А чего бабушка хотела, про то тебе прямо говорила!»
Цену за дом назначили не больно высокую. По идее, сразу должны были купить дачники: место-то уж очень сладкое! От Москвы всего 50 километров, река, лес... Но объявление провисело года два, и ни одного звонка. А мне за это время пару раз снилась бабушка, которая, как в детстве, гладила меня теплой рукой по спине и приговаривала: «Не принесет им украденное у тебя наследство добра! Не наживутся они на моем доме». Так и стоит до сих пор наш с бабушкой дом заброшенным.
Мать не может его продать и категорически не хочет отдать нам с Лешей.
Однако я уверена: рано или поздно я буду жить с семьей в доме, который пусть и на словах, а не на бумаге завещала мне любимая бабушка. И еще уверена, что именно она для меня его и хранит...
МистиФикс
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев