В Питере попрощались с хорошим
парнем, веселым панком Мишей
Горшенёвым
Люди, не очень близко знакомые
с творчеством «Короля и Шута»,
удивятся – что ж ты в заголовок
не вынес какую-нибудь фразу
из их песен? Они же пели
всякие страшилки, там ведь
навалом подходящих фраз.
Например, «Вот я был – и вот
меня не стало», или «Мне
больно видеть белый свет, мне
лучше в полной темноте...» Или
вот еще лучше заголовок, из
песни «Медведь»: «Я жив,
покуда я верю в чудо, но
должен буду я умереть...»
Нет, это было бы банально. А
банальщину Миша терпеть не
мог. А еще знаете, штука в том,
что нет в КиШовских песнях
ощущения трагедии, беды. Ими
не опишешь тяжелое, внезапное,
свалившееся невесть откуда
горе. Над страшными сказками,
которые пел нам Горшок, не
плакали. Наоборот, они
заставляли улыбнуться. Это
были страшилки в самом
хорошем, не побоюсь этих слов -
милом, детском смысле слова.
Разве боялись мы в детстве,
пересказывая друг другу
леденящие душу истории? Нет,
мы щекотали себе нервы,
получали от этого удовольствие.
Такое же, как от песен «КиШа».
В них - веселье, юмор (пусть
зачастую черный), которого
порой так не хватает русскому
року - сверхсерьезному,
сверхпафосному, аж зубы
сводит. И откуда Миша взялся в
этом унылом царстве - веселый,
вечно норовящий поднять всех (и
себя самого) на смех? Да не
жил он в этом царстве. Он жил в
волшебной, сказочной стране -
именно этот смысл он вкладывал
в слово «панк».
Как-то лет десять назад я
взялся с ним спорить: Миш,
говорю, ну какой вы, к черту,
панк-рок? Панк-рок – это когда
играть не умеют, петь не
умеют. Это Ramones, Sex
Pistols. А у вас - отличная
музыка, вокал, тексты классные!
Это хард-рок, может, металл, но
никак не панк. Миша искренне
удивился: «Ну я-то панк,
понимаешь?»
А лет пять назад Миша отыскал
у себя белые волосы и
жаловался: «Гляди, я седой, как
лунь! Мне 35, а я уже старик!»
Да ничего, - говорю, - зато
теперь «Песенку пьяного деда»
без грима будешь петь.
Посмеялись. А недавно я
подумал: вот стукнет Мишке
сороковник, я ему это припомню!
Спрошу: ну что, «старик»,
помолодел теперь? Ведь с тех
пор в его жизни многое
изменилось. Родилась дочь, он
воплотил свою заветную мечту
- поставил зонг-оперу «Суини
Тодд» про легендарного
лондонского цирюльника-
убийцу. Сыграл в ней главную
роль, стал драматическим
актером - ему ведь всегда было
тесно на «обычной» рок-сцене.
Теперь, в лучших традициях
журналистики, те его слова
можно считать пророческими.
Мол, Горшок чувствовал, что
ему осталось недолго, стариком
себя называл, и пяти лет не
протянул. Если уж искать
мистику, то роковой можно
считать и его роль в рок-опере
«Суини Тодд»: в финале его
герой погибает в огромной
мясорубке. Его последняя ария -
«На краю» - тоже начинается
словами, которые теперь
кажутся мрачным пророчеством:
«Хватит притворяться живым
когда все вокруг мертвы…» Кто
- все? - спросите вы. Ответ
надо искать опять же в Мишиных
откровениях. «Это мои мертвые
друзья: Курт Кобейн, Сид
Вишез, Элвис Пресли...» -
рассказывал он о своих
татуировках.
Плохому тебя, Миш, научили эти
друзья. Всех их свела в могилу
наркота. Всех вас перемолола
одна гигантская мясорубка.
Ладно, хватит уже тоску
нагонять. Миша бы не оценил. Он
с юмором относился не только к
жизни, но и к смерти. «А он
любил собаку, бабу, водку,
драку, слезы ненавидел, если б
их увидел - он бы разозлился...»
- признавался он в песенке
«Похороны панка», которая
теперь тоже кажется
пророческой.
До свиданья, наш сказочник Миша.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев