Летом сорок первого Катерина Степановна, тогда еще Катенька, гостила у бабушки по папиной линии в Гомеле. Ей только-только стукнуло тринадцать лет, а она поехала на поезде сама. Приключение было захватывающим!
Во-первых, одна. Во-вторых, последнюю зарплату родители разрешили полностью забрать себе. А еще новое платье! И девчонки из артели подарили ей шикарный кружевной воротник. Правда, она пока не знала с чем и куда будет носить это произведение искусства… Но уже одно обладание таким сокровищем доставляло удовольствие.
Папину бабушку Катя помнила плохо. Последний раз отец вывозил семью в Белоруссию, когда ей было семь лет, в лето перед школой. Всем им очень понравился Гомель. В отличие от скромной Вологды, больше похожей на деревню, белорусский город выглядел разноцветным платком цыганки. По крайней мере, Кате казалось, что там больше цвета, света, радости.
Сейчас она ехала сюда тоже с предвкушением радости. И не ошиблась! Бабушка, дяди, тети, многочисленные дети и внуки встретили ее шумно, приветливо. Наперебой тащили каждый в свой дом. И бесконечно кормили кашчавую дзяўчынку – на чым толькі трымаецца сукенка!
Но самое чудесное – бабушка Маруся научила ее вышивать крестиком. Катеньки легко далась эта наука: пальцы ее были привычны к игле и тонкой работе. Девочка была очарована процессом создания картины на простой мешковине. Больше всего на свете теперь ей хотелось заниматься вышивкой. Она мечтала, что вернется домой и откроет свою артель «Катерина и крестик».
Такое название казалось Кате загадочным и торжественным. Она представляла, как станет самой известной вышивальщицей в Вологде: родители гордятся и по всему городу висят ее картины, вышитые крестиком. Почему-то в основном она представляла себе «Березы у реки» художника Ивана Вельца. Его репродукция висела у них на кухне.
Кате нравились эти белые деревья, которые росли на склоне под Вологодским Кремлем. Они сходили вниз, к самой реке. Летом было приятно лежать в их тени и сквозь листву смотреть на купола Софийского собора. Мама рассказывала, что раньше, до революции звон с его колокольни разносился далеко по реке.
В Гомеле тоже оказалось много берез и девочку это очень радовало. Рано утром, до завтрака она бежала в ближайшую рощу и рисовала любимые деревья. В то утро Катя тоже встала ни свет ни заря и пошла на свою обычную прогулку в рощу. По пути был небольшой рынок, где она покупала свежий пирожок.
Еще издали девочка увидела беспокойную толпу на маленькой площади у торговых рядов. Люди о чем-то громко говорили, некоторые женщины плакали. Катя подошла поближе и услышала – война. В школе они проходили такое слово, но это понятие было какое-то далекое, ненастоящее. А сейчас она увидела его в лицах мужчин, серьезных и мрачных. В глазах женщин, с испугом глядящих на своих мужей.
Рисовать расхотелось. Катя опрометью бросилась домой, не разбирая пути. Почему-то на глаза наворачивались слезы, мешая видеть дорогу. Не пробежав и половины дороги, девочка запнулась обо что-то и свалилась на землю. Карандаши и бумага разлетелись, она пребольно ударилась коленкой и разревелась. Так и сидела в пыли, глядя, как уносятся ее наброски.
– Хватит уже. Собрала я твои каракули. Открывай торбу, сложу карандаши. Ну чего ревешь-то? Убилась? Нет? Вставай, пойдем умывать тебя, лечить и кормить сулугуни. – Катеньку подхватили сильные руки и поволокли куда-то. – Или ты чанах предпочитаешь?
– Я не знаю… не знаю, что это… – пытаясь рассмотреть владелицу сильных рук и убедительного голоса, ответила Катя.
– Боже, дитя, откуда ты свалилась? – рассмеялась девочка с двумя черными косами и явно не старше Катеньки.
Так в жизнь Катерины Степановны ворвалась Нино Аветисовна.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев