Винница-мой город!

Ф. ЭНГЕЛЬС. ОБ АВТОРИТЕТЕ

Некоторые социалисты начали в последнее время настоящий крестовый поход против того, что они называют принципом авторитета. Достаточно им заявить, что тот или иной акт авторитарен, чтобы осудить его. Этим упрощённым приёмом стали злоупотреблять до такой степени, что необходимо рассмотреть вопрос несколько подробнее. Авторитет в том смысле, о котором здесь идёт речь, означает навязывание нам чужой воли; с другой стороны, авторитет предполагает подчинение. Но поскольку оба эти выражения звучат неприятно и выражаемое ими отношение тягостно для подчинённой стороны, спрашивается, нельзя ли обойтись без этого отношения, не можем ли мы — при существующих в современном обществе условиях — создать иной общественный строй, при котором этот авторитет окажется беспредметным и, следовательно, должен будет исчезнуть.
Рассматривая экономические, промышленные и аграрные отношения, лежащие в основе современного буржуазного общества, мы обнаруживаем, что они имеют тенденцию все больше заменять разрозненные действия комбинированной деятельностью людей. Вместо небольших мастерских разрозненных производителей появилась современная промышленность с её огромными фабриками и заводами, в которых сотни рабочих управляют сложными машинами, приводимыми в движение паром; дилижансы и повозки на больших дорогах вытеснены железнодорожными поездами, так же как маленькие парусные шхуны и фелюги — пароходами. Даже в земледелии все больше начинают господствовать машина и пар, медленно, но неуклонно заменяющие мелких собственников крупными капиталистами, которые обрабатывают с помощью наёмных рабочих большие площади земли. Таким образом, комбинированная деятельность, усложнение процессов, зависящих друг от друга, становятся на место независимой деятельности отдельных лиц. Но комбинированная деятельность означает организацию, а возможна ли организация без авторитета?
Предположим, что социальная революция свергла капиталистов, авторитету которых подчиняются в настоящее время производство и обращение богатств. Предположим, становясь вполне на точку зрения антиавторитаристов, что земля и орудия труда стали коллективной собственностью тех рабочих, которые их используют. Исчезнет ли авторитет или же он только изменит свою форму? Посмотрим.
Возьмём в качестве примера бумагопрядильню. Хлопок должен подвергнуться по крайней мере шести последовательным операциям, прежде чем он превратится в нить, и эти операции производятся по большей части в разных помещениях. Далее, для бесперебойного функционирования машин нужен инженер, наблюдающий за паровой машиной, нужны механики для ежедневного ремонта и много других рабочих для переноски продуктов из одного помещения в другое и так далее. Все эти рабочие — мужчины, женщины и дети — вынуждены начинать и кончать работу в часы, определяемые авторитетом пара, которому дела нет до личной автономии. Итак, рабочие прежде всего должны условиться относительно часов труда; а как только эти часы установлены, они уж обязательны для всех без исключения. Затем в каждом помещении ежеминутно возникают частные вопросы, касающиеся процесса производства, распределения материалов и т. д., которые требуется разрешать сейчас же, во избежание немедленного прекращения всего производства. И как бы ни разрешались эти вопросы, решением ли делегата, поставленного во главе каждой отрасли труда, или, если это возможно, большинством голосов, воля отдельных лиц всегда должна подчиняться, а это означает, что вопросы будут разрешаться авторитарно.
Механический автомат большой фабрики оказывается гораздо более деспотичным, чем были когда-либо мелкие капиталисты, на которых работают рабочие. По крайней мере, что касается часов труда, то над воротами этих фабрик можно написать: Оставьте всякую автономию, вы, входящие сюда! Если человек наукой и творческим гением подчинил себе силы природы, то они ему мстят, подчиняя его самого, поскольку он пользуется ими, настоящему деспотизму, независимо от какой-либо социальной организации. Желать уничтожения авторитета в крупной промышленности значит желать уничтожения самой промышленности — уничтожения паровой прядильной машины, чтобы вернуться к прялке.
Возьмём другой пример — железную дорогу. Здесь также сотрудничество бесчисленного множества лиц безусловно необходимо; это сотрудничество должно осуществляться в точно установленные часы во избежание несчастных случаев. И здесь первым условием дела является господствующая воля, решающая всякий подчинённый вопрос, — представлена ли эта воля одним делегатом или целым комитетом, которому поручено выполнять постановления большинства заинтересованных лиц. И в том и в другом случае налицо резко выраженный авторитет. Мало того: что стало бы с первым же отправляемым поездом, если бы был уничтожен авторитет железнодорожных служащих по отношению к господам пассажирам? Но как нельзя более очевидна необходимость авторитета — и притом авторитета самого властного — на судне в открытом море. Там в момент опасности жизнь всех зависит от немедленного и беспрекословного подчинения всех воле одного.
Если я выдвигаю эти аргументы против самых отчаянных антиавторитаристов, то они могут дать мне лишь следующий ответ: «Да! это правда, но дело идёт здесь не об авторитете, которым мы наделяем наших делегатов, а об известном поручении». Эти люди думают, что мы можем изменить известную вещь, если мы изменим её имя. Эти глубокие мыслители просто-напросто смеются над нами. Итак, мы видели, что, с одной стороны, известный авторитет, каким бы образом он ни был создан, а с другой стороны, известное подчинение, независимо от какой бы то ни было общественной организации, обязательны для нас при тех материальных условиях, в которых происходит производство и обращение продуктов.
С другой стороны, мы видели, что с развитием крупной промышленности и крупного земледелия материальные условия производства и обращения неизбежно усложняются и стремятся ко все большему расширению сферы этого авторитета. Нелепо поэтому изображать принцип авторитета абсолютно плохим, а принцип автономии — абсолютно хорошим. Авторитет и автономия вещи относительные, и область их применения меняется вместе с различными фазами общественного развития. Если бы автономисты хотели сказать только, что социальная организация будущего будет допускать авторитет лишь в тех границах, которые с неизбежностью предписываются условиями производства, тогда с ними можно было бы столковаться. Но они слепы по отношению ко всем фактам, которые делают необходимым авторитет, и они борются страстно против слова.
Почему антиавторитаристы не ограничиваются тем, чтобы кричать против политического авторитета, против государства? Все социалисты согласны в том, что политическое государство, а вместе с ним и политический авторитет исчезнут вследствие будущей социальной революции, то есть что общественные функции потеряют свой политический характер и превратятся в простые административные функции, наблюдающие за социальными интересами. Но антиавторитаристы требуют, чтобы авторитарное политическое государство было отменено одним ударом, ещё раньше, чем будут отменены те социальные отношения, которые породили его. Они требуют, чтобы первым актом социальной революции была отмена авторитета.
Видали ли они когда-нибудь революцию, эти господа? Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать своё господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооружённого народа против буржуазии, то разве она продержалась бы дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?
Итак: или — или. Или антиавторитаристы сами не знают, что они говорят, и в этом случае они сеют лишь путаницу. Или они это знают, и в этом случае они изменяют движению пролетариата. В обоих случаях они служат только реакции.
Написано Ф. Энгельсом в октябре 1872 —
марте 1873 г.
Напечатано в декабре 1873 г. в сборнике
«Almanacco Repubblicano per l'аппо 1874»
Подпись: Фридрих Энгельс

ДОЛОЙ КАПИТАЛИЗМ!

«Надо честно сказать, система распределения доходов и расходов в России откровенно несправедлива, на одном и том же предприятии разрыв зарплат между топ-менеджерами и работниками может достигать 100 и более раз – эти цифры учитывают только заработную плату, оставляя в стороне доходы собственников в виде дивидендов и так далее», – заявил Председатель Федерации независимых профсоюзов России М. Шмаков, выступая на съезде независимых профсоюзов ФНПР. (РИА Новости, 7 февраля 2015 г.) И что нового мы узнали? Вот если бы М. Шмаков объяснил бы нам: как же случается, что в современной капиталистической России можно вообще не работать и в то же время быть очень богатым человеком, тогда все его заявления имели бы какой-то смысл. А так все эти громкие фразы, произнесённые на съезде независимых (от кого?) профсоюзов в городе Сочи, есть обыкновенная демагогия, одурачение рабочего класса. И всё-таки, как же случается, что, не работая, можно быть очень богатым человеком? Более того, это обогащение вообще осуществляется в полном соответствии с действующей Конституцией РФ, а именно, в полном соответствие со статьёй 37, в которой говорится: «Принудительный труд запрещён». Или, говоря проще, в современной России никого нельзя заставить работать. А между тем тот, кто отказывается работать, не отказывается кушать; он просто погибнет от голода. Следовательно, этот человек просто обязан работать. Но если он не работает, но кушает, то, значит, кто-то другой работает за себя и за того, кто не работает. Здесь налицо присвоение результатов чужого труда, жизнь за чужой счёт. Уже здесь мы фактически имеем конституционное узаконивание тунеядства в современной России. Но просто так, прямо, нельзя присвоить продукты, произведённые чужим трудом. Такое присвоение даже в рамках буржуазных правовых отношений не допускается, наоборот, признаётся кражей и преследуется в уголовном порядке. И, тем не менее, как мы видели, из 37 статьи конституции РФ вытекает, что такое присвоение всё-таки допускается. Следовательно, должны существовать возведённые в закон условия, которые допускали бы законное присвоение продуктов, произведённых чужим трудом, прямо, без всяких оговорок. И такие, возведённые в закон, условия действительно существует. Слушайте: «1. Граждане и их объединения вправе иметь в частной собственности землю. 2. Владение, пользование и распоряжение землёй и другими природными ресурсами осуществляются их собственниками свободно, если это не наносит ущерба окружающей среде и не нарушает прав и законных интересов иных лиц». (Конституция РФ, ст. 36). Если теперь сюда добавить ещё статью 34 Конституции РФ: «1.Каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности», – то мы получаем полный набор конституционно узаконенных условий капиталистического способа производства, а именно: нахождение земли и средств производства в частной собственности. Но, в чём заключается смысл частной собственности на землю? Только в том, чтобы земля приносила доход её собственнику? А это возможно только в том случае, если собственник земли взимает плату за пользование землёй, т.е. взимает дань за право жить на земле с другого человека. С другой стороны, крупные средства производства: заводы, фабрики, электростанции и т.д., могут быть созданы и приведены в действие исключительно усилиями всего общества. Поэтому никто в отдельности не может сказать о них: «Это сделал я, это мои предприятия». Следовательно, крупные средства производства должны находиться исключительно в общественной собственности. Однако согласно, опять-таки, Конституции РФ крупные средства производства могут находиться в частной собственности. Короче говоря, узаконивание в Конституции РФ права частной собственности на землю и крупные средства производства, равно как и на банки, есть юридическая фикция, обыкновенное мошенничество. Итак, современная Россия — это капиталистическое общество, или, точнее говоря, общество, которое осуществляется на основе капиталистического способа производства. Но — что такое капиталистический способ производства? Прежде чем перейти к рассмотрению капиталистического способа производства, необходимо, во избежание недоразумений, сделать несколько предварительных замечаний. Во-первых: «Без труда, — гласит народная поговорка, — не выловишь и рыбку из пруда». Однако голыми руками много не наловишь. Для этого надо иметь или удочку, или сети, или снасти и т.д., одним словом — орудия труда, средства производства. Между тем при капиталистическом способе производства средства производства: земля, машины, здания и т.д. в форме частной собственности находятся в руках нерабочих — капиталистов, в то время как рабочие обладают только личным условием производства — рабочей силой. А это фактически означает, что рабочие находятся в зависимом положении от капиталистов, и поэтому, чтобы не умереть от голода, вынуждены наниматься на работу к капиталистам. Наём же рабочего капиталистом есть не что иное, как покупка-продажа рабочей силы: рабочий продаёт свою рабочую силу, капиталист покупает её. Таким образом, при капитализме рабочая сила является товаром. Какова стоимость товара рабочей силы? Стоимость всякого товара измеряется необходимым для его производства трудом; количество же самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем. Рабочая сила существует в виде живого рабочего, который нуждается в определённой сумме жизненных средств как для себя, так и для содержания своей семьи. Таким образом, рабочее время, необходимое для производства этих жизненных средств, и представляет собой стоимость товара рабочей силы. Во-вторых: Поскольку рабочий продал свою рабочую силу капиталисту, постольку он потерял право собственности на её использование. Право собственности на использование рабочей силы теперь принадлежит капиталисту. Следовательно, теперь капиталисту принадлежит не только труд рабочего, но и созданный трудом рабочего предмет потребления. Итак, рабочий продаёт капиталисту свою рабочую силу за известную плату в день, называемой зарплатой. Однако, то обстоятельство, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно, скажем, половины рабочего дня, нисколько не препятствует тому, чтобы рабочий работал целый рабочий день. Следовательно, стоимость рабочей силы, оплаченная в заработной плате, и стоимость, создаваемая в процессе её использования в течение целого рабочего дня, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имеет в виду именно это различие стоимости. То, что капиталист даёт рабочему за его рабочую силу при её покупке и то, что он получает при использовании этой рабочей силы, это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Здесь дело происходит совершенно так, как при использовании лошади в буквальном смысле: корм, необходимый для лошади, и то время, в течение которого она работает на хозяина, представляют собой совсем не одно и то же. В капиталистическом обществе рабочему разрешают работать, следовательно, жить лишь постольку, поскольку он известное количество времени работает даром на капиталиста. При таком положении дел с зарплатой, с перераспределением общественного богатства в «интересах» работников, наконец, с Конституцией РФ, трудящимся классам России ничего не остаётся, как, начертав на своих знамёнах: «Долой капитализм!», завоевать политическую власть и обратить землю и её недра, средства производства и банки в общественную собственность.

ПРАВЯЩИЙ КЛАСС И РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВА

Общество развивается, когда правящий класс выполняет общественно-полезную функцию, связанную с его общественным положением. Так например в феодальную эпоху феодал выполнял организаторские и защитные функции на подвластной ему территории. Зарождающаяся буржуазия непосредственно участвовала в самом производстве и в организации производства и т.д.
Но, когда правящий класс, в ходе исторического развития, превращается в общественного паразита, общество начинает деградировать и приходить в упадок.
Устранение рабовладельцев от участия в производственной жизни рабовладельческого общества, их общественный паразитизм, привел к упадку античной культуры и крушению этих обществ.
Феодал, постепенно устраняясь от функций организации и защиты, в эпоху крепостного права превратился в паразита-помещика, что в итоге и привело к разложению феодального способа производства и к буржуазным революциям.
Современный капитализм, отстранившись от участия в общественном производстве, ограничился только финансовыми дележами общественного богатства, взятыми в качестве дани с общества. Буржуазия превратилась в общественного паразита.
Паразитизм буржуазной власти особенно рельефно проявляется в зависимых от западного капитала странах, где наиболее сильно заметен процесс деградации и упадка. Паразитируя на распродаже общественных ресурсов и игнорируя развитие производства, компрадорская буржуазия желает устраниться даже от социальных общественных забот. Но на сегодняшний день этим гниением и упадком заражен весь капиталистический мир. Общественная деградация принимает самые уродливые формы: от общего упадка культуры, до фашизации общества.
Противостоять прогрессирующей деградации может только смена способа производства, где правящим классом станет всё общество в своей развитой форме, а на начальном этапе рабочий класс.

КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЛУАТАЦИЯ. ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Вряд ли надо говорить, что эксплуатация человека человеком, т.е. безвозмездное присвоение одним человеком продуктов труда другого человека, существует не испокон веков. Наоборот, на примере первобытного общества, которое не знало эксплуатации человека человеком, доказано, что она есть явление историческое, т.е. возникает при определённых экономических условиях, и таких условий два. Во-первых, наличие частной собственности на землю и средства производства; это первичное условие возникает в период разложения первобытного общества. При наличии частной собственности на землю и средства производства одни владеют землёй и средствами производства, а другие – лишены их, что ставит последних в зависимое положение от собственников земли и средств производства. Здесь впервые возникает возможность порабощения человека человеком, т.е. возникает возможность для того, кто владеет землёй и средствами производства, превращать того, кто лишён этих последних, в раба или в простое орудие труда. Но возможность ещё не означает действительность. Собственник земли и средств производства содержит раба не ради удовольствия, а для того, чтобы раб работал в его пользу. А каким путём он может извлечь для себя пользу из труда раба? Только тем путём, что раб производит своим трудом большее количество предметов потребления, чем то, какое собственник земли и средств производства принуждён отдавать рабу для того, чтобы тот сохранил свою трудоспособность. Следовательно, для того чтобы собственник земли и средств производства извлёк для себя пользу из труда раба, или, что то же самое, эксплуатация человека человеком осуществилась, должен быть достигнут определённый уровень производительности труда. Это, второе, и достаточное условие для эксплуатации человека человеком совершилось в эпоху становления рабовладельческого общества. Если нет этих двух условий, то эксплуатация человека человеком невозможна. Но если частная собственность на землю и средства производства дана, то она, как предпосылка эксплуатации человека человеком, будет постоянно воспроизводить её.
Человечество знает три способа эксплуатации человека человеком, сменяющих друг друга на протяжении веков: рабовладельческую, крепостническую и капиталистическую.
Они однотипны, ибо основаны на частной собственности на средства производства и землю, но вместе с тем различаются, ибо осуществляются при различных условиях осуществления общественной жизни. Впрочем, различие между рабовладельческой и крепостнической эксплуатациями не существенно. Это объясняется тем, что они осуществляются при примерно одинаковой низкой производительности труда и слабо развитой торговле. Здесь различие заключается лишь в степени жестокости и бесчеловечности эксплуатации как таковой. Но как бы ни оценивались рабовладельческая и крепостническая эксплуатации, здесь всегда целью эксплуатации является (остаётся) то, чтобы использовать труд раба и крепостного для выколачивания как можно большего количества материальных предметов потребления, следовательно, увеличивать производство предметов потребления, действительное богатство. В этом смысле эти ранние способы эксплуатации человека человеком были нормальными явлениями, сыграли в истории человечества прогрессивную роль. «Нам никогда не следовало бы забывать, что всё наше экономическое, политическое и интеллектуальное развитие имело своей предпосылкой такой строй, в котором рабство было в той же мере необходимо, в какой и общепризнано. В этом смысле мы вправе сказать: без античного рабства не было бы и современного социализма». (Ф. Энгельс).
Иначе обстоит дело с капиталистической эксплуатацией, которая осуществляется при достаточно высокой производительности труда и сильно развитой торговле, и поэтому существенно отличается от рабовладельческой и крепостнической эксплуатации. Существенное отличие здесь состоит в том, что целью капиталистической эксплуатации никогда не является выколачивание собственно самих предметов потребления, как это было при рабовладельческой и крепостнической эксплуатации, а всегда является выколачивание денег. В результате этого все экономические законы капиталистического общества извращаются, действуют навыворот. В чём тут дело? Опять-таки в цели капиталистической эксплуатации – в деньгах.
Буржуазная политическая экономия уже давно доказала, что деньги – не вещь, а меновая стоимость предмета потребления, т.е. количественная пропорция, в которой предмет потребления одного рода обменивается на предмет потребления другого рода. (Или, говоря другими словами, деньги – это общественные отношения, проявляющиеся в особой вещи). Точно также буржуазным политэкономом Давидом Рикардо доказано, что стоимость предмета потребления определяется исключительно количеством труда, которое затрачивается на его производство, а количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем. И, наконец, не требуется иметь марксовых очков, чтобы видеть, что время, затрачиваемое на производство предмета потребления, следовательно, его меновая стоимость есть величина переменная: она растёт или падает в обратном отношении к росту или падению производительности труда. Чем выше производительность труда, т.е. чем больше предметов потребления производится в единицу времени, тем меньше меновая стоимость предмета потребления, т.е. тем меньше его денежное выражение; и наоборот. Но так как целью капиталистической эксплуатации является не сам предмет потребления, а его денежное выражение, или, проще говоря, деньги, – то с точки зрения капиталистической эксплуатации рост производительности труда, стало быть, развитие производства становится злом. Следовательно, тут уже безусловный интерес капиталистов требует, чтобы ради денег, ради этой химеры останавливать производство, разрушать огромную массу средств производства. Яркий пример этого – экономические кризисы, во время которых внезапно останавливаются, даже разрушаются тысячи предприятий и миллионы рабочих лишаются работы, обрекаются на огромные лишения. Тем самым, однако, доказывается, что капиталистическая эксплуатация является ненормальным, извращенным явлением, играет регрессивную роль в развитии общества и поэтому она должна быть уничтожена. А чтобы уничтожить её, надо, прежде всего, уничтожить основу, на которой она осуществляется, а именно: частную собственность на землю и средства производства.

ПОЧЕМУ ОБЫВАТЕЛЬ БОИТСЯ НАСИЛИЯ?

Нам часто приходится слышать пожелания о «мире», которые исходят от тех, кого обычно принято называть аполитичными. Такие люди в целом не возражают против справедливости и свободы рабочих, иногда даже считая переход к таким порядкам более прогрессивным, но при малейшем разговоре о том – как практически будет завоевано счастье для народов, они сразу же кричат о недопустимости всякого насилия.
Их не смущает и то, что сегодня власть капитала точно так же поддерживается насилием. Никак нельзя назвать «миром» - события, которые начинались в перестройку и достигли кульминации во время обстрела «Белого дома» осенью 1993 года. Наоборот, такие сторонники «мира» используют прошлые жертвы в качестве предостережения от новой борьбы.
Дело здесь не только в гуманизме тех, кто сам бороться не собирается, а следовательно, и в жертвы такой борьбы попадет едва. Обывателя пугает неизвестность! Капиталистический строй, худо-бедно, позволяет таким гражданам жить, часто относительно неплохо. Отказываясь признаваться открыто, многие такие граждане хорошо сами понимают – их счастье далеко не только трудовое, они полностью зависимы от капитала. Поэтому появление последовательной партии рабочего класса, не идущей на сговор и уступки по принципиальным вопросам с буржуазией, сильно пугает таких обывателей.
Насилие лишь общепризнанный предлог отказываться от перемен и максимально сдержать порывы бороться за них всех прочих. За этим предлогом скрывается желание не растерять имеющегося, не встать на одну ступень с большинством трудящихся.
Это следует четко понимать всем агитаторам. Нельзя развеять миф, который пугает не сам собой, а служит прикрытием совсем других страхов. Что же касается самого насилия в будущей борьбе, то его количество как раз зависит от партии – чем решительнее, непримиримее и более массовое движение трудящихся – тем меньше найдется дураков, готовых встать на пути у революции. Именно так отряды тех, кто брал оружие впервые (но четко понимая для себя смысл его использования), разгромили титулованных офицеров и генералов.

К ИСТОРИИ ВОПРОСА О КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ

Учение о классах и классовой борьбе создавалось не неизвестно кем и не из воздуха. Оно создавалось буржуазными мыслителями на основе фактов общественной жизни того исторического периода, когда буржуазия, возникшая в недрах феодального общества, вела борьбу за господство в обществе против земельных собственников – феодального дворянства. В этот период буржуазия выступала в качестве революционного класса, который стремился уничтожить феодальные общественные отношения, что опять-таки диктовалось с железной необходимостью тем, что они препятствовали организации более высокой, капиталистической, формы общественной жизни по сравнению с феодальной формой общественной жизни. С другой стороны, антагонистические противоречия между буржуазией и рабочим классом в то время выступали ещё далеко не в развитом виде, и в силу этого рабочий класс не осознавал противоположность своих интересов c интересами буржуазии; вследствие этого классовая борьба между ними находилась в скрытом виде или обнаруживалась лишь в единичных проявлениях. Поэтому в борьбе за господство в феодальном обществе рабочий класс не имел своей самостоятельной позиции, и, поскольку эксплуатировался феодалами, выступал на стороне буржуазии, фактически боролся с врагами своих врагов – феодалами. Короче говоря, учение о классах и классовой борьбе было создано задолго до возникновения революционного рабочего течения в массовом рабочем движении буржуазией, которая создавала это учение в течение длительного периода путём накапливания и осмысливания в соответствие с историческими обстоятельствами фактов своей собственной борьбы против феодалов за господство в обществе. Вместе с тем, именно эти исторические обстоятельства, среди которых решающую роль играла неразвитость антагонистических противоречий между буржуазией и рабочим классом, обусловливали то, что буржуазия того периода занималась изучением феодальных общественных отношений научно честно, научно беспристрастно. Шло время. Буржуазия развивалась, становилась всё сильнее и сильнее. Каждый её экономический успех сопровождался соответствующим политическим успехом. А с каждым политическим успехом она приобретала новые, более могущественные средства для достижения своей конечной цели – абсолютного господства в феодальном обществе. Короче говоря, буржуазия, неудержимо двигаясь, так сказать, по исторической спирали, в конце концов, завоевала экономическое и политическое господство в феодальном обществе. Но тем самым она ликвидировала это общество и установила на его месте новое, буржуазное (капиталистическое) общество. Но, заняв господствующее положение в новом, капиталистическом обществе, буржуазия не уничтожила эксплуататорские отношения вообще, а, наоборот, на место старых, феодальных эксплуататорских отношений поставила новые, капиталистические эксплуататорские отношения; место феодала занял капиталист, место крепостного – наёмный рабочий. С другой стороны, в той же самой степени, в какой развивались капиталистические эксплуататорские отношения, развивались и антагонистические противоречия между буржуазией и рабочим классом. А чем выше становилась степень развития антагонистических противоречий между буржуазией и рабочим классом, следовательно, чем явственнее они обнаруживались, тем сильнее рабочий класс осознавал противоположность своих интересов с интересами буржуазии, или, иначе говоря, проникался классовым самосознанием. И, наконец, чем сильнее рабочий класс проникался классовым самосознанием, тем решительнее он включался в борьбу за экономическое и политическое господство в обществе. Короче говоря, с полным утверждением капиталистического общества, начинается классовая борьба уже между буржуазией, которая стремится сохранить капиталистические эксплуататорские отношения, и рабочим классом, который, наоборот, стремится уничтожить их, ибо они препятствуют организации более высокой, социалистической, формы общественной жизни по сравнению с капиталистической формой общественной жизни; о чём ярко свидетельствуют регулярно повторяющиеся экономические кризисы. Итак, с полным утверждением капиталистического общества, классовый характер буржуазии меняется коренным образом. Если в феодальном обществе буржуазия выступала в качестве революционного класса, то в капиталистическом обществе она уже выступает в качестве реакционного класса; ибо всеми силами стремится сохранить капиталистические эксплуататорские отношения, тормозящие движение человечества по пути дальнейшего прогресса. Отсюда, теперь, возникает вопрос: может ли быть беспристрастной в своих исследованиях буржуазная социальная наука, защищающая интересы эксплуататорского класса – капиталистов? Конечно, не может. «Ожидать беспристрастной науки в обществе наёмного рабства – такая же глупенькая наивность, как ожидать беспристрастия фабрикантов в вопросе о том, не следует ли увеличить плату рабочим, уменьшив прибыль капитала». (В. Ленин). В буржуазном обществе, т.е. в обществе наёмного рабства, в социальной науке дело идёт не о том, чтобы продолжать по восходящей линии учение о классовой борьбе, выводить это учение за рамки буржуазного кругозора и буржуазной политики, а о том, чтобы извращать, ограничивать это учение рамками буржуазного кругозора в угоду буржуазной политики. Здесь, однако, во избежание возможных недоразумений, следует сказать, что речь идёт не о реакционной буржуазной социальной науке, которая и слышать не хочет о расколе общества на классы; о ней и говорить не приходится. Здесь речь идёт о так называемой левой буржуазной социальной науке, которую наиболее ярко выражает так называемая социал-демократия. Социал-демократия – это мелкобуржуазное течение, уходящее, как и революционное рабочее течение, корнями в массовое рабочее движение середины XIX века. «После июньских дней 1848 г. мелкая буржуазия увидела, что её обошли, что её материальным интересам был нанесён ущерб, а демократические гарантии, которые должны были обеспечить ей возможность отстаивать эти интересы, были поставлены под вопрос контрреволюцией. Поэтому она сблизилась с рабочими… Была составлена общая программа, были созданы общие избирательные комитеты и выставлены общие кандидаты. Социальные требования пролетариата были лишены революционной остроты и получили демократическую окраску, а демократические требования мелкой буржуазии лишились чисто политической формы и получили социалистическую окраску. Так возникла социал-демократическая партия… Своеобразный характер социал-демократической партии выражается в том, что она требует демократически-республиканских учреждений не для того, чтобы уничтожить обе крайности – капитал и наёмный труд, а для того, чтобы ослабить и превратить в гармонию существующий между ними антагонизм». (К.Маркс, Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта). Короче говоря, социал-демократия возникла в конкретных исторических условиях путём эклектического, т.е. исключающего органическую целостность, соединения противоположных интересов мелкой буржуазии и рабочего класса; и поэтому она рано или поздно должна была расколоться на два враждебно противостоящих друг другу политических течения: мелкобуржуазный реформизм и рабочий революционизм. В первый период своей деятельности социал-демократия играла положительную роль, распространяя среди широких рабочих масс идеи социализма и содействуя образованию организаций рабочего класса. Но с течением времени она изменилась в сторону мелкобуржуазности, и уже в конце XIX века представляла собой блок мелкобуржуазных элементов, защищавших интересы мелкой буржуазии. И, наконец, в начале 20-х годов XX века, после окончательного размежевания революционных (большевистских) и реформистских (меньшевистских) сил, она оформилась в самостоятельное политическое течение. Но, порвав с революционным рабочим политическим течением, социал-демократия не отбросила напрочь учение о классовой борьбе, а, извращая его, превратила в политическое орудие приспособления и подчинения классовых интересов рабочего класса интересам буржуазии. Признавая на словах классовую борьбу рабочего класса против буржуазии, социал-демократия на деле выхолащивает её революционную, т.е. приводящую к замене частной собственности общественной, суть, подменяет её парламентской, т.е. избирательной, борьбой, которая осуществляется опять-таки под жестким контролём буржуазного государства. Но если парламентская борьба происходит под жестким контролем буржуазного государства, то нужно ли особое глубокомыслие, чтобы понять, что шансы рабочего класса победить в этой борьбе сведены к минимуму? Впрочем, даже в том случае, когда рабочий класс сможет овладеть государственной властью путём парламентской борьбы, – а это не исключено при определённых политических и экономических обстоятельствах, – то «вряд ли можно ожидать, чтобы господствующие классы подчинились этой мирной революции без «бунта в защиту рабства». (Ф. Энгельс, Предисловие к английскому изданию первого тома «Капитала» К. Маркса, 5 ноября 1886 г.). Что же касается решения социального вопроса, то здесь социал-демократия с маниакальным упорством внушает рабочему классу, что ему будет полезнее решать этот вопрос не путём революционного преобразования капиталистического общества, а путём эволюционного осуществления политико-экономических реформ, проводимых на основе классового сотрудничества (компромисса) с буржуазией, следовательно, ничего не изменяющих в отношениях между капиталом и наёмным трудом. Ибо «какие бы меры ни предлагались для достижения этой цели, какими бы более или менее революционными представлениями она ни приукрашивалась, – суть остаётся та же: перестройка общества демократическим путём, но перестройка, остающаяся в рамках мелкобуржуазности». (Карл Маркс). Короче говоря, социал-демократия сознательно ограничивает классовую борьбу между буржуазией и рабочим классом в рамках буржуазной политики, не доводит её до свержения буржуазии и полного уничтожения её, как класса, рабочим классом. А между тем задача в том и состоит, чтобы рабочий класс довёл свою классовую борьбу против буржуазии не только до её свержения, но и после свержения её подавлял бы её сопротивление власти рабочего класса, ибо «не бывало и не будет того, чтобы отживающие классы сдавали добровольно свои позиции, не пытаясь сорганизовать сопротивление». (И. Сталин). А решение этой жизненной задачи не только для рабочего класса, но для всего человечества, возможно исключительно на основе революционного учения о классовой борьбе. Революционное учение о классовой борьбе было создано К. Марксом на основе фактов пролетарских революций 1848-1851 г.г. Оно существенно отличается от буржуазного учения о классовой борьбе. Это существенное отличие в том и состоит, что К. Маркс, опираясь на достижения своих предшественников, преодолел их недостатки, вышел за рамки буржуазного мышления и буржуазной классовой ограниченности, развил новые положения в учении о классовой борьбе. В письме к Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. К. Маркс писал: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою… То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». Здесь К. Маркс, с предельной ясностью, говорит, что главное отличие его учения о классовой борьбе от учения его предшественников состоит в том, что он распространяет классовую борьбу до установления диктатуры пролетариата, как переходного периода от капитализма к бесклассовому обществу, т.е. коммунизму. Вместе с тем отсюда вытекает важнейшее марксистское положение, что человечество не может непосредственно перейти от капитализма к коммунизму; что от капитализма человечество может непосредственно перейти только к социализму, – т.е. к общему владению землёй и средствами производства и распределением продуктов потребления по мере вклада каждого трудоспособного члена общества в общественное хозяйство, – который (социализм) никогда не может быть не чем иным, как переходным государством Диктатуры пролетариата. Государство Диктатуры пролетариата, конечно, может проявляться в различных политических формах, но сущность при этом неизбежно одна: диктатура трудового народа, возглавляемого рабочим классом. Это теоретически установленное главное положение в учении К. Маркса о классовой борьбе было на практике блестяще осуществлено созданием государства Диктатуры пролетариата – СССР – русскими большевиками (марксистами), после совершения ими Великой Октябрьской социалистической революции в 1917 году. Но тем самым было доказано, что рабочий класс, всё человечество может избавиться от капиталистической эксплуатации только на основе революционного марксистского учения о классовой борьбе. Ибо «социал-демократия не смогла реализовать основные представления о будущем, которые были движущей силой социал-демократического движения, не смогли создать тот тип равенства, который предполагает социализм, не создали чувства общности среди людей, не добились влияния как на общество в целом, так и на повседневную жизнь отдельных людей». (Улоф Пальме (1927-1986 гг.), председатель социал-демократической рабочей партии Швеции, премьер-министр Швеции в 1969-1976 гг. и 1982-1986 гг. Погиб от руки убийцы 28 февраля 1986 г.).