О вере в царской России из официальных церковных изданий 

#история
"Русский народ ничего не понимает в своей религии... он смешивает Бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество... Догматы христианства ему совершенно неизвестны". (Миссионерское обозрение, 1902, т. II)
"У нас не только простой народ, но сплошь и рядом даже в образованном обществе не могут различить в религии существенного от несущественного, догмата от обряда и обычая". (Странник, 1904, № I)
"Русский народ малосведущ в религиозных вопросах". (Пастырский собеседник, 1905, № 30)
"Наш простолюдин объят непроглядною тьмою религиозного невежества, он порою ничего не понимает ни в исповедуемой вере, ни в совершающемся пред ним богослужении". (Церковный голос, 1906, № 46)
"Едва ли можно найти исповедников другой религии, которые бы так плохо понимали свою веру, как именно сыны православной церкви. Незнание нашим народом догматики христианства — факт, который едва ли кем будет оспариваться". (Церковно-общественный вестник, 1913, №25)
"В Древней Руси масса усвоила дух христианства весьма односторонне и, так сказать, внешне-механическим образом приобщилась к нему, в результате чего в религиозном сознании ее явилось преобладание формы над содержанием религии, временно-случайного и второстепенного над существенным и важнейшим". (Странник, 1902, №8).
"Последующие события в жизни русских христиан, не только не могли ослабить первых влечений к обрядолюбию, а напротив, все тверже и глубже закрепляли их в сознании верующих. Беспросветная тьма, умственное невежество, отсутствие образования — все это были верные помощники тому, чтобы русские христиане все свои упования и надежды возложили на внешнюю, обрядовую сторону христианской веры, а не на существо ее... И эта любовь к внешним обрядам, к показной стороне сохраняется и до сего дня". (Церковно-общественная жизнь, 1906, № 38).
"Попробуйте побеседовать с ними насчет этого самого русского "обрядолюбия", и вы неизменно увидите пред собой тех именно "обрядоверов", которые чуть ли не всю сущность христианства полагают во внешнем культе. Всякие маленькие попытки к изменению обрядов, к сокращению их они неизменно будут считать подрывом самих основ,христианства, угрожающим самому бытию христианства. Всякую незначительную критику обрядовой практики они признают за ересь, достойную анафемы". Церковно-общественная жизнь, 1906, № 38).
"По крайней мере, в первые годы своего христианства новокрещенный Василий (Владимир Святославич) не многим чем отличался от язычника Владимира, хотя усердно и выполнял богослужебный культ, вывезенный из Греции. Подданные великого князя, окрещенные славяне, тоже не ушли далее своего вождя: не без сожаления они изрубили свои недавние кумиры, насмеялись над своей прежней святыней, привязав ее, избитую палками, к конскому хвосту, и сейчас же обратились к новой внешности, к только что привезенной обрядности: в ней стали видеть своего нового бога, в ней проявлять свою лучшую веру". (Церковно-общественная жизнь, 1906, № 38).
Из статьи о сборнике А. Н. Афанасьева "Народные русские легенды":
"Чем больше вчитываешься в эти произведения народного духа, тем яснее становится мучительная мысль, что народ наш только по именам и словам знает христианство, но образ его мыслей — вне самого примитивного понимания элементарных истин Евангелия". (Миссионерское обозрение, 1914, № 4).
(Из письма священника): "На собраниях нас ругают, при встрече с нами плюют, в веселой компании рассказывают про нас смешные и неприличные анекдоты, а в последнее время стали изображать нас в неприличном виде на картинках и открытках... О наших прихожанах, наших чадах духовных, я уже и не говорю. Те смотрят на нас очень и очень часто как на лютых врагов, которые только и думают о том, как бы их побольше "ободрать", доставив им материальный ущерб". (Пастырь и паства, 1915, № 1).
"Интеллигенция наша в подавляющем большинстве относится к религии или совершенно безразлично, или даже отрицательно". (Странник, 1905, № 3).
"Неверие интеллигенции, заразивши сначала средние слои православного народа, ныне уже успело проникнуть до самого дна простого народа". (Приходская жизнь, 1904, №6).
"Наше общество, не только в верхних, но и в нижних слоях заметно отчуждается от церкви". (Руководство для сельских пастырей, 1902, № 1).
"Самым большим заблуждением, ярко бросающимся в глаза пережитком, является мнение, что современное село чтит рясу. Нет, эта стародавность миновала, как и многое другое в укладе нашей жизни, И на селе теперь (за редкими исключениями) научились критике, и здесь умеют "переоценивать ценности", и сельчане часто не чтут не только рясы, но и того, что в рясе". (Христианская жизнь, 1906, № 5).
"Не подлежит ни малейшему сомнению, что огромная часть нашей светской молодежи и даже часть (и весьма немалая) воспитанников духовно-учебных заведений поражена религиозным индифферентизмом, а иногда и прямым неверием в смысле отрицания главнейших догматических оснований религии. Об этом свидетельствуют более чем равнодушное отношение к церкви, небрежность в исполнении церковных обязанностей, полное нежелание хоть сколько-нибудь считаться с уставами церкви". (Странник, 1905, № 3).
"Замечено, что по мере развития у нас "просвещения и образования" обратно пропорционально уменьшается число людей, с любовью преданных святой вере и церкви. Если такое явление признается характерным и типичным даже для русского крестьянства, то, следовательно, наше просвещение и образование, находясь в непримиримом противоречии с началами религиозной жизни, должно считаться ненормальным, а потому — и неполезным". (Руководство для сельских пастырей, 1909, № 2).
"Духовные семинарии должны дать своим питомцам, будущим пастырям церкви, духовный меч для борьбы с социализмом". "...Наибольшее внимание… обратить на самый боевой социализм — это на научный социализм, который проводится в жизнь социал-демократией". (Голос церкви, 1912, № 11).
"Такого рода литература гораздо опаснее литературы раскольников, и этот новый враг в лице социализма для православия более серьезный враг, чем раскол". (Миссионерский сборник, 1908, № 1).
"Данные 11 отчетов лишний раз убеждают, что борьбе с социализмом, еврейством и даже, пожалуй, неверием далеко не всегда придается надлежащее значение и что по традиции особенное внимание посвящается борьбе с "расколом" и сектантством. Борьба с тем и в особенности с другим, все более и более усиливающимся, конечно, и нужна, и понятна, но в последнее время слишком высоко поднял голову социализм во всем мире, между прочим, и у нас... А все это куда опаснее старообрядческого раскола". (Церковный вестник, 1916, № 43 — 45).
"Духовенство не протестовало ни против петровых насилий, ни против бироновщины, ни против аракчеевщины, ни против кнута, шпицрутенов и виселиц, ни против крепостного права, ни против взяточничества и бессудья. Духовенство тщательно сторонилось от ужасов народной жизни и всему провозглашало многая лета". (Странник, 1905, № 5)
"Исторически сложившаяся печальная известность православного духовенства как тушителей всякого общественного движения, имеет для себя достаточное основание в составлении такого взгляда на духовенство". (Православный путеводитель, 1905, № 7).
"Церковные каноны — это та соломинка, за которую хватается утопающий, это последняя в глазах иерархии попытка, чтобы спасти старыми привычными средствами спокойствие и единство церкви. Задушенные путами бюрократизма, заваленные бумажными горами, владыки проглядели, куда и как пошла жизнь, и теперь, проснувшись от долгого сна, не могут понять жизни, ее требований и нужд. Они все еще живут старообрядной стариной, не хотят и не могут понять, что старое прошло безвозвратно. Они все еще верят, что пройдет современная смута и снова настанет блаженное время: владыки будут истолковывать церковные каноны, проводить их в жизнь, устанавливать порядки, властвовать, распоряжаться, учить". (Отдых христианина, 1906, № 11).
"Неравенство в раздаянии даров человеческого счастья зависит от Господа Бога". (Проповеди, 1905, сентябрь)
"Господу угодно устроить в человеческом общежитии так, чтобы одни были богаты, другие бедны". (Душеполезное чтение, 1906, ч. I)
"Неравномерное распределение земных благ между людьми служит свидетельством премудрости провидения". (Руководство для сельских пастырей, 1906, № 37)
"Неравенство людей в пользовании земными благами не прекратится до скончания мира". (Вера и разум, 1914, № 1).
"Неравномерное распределение собственности — есть дело премудрого и всеблагого промышления Божия о людях. Если бы все одинаково обеспечены были в средствах жизни и никто ни в ком не нуждался, то явилось бы затруднение в исполнении заповеди о любви к ближнему". (Душеполезное чтение, 1902, ч. II).
"Неравенство, необходимо и желательно в интересах самого же человечества, чтобы привести его к солидарности". (Православный собеседник, 1911, т. 1).
"Равенство немыслимо, бессмысленно и пагубно". (Кормчий, 1907, № 11)
"Равенства никогда быть не может". (Свет печерский, 1913. № 1)
"Равенство есть только на кладбище". (Церковность, 1913, № 345)
"Социалистическое верховенство народа совершенно несогласно с учением божественного откровения". (Вера и разум, 1912, № 5).
"Человек, при самом сотворении вместе с образом Божиим получил от Бога право собственности". (Вера и разум, 1912, № 3)
"Напрасно, мы стали бы искать в Евангельских повествованиях хотя одно выражение, одно слово, которое можно было бы привести против частной собственности... Частная собственность признается и освящается Евангелием". (Православный собеседник, 1909, № 9).
"Иисус Христос, ни одним словом не отвергал частной собственности, не почитал ее воровством или грабительством и не называл собственников, людей богатых, преступниками только за то, что они были богаты". (Христианская жизнь, 1906, № 9).
"Право собственности каждого, по учению христианства, — составляет святыню для всех неприкосновенную". (Духовная беседа, 1917, № 12).
В 1906 году Синод русской православной церкви издал специальный указ, обязывавший подведомственное ему духовенство "проповедовать в церквах о неприкосновенности частной собственности". (Церковный вестник, 1906, № 28).
"Право собственности вечное понятие! Оно никогда не потеряет силы. Уничтожить это право — значит пойти против Божеских и человеческих законов". (Руководство для сельских пастырей, 1910, № 31 — 32).
"И рабство, и неравенство, и все нестроения в среде людей — все виды зла произвел грех". (Церковные ведомости, 1908, № 14, Прибавления, с. 666)
"Люди не оттого несчастливы, что неравны и угнетены, а оттого, что грешны, себялюбивы и не знают подлинной истины". (Кормчий, 1909, № 49)
"Бедность вытекает из общей бедственности человечества, в основе которой лежит грех". (Руководство для сельских пастырей, 1910, № 30)
"Если жизнь наша, теперь печальна; если кругом себя мы видим столько горя, всякого неустройства и всякого непорядка; если в жизни, нас окружающей, господствуют злоба, взаимная ненависть и братоубийство всякого рода — то ясно, где причина всех этих явлений. Она в нас: наши грехи, наши неправды и беззакония отравили жизнь". (Церковные ведомости, 1910, № 9).
"Напрасно упрекают /Церковь/ в том, что она подслуживается только богатым, Она обращается к обеим сторонам с проповедью о той непререкаемой истине, что корень всех бедствий земных и всякой несправедливости следует искать не во внешних порядках, но в греховной испорченности естественного человеческого сердца с его страстью к корыстолюбию и любостяжанию, бьется ли это сердце под сюртуком богача или под блузою рабочего". (Церковные ведомости, 1905. № 52).
"Трудящиеся бедняки, должны помнить, что их доля терпения и лишений есть удел всего падшего человечества и что только этим путем человек может заслужить награду вечную — царство небесное". (Вера и разум, 1902, № 1).
"Для того, чтобы удалить из сердца пролетария недовольство и отчаяние, нужно указать ему за мрачными тучами скорбей и бедности, которые его окружают, лазурное небо вечных наслаждений в обителях отца небесного, которое открывает религия. Отнимите у пролетария религию, и вы напрасно будете убеждать его быть скромным и уважать права другого: он, может быть, будет молчать до поры до времени, но при удобном случае разорвет свои цепи". (Православный собеседник, 1909, т. II).
"Не кто иной, как духовенство, перенесло на Русь византийскую идею самодержавия, легшую затем в основу нашего государственного уклада". (Христианское чтение, 1913, № 3).
"Самодержавие на Руси заведено не человеческим хотением, а Божьим изволением, Божией милостию". (Труды Киевской духовной академии, 1913, т. I)
"Идея народовластия, или народоправия, как лицемерно нелепая, выдуманная, чтобы дать высшим сословиям незаметно держать в своих руках народ, чужда душе русского народа". (Голос церкви, 1912, № 10).
"Всякая мысль о какой-то конституции,о каком-то договоре Царя с народом является кощунством, непростительным оскорблением не только Царя, но и Бога". (Голос церкви, 1912).
И тут возьми да случись Февральская революция... меняется тон.
"...Открыто и прямо осудить то учение о якобы "божественном" происхождении царского самодержавия на Руси, которое от имени церкви веками публично, в проповедях с церковного амвона преподавалось, официально предписывалось и всеми мерами утверждалось носителями царской власти как богооткровенное". (Богословский вестник, 1917, № 6--7).
"Мы не могли представить себе столь глубокого равнодушия народных масс к судьбам монархии". (Церковность, 1917, № 339).
"Смеем заявить, что если власть государственная и церковная пригласит, разрешит, повелит, то церкви и обители без промедления и без сожаления отдадут и медь колоколов, и золото и серебро утвари, и драгоценности икон, и украшения крестов и облачений, лишь бы только это не соблазнило верующего чувства, лишь бы это заставило и других, кто в силах, отдать серебро и злато на нужды войны". (Церковность, 1917, № 377).
"Ссылка в монастыри в прежние времена производилась у нас на Руси в самых широких размерах и притом за самые разнообразные преступления". (Пругавин А. С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством. М., 1905).
"Ссылка в Соловецкий монастырь религиозных преступников широко практиковалась уже в половине XVI столетия, в царствование Иоанна Грозного. Затем, в течение XVII, XVIII и первой половины XIX столетия тюрьма Соловецкого монастыря нередко была переполнена заключенными". (Там же, с. 10). "В XVI — XVIII столетиях, весьма многие из наших монастырей играли роль государственных тюрем для заключения в них всех наиболее важных преступников не только против церкви и религии, но и против государства и правительства, против общественной нравственности и т. д.". (Там же, с. 34).
"Процент психических заболеваний среди монастырских узников — огромный. Если бы психиатры получили возможность исследовать духовное состояние лиц, просидевших в монастырских тюрьмах 10, 15, 20 лет, то можно быть уверенным в том, что среди этих несчастных они нашли бы очень немногих лиц, психически здоровых". (Там же, с. 20). "Измученные разнообразными пытками, дыбами, избитые нещадно кнутами и батогами, с вырванными ноздрями, с отрезанными языками, они отвозились в Соловки или же в другие "дальние монастыри" и запирались там в сырые, темные, холодные погреба, называемые тюремными кельями. Здесь они обрекались на вечное одиночество, на вечное молчание, нужду и горе. Казалось, что после ссылки о них совершенно забывали, их вычеркивали из списка живых людей. И действительно, чаще всего только смерть избавляла несчастных узников от дальнейших страданий, только могила успокаивала их измученные тела". (Там же).
Собрано по книге Н.С. Гордиенко "Крещение Руси: факты против легенд и мифов", ЛЕНИЗДАТ 1986