Предыдущая публикация
ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ПОВАРИХА.
Отрывок из воспоминаний Моисеенко В.Э. "Перевалы"
Глава 7. «МОЛОДОСТЬ В ГОРАХ И ГОРОДЕ» (выборка).
Наконец приехал грузовик с моими геологами, в кузове которого вместе с имуществом отряда сидели четверо ребят-практикантов из Душанбинского техникума, и радист Серёга из ДОСААФ, молодой парень, всего на пару лет старше меня, но у него уже был опыт полевых сезонов на Памире, и потому я к нему с уважением прислушивался. Следуя моему примеру, палатки ставить они тоже не стали, а расстелили свои спальники на тюках с сеном, благо стояли теплые июньские деньки, а ночью было не так уж холодно. На следующий день началась работа, ради которой мы сюда и приехали. Заседлав четырех лошадок из пяти (это превратилось в показательное шоу для практикантов, звездой которого выступил я - под руководством Юрия Григорьевича, чем я был несказанно горд), геологи разъехались в разные стороны собирать образцы. Я отправился в паре с Курдюковым, учась по ходу дела управлять слишком норовистой лошадью. Мы прошли по довольно крутому ручью Чорбидара, лишь в конце маршрута спешившись, и полезли вверх по склону. На нем было достаточно обнажений коренных пород, от которых мы отбивали образцы, и быстро наполнили ими два рюкзака. Следующий день был у геологов камеральным, а для нас - днем отдыха, который мы посвятили установке разборной антенны для нашей рации. Но из этой затеи ничего не вышло - разборные элементы штыревой 12-метровой мачты были уж очень изношены и разболтаны, и нам никак не удавалось поднять ее, закрепить растяжками - она каждый раз рассыпалась. Промучившись вместе с нами несколько часов, радист отправился на сеанс связи в Покрут, где была мощная радиостанция этой стационарной партии. Назавтра был намечен еще один маршрут, во время которого на перевал Хоки мы выехали по проложенной геологами дороге, по ней же и спустились вниз, набив рюкзаки образцами. В четвертый день приехала вызванная нами по радио автомашина, которая перевезла наше имущество через этот же перевал, через Гиссарский хребет, в геологический поселок Кумарх в долине Ягноба. Я же, оседлав лошадок, вместе с практикантами в качестве всадников, налегке поплелся за ней следом. На мой вопрос о маршруте перехода Курдюков, смеясь, посоветовал мне «не сворачивать с дороги» - она тут на сто верст вокруг единственная. Практикантам наше путешествие очень понравилось, они почувствовали себя ковбоями, и у меня даже появились проблемы с управлением ими. Среди них выделялся один переросток, весьма развитый физически парень 16-ти лет, неглупый и волевой, явный лидер группы, который начал оспаривать мое главенство, остальные ему молча подчинялись, и с интересом наблюдали, чья возьмет. Речь зашла даже о том, что они готовы побить меня вчетвером, чтоб не слишком командовал. Пришлось показать ему, чем сержант советской армии отличается от несовершеннолетнего выскочки. Близ перевала я оттеснил его лошадь своею к обрыву, и предложил заглянуть вниз, в пропасть. Объяснил ему, что он вполне может до места не доехать, а я просто составлю акт о несчастном случае. На его возражения, что ребята будут свидетелям, я холодно ответил, что я обсужу это с ними на его похоронах. Тот растерялся, и сконфуженный притих, чем сразу же подмочил свой авторитет в глазах сверстников. Когда мы спустились с перевала в долину до уровня реки Ягноб, ребята затеяли скачки наперегонки, и я не стал им препятствовать, чтобы разрядить обстановку.
...
Попетляв по левому склону Ягнобского ущелья, дорога поднялась наверх, и воткнулась в россыпь вагончиков в широкой долине бокового притока. Это и был геологический поселок Кумарх. Перед которым в двух сотнях метров не доходя, уже стояли палатки нашего отряда, завезенного сюда на автомобиле. Был поздний вечер, остатки которого ушли на обычные хлопоты после конного перегона: лошадей надо было расседлать, расставить в долине на длинной привязи где были заросли сочной травы, и обязательно обильно напоить. Утром Курдюков, отругав меня за задержку в пути, и за то, что кони пришли сильно уставшими, заставил меня строить туалет за палатками, что меня удивило – ранее мы вполне обходились "кустиками". Правда, на этой стороне Каратегинского хребта, в долине Ягноба, кустов или деревьев днем с огнем не найдешь – они тут вообще не растут. Забив в землю четыре высоких кола вокруг выкопанной лопатой ямы, я обтянул их разрезанной мешковиной. Затем мы отправились в баню (везде, где только появлялись геологи-разведчики, они первым делом собирали примитивную баню, используя для этого местный камень, и привезенные с собой стройматериалы и сваренный заранее железный котел; но в основном, это были деревянные щиты, обтянутые изнутри разрезанными вдоль прорезиненными проходческими воздуховодами, которые обеспечивали идеальную водо- и паронепроницаемость, но придавали атмосфере заметный резиновый аромат). Возле нее стояла обычная машина-водовоз, шланг от которой был протянут вовнутрь, к котлу, так что проблем с водой не было. Когда вода в водовозке кончалась, та отъезжала заправляться. Её набирали прямо из рек и ручьев, считая ее питьевой. И действительно, талая ледниковая вода в них была необыкновенно вкусна. Правда потом, зимой, при камеральной обработке результатов камерального сезона, я узнал, что местное население из Ягнобской долины было выселено не только из-за его труднодоступности, или угрозы обрушений склонов при землетрясениях, но, в первую очередь, из-за замеченного здесь повышенного содержания сурьмы и ртути в речной воде (Кумарх был месторождением именно ртути; ведь это был знаменитый ртутно-сурьмяный пояс Центрального Таджикистана: но теперь я с удивлением узнаю из прессы, что месторождение Кумарх разрабатывается... на олово!). Вот поэтому-то в этой долине ничего толком и не растет. После бани мы отправились в столовку Кумархской партии, где быстро договорились о столовании в ней, и познакомились там с «партийной» поварихой, миниатюрной татаркой Раечкой, которая из своего раздаточного окна разговаривала со всеми исключительно матом, а вечерами напивалась до неприличия, и приставала к мужчинам. Делая страшные глаза, и перейдя на шёпот, нам поведали почти вампирскую историю, как среди ночи в любой палатке, особенно во вновь поставленной, может появиться пьяная Раечка, и горе тому, кто откажет ей в удовлетворении. При этом готовила она сытно и вкусно, и все старательно и громко хвалили всё приготовленное ею (говорят, что однажды она одела на голову кастрюлю с горячими макаронами допустившему их критику бурмастеру). Она даже сама пекла свежий хлеб, хотя это вовсе не входило в ее обязанности, а надо понимать цену свежего хлеба в поле: мы от тоски по хлебу размачивали в воде макароны, и пекли из этого теста примитивные лепешки в выкопанных в земле ямах на углях (мука в мешках, полученная из городского ОРСа, быстро разошлась по чабанам в обмен на баранину и молочные продукты). Она пользовалась всеобщим уважением, и непререкаемым авторитетом, в первую очередь потому, что для неё самой никаких авторитетов не существовало - при появлении в ее столовке начальства, сколь бы оно высоким не было, она своего поведения не меняла. Именно поэтому не завхоз партии командовал ею, как это должно быть и было везде, а она им; и, как следствие, продукты на кухню она всегда получала по первому своему слову, и только лучшего качества. Так что, несмотря на нашу договоренность с завхозом, именно от нее зависело, будут ли нас здесь кормить. Но опасения оказались напрасными - скользнув взглядом по нашему личному составу, Рая матом соблаговолила: все равно, мол, собакам выбрасывать. Ночь мы провели без сна, в опасениях появления этой буйной женщины за своей сексуальной данью, но видимо, насчет этого нас просто разыграли. Уж очень любят полевики пошутить – скучно ведь без газет и телевидения. Отсюда и всеобщая их страсть к карточным играм (я освоил все возможные игры в карты; правда научиться играть, и научиться выигрывать – это две большие разницы, как говорят в Одессе: мой прирожденный авантюризм, и частые просчеты в быстрых расчетах в уме обычно делали меня за игральным столом «мальчиком для битья», вследствие чего я никогда в жизни на деньги в карты не играл). Пользовались успехом и «профсоюзные» домино и шашки с шахматами, закупаемые этими самыми органами, и вездесущий «шиш-беш», доски для которого промышленность не выпускала, их делали только или сами, или руками «зеков» в тюрьмах, но именно вследствие их дефицитности было принято дарить их на день рождения геологам. Отсюда и бесконечные анекдоты на любую тему (например, про геологов в маршруте: «Вань, а ты карты-то взял?» «А как же - две колоды!»), а еще слухи, сплетни, и просто байки, которые все внимательно выслушивали, несмотря на иногда слишком явно буйную фантазию рассказчика. Самые интересные из них пересказывались, и расходились не хуже, чем теперь "фэйки" в соцсетях.
…
Выпросив по рации партийную машину, Юрич перевез лагерь к штольне, пробиваемой разведчиками на противоположной стороне развлетвлённой долины Кумарха, в урочище Учкадо. А мы вдвоем, с тем самым оболтусом, что угрожал меня побить по пути сюда, погнали наших пятерых лошадок по пробитой по склону грунтовой дороге к ней. Дорога, сначала спустившись к реке, затем шла все время по серпантину вверх, и лошади устали. Оболтус уговорил меня остановиться поохотиться, и я отдал ему свое ружьё – служебную одностволку 16-го калибра. Там было полно сурчиных нор, возле которых буро-оранжевыми столбиками торчали их обитатели. Но все его попытки подкрасться к суркам были ими замечены. Добравшись наверх, мы нашли свой лагерь чуть ниже устья штольни, и метров 500 в сторону. Наши палатки стояли на более-менее ровной площадке прямо на склоне, всего метров на 150-200 ниже скалистого водораздела. Их было три: 2-х, 4-х и 6-ти местные (соответственно: склад, жилая для геологов, и жилая для рабочих и меня). Посуда и продукты разбросаны вокруг очага, изображая что-то вроде кухни. За водой приходилось ходить по тропинке метров 150 по горизонтали в сторону, к пробивающемуся прямо из склона роднику. Коней привязали на склоне пониже, там, где была трава погуще. Высота здесь уже ощутимо сказывалась, слегка не хватало кислорода, и сильно жег солнечный ультрафиолет с безоблачного неба. А ночью, напротив, было даже морозно. Я утром пошел ополоснуться к роднику, не взяв с собой ни полотенца, ни даже рубашки, и пока мокрый возвращался к палатке, меня продуло горным бризом. Казалось – ерунда, но высота ошибок не прощает, и я слег в простуде с высокой температурой. Через два дня шатаясь, я выбрался из спальника – и обнаружил торчащий из складской палатки хвост коня, который засунув голову в крафт-мешок, упоенно чавкал овсом. Это было опасно, переевшая овса лошадь могла погибнуть от газовых запоров в кишечнике, меня об этом предупреждали на конеферме. Оказалось, геологи ушли на маршруты, Серега варит еду, а оставшиеся в лагере двое практикантов самовольно взяли ружье и пошли охотится на сурков. Когда они вернулись, я напустился на них, почему они не привязали коня, и всё тот же оболтус вздумал угрожать мне ружьем. Которое я, несмотря на свою слабость после болезни, у него легко отобрал, и им же его и побил. Наша драка состоялась на высоте 3670 метров над уровнем моря! Это было достойно книги Гиннеса. Вопреки моим опасениям, его товарищ ему на помощь не пришёл, и в итоге я победил. Как только он почувствовал, что ему не хватает сил, а если он будет продолжать, то я его изуродую здесь прикладом, по крайней мере что-то сломаю ему, он тут же сдался. Нечто подобное уже давно надо было с ним сделать. После этого своего публичного поражения он всегда держался от меня подальше, и больше мне никогда не угрожал, но зло на меня затаил, и ехидничать не перестал.
Пока я отлеживался, геологи облазили и отрог Учкадо, и отрог Темирхан, и даже прогулялись с рабочими на лошадках в соседнее ущелье Тагобикуля, для чего им пришлось сначала спуститься к Ягнобу, и от устья реки Кумарх пройти несколько километров вниз до соседней долины. Там они переночевали в прихваченной ими палатке, и разделившись, сделали два разреза - по правой и левой стороне ущелья Тагобикуль, в его верховьях. Закончив запланированные маршруты, геологи еще раз в камеральный день перебрали и зарегистрировали свои образцы, и тогда Серега снова по рации вызвал машину из Кумарха. Приехал тот же самый водитель-таджик, что забрасывал нас к штольне, и он рассказал, что в тот раз ему на обратном пути пришлось забрать невесть как попавшую в штольню пьяную Раю. Та действительно ушла в запой, и в лучших традициях пьяных мужиков, куражилась и лезла куда не надо. Проходчики принесли ее на руках, и засунули ее в кабину грузовика, где она стала на ходу в своем пьяном безумстве то высовываться в окно, то задирать ноги, и класть их на руль, то вообще хваталась за него. И это на ничем не ограждённой горной дороге с ее обрывами и серпантинами. Просто чудо, что они тогда не разбились. Когда водитель попросил ее вести прилично, она стала кричать, что он понятия не имеет о неприличности, и стянув с себя джинсы, осталась в одних трусах. Этим она сильно травмировала его ханжескую психику женатого мусульманина. Водитель был настолько шокирован этим случаем, что, когда мы остановились в Кумархе пообедать на дорожку, он даже отказался идти с нами в столовку. Рая была на месте, она работала как ни в чем ни бывало, но, когда мы, пообедав и расплатившись с завхозом, попросили у нее свежего хлеба на дорожку, она нам грубо отказала, и даже швырнула в нас какую-то утварь. Такого густого мата от женщины я больше никогда нигде не слышал.
Примерно так Раечка и выглядела
А эта страшная картинка напоминает полевой лагерь Кумарх ночью (шутка)
На самом деле он был таким, Кумарх (фото от Р.Белова)
И работали на нем так... (фото от Р.Белова)
а это образы, которыми, в их совокупности я и пытаюсь передать образ Раечки
вот в сумме и получится нечто похожее на повариху Раечку... Дело она свое знала и готовила прекрасно. И сама она была:: Прекрасна и Опасна...
#ВикторМоисеенко
#ВикторМоисеенко
Следующая публикация
Комментарии 4