Предыдущая публикация
« А ПУТЬ И ДАЛЁК И ДОЛОГ» РАССКАЗЫ ГЕОЛОГА
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО ИЛИ МИЛЛИОН АЛЫХ РОЗ. Часть 1
Полевой сезон 1983 г Геохимическая партия начала раньше, чем в предыдущие годы – 30 апреля. Обычно же выезжали в тайгу после посадки картошки на своих огородах – 15-20 мая. Первым поисковым участком этого сезона была Надежда. (В название было вложено наше тайное желание открыть интересное рудопроявление.) Участок находится примерно в 60 км от Рощино на левобережье р. Перевальной (Синанчи) у слияния с ней большого левого ключа Начального. Здесь вблизи контакта с осадочными породами в гранитах большого Синанчинского массива во многих шлиховых пробах ранее были установлены большие весовые содержания касситерита (оловянного камня) и вольфрамита. По ключу Начальному имелась большая россыпь касситерита и вольфрамита, к этому времени полностью отработанная старательской артелью. При промывке старателям часто попадались частично окатанные кристаллы дымчатого кварца (раухтопаза), а недалеко от участка двумя годами ранее поисковой партией Кулиша-Пушного в гранитах была раскопана большая миароловая пустота с очень крупными кристаллами мутного кварца, которые были выкопаны и выставлены в геологическом музее экспедиции. (Их и сейчас можно увидеть в экспозиции музея с. Рощино.)
Сезон открыли, поселившись в палатки с печками, т.к. было еще холодно. Участок отработали по принятой схеме.
Вот те на, сегодня день трепета перед Бахусом! Не без трепета расскажу о людях, вера которых в это весёлое божество творит чудеса. Ох, полетят сейчас в меня тапки. Но из песни слов не выкинешь.
ЭФФЕКТ ПЛАЦЕБО
Не знаю, по писаным или неписаным законам, но в геологических партиях, как в полевых, так и в стационарных круглогодичных, во времена их существования, бытовал сухой закон.
В нашей геологоразведочной партии, занимавшейся в 80-х годах детальной разведкой золоторудного месторождения, он соблюдался. Официально спиртное не завозили, но жёсткого запрета на его употребление не было, да и на изготовление тоже.
Партия работала в плановом режиме и если где-то, кто-то, когда-нибудь и погуливал, то без ущерба для производства и вреда для окружающих, то есть втихушку. Ну а если уж засветился, то профком ему в помощь был.
Но Новый год – это другое! Гуляли все. Все – это около сотни геологов, проходчиков, буровиков и тех, кто с ними рядом проживал и работал, иждивенцев в партии не было. Женщин семейных было не более двенадцати-пятнадцати и нас молодых, да холостых специалисток две-три. В клубе на двух сдвинутых теннисных столах выставляли принесённые закуски и спиртное. Так и гуляли всем скопом.
Спиртное в партию привозили долгожданным праздничным грузом. Немного шампанского и фруктово-овощных деликатесов забрасывали вертолётом, но это случалось далеко не всегда. А вот УРАЛ с незамерзающим основным праздничным грузом приходил всегда вовремя. Ох, каких испытаний стоило это нашим водителям, несравнимым ни с кем в своём мастерстве и виртуозности вождения. Правда сами водители уверяли, что и местные боги в благодарность за почитание и щедрые угощения «огненной водицей» помогают им преодолеть этот путь. Машины по зимнику шли караваном и проходили сто километров обычно за два дня, с ночёвкой на перевалочной экспедиционной базе в Тумелике. Бывало, шли они без ночёвки и в посёлок прибывали глухой ночью.
И как же его, праздничный груз, ждали…, ну конечно, чтобы помочь разгрузить. Утром 31-ого мы уже точно знали, чего и сколько привезли и сколько и чего на брата достанется. Праздновали так, что и слов не хватит описать. А вот пьяных, ну чтобы совсем в хлам, я не помню. Плясали, танцевали, точно, до упаду. Когда баянист – Саша Тимофеев совсем уж «уставал», врубал магнитофон Валера Андриевский и разносился над перевалами и вершинами заснеженными, пробуждая и пугая всё зверьё на много километров, супер новый хит - Москва златоглавая, звон колоколов … .
Утром, после последнего, слабого уже, звона бокалов за западные рубежи нашей огромной страны, расходились самые стойкие, то есть мы. Столы прибирали, оставляя немного закуски и всё оставшееся спиртное для тех, кто уже отдохнул и готов был снова в бой, ну или в оборону….
1-2 января встречались-собирались уже своими тесными компаниями. Угощали друг друга эксклюзивными напитками: наливочками, настоечками малиновыми, голубичными, облепиховыми, брусничными, да клюквенными, да с кедровыми орешками. Я не была спецом в этом деле, поэтому моим гостевым напитком был глинтвейн. Пара бутылок «Медвежьей крови», привезённых с отпуска специально для этого случая, лежали в подполье и ждали своего звёздного часа. Лимончик, апельсиновые корки, специи тоже припасены были заранее, а иногда и сухофрукты в ход шли. Божественный напиток, скажу я вам, при свечах, под гитару в январский вечерок. Эх-х.
Все праздники когда-нибудь заканчиваются. Вот и у нас дня через три-четыре отгремели последние салюты из ружей и сигнальных ракетниц, громогласное ура-а-а, стряхнуло свежевыпавший снег с ближайших отрогов Саян. Желания все были загаданы, пожелания высказаны. А с последними заздравными тостами закончились и напитки, припасённые и хранимые на протяжении последних месяцев. Начинались рабочие будни.
Я тогда канавы документировала, они у нас только в зимний период проходились. Числа пятого собирались неспешно горняки, грузились на трактор и заезжали на участок, а я уж следом, как только первые канавы были готовы. Вот 3 января, ближе к полудню, приходят ко мне двое мужиков из моих холостых горняков. Вид у них изрядно подуставший за три-то дня праздников, пошатывает их слегка:
- Говорят ты машинкой стиральной разжилась? - После поздравлений и пожеланий вопрошает старшой Карамба.
- Есть такое дело, – отвечаю.
Стиральные машины в нашем посёлке были редко у кого и исключительно у семейных, но мне посчастливилось приобрести её у уехавшей недавно на большую землю семейной пары. Им она тоже досталась от кого-то, а тем ещё от кого-то. Была эта машинка «Белка» уже явно в преклонных годах, но работала, умели же раньше технику делать. Я на эту машинку нарадоваться не могла, берегла её.
- Ты нам не дашь её на денёк? - спросил Карамба. - Перестирать бы всё до заезда на участок, поднакопилось с прошлого года ещё, руками-то замучишься, да и силёнок за праздники поубавилось.
- Ну, берите, конечно, только поаккуратнее с ней, перерыв ей давайте, чтобы не перегревалась.
- Конечно, конечно, будь спокойна, – разулыбался Карамба.
- Я самолично проконтролирую, – заверил меня Валера Бурлаков.
Так на руках они машинку мою и унесли.
На следующий день в камералку начальник заходит, чертыхается:
- Трактор дали канавщиков забросить на гору, а они в стельку все.
- Да ты что? - удивилась я, - когда успели. Вчера почти нормальные были, собирались, постирушки устроили, машинку стиральную у меня взяли.
- Машинку? - Начальник аж взвыл от досады! – Галя, ты чё …, ты зачем им стиралку дала? Они же брагу в ней забурдомажили, вчера день крутили, а ночь квасили, значит! Два ведра браги, да на свежие дрожжи …, ну теперь всё понятно. Сегодня они никуда и не выедут.
Моим же возмущениям предела не было. Я быстро оделась и через пару минут была у мужиков:
- Ну, что, постирались? – зловеще спрашиваю. Смотрю, один машинку мою драит, другие собираются, упаковывают скарб, на вид вроде ничего мужики, на трезвых похожи.
– Больше, вы, машинку мою не получите, это понятно?
- Понятно. Да мы и сами её не возьмём, нафиг она нужна была, – ворчит кто-то.
- Не фартовая она, – добавляет Валера.
- Как? – растерялась я, - сломалась? Она же чудесно работала у меня.
- Вот именно. Она и у нас чудесно сработала, - развеселился Карамба! – Тут такое дело, мы, действительно, собирались постирать в машинке, но попозже, в другой раз. Понимаешь, у нас полкило дрожжей до хороших времён было отложено. Вот времена эти наступили, а времени не хватило по нормальному брагу выстаивать, да и начальник вчера сказал убираться на гору, завтра трактор подгонит. С собой мы решили эту беду не брать, здесь её прикончить. Вот машинку и взяли у тебя, никто другой не дал бы. Ну, прости ты нас, мы себя сами уже наказали.
Я вопросительно смотрела на мужиков, ждала продолжения. Михалыч продолжил:
- Мы пока к тебе за машинкой-то ходили, Дмитрич катализатор приготовил: корок хлебных нажарил, картоху, что замёрзла у нас в Новый год, отогрел и протолок, воду нагрел. Вот мы сахар всыпали и забодяжили всё в машинку.
- Я ещё банку варенья туда жахнул, – добавил своё слово Андрюха.
- Вот это ты зря, – авторитетно заявил Михалыч. – Это-то нас и сбило с толку. Ну, короче, крутили мы это пойло часов пять, попробовали - слабовата, спирта недобор, ещё часа три крутили - вроде нормально. Ну к ночи и разговелись. Хорошо пошла. Душевно так посидели, песни даже попели, за пол ночи прикончили её, родимую, и отвалили спать. Сегодня начальник поднял нас, на гору гонит. А мы, чё? Мы, как огурчики, и голова не болит, почти. Собираем барахло и тут бац …, Дмитрич мешочек с дрожжами подаёт… Я ему:
- Ты где взял? А он:
- На подоконнике.
Дак там наши дрожжи и лежали, я сам их туда вчера утром положил, приготовил значит. А что бодяжили-то? А ничего, получается! Всех опросили, никто дрожжи не засыпал, каждый друг на друга понадеялся. А других дрожжей и не было, отродясь они у нас не залёживались. Попробовали остатки, ну пару глотков, что по банкам оставалось, – точно компотик, кисло-сладкий, хлебно-малиновый. Но нам-то вчера реально хорошо было с этой браги и, главное, всем пятерым, и ребятам, что на огонёк заглядывали.
- Да, ты не поверишь, нас забрало, капитально, – подтвердил Валера.
- Поверю, на старые-то дрожжи компотик газированный у вас внутри и сбодяжился.
- Нет, это великая сила самовнушения, – заключил Дмитрич.
- Эффект плацебо! – выпалил Андрюха.
- … Я сам обманываться рад…, - вздохнул Карамба, протягивая мне мешочек с дрожжами. – Ладно, пусть у тебя полежат до 23 февраля.
Огненный обсидиан представляет собой исключительный тип обсидиана. Образование огненного обсидиана — деликатный процесс, требующий присутствия определенных минеральных элементов в вулканической среде. Поскольку лава быстро остывает, эти минералы создают характерную переливчатость, характерную для огненного обсидиана. Редкость необходимых геологических условий способствует редкости этого очаровательного драгоценного камня. Лабораторный анализ показал, что «пожар» в огненном обсидиане вызван интерференцией тонких пленок. Тонкие слои (полосы течения) внутри обсидиана имеют толщину от 300 до 700 нм и обогащены нанометризированными кристаллами магнетита. Цвет вызван тонкопленочной оптической интерференцией, при которой тонкие слои, обогащенные железом, имеют более высокий расчетный показатель преломления, чем у основного стекла.
ТРАГЕДИЯ НА ИТУРУПЕ.
Продолжим нашу мрачную тему гибели людей во время работы геологических партий. Что поделаешь - это, к сожалению, неотъемлемая часть нашего тяжелого и опасного труда. Конечно же, меня больше интересуют случаи производственных трагедии, а не просто смерти от перепоя или пьяной стрельбы в лагере. Надо говорить и об этом, а то посторонним со стороны может показаться, что геологи - это все те же туристы, только более пьяные и грязные.
Главной заслугой курильских геологов тех лет является разведанное в 70-годах - с защитой запасов в ГКЗ - месторождения серы, одного из крупнейших в стране. Об этом много писали тогда в газетах, часто в восторженном духе. Но за романтикой этих трудовых, и часто непростых, будней геологов происходили и трагические моменты, о которых в советские годы было принято умалчивать. Эти грустные истории, как подснежники, вылезают только теперь. Поисковыми работами в южной части острова Итуруп тогда занималась полевая гидрогеологическая партия, которая в своё время отпочковалась от Курильской геологоразведочной экспедиции, той, что была в 60-годах в городе Курильске на улице Лесной. Партия базировалась в Шуми-городке - пригороде поселка Буревестник, что на берегу залива Касатка, с тихоокеанской стороны острова.
Глава поселения Буревестник Светлана Криванич рассказала журналистам, что недалеко от здания бышей конторы ГГП в Шуми-городке находится безымянное захоронение. Там якобы погребены несколько работников геологической партии, погибших в 1970 году в метель. На месте захоронения есть только большой серый валун в качестве памятника - без каких-либо надписей, нет ограждения. Если и был когда-то деревянный заборчик, то он давно истлел. Она просила восстановить память о трагически погибших людях, чтобы изготовить табличку, поправить могилу, сделать ограждение, и за ней в дальнейшем ухаживать. Журналисты откликнулись и выяснили обстоятельства трагедии. Сделать это было непросто, ведь со времени ЧП минуло уже более пятидесяти лет. Помогла Нина Ивановна Кейв, ныне проживающая в Южно-Сахалинске, работавшая в те годы техником-геологом в КГЭ,
В 1970 году поисковые исследования на месторождении еще только разворачивались. На участке Западном, это в районе вулкана Буревестник, на срединном хребте острова, который назывался Богатырь. Руководство экспедиции для ускорения разведочного процесса намеревалось работать и в зимний сезон: провести бурение двух разведочных скважин двумя станками, и пройти одну штольню. Для этих работ на участке была оставлена вахта из буровиков, дизелистов и других специалистов из обслуживающего персонала. На Западный завезли необходимое технологическое оборудование, дизтопливо, продовольствие и т.п. Это была явная ошибка руководства - тогда никто ещё не знал, что такое работать в зимних условиях в горах хребта Богатырь. Высоты тут небольшие - 1200-1600 метров максимум (это вершины вулканов, а сам хребет еще ниже), и морозы вроде не сильные, но ветер с просторов Тихого океана несет холодные и влажные воздушные массы, отчего выпадает огромное количество снега. И все это с бешённой скоростью ничем не сдерживаемого штормового ветра. Уже в ноябре стало понятно, что зимой вести любые работы в тех местах работы вряд ли удастся, так как часто налетавшие штормовые ветры со снегом напрочь отбивали желание даже просто выйти "до ветру" из вахтового вагончика. Ударили и ночные заморозки - температура воздуха к вечеру падала до минус 10 градусов, и к утру все водоводы, поставлявшие воду из ручья на буровую, были замёрзшими. И люди весь день отогревали водопроводные трубы, чтобы только начать бурение. По сути всё их рабочее время уходило на отогревание труб и отопление вахтовых вагончиков. В итоге весь ноябрь партия под руководством Валентина Васильевича Удодова занималась не бурением и проходкой, а непроизводственными хозделами.
В середине ноября начальник партии Удодов и технорук Заболоцкий для решения вопроса о дальнейшей деятельности оставшегося в горах подразделения спустились с учатка на базу партии в Шуми-городке. На участке Западный из руководства оставались лишь механик участка Герман Рудольфович Лигер, и несколько техников-геологов. Тема продолжения работ зимой в горах обсуждалась долго, даже провели большое совещание с участием разведкома (профсоюза). На нём большинство высказалось за продолжение зимних работ. Один только геолог Лев Петрович Зелепухин, сказал, что может получиться повторение трагедии "Железного потока" (это по повести А.Серафимовича) - из работников партии, своим ходом бредущих вниз с гор. Как в воду глядел.
В конце ноября Удодов передал радиограмму на Западный с указанием собрать и упаковать для перевозки на тракторных санях все геологические образцы и пробы. Приказ был выполнен. И тракторный поезд с бульдозером и санями двинулся 28 ноября с участка Западный сначала на участок Северо-Восточный (недалеко от вершины горы Буревестник), затем — вниз, на Шуми-городок. Особенно тяжело, с пробуксовкой, трактора шли на крутом подъёме от Западного до Северо-Восточного. Сопровождавших их женщин, техник-геологов, Нину Кейв и Лиду Маслову строго предупредили, чтобы они от тракторов никуда далеко не отходили.
Поднявшись к лагерю на Северо-Восточном, техники убедились, что и там все пробы целы, и решились нарушить указание не отходить от тракторов: вчетвером, с ещё двумя рабочих, они пешком рванули с гор в Шуми-городок. С трудом пройдя весь путь по снегу до базы, они оценили ситуацию и доложили о ней начальнику экспедиции Александру Алексеевичу Чернову. Руководство наконец-то убедилось, что зимой в таких сложных метеоусловиях в горах нельзя работать. И только тогда им было наконец-то принято решение о консервации бурового и прочего оборудования, и выводе работников партии с участка Западный. Их там к тому времени оставалось более 50 человек.
1 декабря работникам партии было дано разрешение на переход до базу. Но не смотря на хорошую метеосводку погоды, в горах по факту носа нельзя было высунуть на улицу. Поэтому было решено, что работники могут двигаться вниз на базу в любой день по их усмотрению. Наконец, вечером 9 декабря, установилась хорошая погода. К раннему утру всё небо вызвездило: ничего на небе не предвещало бури. Первая группа, состоявшая в основном из буровиков, вышла в 6 часов утра и без проблем спустилась с заснеженных гор ещё до полудня. Это были сильные парни в возрасте до 30 и немногим более лет. Этим преследовалась здравая цель: молодые ребята натопчут дорогу по снежной целине через наносы, и остальным работникам (постарше и послабее), идущим за ними, будет легче двигаться по уже натоптанному пути.
Вторая группа из семи человек во главе со старшим техником-геологом Алексеем Уговичем Кейвом выдвинулась с Западного около 9 часов утра, в это время уже начала задувать позёмка. В составе этой группы были такие примечательные спутники, как повариха, одетая в пальтишко-джерси, обутая в короткие сапожки, вместо брюк — какие-то гольфы, худенький и слабенький помощник бурильщика и другие. Самый крепким из них был Алексей Угович. Когда они дошли до участка Северо-Восточного, то погода значительно ухудшилась. Тем не менее люди продолжили движение и смогли, несмотря на шквальный ветер и мокрый снег, добраться до вагончика на площадке "Корнеич" в предгорье, а от него осталось всего 40 минут ходьбы в хорошую погоду до речки Хвойной, где ждал гусеничный вездеход.
В третьей, последней группе шли четверо: старший техник-геолог Валентин Константинович Мишин, механик Герман Лигер, а также молодой парень, всего 21 года от роду, техник-топограф Александр Смирнов, и повар дядя Вася, 56 лет. У Мишина с собой в рюкзаке была вся геологическая документация по участку.
Прихода этой последней группы на базе ждали весь день, но так и не дождались. Руководство экспедиции предположило, что люди, видимо, осталась на Северо-Восточном, чтобы спокойно переждать непогоду в вагончиках, так как там имелись продукты и дрова. 11 декабря с утра поисковая группа экспедиции выдвинулась в горы и пробилась по глубокому снегу до "Корнеича", а затем прорвалась до Северо-Восточного. Но на участке, к великому сожалению, никого из людей не оказалось. Стали внимательно прочёсывать придорожные окрестности, чтобы хоть что-нибудь найти, но тоже безрезультатно.
Поиски продолжались ежедневно, и только через неделю на одном из склонов ущелья обнаружили рюкзак (его выдуло из снега). Поисковики предположили, что потерявшиеся люди спустились от дороги к насосной станции подкачки Северо-Восточного участка, которая находилась в самых верховьях речки Хвойной. Там стоял лабаз, и в нём тоже можно было пересидеть непогоду. Но, увы, и на подкачке тоже не было даже признаков присутствия тут людей.
Потеря четверых работников в полевой сезон ничего хорошего не обещала руководству экспедиции, и людей нужно было найти несмотря ни на что. Поиски велись практически всю зиму, как только наступала хорошая погода. С приходом весны, а затем и лета розыск погибших людей ещё более активизировался... Первым, уже в июле, нашли на склоне возле подкачки повара дядю Васю. Далее в самом русле Хвойки отыскали обезображенное бурным потоком воды тело Валентина Мишина. А ещё двух наших товарищей так вообще и не нашли.
Весь остров вообще-то это погранзона. Всех работников партии, пока шли поиски, долго мучили допросами-расспросами следователи КГБ. Они подозревали, что не было никакой гибели людей в непогоду, а на самом деле под её прикрытием был побег, сначала с острова, затем — из СССР. Дело в том, что дядя Вася несколько лет перед этим работал в Китае, с которым у нашей страны испортились отношения только в 70-е годы прошлого века (остров Даманский и прочее). А Герман Рудольфович Лигер вообще сын репрессированных из Поволжья немцев. То есть, по мнению спецслужбы, оба пропавших человека были неблагонадёжными. Пока не нашли погибших ребят, их семьям не платили пенсии за потерю кормильца. А у так и не найденного механика Лигера без поддержки остались аж четверо ребят в подростковом возрасте... Трёх руководителей тогда осудили — дали каждому по году условно. Конечно же, эвакуация людей с горного участка по снегу в непогоду пешком - это полный зашквар. На суде они ссылались на несовпадения данных метеосводки и фактической погоды, что якобы и привело к этой трагедии. Но как бывший руководитель, я целиком на стороне суда. Вопиющая халатность. Их могло оправдать только одно: ели бы эту бездарную эвакуацию они проводили лично, и замерзли бы в дороге сами.
Тела найденных отправили родным для похорон, так что под памятным камнем в центре поселка никто не лежит. Теперь на нем появится памятная табличка. Раньше не не было необходимости, поскольку все работники партии и так знали имена погибших. Теперь же они поразъехались. Многие умерли. Теперь и молодые жители в Шуми-городке узнали имена тех, кто заплатил жизнью за сырьевую независимость страны.
И этот самый остров кто-то там собирается отдать японцам, в обмен на льготы, увеличивающие их прибыль?!!!
Справка для коллег: месторождения самородной серы широко распространены на острове. Наиболее крупное и хорошо изученное месторождение - это то самое «Новое», которое расположено на западном склоне хребта Богатырь, в 23 км от п. Буревестник. После завершения предварительной разведки месторождения производилась проработка ряда вариантов его промышленного освоения. Проектная мощность предприятия 200-З00тыс. тонн серы в год. Но во времена СССР его разработка так и была начата. Еще одно месторождение - «Океанское» - находится в 25км. к юго-востоку от г. Курильска. В него входят 4 участка с наличием серных руд: Кратерный, Верхнее фумарольное поле, Кипящая речка и Старозаводское. Интерес для промышленного освоения представляют участки «Кипящая речка» и «Старозаводское».
Кроме серы, на острое открыты следующие проявления и месторождения:
Ручарское месторождение титаномагнетитовых и ильменит-магнетитовых песков - является самым мощным на Курильских островах и наиболее изученным в ходе проведенных на нем геологоразведочных работ. Его геологическое строение, по существу, является типовым для прибрежно-морских россыпей магнетита и ильменита. Месторождение находится в крайней северо-восточной части о. Итуруп в районе Охотоморского побережья перешейка Ветровой. Протяженность россыпи вдоль береговой полосы, включенной в подсчет промышленных запасов, составляет около -5,5км. Ширина залежи песков от 100-200м на флангах и до 600м в средней части. Общая площадь месторождения около 3,5км2. Эти россыпи практически на всех пляжах и отмелях острова, особенно на участках, где размываются пемзосодержащие породы. Месторождениями на о. Итуруп являются залив Простор, Курильский, Куйбышевский, Одесский, Доброе Начало, Касатка и Рока. Большие и планомерные работы по поискам и разведке ильменит-магнетитовых россыпей на Курильских островах развернулись именно в середине 60-х годов. Практически все прибрежно-морские россыпи ильменита и магнетита характеризуются простым геологическим строением. Все они приурочены к современным отложениям морского пляжа, морским береговым валам или песчаным косам. В сторону суши морские пески обычно сменяются эоловыми дюнами, имеющими высоту до 20-25м. Очень часто эоловые дюны вплотную приближены к береговой полосе и залегают на нарушенной эоловой дефляцией поверхности морских береговых валов и нередко с последними формируют приустьевые бары небольших водотоков. Объектом подобного типа является Рейдовское месторождение на о. Итуруп, где россыпь песков на протяжении 12км. прослеживается узкой полосой шириной до 300м между побережьем залива Простор и поймой р. Рейдовой. По количеству установленных объектов, объему заключенных в них песков и запаса железа и титана наиболее перспективным является о. Итуруп. Для данного острова характерно наличие крупных заливов, бухт, по побережьям которых располагаются наиболее значительные залежи ильменит-магнетитовых песков, в которых сосредоточено до 80% всех ресурсов железа и титана Курильских островов. Как показали результаты проведенных геологических исследований, наиболее богатые россыпи по содержанию главных рудных материалов (магнетиты и ильмениты) сформировались за счет абразии морских обрывов (клифов), сложенных кислыми вулканическими (пемзовыми) отложениями. Пемза подобного типа повсеместно содержит указанные минералы в виде редкой рассеянной вкрапленности. Слабая литификация и низкая механическая прочность данных пород способствует их легкому размыву и выносу рудных минералов в прибрежную часть островов. На самом Ручарском месторождении пляж, сложенный ильменит-магнетитсодержащими песками, имеет ширину 30-50м. Мощность песков находится в пределах 1,5-2,5м, редко – более. В основании разреза залегают верхнечетвертичные пемзовые отложения, слагающие собой основную часть площади перешейка Ветровой. По минеральному составу в пределах месторождения выделяются два технологических типа песков – «черные» и «серые». Первые имеют преимущественно кварц-пироксен-ильменит-магнетитовый состав, где преобладающим минералом является магнетит, содержание которого может достигать 80-90% объема песков. Для «черных» песков характерно наиболее высокое содержание железа (до 53%) и Т1О2 (до 8%), но чаще эти значения находятся в пределах 20-30% для первого и 2-3% для второго полезных компонентов. В магнетите и ильмените также присутствует пятиокись ванадия. «Черные» пески широко представлены в крайней восточной части месторождения. К западу, они постепенно сменяются «серыми» песками, в которых преобладающими являются породные минералы пироксен и кварц при подчиненном количестве ильменита и магнетита. После соответствующего геологического и технологического доизучения Курильские россыпи могут служить надежной минерально-сырьевой базой для черной металлургии – производства высокосортного ванадиевого чугуна.
Барит-колчеданно-полиметалические руды обнаружены в Рейдовском и Куйбышевском рудных полях. Рудные минералы составляют до 90% рудной массы и представлены баритом, сфалеритом, галенитом с примесями пирита, халькопирита, редко золото, сульфидов, теллуридов и сульфосолей. Рудам присущи примеси кадмия, серебра, германия, индия, бария, иногда сурьмы, мышьяка и стронция.
Кварцево-сульфидные полиметалические руды распространены на Рейдовском и Урбичском рудных полях. Руды с содержанием примеси золота, сульфосолей и теллуридов серебра.
Сульфидно-кварцевые полиметалические руды встречаются среди вулканогенных пород, и являются наиболее распространенным типом полиметалических руд на острове.
Молибден представлен собственными рудами и встречается на хр. Богатырь, Грозном и Рока.
Платиноиды, их наличие установлено в прибрежно-морских россыпях ильменит-магнетитовых песках о. Итуруп.
Серный колчедан, его колчеданные руды известны на вулканах Чирип, Богдан Хмельницкий и Мачеха.
Строительный камень, представлен потоками базальтов и андезито-базальтов, его месторождение находится на участке «Нежный», что находится севернее п. Китовый. Сходными параметрами характеризуется месторождение Волчки.
Пемзы и пемзосодержащие породы широко распространены на о. Итуруп, это месторождения Ветровое и Роковское.
Гравийно-галечные смеси, их залежи представлены отложениями наиболее крупных рек или отложениями морских террас (месторождение Буревестник)
Пески, их месторождения широко распространены на побережье острова. Наиболее изученные месторождения расположены вблизи населенных пунктов и дорог: Рейдовское, Курильское, Куйбышевское, Благодатное и Океанское.
Глины суглинки, известное кирпичное сырье, наиболее изученные Курильское, Саратовское и Куйбышевское месторождение.
Ну и рений. Это то, из-за чего я и углубился в островные дела. Бог даст, о нем еще поговорим - поподробнее.
Рений - единственное в мире проявление в форме дисульфида рения. Содержание металла 0,1%. Обнаружен в высоко температурном (+600°С) фумарольном поле вулкана Кудрявый. Вулкан Кудрявый на острове Итуруп считается одним из самых активно действующих. Активность вулкана проявилась и в наше время – в октябре 1999г произошло фреатическое извержение, сопровождаемое выбросами камней, пепла и газа на высоту до 1км. До 1945г. японские промышленники на вулкане Кудрявый вели крупномасштабные работы по добыче серы, образованной на его фумарольных полях. Рений – это тугоплавкий, жаропрочный, устойчивый к коррозии, пластичный металл - металл будущего. Стоит он дороже золота, и во всем мире его добывается около 26т. в год. Применяется в ракетостроении при изготовлении авиатурбин, нефтехимии как катализатор для очистки продуктов нефтепереработки.
Тетяевское рудное поле на о. Уруп – один из перспективных и наименее изученных объектов. Широко проявленный среднекислый магматизм, гидротермальный метасоматоз, с которым, как правило, связано золотосеребряное оруденение. Прогнозные ресурсы золота оцениваются в - 77т., серебра – 346т.
Беседа Станислава КУНЯЕВА с бывшим министром природных ресурсов России Виктором ОРЛОВЫМ (1996-1999 гг.).
В 1990 году он был заместителем Министра геологии СССР, а с 1991 года — первым заместителем председателя Госкомгеологии РСФСР. С 1992 года — председатель Комитета Российской Федерации по геологии и использованию недр. С 1996 по апрель 1998 и с октября 1998 по август 1999 года — Министр природных ресурсов Российской Федерации.
С 2004 по 2011 год был председателем Комитета Совета Федерации по природным ресурсам и охране окружающей среды.
В марте 2019 года Виктор Петрович Орлов был единогласно избран Председателем Общественного Совета Минприроды России третьего созыва.
(приводится в сокращении)
Ст. Куняев: Уважаемый Виктор Петрович, вся Ваша жизнь связана с геологией. Скажите, пожалуйста, современный геолог в духовном плане как-то отличается от Ваших товарищей, формировавшихся при Советской власти? Изменения в государстве, слом советской экономики — как это повлияло на характер геолога? Сохранилась ли черта этой отрасли — быть государственниками, понимать, что коль весь народ защищал в годы войны эти воды и недра, то так или иначе все земные сокровища должны работать на благо народа? Осталась ли у геологов забота — прилагать все силы ради открытия новых месторождений, или всем теперь правят только деньги, только личные интересы? Сохранились ли черты плановой экономики в геологоразведке? Каково современным геологам нашей страны работать в условиях рыночной экономики?
Виктор Орлов: Современный геолог стал более прагматичным по сравнению с тем, каким был в советское время. Стало значительно меньше романтизма и меньше государственной ответственности. “За туманом и за запахом тайги” в поле уже не едут, а если и едут, то единицы и не более, чем на один полевой сезон. “Болеет” полем в основном старшее поколение. Изменились условия жизни, труда, быта, материального и морального вознаграждения, резко снизилась популярность, престижность, героика профессии. Раньше геолог рвался в поле, полевой опыт значил очень много в профессиональной оценке специалиста товарищами, коллективом. Эта оценка была важнее государственной и являлась частью внутренней системы коллективной самоподдержки, которая годами вырабатывалась и передавалась от поколения к поколению. Раньше задания геологам выдавало государство, оно же и принимало результаты. Геолог знал, что любое его открытие идёт на пользу государству, считайте, всем людям. За это открытие кому — орден, кому — медаль, кому — благодарность, кому — грамоту, кому — денежную премию. А это уже всенародное признание. Успех своего товарища, как правило, праздновала вся геологическая партия, вся экспедиция. Но главное было не в медали и не в премии, а в осознании своей полезности государству! А сейчас всё по-другому. Геология стала сервисной отраслью и в значительной мере растворилась в добычных отраслях, обслуживает горный бизнес. Кто даёт нам заказы? 90% геологических работ в стране выполняется по заказам бизнеса, которые геолог должен ещё найти и выиграть на конкурсе, а 10% заказывает государство, и это тоже, считайте, через конкурс. Результаты, в том числе и открытия, геолог сдаёт заказчику, то есть бизнесу в лице государственной или частной компании — не так важно. Важно, что твоё открытие на самом деле не твоё и не государства. Ты выполнил работу, с тобой рассчитались и забыли. Ты идёшь искать следующий заказ и рад, если тебе повезёт, и ты не останешься без работы, а всё достояние от твоего открытия принадлежит добывающей компании. В положении геолога сегодня нет уверенности, стабильности, надёжности, начиная с трудоустройства, уровня зарплаты, профессионального и карьерного роста и кончая возможностью получения жилья. Раньше поощрялось желание повысить профессиональные знания, получить кандидатскую или докторскую степень, расти дальше. Для этого были все условия. Закрытой была только секретная информация, да и то не для всех. Сегодня геологи, заключая контракт, связаны обязательством не разглашать вообще любую информацию о своей работе. Бизнес закрыл доступ ко всем геологическим материалам на месторождении, а без них невозможны ни дипломные, ни научные работы, ни передача опыта, ни обоснование новых идей, ни развитие науки. Специалисты оказались изолированными друг от друга. К тому же численно измельчали предприятия. В связи с разукрупнением коллективов в ходе приватизации потеряны традиции, многие научные и производственные школы. Произошёл большой разрыв поколений, из геологической жизни выпала целая возрастная группа — молодежь 90-х годов.
С. К.: Что, не было спроса на Вашу замечательную профессию?
В. О.: Да, времена были тяжёлые. Деньги стали делаться не в поле, а в офисе, где перелопачивали и упаковывали в новые обложки материалы предшественников. Геолог перестал чувствовать заботу государства. Создаётся впечатление, что он ему уже не нужен. Возьмём пример с первооткрывательством. Раньше геолог, открывший месторождение, мог получить государственное денежное вознаграждение. Не такое уж и большое, но на вечер в ресторане с друзьями хватало. А иногда и не хватало, тогда добавляли друзья. Сегодня же можно получить первооткрывательскую премию, только если работы выполнялись на бюджетные средства. А это, как я уже сказал, всего 10 процентов от всех работ, и нацелены они не на открытие, а на подготовку поисковых участков для бизнеса. В итоге государство последние 35 лет уже ничего не открывает. Обязанности государства и бизнеса перераспределились. Государство, в основном, ответственно за общегеологическое изучение территории, а за открытия и за восполнение запасов ответственен бизнес. К тому же у геолога, работающего в государственном секторе, мне даже стыдно говорить, работа за полевой сезон оплачивается ниже, чем у секретарши среднего руководителя. А он ведь пашет в поле и за себя, и за грузчика, и за маршрутного рабочего, за охранника, за всех, на ком экономит заказчик. Поэтому и не удивительно, что около 50% выпускников геологических кафедр вузов не идут в геологию. Система первооткрывательства у бизнеса вообще закрыта. Об открытии знает только геолог и хозяин.
С. К.: А каково положение с молодым поколением геологов? Достаточно ли выпускают специалистов? Будет ли геологическая отрасль обеспечена необходимым количеством грамотных профессионалов? Не снизился ли уровень знаний студентов? Геологические вузы обеспечены ли необходимым количеством преподавателей? Нет ли попыток ликвидации учебных заведений? И ещё вопрос о трудоустройстве. Фактически Вы уже ответили, но надо думать не только о профессиональном росте, но и о будущей или уже настоящей семейной жизни. Скажите, осталась ли практика распределения выпускников, “подъёмных” денег, что неукоснительно соблюдалось в Советском Союзе?
В. О.: 32 вуза сегодня готовят специалистов для геологии. Единственный специализированный — Московский геологоразведочный университет. Ценятся выпускники МГУ, Санкт-Петербургского горного университета, Томских вузов и ряда других. Преподаватели ещё есть, но стареют. Есть и попытки сокращения числа вузов и среднетехнических учебных заведений нашего профиля.
Распределение давало гарантию трудоустройства, приличной зарплаты и жилья. Но ты обязан был отработать 3 года. И это не только справедливая плата за обучение, но и решение кадровой проблемы. Сегодня же мало у кого голова болит об этом. Молодой специалист сам должен всё себе обеспечивать. Сейчас разговор идёт о том, чтобы вернуть на государственный уровень систему распределения выпускников, обучающихся на бюджетных местах. Ну и никаких “подъёмных”!
Коммерческие предприятия, бизнес тоже вкладывают деньги в обучение, обучают часть специалистов за свой счёт. Естественно, у них есть трудовой договор, в соответствии с которым выпускник, получивший диплом, должен отработать определённый срок в этой компании. А иначе должен вернуть деньги за своё обучение. В целом сегодня выпускников вроде бы достаточно. Но вопрос в качестве образования. Корпус преподавателей также поредел и потерял несколько возрастов молодых преподавателей. У преподавателей сейчас нет доступа к свежим геологическим материалам. Учим на старых данных. Раньше у студентов никогда не было проблем с производственной практикой. А геолог не может состояться без полевой практики. Я в своё время прошел четыре производственные практики, начиная с первого курса. В Томском государственном университете, где я учился, отличникам давали право досрочной сдачи экзаменов, чтобы в мае-июне они могли выехать в поле, и не наказывали, если мы возвращались на занятия не к первому сентября, а в конце октября, когда заканчивался полевой сезон.
Важно было познать весь цикл полевых работ от заезда до выезда. Четыре полноценных полевых сезона позволяли последовательно пройти путь от рабочего до младшего техника, потом техника, а на последнем курсе уже и до должности инженера. После таких практик достаточно было год-два работы, и ты уже готовый специалист, старший, а то и главный геолог. К тому же и зарплата за время практик позволяла безбедно жить в студенчестве. Сегодня же проблема трудоустроить студента на практику! И даже если его возьмут — проблема в материалах, которые в каждой компании конфиденциальные. Ничего нельзя называть своим именем — ни месторождение, ни запасы, ни экономические показатели. Я и мои коллеги являемся в вузах председателями аттестационных комиссий и видим, на каком скудном материале защищаются дипломники. Им требуется, как минимум, пять, а то и десять лет, чтобы после получения диплома стать инженерами. Причём при опытном руководителе. А это возможно только в тех коллективах, где сформировались опытные кадры. Такие коллективы есть, особенно в крупных добывающих компаниях. В них и наука поддерживается. Естественно, она не охватывает все геологические проблемы, а решает только те вопросы, которые необходимы компании. А вот обобщающие работы, которые традиционно выполняла отраслевая наука, фактически заброшены. Денег на это государство не выделяет.
Раньше у нас в отрасли работало в отрасли около 3 тысяч кандидатов наук и около 700 докторов наук, а сегодня если найдётся 400-500 человек, имеющих учёную степень, то и это уже хорошо. Сегодня никак не поощряется обучение в аспирантуре, нет той тяги к познанию и среди молодёжи. От научных институтов фактически сохранились только названия, а научных тем них давно уже нет. Люди в них работают периодически - от заказа до заказа, от гранта до гранта. Сложно стало, особенно старшему поколению, которое выросло в одной стабильной информационной системе и тяжело адаптируется в среде, где отсутствует подпитка новыми материалами как по России, так и по другим странам мира.
C. К.: Многие мои друзья-геологи были востребованы в своё время в разных зарубежных странах. Престиж советской геологии был очень высок. А что сейчас? Есть ли спрос на наших геологов за рубежом?
В. О.: Сейчас и это поставлено только на частную основу, а наши специалисты и геологические организации сами ищут работу за рубежом. Раньше была государственная система технического содействия Советского Союза развивающимся странам, в том числе и в сфере геологии. Поэтому много работ делалось за наши же деньги и нашими же специалистами, одновременно на широкий поток в вузах была поставлена подготовка зарубежных специалистов. И сейчас в Московском геологоразведочном университете учатся студенты из 30 стран. Мы работали более чем в 60 странах мира и много чего там открыли. Все работы организовывались объединением “Зарубежгеология”. Это была единственная организация, которая формировала геологические экспедиции, подбирала специалистов и направляла их по контрактам в разные страны. Сегодня всё по-другому. В России отсутствует какая-либо системная работа даже не по организации, а хотя бы по координации и учёту геологоразведочных работ, выполняемых нашими геологами за рубежом. А такие работы проводятся, но в частном порядке, бессистемно и хаотично, результаты работ скрываются . По моим данным, как минимум, в 30 странах.
С. К.: Кстати об экспорте. Нам своих удобрений не хватает, а значительный процент их мы продаём за рубеж. 80% и более добываемых кольских апатитов идёт за рубеж, а в это время наши собственные земли истощаются, и не восполняются внесением органических и минеральных удобрений. Разумно ли это? Государство здесь может вмешаться, чтобы исправить такое ненормальное положение?
В. О.: Приказать государство не может. Оно может только создавать условия для разворота экспортного потока на внутренний рынок. Ежегодно выделяются дотации сельскому хозяйству на закупку минеральных удобрений, но этого не хватает. Сами сельхозпроизводители должны пополнять свой фонд удобрений, но у них денег нет.
С. К.: Говорят, что доходы бюджета России во многом обеспечиваются за счёт добычи газа и нефти. Слезаем ли мы потихонечку с нефтяной и газовой “иглы”? Идёт ли возобновление использованных запасов? А каково положение дел с другими полезными ископаемыми, хватает ли их?
В. О.: Доходы федерального бюджета недавно ещё формировались на 50% за счёт добычи полезных ископаемых, сейчас — на 30% с небольшим. Нужно понимать, что высокая доходность и ведущая роль этого сектора экономики будет сохраняться ещё несколько десятилетий. К сожалению, мы не видим серьёзных подвижек в опережающем развитии других, более высокотехнологичных отраслей. Все эти лозунги о модернизации и импортозамещении остаются на бумаге. А фактически мало что делается. Нам необходим мощный второй виток индустриализации страны. За счёт нефти и металлов Россия действительно выжила и не распалась в 90-е годы, когда вообще все не работало. Мы, геологи, пока не видим альтернативы сырьевым отраслям российской экономики. По крайней мере они всегда могут поддержать ее, если что. Поэтому мы и озабочены состоянием сырьевой базы. Запасов в наших недрах пока достаточно, но ход подготовки новых запасов нас не устраивает. Их качество заметно ухудшается. И это закономерно. Все крупное уже открыто и используется. Открываются теперь в основном мелкие месторождения, с меньшим содержанием полезного компонента в руде, к тому же и залегающие значительно глубже, а значит, и более дорогие в разработке.
С. К.: Работы идут на пределе технических возможностей?
В. О.: Стоимостная отдача инвестиций снижается. Технический прогресс не успевает компенсировать ухудшение природных условий залегания полезных ископаемых. В 70-е годы прошлого века мы открывали по 50 месторождений нефти и газа в год. Примерно столько же открываем и сегодня. Но раньше открытое месторождение содержало около 50 миллионов тонн продукта, а сегодня — 1,5-2 миллиона тонн. Вот вам и новое качество сырьевой базы! Промышленность пока обеспечивается за счёт эксплуатации крупных месторождений, открытых ранее, а восполнение запасов идёт за счёт средних и мелких. Только этих средних и мелких надо открывать на порядок больше, а значит, наращивать объёмы геологоразведки как бизнесу, так и государству. Конечно, у нас огромная территория — 1/7 часть земной суши и четвёртая часть мирового шельфа, есть абсолютно все виды полезных ископаемых. Много площадей ещё недоизучено. А главное — есть пока люди. Этот совокупный потенциал надо разумно использовать. Поэтому мы прогнозируем лет на 50 вперёд полное обеспечение промышленности сырьём, но при определённых условиях. В геологическом измерении 50 лет — это мгновение. Надо смотреть дальше, такова уж наша профессия.
С. К.: Расскажите о приватизации крупных горнодобывающих компаний, таких, как лидер алмазной промышленности Республики Саха-Якутия “Алроса”, говорят, то эта устоявшая лихие 90-е годы компания будет всё-таки приватизирована. Заем? Что, от этого повысится эффективность ее работы?
В. О.: Что касается “Алросы”, то информация была о продаже только части акций компании. Контроль должен остаться за государством. Скорее всего, так и будет. Частник не более эффективен, чем государство. Важен уровень профессионализма менеджмента. Результаты мало зависят от формы собственности, в большей степени они обусловлены применяемыми технологиями и системой организации производства. По большому счёту, для нас с Вами частные и государственные компании ничем друг от друга не отличаются. Закон един для всех, в том числе по налогам, трудовым и социальным отношениям. А спортивные клубы содержат и те, и другие компании. Сочи, например, всем миром к Олимпийским играм строили — и государственные, и частные компании. Главное — не лишиться национального контроля над отраслями промышленности и важнейшими компаниями, к числу которых относится алмазная отрасль и её флагман — компания “Алроса”.
С. К.: Напоследок хотелось Вас спросить: с какого времени начинается наша геология? Исторически?
В. О.: С каменного века. Нужно было искать подходящие камни, из которых изготавливали наконечники стрел, ножи, скребки, топоры. Потом металлы — бронзовый век, железный век. Поиски золота имеют самую древнюю историю. Первый орган государственного управления геологией в России был создан указом Петра I в 1700 году. Он сначала назвал его Приказом рудосыскных дел, а потом переименовал в Приказ рудокопных дел при дворе финансов, то есть при министерстве финансов.
С. К.: Можно ли сказать, то наша геология возникла на Урале?
B. О.: Нет, но на Урале были развёрнуты большие работы в связи с производством оружия — пушек, ядер и прочего, а основные геологические силы всегда концентрировались в Петербурге. А 135 лет назад, в 1882 году император Александр III своим указом создал геологический комитет России, который сохранился и после 1917 года, неоднократно преобразовывался, дорос до Министерства геологии, снова стал геологическим комитетом в 1992 году, а теперь вот растворился в федеральном агентстве по недропользованию. Так что официально в названиях органов государственного управления современной России слово “геология” отсутствует. Считайте, мы вернулись в Петровское время, поскольку рудокопное дело более чем 300-летней давности — это и есть по сути современное недропользование. Грустно, если не сказать больше.
C. К.: Сейчас, слава Богу, возродилась государственная практика, когда президент награждает молодых учёных. Уже несколько раз проходили эти церемонии. Есть ли среди них геологи?
B. О.: Пока нет... К сожалению, за открытия сегодня почти не награждают. В почёте артисты, деятели культуры, военные.
C. К.: А понятие геологической экспедиции существует сейчас?
В. О: Нет. Сейчас есть горно-добывающие предприятия. На них - геологическая служба. Иногда она образует полевые поисковые партии. Но обычно действует в пределах горного отвода рудника.
С. К.: А экспедиция — это была такая отработанная производственная структура в геологии?
В. О: Да. Иерархия организации производства была следующей: отряд, партия, экспедиция, объединение. Потом на базе партий и экспедиций были сформированы предприятия в форме акционерных обществ или государственных предприятий.
В. О.: ...В поэзии, по Маяковскому, надо перелопатить “тыщи тонн словесной руды единого слова ради”. В геологии ради одного открытия надо апробировать сотни идей, пройти тысячи километров маршрутами, зажечь несчитанное число костров, на своих плечах принести людям своё открытие в виде образцов руд. Поверьте, это делается не ради зарплаты. Это одержимость, романтика, творчество, поэтическая суть нашей геологической профессии.
ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА.
Стихи Эрнста Портнягина
Моей звезде не суждено,
тепла как нам простым и смертным
Нам сытый дом под лампой светлой.
А ей лишь горькое вино,
а ей лишь горькая беда
сгорать, где все бегут с пожара
Лишь кто-то скажет до удара:
"Красиво падает звезда!"
Его жизнь была подобна полету сгорающего небе метеора. Он принадлежал одновременно и Земле и Космосу, и Бытию и Непознанному, Науке и Мистике, Геологии и Поэзии. Он родился и учился на Урале, преподавал о Львове, совершал открытия Таджикистане Приморье. Он был учёным и не вылезал из болотных сапог, проверяя правильность своих теорий. Он заложил делал многое, но его жизнь прервалась на взлете. Он был евреем по отцу, и русским по матери, но у кого язык повернётся назвать нерусским написавшим это:
Возвращение
Возвращение блудного сына,
возвращение дальнего внука
в материнский и дедовский свет...
Нету больше гумна и овина,
всё тесней от машинного звука,
пешеходного воздуха нет.
Вся родная деревня грохочет.
Пыль столбом. Трактора и комбайны.
Свист уборочной. Сроки горят!
Но приезжий смириться не хочет:
в одиночку, украдкою, тайно
норовит оглянуться назад.
На просторные детские годы,
где природа и предки живые
связь времён открывали ему.
Там бездонны озёрные воды,
тропки еле видны луговые,
и волшебник в пчелином дыму.
Знает старец какое-то слово,
причитает, гудит тем же тоном,
что певучий клубящийся рой.
Дарит сладкого воска осколок,
раздвигает рукой золочёной
пелену голодухи сплошной.
Всё припомнилось первой же ночью,
я по дому брожу и воочью
вижу горницу, сени и клеть,
рядом с русскою печью – залавок;
неизменен великий порядок,
и не с нами ему умереть.
Но со мною уйдёт, угасая,
свет озёрный, осока сырая,
запах сена в потёмках сарая.
Перечёркнута пряслом луна –
на холодном светиле искусства
три черты беззащитного чувства:
мать... разлука... родна сторона...
Он был настоящим, глубоким учёным: его интересовали новые тогда идеи тектоники литосферных плит, он избрал своим направлением глубинную тектонику, которой стал основоположником и корифеем. Но он знал, то его искрометны талант недолог, он предвидел сою судьбу.
Завещание
Ведь сомкнётся все-таки земля,
ляжет надо мною плотным слоем.
Если живы будете, друзья,
подыщите место под сосною.
Чтобы мой пригорок или холм
весь на солнцепёке золотился,
чтобы шёл просёлок на подъём,
за увалом где-то расходился.
Чтоб дробилась надвое струя
вечного родного раздорожья:
до развилка – верная стезя,
ну, а там, что будет, – воля Божья!
В этой вере нету тайных сил:
Родина молиться разучилась...
Ничего при жизни не просил –
после жизни подарите милость:
чтобы я лежал у колеи
и дожди проваливались в хвою,
сквозь песок легко текли, текли,
как при жизни, их ловил рукою...
Тишина покорная моя,
как тебя при жизни не хватало!
Я летел, а отчая земля,
где остановлюсь я, ожидала...
* * *
К опасной работе приучен давно,
я знаю: привычка надёжней отваги.
За друга тревожусь. В долине темно,
луна задыхается в облачной вате.
А я задыхаюсь в табачном дыму:
«Неужто в потёмках он сбился с дороги?»
Курю и гляжу в непроглядную тьму
и скоро отряд подниму по тревоге.
За друга боюсь, потому что люблю
и помню себя новичком оглашенным,
сто раз рисковал, искушая судьбу,
пока не увидел цены искушеньям.
Покуда своим леденящим крылом
лавинное горе меня не задело.
Мой спутник остался под белым холмом.
Беспечность осталась под саваном белым.
Покуда весёлую лошадь мою
не снёс водопад, а мальчишку отбросил...
Но я не просил, а сегодня молю,
берёг до сегодня единую просьбу.
Других не найти. Он — единственный друг.
Храните поэта, Небесные Горы!
Он первый заметил, как сузился круг
такой необъятный в недавние годы.
* * *
Я вхожу в камышовую зябкую тишь,
край залесный, о чём на закате молчишь?
Повисят над водой и ныряют нырки
в сине-розовый отсвет осенней зари.
Замолчали в лесах навсегда глухари,
высыхают ключи и озёра мелки...
Даже самый живучий прибрежный пырей
удручённо качает головкой своей.
Переделав природу, её покорив,
победитель не думал, чем будет он жив.
Чередой механизмов, волной новизны?
Да, но если в них есть острова тишины
где прицепом пустым не гремят трактора,
не казнит побеждённых удар топора.
Он честно тянул лямку геолога, и не отлынивал от самых сложных заданий. Он и погиб, как геолог - на маршруте. Мне бы так, а не доживать свой век стариком-слепцом. Красиво жил, красиво умер. Многое не успел, зато успел многое. И остался молодым и ярким, как Падающая Звезда...
* * *
Мне – двадцать три.
Мне – двадцать три.
Откуда взяться мудрости.
– Давай, начальник, говори! –
– ждут работяги хмурые.
Чужой души потёмки, тьма
печатями закреплена,
прикрыта документами:
лишенье прав, побег, тюрьма,
Алдан, Печора, Колыма –
огонь и трубы медные.
– А ты зови меня Стальным,
прозвали так за то, что я
был понадёжней остальных,
был молодым и был шальным,
но это дело прошлое.
Я понимаю, помогу,
твоя наука строгая,
сухой закон, тайга, Амур –
ну, в общем, геология!
Мне – двадцать три.
Их – двадцать три.
Погрузка, утро раннее,
плывёт баржа на край земли.
Учителя, поводыри,
о, если б видеть вы могли,
как этим летом «год за три»
мне шло образование.
Дробилась сталь, редела мгла
отчаянного ремесла,
всё реже мучила и жгла
привычка окаянная.
В тепле осеннего костра
осколки льда, остатки зла...
И листопадом замела
свобода долгожданная.
* * *
Степь дотянулась до самой черты снеговой,
мне подарила частицу забытых просторов.
В этом году я не раз был одёрнут судьбой,
в этом сезоне достаточно ран и проколов.
Только и сил, чтобы тело забросить в седло
и, припадая к горячей и пляшущей холке,
видеть, как чёрный клинок – вороное крыло –
небо рассёк, и посыпались солнца осколки.
То ли мне чудится после знобящих ночей,
то ли мерещится после трёхдневного жара:
вещая птица нависла над долей моей,
конь вороной охраняет меня от удара.
Зубчатой тенью в дорогу впечатался мрак,
ворон летит и грозит непроглядною мглою.
Я отпускаю поводья, а друг – не дурак:
тоже ведь знает, что рано прощаться с землёю.
Тоже ведь знает, что рано прощаться со мной:
время приходит судьбе и недугам перечить...
Ворон свернул и пропал в ущелюге глухой,
синий чабрец и полынь полетели навстречу.
Три озера
Все разветвленья древа родового
запечатлели эти зеркала,
три озера, бессмертные три слова,
где воедино глубь и облака:
Песчаное, Карасье, Травяное...
Всё тише плещет в камышах вода,
но память неслабеющей волною
рождается у сумрачного дня.
К скитальцу, разорённому потомку
вновь хлынуло богатство с трёх сторон,
и шепчут воды – Славою негромкой
бродяжий род по праву озарён!
Тому два века, как а тайге глубокой
по крику птиц твой прадед угадал
три озера, три жизнетворных ока
среди слепых болот и мёртвых скал.
Я ремесло воспринял путевое,
но недоступны с тех далёких пор
свобода слов, дыханье и простор:
Песчаное, Карасье, Травяное...
* * *
Портнягин Эрнст Александрович
Дата рождения 1935, Место рождения Россия, Свердловская область, Каменский городской округ, Дата смерти 1977, Место смерти Россия, Приморский край
Эрнст Александрович Портнягин (1935 – 1977) – поэт, геолог (по специализации тектоник), научный руководитель исследований глубинной тектоники Тянь-Шаня, кандидат геолого-минералогических наук, доцент Львовского университета. Родился в деревне Стариково Каменского района Свердловской обл. По отцу он был бы Левин. Но ыбрал материнкую фамилию. Трагически погиб на Дальнем Востоке (застрелен партийным водителем, неопытным полевиком, который испугался треска кустарнике близ палаток лагеря и выстрелил на шум - это оказался возвращавшийся из маршрута Портнягин с грузом образцов в рюкзаке, одна из картечин пробила ему сердце).
Родился в Стариково Свердловской области. В антологии «Строфы века» наш современный классик Евгений Евтушенко писал о Портнягине: «Геолог с пронзительными глазами правдоискателя, тревожными, спрашивающими. В стихах между тем была профессиональная хватка – это не просто «стихи из полевого блокнота». Безвременно ушёл вместе со всеми своими вопросами к жизни, горевшими в его глазах, как отблески таёжных костров. Он обладал замечательным качеством, очень редким в чванливых поэтах – умел молча слушать других». Э. Портнягин трагически погиб на Дальнем Востоке, похоронен в Москве на Хованском кладбище. Образ поэта запечатлён в работе его друга, известного скульптора Юрия Чернова, который писал: «Есть у меня скульптурный портрет «Поэт и геолог Эрнст Портнягин». Когда я работал над памятником Александру Невскому в Новгороде, портрет Портнягина пригодился. История не донесла до нас сведений о внешности великого полководца. Мне показалось, что волевое, одухотворённое лицо Эрнста наиболее подходит к этому образу. Так и получился «мой» Невский с внешностью Портнягина».
Эрнст Портнягин – автор трёх книг стихотворений, вышедших в Москве: «Камень беспечальный» (1971), «Живая осыпь» (1974) и «Родное» (1980, опубликована после смерти автора).
Эрнст Портнягин
Лебеди в парке
Бредит лебедь озером лесным,
запредельной облачною пылью…
Даже мы и то во сне летим,
так зачем же подрезаем крылья
птицам, без которых нем простор
и мертво сентябрьское небо…
«Что ж вы ждете холода и снега!» -
слышен сверху родственный укор.
Пруд зеркальный. В нем видна стрела
стаи, заостренной прямо к югу.
«Отзовись!» - но мечется по кругу
горе заземленного крыла.
Белой тряпкой о стекло воды
бьются лоскуты знамен небесных…
Даже для предсмертной вечной песни
не набрать им нужной высоты.
Так странно теперь читать строки человека, бывшего рядом с нами на это Земле, и ушедшего, оставившего ее нам, как и свои незавершённые дела. Это похоже на завещание…
Пообщаетесь ним. Заставляет думать над многими больными и по сей день вопросами.
Журнал Юность № 10 октябрь 1974 г.
Эрнст Портнягин
«ЧТО ВЫ ИЩЕТЕ?»
Этот вопрос часто задают мне жители высокогорных кишлаков, пастухи-пустынники и таежники Сибири. Добиться ответа пытаются не только школьники, но даже мудрые ученые мужи. Что ищу? Знаете, не могу ответить. Не могу, хоть и отдал геологии более полутора десятков лет. Хотя не один год посвятил поискам различных руд, отмерил шагами сотни и сотни верст по тайге, пустыням и высокогорью. Хотя постоянно думаю (работа заставляет!) над самыми разными загадками слоев земных.
Что ищут мои сотоварищи и почему они так же, как и я, нередко бывают обезоружены этим простым, казалось бы, вопросом? Откуда у нас эта немота? Неужто она, как это думают многие вопрошающие, от привычки к бродяжьему угрюмству или от обязанности все свои дела держать в секрете?
Совсем нет. Парадокс заключается как раз в том, что многие геологи не ищут (в буквальном смысле этого слова) ничего, о чем имеют представление наши любознательные болельщики. И, конечно, не хочется их разочаровывать, преподнося длинное научное повествование о важности работы, скажем, палеонтолога или стратиграфа, вместо увлекательной приключенческой истории в джеклондонском стиле, с упоминанием магических и желанных сердцу золота, урана, редких металлов.
Я знаю умнейших геологов с мировым именем, положивших многие годы (а то и всю сознательную жизнь) на поиски микрофауны: окаменелостей мельчайших организмов, спор и пыльцы древней флоры, таких ничтожных по размерам, что простым глазом и не разглядишь! Неискушенному нужно долго объяснять значение этой ископаемой органической мелюзги для определения возраста и условий накопления мощных толщ земной коры. Что именно от этих «букашек» и «таракашек» (так по-своему окрестил их один из моих слушателей) подчас зависит правильное направление бурения и поисков нефти, например.
В самом деле, что ищет человек, склонившийся над микроскопом, применяющий новейшие электронные, спектральные, рентгеноскопические и лазерные устройства для проникновения в сложнейшие загадки вещества горных пород и минералов? Как мало похожи его «камерные» усилия на грандиозные маршруты по Уссурийским или Чукотским просторам, а его белоснежный, совсем докторский халат — на замызганные спецовки покорителей белых пятен земли. А ведь это тоже геология! И трудно сказать, кто из них — лабораторный петрограф, или геохимик, или вдохновенный геолог-маршрутчик — ближе к новому проникновению в сокровенные земные тайны.
И уж совсем невозможно объяснить и растолковать в двух словах такой сложный процесс, как геологическое картирование — дело, которым последние двадцать лет была занята бесчисленная армия геологов. Плановая государственная геологическая съемка, проведенная в очень высоком темпе и охватившая всю территорию СССР, не знает подобных прецедентов в мировой практике. В небывало короткие сроки производилось комплексное изучение громадных пространств, открывались месторождения самых различных необходимых видов промышленного сырья, выяснялась структура верхних горизонтов земной коры, возраст и строение самых разнотипных геологических образований.
Не многие страны мира могут похвастать столь полной и насыщенной книгой геологической летописи, таким богатым набором геологических феноменов на своей территории. Древнейшие комплексы Кольского полуострова, Алдана и Анабары, возраст которых исчисляется тремя и более миллиардами лет. Самые молодые, продолжающие жить до нашего времени альпийские складчатые системы Кавказа, Карпат и Тихоокеанского побережья. Крупнейшие, так называемые платформенные области равнин Европейской России, Западной Сибири и пустынь Средней Азии...
Геокартирование, энциклопедичное по своей сути, требовало разносторонней образованности и высокой геологической культуры исполнителей. Для моего поколения, выпускников геологических факультетов пятидесятых — начала шестидесятых годов, государственная геологическая съемка стала настоящим учением в бою, когда на наши еще студенческие плечи ложилась громадная ответственность за исследование крупных участков и районов в самых различных уголках Союза.
Да, тут геологу-съемщику и поисковику понадобилась та самая романтическая закалка, немало сил, сноровки, здоровья, чтобы, как мы говорим, исходить всю свою площадь, пересечь ее маршрутами. И все же, на мой взгляд, значительно сложнее было осмыслить всю эту запутанную комбинацию природных явлений, подвергнуть ее тщательному анализу, обобщить многочисленные эмпирические данные в грамотной геологической карте и стройном монографическом описании. Геологическая съемка этих лет, сопутствующие ей поиски месторождений и их дальнейшая разведка воспитали специалистов, которые в настоящее время вышли на передовые рубежи геологии.
Вне всякого сомнения, успех этих небывалых работ был обеспечен и уже существующей традицией отечественной горно-геологической школы, традицией, зародившейся в пору первых рудознатцев и в ломоносовские времена, прославленной талантом Карпинского, Мушкетова, Павлова, Архангельского, Шатского, испытанной в трудные годы послереволюционного строительства и Отечественной войны. Русскую геологическую школу всегда отличало свое лицо, свой стиль исследований, удивительно органичное объединение тщательности наблюдений с широтой мысли и глубиной обобщений.
Но всякая традиция нуждается не только в продлении, но и в развитии. К этому обязывает наше время с его беспощадным ритмом, бурная акселерация всех смежных наук о Земле, превращение самой геологии из элитарной профессии в массовую специальность, вобравшую в себя судьбы и чаяния многих тысяч людей.
Геология наших дней — это далеко не тот ограниченный круг знаний, еще недавно вполне доступ ный одному человеку, а разветвленная система самостоятельных геологических наук с множеством направлений, в том числе и стыковых — с физикой, математикой, химией и биологией...
Странное несоответствие возникло в своде наук, связанных с разрешением завтрашних проблем нашей планеты.
О необъятном околоземном космическом пространстве мы сегодня знаем значительно больше, чем о том, что находится под нашими ногами, на самых незначительных глубинах. А ведь ясно уже сейчас, что энергетические и прочие ресурсы ближайшего будущего человечества находятся отнюдь не в инопланетных мирах, а все-таки в недрах нашей матушки Земли.
Вместе с глубоким и сверхглубоким бурением, начатым в СССР и США, новый толчок получили обобщающие геологические науки: геотектоника, геохимия и геофизика, пронизывающие мыслью земную твердь, создающие теорию земной коры и подстилающей ее верхней мантии планеты. И вот уж от кого-кого, а от геолога-тектоника ответ на вопрос «Чего вы ищете?» получить просто невозможно. «И все, и ничего!» — беспомощно разведет он руками, настолько предмет его поисков велик и необъятен, абстрагирован от понятных и конкретных категорий...
После многолетних подготовительных «сухопутных» обобщений геотектоника вышла «в открытое море», получив наконец-то материал для глобальных построений, для осмысливания всей твердой внешней оболочки планеты. Две трети земной поверхности — дно акваторий морей и океанов — до недавнего времени были скрыты от глаз и рук геологов, оставались таинственной и молчаливой неизвестной землей. И вот эта Terra Incognita заговорила...
Новейшие данные океанической геологии и геофизики, обнаружение необычных явлений в резко утоненной земной коре под толщей вод Мирового океана, в первое время застали континентальных геологов врасплох. Более ста лет в геотектонике существует классическая теория геосинклиналей — логически продуманное и гармоничное учение о причинах и ходе процессов в подвижных зонах земной коры материков. Казалось, с одной стороны, почти невозможным поколебать основы геосинклинальной теории.
Еще труднее было объяснить столь разительные внешние отличия геологии древних континентов и океанического ложа.
Гипотеза «растекающегося» дна океана, глобальной тектоники плит, идея непрерывного обновления раздвигающейся земной коры, выдвинутая американскими и французскими океаническими геологами, оказалась, так сказать, перпендикулярной теории геосинклиналей. Но «восстание» против геосинклинального учения, ниспровергательские настроения «инсургентов» в значительной степени объяснялись недостаточным знанием геологами-океанистами весьма прихотливой и разнородной тектоники материков. Потребовался какой-то принципиально новый путь увязки и синтеза данных, непрерывно поступающих с советских и американских кораблей станций, и богатейших материалов континентальной геологии.
то же они, живые люди, искатели всех этих насущных троп в геологии, носители и продолжатели ее высокой естествоиспытательской традиции? Их имена я вырываю из памяти наугад, наперед зная, что они совсем не единственны и не исключительны в нашем деле.
Ремир Цой. Выпускник Петрозаводского университета, геолог-съемщик и поисковик, начинавший свою работу в Забайкалье, в юности мой «однопалаточник» на Верхнем Амуре. Думаю, что не всякий гуманитарий может сравниться с Ремом в знании художественной литературы и искусства. Не потому ли съемка, поиски и разведка в его исполнении всегда подобны совершенному произведению любого жанра: пластику природного материала он чувствует непостижимо точно. Размах фантазии в нем всегда беспощадно контролируется скрупулезностью и филигранностью истинного ювелира.
Весь опыт дальневосточной молодости «раннего» Рема был мгновенно сконцентрирован и адаптирован в условиях среднеазиатской геологии. Прекрасная разведка одного из самых сложных месторождений золоторудного комплекса в самом центре раскаленной каменной сковородки Кызылкумов по заслугам увенчала лаврами Цоя «зрелого».
Ежедневное принятие ответственных решений, выполнение их на свой страх и риск, борьба с упрямыми маловерами — авторами «фундаментальных» отрицательных прогнозов по Кызылкумам, бурение «всухую», организация караванов автомобилей-водовозов, неоднократно блукавших по вязким солончаковым такырам... Да разве перечислишь все ингредиенты этих первых тяжелых слитков благородного металла!
Сейчас Ремир Валентинович Цой — главный геолог одного из крупнейших среднеазиатских трестов, руководитель, я бы сказал, самого прогрессивного типа. К креслу он не прирастает и с его помощью не возвышается над людьми.
Руководство большим коллективом происходит не столько сверху, сколько пронизывает все ячейки геологической службы изнутри. Во время полевого сезона Цоя почти невозможно застать в кабинете: он все время в партиях и экспедициях. Умению распекать и разносить подчиненных Ремир противопоставляет, вероятно, наиболее действенный метод управления: он учит специалистов мыслить самостоятельно, помогает им в этом, а при необходимости на месте, в полевых условиях, и сам показывает (и показывает великолепно!), как это делается.
«Главный» знает, почем фунт лиха в пустыне, и если рядовые геологи получают отказ на какую-нибудь просьбу, они ее никогда не повторяют: им ответил свой брат-полевик, а не какой-то «начальник», оторванный от живого геологического дела...
Два полюса — научный и производственный — в геологии формально существуют, но, пожалуй, нигде, как у нас, они не сближены так друг с другом. Вряд ли найдется еще какая-нибудь отрасль знания, где «производственная» наука и «научное» производство в такой мере взаимно проникали, совместно развивались и в трудные минуты приходили друг другу на выручку. Никого не удивляет, что многие командиры подразделений Министерства геологии обладают учеными степенями и званиями, что сам министр А. В. Сидоренко — видный ученый и действительный член Академии наук СССР, что любой настоящий профессионал в науке может легко спуститься со своих небес познания на реальную землю практических нужд и ежедневных забот прикладной геологии.
Один из моих увлекающихся коллег даже утверждает: «Геология уже сейчас соответствует коммунистическому уровню. Наука и прикладная ее сущность объединены, труд умственный и физический неразрывны. Что еще нужно!» Вероятно, нужно еще многое. Но, не скрою, хочется верить, что есть какая-то доля истины в этих словах...
Ну, а как выглядят представители другого условного полюса геологии, освоители ее высоких научных широт? Геологический институт Академии наук СССР (ГИН) — один.из мозговых центров нашей теоретической геологии. В 1973 году по проблемам глубинной тектоники здесь было защищено подряд несколько докторских диссертаций.
Столь высокая урожайность обусловлена завершением крупного цикла исследований, начатых коллективом ГИНа по инициативе директора Института академика А. В. Пейве и шефа всех докторантов профессора Н. А. Штрейса.
Вот они, новоиспеченные доктора — Андрей Книппер, Александр Моссаковский, Марк Марков и Никита Богданов. Все они прошли в свое время серьезную школу геологической съемки и самостоятельного комплексного исследования больших территорий.
Каждый — знаток обширных регионов: Книппер — специалист по альпийскому поясу, от Кубы до Кавказа; конек Моссаковского — древние складчатые структуры, от Монголии и Южной Сибири до Западной Европы, а у Богданова и Маркова — западное обрамление Тихого океана. И это явилось для каждого прочной стартовой площадкой для выхода на серьезную теоретическую орбиту. Все, что пришлось одолеть коллегам во время многотрудных маршрутов в самых удаленных районах нашей страны и за рубежом, вызывает уважение не только у меня. Но главное в их работе совсем не это. Как в деятельности Ремира Цоя, поражает смелость мысли, умение, пожалуй, даже особый дар — взглянуть на привычные каноны своими глазами и, не страшась устоявшегося авторитета, иногда вступая с ним в борьбу (а это ох как не просто!), не только придумать что-то новое, но и дать ему жизнь...
Открытия «великолепной четверки» касались той упомянутой мною «горячей точки» в глубинной геологии, где началось переосмысливание тектоники континентов с учетом всех новейших данных океанической геологии.
Все четыре докторские сводки убедительно доказывают наличие остатков древней океанической коры в различных по возрасту складчатых сооружениях материков и обосновывают выход на дневную поверхность фрагментов нижней коры и верхней мантии...
Думая о каждом порознь, я удивляюсь, до чего же несхожи они — жизнелюбивый и неуемный Андрей Книппер, говорливый и рассеянный Никита Богданов, сосредоточенный и в чем-то аскетичный Саша Моссаковский и Марик Марков, умеющий появляться и исчезать внезапно, владеющий редким искусством почти по-цезарски, одновременно писать, говорить и слушать. Одни в жизни дерзки и категоричны, другие мягки, долготерпимы, но все это лишь до той поры, пока дело не касается основной идеи, которой они посвятили лучшие годы творческой жизни. Здесь все «равны, как на подбор» — истовые и достойные ратоборцы. Их «Дядька-Черномор» — Николай Александрович Штрейс, удивительно тонко и бережно относящийся к индивидуальности каждого человека, сумел объединить учеников в научно-исследовательскую группу, на мой взгляд, одну из самых сильных в советской геотектонике...
Насколько новы и в то же время основательны исследования тектонистов Геологического института АН СССР, научный мир еще раз убедился на прошлогоднем международном симпозиуме «Офиолиты в земной коре», посвященном узловому моменту в проблеме «кора — мантия». Доклады зачинателей «океаническиконтинентального движения» — академика А. В. Пейве, докторов наук Л. П. Зоненшайна и А. Л. Книппера — слушались с особым вниманием и получили почти единодушное одобрение. Надо сказать, что за последние сорок лет у нас ни разу не собиралось такое количество «звезд» мировой глубинной геологии.
Кстати, этот дружный слет лучших представителей геотектонической мысли со всех континентов сам по себе свидетельствует о международном признании заслуг советской геологической школы. Трудно преувеличить сложность организации такого представительного форума, учитывая, что, кроме докладов и дискуссии в Москве, была проведена двухнедельная серия геологических маршрутов в труднодоступных районах Южного Тянь-Шаня и Малого Кавказа. Год напряженной подготовительной работы организаторов совещания, большая помощь, оказанная им геологами Узбекистана и Азербайджана, увенчались успехом.
Вероятно, все вместе — и добрый ветер потепления международных отношений и общность цели геологов различных стран в покорении «подземного космоса» — способствовало плодотворной работе симпозиума.
В который раз убеждаешься, что никакой заочный обмен информацией и знакомство с литературой не заменят личного общения, разговора и откровенного спора как с трибуны конференц-зала, так и в маршруте, а то и просто в застолье.
Состояние напряженного анализа наблюденных фактов, возникновения новых идей удивительно выравнивает и сближает самые противоположные характеры исследователей, будоражит невозмутимого калифорнийца Боба Колмана и флегматичного новозеландца Рика Варне, приводит в восторг сурового и немногословного первоосвоителя Гималаев швейцарца Ганссера, мгновенно делает серьезными песенниковфлорентийцев Пьетро Пассерини и Валерио Бартолотти, и неутомимого шутника парижанина Жоржа де Грациански...
В такие дни верится, что и чистая (в лучшем смысле этого слова) наука способна раздвинуть державные границы, объединить во имя гуманной цели людей самых разных взглядов и национальностей. В который раз мы чувствовали силу и мудрость девиза гениального русского естествоиспытателя А. П. Карпинского: «Геологу нужна вся Земля!..» все-таки какому же геологу она «нужна»? Каков он, этот современный открыватель тайн земных недр?
Чтобы узнать об этом, право же, недостаточно сообщений радио и газет о главных достижениях геологии, очерков самих геологов-профессионалов, написанных обычно полуспециальным, полунопулярным языком. Ведь есть еще звонкий, выразительный язык различных жанров искусства.
Не побоюсь прослыть тривиальным (пожалуй, нет представителей такой профессии, которые не упрекали бы художников, писателей, артистов за невнимание к себе и погоню за броскими деталями) и выскажу нашу общую мысль: слишком уж затянулась мода на геологическую «клубничку» в литературе и искусстве.
Никто, как мы — прямые объекты и жертвы (да, именно жертвы!) этой моды,— не знает, насколько лишен реальной жизненной основы внешне эффектный типаж противника урбанизма, неуклюжего увальня в городских квартирах, но ловкого и бесстрашного «барса» в горных снегах, беспомощного в интеллигентных гостиных, но всесильного в непролазной чаще урманов. Обычная декорация: лес, горы либо тундра, иногда степи, пустыни; необходимая атрибутика: палатки, телогрейки, сапоги, накомарники; типовой герой: прямой и открытый рубаха парень с волевым и чеканным ликом.
Сколько раз я читал и видел, как этот «супермен» потел и замерзал, срывался и карабкался, сгорал от недостатка воды в песках и захлебывался от ее избытка в буйных реках...
Далее же все зависело от склонностей, или, как говорят сейчас, творческого почерка сценариста, режиссера или писателя. Мы либо очень часто гибли (те самые жертвы!), либо, если нам везло и автор не был лишен оптимизма, с трудом выживали, доносили до базы сверкающие камни в рюкзаках и карты новых месторождений за пазухой.
Чего только не выделывали наши нелепые двойники на сценах театров, киноэкранах и страницах книг!
Единственно, чего почти никто и никогда не видел, это чтоб геолог думал, чтобы преодоление природной стихии, разгадка ее тайн приходили к нему не в награду за его «тарзанью» храбрость, а в результате нравственной смелости и умственного риска.
Да, работа геолога (особенно в прошлые годы, но в значительной мере и сейчас) требует определенного здоровья, выносливости, быстрой ориентировки в сложных ситуациях экспедиционной жизни. Все эти условия разумеются сами собой: они необходимы, но далеко не достаточны для достижения окончательного успеха в нашем деле. Да, в нашей профессии (так же, кстати, как и во многих других) не обходилось без несчастных случаев и даже трагических потерь.
Но, конечно же, не это определяет основные черты характера и облика современного геолога. Да, мы действительно кормим гнуса в дальневосточной тайге, наши маршруты проходят по заснеженным хребтам Высокой Азии и по тундре Заполярья, но все это наиболее видимая со стороны часть геологической работы, одна из ее стадий, и, если хотите, только подходы к ее истинным высотам и глубинам. Окончательные же ее завоевания — всегда итог деятельности ясного разума, по сложности ничем не уступающей поискам в сфере точных наук, а по творческому наитию приближающейся к работе художника.
Может быть, и не стоило бы повторять вполне понятные истины и вообще заводить разговор на эту тему, если бы такая однобокость не влияла на выбор многими юношами и девушками своего жизненного пути.
Ведь нередко этим объясняются приливы молодежи на геологические факультеты, и, что скрывать, последующие отливы, значительный отсев и «калибровка» специалистов: выдвижение, рост способных исследователей, любящих и уверенно постигающих цикл естественных и точных наук, и появление неудачников-«кустарей», которые просто вошли не в ту дверь.
Как заблуждается молодой человек и как печально видеть его разочарование, когда он ожидал от геологии только путешествий, приключений, песен у костра под гитару и всей той полубездумной жизни, овеянной туманом псевдоромантики, созданной в его воображении остросюжетными фильмами, спектаклями, беллетристическими опусами...
Я не встречал почти ни одного собрата по ремеслу, который бы ощущал свое сходство с этим «солнца и ветра братом», о котором почти ежедневно напевают нам популярные певцы и хрипят магнитофонные менестреле.
Один из них, известный своим мрачным сарказмом, даже так резюмирует свое отношение к геологии: «Я б с киркой в Москве уран нашел при такой повышенной зарплате».
В общем: «Держись, геолог. Крепись, геолог!»
Держимся, стараемся крепиться и даже не относиться ко всему этому слишком серьезно:
...У геологии осталось чувство юмора не обижаться — хохотать до слез над всем, что так легко о ней придумано, написано, казалось бы, всерьез...
ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА. Послесловие с иллюстрациями.
Ну, раз Володя считает, что пора, значит пора раскрыть инкогнито автора.
Это действительно Сергей Михайлович Миронов.
Он родился в 1953 году в Пушкине (ныне Пушкинский район Санкт-Петербурга). Окончил Ленинградский горный институт имени Г.В. Плеханова (ныне Санкт-Петербургский горный университет) в 1980 году, Санкт-Петербургский технический университет в 1992 году, с отличием Российскую академию государственной службы при президенте Российской Федерации в 1997 году; с отличием юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета в 1998 году, философский факультет того же университета в 2004 году. В 1971-1973 годах проходил срочную службу в ВДВ (старший сержант).
С 1978 года по 1986 год Сергей Миронов работал старшим инженером-геофизиком НПО "Рудгеофизика" , затем – геофизиком Зеленогорской экспедиции министерства геологии СССР. В 1986-1991 годах по направлению министерства геологии СССР работал старшим геофизиком аэропартии в Монголии. В 1993-1995 годах - исполнительный директор АООТ "Строительная корпорация "Возрождение Санкт-Петербурга" . В 1994 году Сергей Миронов был избран депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга первого созыва, с апреля 1995 года – первый заместитель председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга.
13 июня 2001 года Сергей Миронов был избран членом Совета Федерации Федерального Собрания РФ от Санкт-Петербурга. С декабря 2001 года по май 2011 года он – председатель Совета Федерации, а это, между прочим, третье по значимости должностное лицо в стране. Принимал участие в президентских выборах в 2004 и 2012 года. Но моментально слетел с должности после того, как вздумал критиковать политику "Единой России" в стране. Говорили о конфликте с Путиным, но публично Миронов никогда его не критиковал, даже конкурируя на выборах. Заявил себя как непримиримый сторонник социализма. Пытался организовать союз социалистических партий в Европарламенте. Активно занимался международной политикой в этом направлении.
Организатор политической партии "Справедливая Россия: Родина/Пенсионеры/Жизнь" , - ныне это "Справедливая Россия – Патриоты – За правду" . Партия конкурирует с ЛДПР по численности сторонников за 3-4 места в России. Депутат Государственной Думы. Возглавляет в ней фракцию своей партии. Свою коллекцию образцов, оцененную в полтора миллиона долларов, он передал в Геологический музей.
Приглашаю а на экскурсию в этот музе - только в один его зал, где экспонируется коллекция Миронова, переданная дар государству в 2011 году.
Фильтр
Добавила 2 фото в альбом
Добавила 2 фото в альбом
Добавила фото в альбом
Добавил 26 фото в альбом
Добавила 2 фото в альбом
загрузка
Показать ещё