Предыдущая публикация
« А ПУТЬ И ДАЛЁК И ДОЛОГ» РАССКАЗЫ ГЕОЛОГА
ГЕОЛОГОРАЗВЕДЧИКИ Часть 3.
На месторождении из геологов остались я, Ковава и Екимов. Екимов был энергичным мужиком лет тридцати пяти. Речь его была слегка картавой. Была у него одна причуда. Во время дождливой погоды, когда все находились в лагере, он одевал брезентовый плащ и с деревянным лотком и лопатой уходил бродить по месторождению. Саша искал на склонах сопки уступы с мочажинами , делал копуши и промывал из них грунт, надеясь таким образом открыть новые рудные тела, но так и не нашел.
Недели две мы работали втроем на канавах на Главной залежи. Документация канав на Главной рудной залежи была несложной. Мы с Людой были прилежными учениками и быстро перенимали Сашин опыт в диагностике пород и руд и в методике описания и опробования вскрытых коренных пород. Вначале для троих геологов было не так уж и много работы и мы с Людой иногда бродили по отвалам верхних канав , колотили молотками обломки богатой грейзеновой руды и выискивали интересные образцы с крупными кристаллами шеелита. Изредка попадались кристаллы размером до 1 см, как бы пронзенные тонкими длинными кристаллами апатита.
На принимаемых канавах было много бороздового опробования по руде и вмещающим породам. Пробы объемом около ведра отбирали в брезентовые мешки. Вес одной метровой пробы в среднем был около 12 кг. На каждую пробу на месте геологом выписывалась этикетка, которая закладывалась сверху в мешок. Мешок завязывали шпагатом с деревянной биркой, на которой карандашом писали с одной стороны номер партии (ГРП-642), с другой - номер пробы. Проб было много и канавщики по окончании работы за небольшую доплату выносили их на вертолетную площадку. Потом на партию проб геологи оформляли заказ и отправляли вертолетом или машиной в Рощино в дробильный цех, где пробы дробились и истирались до состояния пыли. Затем в химлаборатории истертые пробы подвергались спектральному анализу. Пробы с повышенными содержаниями рудных элементов анализировались более точным химическим способом. В партию мы получали из лаборатории большие ведомости с результатами анализов проб не только на вольфрам, но и на многие сопутствующие элементы (около 20). Вот такая довольно сложная, но отлаженная технологическая цепочка с опробованием.
Кроме документации и опробования канав геологу нужно было еще замерять объемы в кубометрах выкопанной каждым проходчиком канавы с закрытием в конце месяца нарядов на каждого рабочего. На одного геолога обычно приходилось 7-8 канавщиков. Весь наш рабочий день проходил на канавах. Здесь же обедали всухомятку консервами. В лагерь возвращались к вечеру, нагруженные пробами и образцами. Переодевшись и поужинав , шли в камеральную палатку и при тусклом свете лампочки от движка дооформляли документацию в пикетажках из миллиметровой бумаги, разносили в журналы опробования отобранные за день пробы, образцы в каталоги. Закончив оформительские дела, строгали про запас деревянные бирки для бороздовых проб. Отдыхать в свои палатки уходили часов в 9-10. И так работали почти каждый день. В дождливые дни находилась работа в камералке, да и себя нужно было привести в порядок : помыться, постирать и починить рваную одежду.
Рабочие жили в двух десятиместных палатках. Было их около 15 человек. Народ этот был разношерстный, прошедший Крым и Рым. Многие отсидели в тюрьме, некоторые не один раз, как Тихоненко. Как правило, все были алиментщиками и отъявленными пьяницами. По этим причинам в цивилизованном мире их никто не ждал, а работа в тайге вдали от магазинов в какой-то степени хоть на короткое время спасала от пьянства. Но, как показал мой длительный опыт общения с этим контингентом, воздержание от алкоголя через месяц становилось для них невыносимым и тогда они искали возможности выпить. Ставили тайком бражку или ходили в ближайший поселок за 20 -30 км, нагрузившись для обмена дефицитными консервами (тушенка, сгущенка).
Рабочие после пьянки бредут в партию по тропе со станции Бейцуха.Слева-направо :Евсеев(канавщик),Пантелеев(слесарь),Мухамедьяров(горный мастер),Чимульдинов(промывальщик).3.05.1972 г.
Расскажу подробнее о работе проходчиков канав, в общении с которыми геологам приходилось проводить много времени.
Утром часть канавщиков во главе с взрывным мастером шла на склад ВМ (взрывчатых материалов), который находился на поляне в лесу в полукилометре от лагеря. Здесь зав. складом ВМ выдавал взрывнику по выписанной геологами путевке патронированный аммонит, капсюля -детонаторы, огнепроводный шнур. (В скором времени после нашего приезда на Первую речку и.о. начальника партии Алейников назначил Люду Коваву заведующей складом ВМ взамен уволившегося старого и это стало довольно хлопотной дополнительной обязанностью для нее.) Территория склада была огорожена в один ряд колючей проволокой и охранялась по очереди четырьмя сторожами стариками.( В 1973 г склад ВМ перевели на сопку поближе к штольням) Для охраны у сторожей была собака и винтовка. (Однажды эту винтовку украли прямо из избушки, пока бабка сторожиха ходила к ручью за водой. Наверное, винтовку кто-то из охотников приглядел) В общем, охрана склада была чисто символической. При желании со склада легко можно было похитить что угодно и в любом количестве. Но как-то никому в голову не приходило сделать такое. В те годы в СССР еще не было терактов, поэтому не было больших строгостей с использованием и хранением взрывчатки в геологии. Взрывчатку легче было добыть на канавах или в штольне. Контроль за выписыванием ВМ и их расходованием по назначению был возложен на взрывных мастеров и геологов. Постоянно геологам приходилось подписывать наряды на получение ВМ и их расход. На практике же у геологов было так много своей работы, что строго контролировать ее использование на канавах не было возможности. Взрывчатку со склада ВМ на канавы несли в рюкзаках те канавщики, которые уже забурили шпуры под заряды взрывчатки. (Детонаторы с огнепроводным шнуром нес взрывник. Нести их вместе со взрывчаткой было категорически запрещено)
Шпуры под заряды взрывчатки бурились так. У всех канавщиков были буры длиной около 1.5 м, сделанные из буровой стальной штанги диаметром 57 мм, заостренные с одного конца, а с другого конца имеющие фаски для проворота в грунте специальным ключом, откованным из толстой арматурины. По осевой линии будущей канавы с интервалом в 1 м с помощью такого бура и тяжелой кувалды канавщик пробивал в грунте отверстия (шпуры) глубиной 1м. Взрывник заряжал их по норме бумажными патронами с аммонитом . Последним опускал в шпур патрон аммонита с детонатором и зажатым в нем куском огнепроводного шнура. Сверху заряженный шпур засыпал мелким грунтом. После заряжания всех шпуров взрывник давал один продолжительный предупредительный сигнал из своего рожка. По этому сигналу все посторонние кроме взрывника обязаны удалиться от места взрыв на 300 м. и укрыться за стволами толстых деревьев. После этого взрывник давал два длинных сигнала рожком и поджигал по очереди все шнуры торчащие из шпуров и , имея запас времени , сам уходил в безопасное укрытие. (Время безопасной работы взрывника по запалке шнуров определялось по контрольному детонатору с укороченным шнуром. После отстрела контрольного детонатора взрывнику нужно было немедленно удалиться в безопасное место) После срабатывания всех зарядов взрывник осматривал место взрывов (не должно быть отказавших зарядов) и давал «Отбой» -три коротких сигнала рожком. Сигнал отбоя разрешал канавщикам вернуться к месту взрыва. ( Предупредительные сигналы по технике безопасности должны были знать все геологи и рабочие) Взрывание зарядов делалось для рыхления грунта на глубину 1 м. При этом взрывами часть грунта выбрасывалась во все стороны. После взрывов канавщик мог копать канаву. Кайлом нужно было обрушать грунт на стальной прямоугольный лист шириной 50 см, а подборной лопатой с длинным черенком выкидывать его с листа в отвал. Затупившийся на камнях клюв кайла необходимо было периодически в кузнице оттягивать и закалять. Полученную на складе , огромную подборную лопату « шахтерку» канавщики зубилом обрубали до небольших размеров - примерно с грузинскую кепку. Этот опыт старые канавщики передавали новичкам. С первого взгляда простая работа (бери побольше и кидай подальше, пока грунт летит отдыхаешь) имела свои особенности. Довольно однообразную и физически тяжелую работу не всякий выдерживал. Почему-то ее обычно не выдерживали и увольнялись внешне крупные и физически сильные мужики, а вот невзрачные, но опытные мужички могли каждый день по много часов махать облегченным кайлом и лопатой. У начинающих канавщиков от тяжелой работы долго болели руки, особенно запястья, и поясница. Попадающиеся по линии канавы деревья и большие валуны взрывали отдельно, а лежащие на земле деревья распиливали ручной пилой, а чаще перерубали топором, также как и корни деревьев. Зимой в сильные морозы перед уходом канавщик должен был взрыхлить грунт и присыпать его снегом, чтобы за ночь он не замерз. Если же грунт по упущению канавщика сильно промерзал, то приходилось оттаивать его с помощью костра, а это лишняя работа. Тяжело было и пробивать шпуры в мерзлоте, толщина которой к весне достигала почти метра. Для этого приходилось периодически накаливать буры в жарком костре. В общем, работа канавщика каторжная. Зимой холодно, летом жарко, да еще мошка жрет. Никакой романтики! Наработается за день, а еще нести через сопку в лагерь тяжелые пробы. Конечно , всем интересно узнать сколько же канавщик зарабатывал в те годы денег? В среднем хороший канавщик с полевой надбавкой (40% от ставки) в те годы получал на руки около 200 рублей. Такой заработок тогда считался неплохим, но, учитывая плохие условия жизни и тяжелый труд, желающих выполнять эту работу было немного.
Утром часть канавщиков во главе с взрывным мастером шла на склад ВМ (взрывчатых материалов), который находился на поляне в лесу в полукилометре от лагеря. Здесь зав. складом ВМ выдавал взрывнику по выписанной геологами путевке патронированный аммонит, капсюля -детонаторы, огнепроводный шнур. (В скором времени после нашего приезда на Первую речку и.о. начальника партии Алейников назначил Люду Коваву заведующей складом ВМ взамен уволившегося старого и это стало довольно хлопотной дополнительной обязанностью для нее.) Территория склада была огорожена в один ряд колючей проволокой и охранялась по очереди четырьмя сторожами стариками.( В 1973 г склад ВМ перевели на сопку поближе к штольням) Для охраны у сторожей была собака и винтовка. (Однажды эту винтовку украли прямо из избушки, пока бабка сторожиха ходила к ручью за водой. Наверное, винтовку кто-то из охотников приглядел) В общем, охрана склада была чисто символической. При желании со склада легко можно было похитить что угодно и в любом количестве. Но как-то никому в голову не приходило сделать такое. В те годы в СССР еще не было терактов, поэтому не было больших строгостей с использованием и хранением взрывчатки в геологии. Взрывчатку легче было добыть на канавах или в штольне. Контроль за выписыванием ВМ и их расходованием по назначению был возложен на взрывных мастеров и геологов. Постоянно геологам приходилось подписывать наряды на получение ВМ и их расход. На практике же у геологов было так много своей работы, что строго контролировать ее использование на канавах не было возможности. Взрывчатку со склада ВМ на канавы несли в рюкзаках те канавщики, которые уже забурили шпуры под заряды взрывчатки. (Детонаторы с огнепроводным шнуром нес взрывник. Нести их вместе со взрывчаткой было категорически запрещено)
Шпуры под заряды взрывчатки бурились так. У всех канавщиков были буры длиной около 1.5 м, сделанные из буровой стальной штанги диаметром 57 мм, заостренные с одного конца, а с другого конца имеющие фаски для проворота в грунте специальным ключом, откованным из толстой арматурины. По осевой линии будущей канавы с интервалом в 1 м с помощью такого бура и тяжелой кувалды канавщик пробивал в грунте отверстия (шпуры) глубиной 1м. Взрывник заряжал их по норме бумажными патронами с аммонитом . Последним опускал в шпур патрон аммонита с детонатором и зажатым в нем куском огнепроводного шнура. Сверху заряженный шпур засыпал мелким грунтом. После заряжания всех шпуров взрывник давал один продолжительный предупредительный сигнал из своего рожка. По этому сигналу все посторонние кроме взрывника обязаны удалиться от места взрыв на 300 м. и укрыться за стволами толстых деревьев. После этого взрывник давал два длинных сигнала рожком и поджигал по очереди все шнуры торчащие из шпуров и , имея запас времени , сам уходил в безопасное укрытие. (Время безопасной работы взрывника по запалке шнуров определялось по контрольному детонатору с укороченным шнуром. После отстрела контрольного детонатора взрывнику нужно было немедленно удалиться в безопасное место) После срабатывания всех зарядов взрывник осматривал место взрывов (не должно быть отказавших зарядов) и давал «Отбой» -три коротких сигнала рожком. Сигнал отбоя разрешал канавщикам вернуться к месту взрыва. ( Предупредительные сигналы по технике безопасности должны были знать все геологи и рабочие) Взрывание зарядов делалось для рыхления грунта на глубину 1 м. При этом взрывами часть грунта выбрасывалась во все стороны. После взрывов канавщик мог копать канаву. Кайлом нужно было обрушать грунт на стальной прямоугольный лист шириной 50 см, а подборной лопатой с длинным черенком выкидывать его с листа в отвал. Затупившийся на камнях клюв кайла необходимо было периодически в кузнице оттягивать и закалять. Полученную на складе , огромную подборную лопату « шахтерку» канавщики зубилом обрубали до небольших размеров - примерно с грузинскую кепку. Этот опыт старые канавщики передавали новичкам. С первого взгляда простая работа (бери побольше и кидай подальше, пока грунт летит отдыхаешь) имела свои особенности. Довольно однообразную и физически тяжелую работу не всякий выдерживал. Почему-то ее обычно не выдерживали и увольнялись внешне крупные и физически сильные мужики, а вот невзрачные, но опытные мужички могли каждый день по много часов махать облегченным кайлом и лопатой. У начинающих канавщиков от тяжелой работы долго болели руки, особенно запястья, и поясница. Попадающиеся по линии канавы деревья и большие валуны взрывали отдельно, а лежащие на земле деревья распиливали ручной пилой, а чаще перерубали топором, также как и корни деревьев. Зимой в сильные морозы перед уходом канавщик должен был взрыхлить грунт и присыпать его снегом, чтобы за ночь он не замерз. Если же грунт по упущению канавщика сильно промерзал, то приходилось оттаивать его с помощью костра, а это лишняя работа. Тяжело было и пробивать шпуры в мерзлоте, толщина которой к весне достигала почти метра. Для этого приходилось периодически накаливать буры в жарком костре. В общем, работа канавщика каторжная. Зимой холодно, летом жарко, да еще мошка жрет. Никакой романтики! Наработается за день, а еще нести через сопку в лагерь тяжелые пробы. Конечно , всем интересно узнать сколько же канавщик зарабатывал в те годы денег? В среднем хороший канавщик с полевой надбавкой (40% от ставки) в те годы получал на руки около 200 рублей. Такой заработок тогда считался неплохим, но, учитывая плохие условия жизни и тяжелый труд, желающих выполнять эту работу было немного.
Документирую канаву на уч. С-Западном.Канавщик с тремя судимостями Тихоненко Г. по кличке "Бульдозер"
Поэтому, знающие это, геологи очень уважительно относились к добросовестным канавщикам и , чего греха таить, всегда немного завышали им объемы выкопанных канав. Некоторые из них получали неплохую прибавку в кубаже за очень хорошо подготовленные коренные (скальные породы на дне канавы или шурфа). Значение имело и хорошее взаимоотношение канавщика с взрывным мастером. По дружбе он мог сделать ему с помощью «сэкономленной» взрывчатки повторные взрывы. (На канавах работали два взрывника: Петр Соловьев и Смирнов по прозвищу Главбич. В штольнях работало еще трое взрывников) Взрывники, кроме своей главной работы занимались также проходкой канав и всегда имели припрятанный для себя запас взрывчатки. Один раз на участке Уникальном я случайно нашел в одной из канав прикрытый ветками целый ящик взрывчатки - 32 кг. Подумав, я не стал заявлять об этом ЧП начальнику партии. Слава Богу, это происшествие не имело последствий. А однажды, я ездил на канавы с начальником партии Проненко на тракторе ДТ с железной волокушей за бороздовыми пробами. ( Он иногда сам ездил на тракторе вместо тракториста) В одном месте трактор гусеницей переехал припрятанный под валежиной рудный мешок с несколькими патронами аммонита , детонаторами и шнуром, который мы увидели на обратном пути. К счастью, трактор не взорвался на этой мине.
В те далекие дни при взрывах на канавах было как на войне под артиллерийским обстрелом. Камни весом в несколько кг разлетались по лесу метров на 100. В течение дня в одном районе могли взрывать и несколько раз. Геологов это сильно отвлекало от работы и, конечно, раздражало, но технику безопасности нужно было соблюдать. В этом я один раз убедился на собственно опыте. Однажды, поленившись, я не стал уходить далеко от места взрывов, а метрах в 50 спрятался за ствол толстого кедра. Когда началась «бомбежка» я сразу понял свою ошибку – летевшие от взрывов камни попадали в густую крону кедра и, потеряв скорость излета , падали вниз вдоль ствола. На мое счастье ни один камень не попал тогда в мою дурную голову, но страха я натерпелся. С тех пор я больше так не делал. Взрывы на нашей сопке гремели каждый день, кроме дождливой погоды, когда все сидели в лагере в палатках.
Тайга в районе месторождения типичная для большей части края - лиственные породы деревьев с примесью ели, пихты и кедров. Началась осень и с кедров , потревоженных взрывами, стали падать созревшие шишки. Утром люди приходят на канавы и видят свежие следы пребывания кабанов, привлеченных шишками. Выходит, кабаны не очень то и боятся взрывов. Раза два в районе канав на участке Северо-западном я вспугивал небольшие стада кабанов. Но через месяц они стали избегать опасного места и удалились куда-то подальше.
Втроем (Екимов, я и Ковава) работали недели две. Потом , в середине сентября , я от Алейникова получил самостоятельную работу на участке Северо-западном. Здесь нужно было пройти несколько поисковых канав с целью выявления новых рудных тел. Екимов и Ковава продолжали документировать и опробовать длинные канавы на Главной рудной залежи. Этот участок назывался Центральным, т.к. он находился прямо в центре месторождения. Иногда я мимоходом навещал их на канавах. К ноябрю залежь вскрыли длинными канавами через 20-40 м в западном направлении метров на 200. Если на вершине сопки руда была представлена очень богатым шеелит-грейзеновым типом, то западнее она сменилась шеелит-гематит-лимонитовым типом руду. Канавами она вскрывалась интервалами до 20 м. Руда имела яркий вишнево-бурый цвет и кавернозно-пористую текстуру. В дальнейшем при бурении скважин и проходке штолен оказалось , что окисленная руда на глубине сменялась неокисленной разностью шеелит-пирротинового состава и имела почти черный цвет. Содержание трехокиси вольфрама в двух последних типах руд было в пределах 3-4 %, а в грейзеновом типе 10-20%. Главная залежь (именно так ее уже называли) имела прихотливые контуры и была вытянута в широтном направлении , как и вмещающие ее кварцитовидные кремни. На какую глубину руда продолжается мы еще не знали, но обольщали себя большими надеждами.
В середине сентября на Первую речку на день прилетела М.Г. Руб, доктор геолого-минералогических наук из Москвы с несколькими сопровождающими ассистентами. Была она типичной еврейкой в возрасте около 60 лет, невысокого роста с большим носом «рубильником» и неприятным каркающим голосом. С ними прилетела Элла Сорокатюк, наша однокурсница. Меня ее появление удивило-ведь я ожидал, что она вместе со своим женихом Анатолием Скригитилем после летних восхождений на серию камчатских вулканов улетит работать на Памир. Она поселилась в маленькой палатке с Людмилой Ковавой и начала стажироваться в документации со мной на участке Северо-западном. Здесь несколькими длинными канавами и линией шурфов пересекали мощный горизонт известняково - кремнистых пород. Известняки слагали крупную линзу и контактировали с гранитами. Термальным метаморфизмом гранитов известняки были превращены в белые мраморы. Чередующиеся слои кремней имели белый , розовый и зеленоватый цвет и были смяты в мелкие складочки. По своей неопытности я ползал на коленках в канаве по разноцветным кремням и расшифровывал мелкую складчатость. Это удавалось ценой нескольких часов утомительной работы. Тем не менее работа документатора меня увлекала. В каждом шурфе и через 20 м по канавам я отбирал пробы из делювия для промывки в лотке и получения тяжелого шлиха. Пробы промывал в ключе или в небольшой мочажине на склоне сопки недалеко от канав.
В те далекие дни при взрывах на канавах было как на войне под артиллерийским обстрелом. Камни весом в несколько кг разлетались по лесу метров на 100. В течение дня в одном районе могли взрывать и несколько раз. Геологов это сильно отвлекало от работы и, конечно, раздражало, но технику безопасности нужно было соблюдать. В этом я один раз убедился на собственно опыте. Однажды, поленившись, я не стал уходить далеко от места взрывов, а метрах в 50 спрятался за ствол толстого кедра. Когда началась «бомбежка» я сразу понял свою ошибку – летевшие от взрывов камни попадали в густую крону кедра и, потеряв скорость излета , падали вниз вдоль ствола. На мое счастье ни один камень не попал тогда в мою дурную голову, но страха я натерпелся. С тех пор я больше так не делал. Взрывы на нашей сопке гремели каждый день, кроме дождливой погоды, когда все сидели в лагере в палатках.
Тайга в районе месторождения типичная для большей части края - лиственные породы деревьев с примесью ели, пихты и кедров. Началась осень и с кедров , потревоженных взрывами, стали падать созревшие шишки. Утром люди приходят на канавы и видят свежие следы пребывания кабанов, привлеченных шишками. Выходит, кабаны не очень то и боятся взрывов. Раза два в районе канав на участке Северо-западном я вспугивал небольшие стада кабанов. Но через месяц они стали избегать опасного места и удалились куда-то подальше.
Втроем (Екимов, я и Ковава) работали недели две. Потом , в середине сентября , я от Алейникова получил самостоятельную работу на участке Северо-западном. Здесь нужно было пройти несколько поисковых канав с целью выявления новых рудных тел. Екимов и Ковава продолжали документировать и опробовать длинные канавы на Главной рудной залежи. Этот участок назывался Центральным, т.к. он находился прямо в центре месторождения. Иногда я мимоходом навещал их на канавах. К ноябрю залежь вскрыли длинными канавами через 20-40 м в западном направлении метров на 200. Если на вершине сопки руда была представлена очень богатым шеелит-грейзеновым типом, то западнее она сменилась шеелит-гематит-лимонитовым типом руду. Канавами она вскрывалась интервалами до 20 м. Руда имела яркий вишнево-бурый цвет и кавернозно-пористую текстуру. В дальнейшем при бурении скважин и проходке штолен оказалось , что окисленная руда на глубине сменялась неокисленной разностью шеелит-пирротинового состава и имела почти черный цвет. Содержание трехокиси вольфрама в двух последних типах руд было в пределах 3-4 %, а в грейзеновом типе 10-20%. Главная залежь (именно так ее уже называли) имела прихотливые контуры и была вытянута в широтном направлении , как и вмещающие ее кварцитовидные кремни. На какую глубину руда продолжается мы еще не знали, но обольщали себя большими надеждами.
В середине сентября на Первую речку на день прилетела М.Г. Руб, доктор геолого-минералогических наук из Москвы с несколькими сопровождающими ассистентами. Была она типичной еврейкой в возрасте около 60 лет, невысокого роста с большим носом «рубильником» и неприятным каркающим голосом. С ними прилетела Элла Сорокатюк, наша однокурсница. Меня ее появление удивило-ведь я ожидал, что она вместе со своим женихом Анатолием Скригитилем после летних восхождений на серию камчатских вулканов улетит работать на Памир. Она поселилась в маленькой палатке с Людмилой Ковавой и начала стажироваться в документации со мной на участке Северо-западном. Здесь несколькими длинными канавами и линией шурфов пересекали мощный горизонт известняково - кремнистых пород. Известняки слагали крупную линзу и контактировали с гранитами. Термальным метаморфизмом гранитов известняки были превращены в белые мраморы. Чередующиеся слои кремней имели белый , розовый и зеленоватый цвет и были смяты в мелкие складочки. По своей неопытности я ползал на коленках в канаве по разноцветным кремням и расшифровывал мелкую складчатость. Это удавалось ценой нескольких часов утомительной работы. Тем не менее работа документатора меня увлекала. В каждом шурфе и через 20 м по канавам я отбирал пробы из делювия для промывки в лотке и получения тяжелого шлиха. Пробы промывал в ключе или в небольшой мочажине на склоне сопки недалеко от канав.
Мою лотком шлихи с канав на уч. С-Западном.Сент.1971 г.
Позднее шлиховые пробы с шурфов и канав промывал специально обученный промывальщик. Сначала это был Иван Чимульдинов, потом Третьяков. Горные работы на участке Северо-западном вели до ноября, но никакой новой руды канавами не вскрыли, а лишь уточнили геологическую ситуацию, что также необходимо для составления подробной геологической карты месторождения. Люда и Элла всю осень жили в четырехместной палатке, которая стояла ниже камералки. По вечерам наша троица весело общалась в камералке или в девичей палатке.
С середины сентября заметно похолодало, по вечерам и в дождливые дни во всех палатках стали топить печки-буржуйки. В ближайшее время на месторождении из-за хороших результатов по Главной рудной залежи предполагалось значительное усиление разведочных работ – проходка больших объемов канав, бурение скважин и разведочных штолен, что требовало значительное увеличение кадров - рабочих разных специальностей и ИТР. К приближающейся зиме нужно было обеспечить людей теплым жильем. В связи с этим сразу же после приемки месторождения руководством Иманской экспедиции было принято решение о строительстве дороги в партию. Для ее строительства выбрали вариант трассировки с верховья ключа Малый Гумин через высокий хребет Сапун. До верховья Гумина имелась грунтовая дорога через танкодром, на которой обучались вождению танкисты из учебной воинской части в г. Бикине. На протяжении около 10 км этот интервал дороги был убит танками до ужасного состояния. Как известно, танки грязи не боятся, а вот наш автотранспорт по ней в летнее время ездил с трудом, буквально медленно плывя по глубокой грязи и колдобинам. Дорогу через хребет Сапун делал бульдозер, а трассировал ее по выбранному на карте варианту Владимир Тимофеевич Корниенко, который после стал прорабом подземных горных работ. Подъем на Сапун и спуск с него был крутой и поэтому дорогу проложили серпантином. Работу бульдозера затрудняло наличие на склонах хребта больших валунов. Но со всеми трудностями отряд строителей за полтора месяца справился и к середине октября дорога протяженностью 8 км до вертолетной площадки на Первой речке была построена.
С середины сентября заметно похолодало, по вечерам и в дождливые дни во всех палатках стали топить печки-буржуйки. В ближайшее время на месторождении из-за хороших результатов по Главной рудной залежи предполагалось значительное усиление разведочных работ – проходка больших объемов канав, бурение скважин и разведочных штолен, что требовало значительное увеличение кадров - рабочих разных специальностей и ИТР. К приближающейся зиме нужно было обеспечить людей теплым жильем. В связи с этим сразу же после приемки месторождения руководством Иманской экспедиции было принято решение о строительстве дороги в партию. Для ее строительства выбрали вариант трассировки с верховья ключа Малый Гумин через высокий хребет Сапун. До верховья Гумина имелась грунтовая дорога через танкодром, на которой обучались вождению танкисты из учебной воинской части в г. Бикине. На протяжении около 10 км этот интервал дороги был убит танками до ужасного состояния. Как известно, танки грязи не боятся, а вот наш автотранспорт по ней в летнее время ездил с трудом, буквально медленно плывя по глубокой грязи и колдобинам. Дорогу через хребет Сапун делал бульдозер, а трассировал ее по выбранному на карте варианту Владимир Тимофеевич Корниенко, который после стал прорабом подземных горных работ. Подъем на Сапун и спуск с него был крутой и поэтому дорогу проложили серпантином. Работу бульдозера затрудняло наличие на склонах хребта больших валунов. Но со всеми трудностями отряд строителей за полтора месяца справился и к середине октября дорога протяженностью 8 км до вертолетной площадки на Первой речке была построена.
Первый снег.Дорога в партию из Бикина.Окт.1971 г.
Как показала дальнейшая ее эксплуатация , этот вариант дороги через хребет в самой высокой его части был ошибочен. Получилось это из-за плохой рекогносцировки на местности. Высокую часть хребта Сапун можно было обойти с севера через верховья ключей Малого Гумина и Шивков. В этом случае дорога была бы примерно такой же длинны, но не имела бы крутых и опасных подъемов и спусков. По дороге через Сапун ездили с апреля по декабрь лет семь, пока к месту строительства поселка горняков на Лермонтовском месторождении не построили нормальную автодорогу. На опасных серпантинах нашей горной дороги два раза переворачивались грузовые машины, к счастью без человеческих жертв. В ноябре с приходом морозов на этой дороге добавлялась другая беда - наледи от замерзающих ручейков. Из-за этого она становилась смертельно опасной. Начальнику партии Проненко приходилось периодически взрывать наледи накладными зарядами взрывчатки. Такая канитель с дорогой продолжалась до конца декабря, пока когда болотистая марь до реки Култухи не промерзала и к ней бульдозером прокладывали зимник длиной около 7 км. У Култухи наш зимник соединялся с леспромхозовским, который заканчивался в пос. Лесопильном на левом берегу большой реки Бикин. По этому зимнику лесозаготовители возили лес с верховьев Култухи.
По новой дороге сразу же приехали Дмитрий Романович Суроп, начальник ОТиЗ (отдела труда и зарплаты экспедиции ) и Михаил Иванович Данилов, главный инженер экспедиции. Они приехали с целью приемки дороги и выбора места для строительства жилого поселка. Д.Р. Суроп был крупным и полным мужчиной лет пятидесяти. Родом он был из Сидатуна (Мельничное). Геологи в экспедиции рассказывали, что на войне он был десантником парашютистом. Работал Суроп в Иманской экспедиции с самого начала ее образования. Личность в экспедиции была выдающаяся. Не имея никакого специального образования, но имея на плечах умную голову, Дмитрий Романович стал незаменимым начальником ОТиЗ. Он обладал ценной способностью любые горячие трудовые споры рабочих с начальниками партий уладить тихо, мирно. Через несколько лет он даже стал замом начальника экспедиции.
Суроп, Данилов, Алейников и я отправились пешком выбирать место для жилого поселка партии. Довольно быстро обозначили его на левом пологом склоне ключа Первая речка, почти под Главной рудной залежью. Здесь стояла нетронутая тайга с толстыми даурскими березами, липами, ясенями и кедрами. Все это богатство предстояло снести бульдозером. За два дня он проложил дорогу от вертодрома до места строительства поселка и начал делать большую площадку под него. Около недели бульдозер корчевал и убирал деревья и планировал террасы под будущие дома. Была расчищена площадь около двух гектаров. К концу работы по нижнему краю площадки высились высокие завалы из выкорчеванных деревьев. На самой площадке для красоты оставили несколько больших берез, но они через два года засохли. К концу землеройных работ из экспедиции приехала большая бригада плотников. Они прямо на площадке поставили для себя большую десятиместную палатку и приступили к работе. К середине ноября плотники срубили большой дом под контору партии. Лес для строительства конторы выискивали поблизости и трактором трелевали на стройку. Плотники были опытными и работа у них подвигалась споро. Теперь на работу на канавы и с работы в палаточный лагерь мы ходили по свежеразрытой грязной дороге через строительную площадку и с интересом наблюдали все изменения на ней. На месте будущего поселка горели дымные костры, тарахтел трактор, подтягивающий из леса бревна, стучали топоры и ревели бензопилы. В общем, было весело.
По новой дороге в партию большегрузные Уралы стали день и ночь подвозить из Рощино всякий строительный материал, буровые станки, трубы, насосы и прочее геологоразведочное оборудование. После конторы плотники построили : большой дощатый склад, камеральное здание, столовую, пекарню, а выше поселка метрах в двухстах большое здание дизельной электростанции для двух дизелей, а позже, уже в декабре ,общежитие для ИТР, два дома для рабочих. Строили поселок полтора года. Использовали не только новый брус, но и брус разобранных домов с бывших геологических поселков. К лету 1972 г. новый поселок в основном был построен . Он состоял из двух рядов домов длиной около 200м. Дома были разных размеров : от двухквартирных до маленьких балков из бруса. Среди них еще стояло несколько десятиместных шатровых палаток.
Летом 1972 г начали строить клуб и большой барак - общежитие для рабочих, который народ метко окрестил »Крейсером». Наверное, за его большой размер. Кроме жилых домов был построен небольшой магазин. У ключа были построены баня и насосная станция для подачи воды на буровые и штольни.
Поселок Первореченской партии в 1973 г. Вид с Ю-Запада.
Продолжение следует.
#ВикторИванович
#ВикторИванович
Следующая публикация
Комментарии 4