РАССКАЗЫ ГЕОЛОГА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Заканчивая школу, я осознанно выбрал для себя профессию геолога. На мой выбор повлияло увлечение чтением приключенческих книг Жюль Верна, Майн Рида, Конан Дойла, Арсеньева. Большое влияние на меня оказал дядя по матери Константин Антонович Соломай, который с начала пятидесятых годов работал геологом в одной из экспедиций Приморского края. Его рассказы о геологах и минералах пробудили во мне большой интерес к романтической профессии, связанной с путешествиями в горах и тайге. С раннего детства и до 18 лет я жил сельской жизнью в общении с природой и тайгой, так что любовь к дикой природе была еще одной из причин выбора профессии геолога.
Пять лет учебы в институте пролетели быстро, благодаря интересным друзьям и путешествиям в пещеры, на Курильские и Камчатские вулканы, а также геологическим практикам в Приморье и на Чукотке.
По окончании института я был направлен на работу в Иманскую геолого-разведочную экспедицию на севере Приморского края. Всего в ней я проработал 25 лет, из них 20 занимаясь полевыми работами. Первые 4 года работал на разведке Лермонтовского вольфрамового месторождения, потом 16 лет в Геохимической партии, которая занималась поисковой и ревизионной оценкой рудопроявлений и месторождений олова, вольфрама, золота. В этот период времени партией было оценено и ревизовано не менее 50 рудопроявлений и месторождений. На сорока из них я принимал непосредственное участие в полевых работах, после которых составлял геолого-поисковые карты и карты геохимических аномалий, делал выводы о перспективности объектов. В результате тщательного анализа геологических материалов, как своих так и предшественников для многих объектов существенно изменялось представление о их структуре. После 20 лет работы у меня появились представления об общих закономерностях в происхождении структур месторождений северного Приморья. Появился большой поисковый и разведочный опыт, который я мог передавать новым поколениям геологов, но, к сожалению, революционные преобразования Российского государства в начале 90-х годов катастрофически обрушили геологическую отрасль и не дали воплотить в жизнь мои планы.
Сборник я составил из серии рассказов о моем жизненном пути в геологии вплоть до фактического развала геологии в начале девяностых годов. Многие производственные рассказы написал по своим дневникам, которые догадался вести в молодые годы. Писал без приукрашивания действительности, какой бы неприглядной она иногда ни была. Фамилии действующих лиц не изменял.
УЧЕБА В ИНСТИТУТЕ
Первого сентября 1966 года первокурсники впервые после зачисления в институт собрались вместе во внутреннем дворике геологического факультета, расположенного возле Колхозной (ныне Семеновской) площади. Его два здания из красного кирпича, почерневшего от паровозной копоти, были очень старыми и выглядели довольно мрачно. (В 20 метрах от крыльца главного здания пролегали железнодорожные пути, уходящие в сторону недалекого вокзала под Колхозной площадью) Вскоре мы от местных жителей узнали, что до революции в здании факультета был бордель. Несколько кварталов в районе факультета , прилегающие с востока к Спортивной гавани, до революции назывались «Миллионкой». В то время здесь проживала беднота и преимущественно китайцы, было много увеселительных заведений и наркопритонов. «Миллионка» славилась преступностью, для которой во Владивостоке здесь была самая подходящая среда. В 1966 году два здания городские власти передали геологическому факультету ДВПИ и в нем полным ходом шел большой ремонт. (До 1966 г студенты-геологи учились в г. Артеме.) В 90-х годах комплекс зданий факультета был существенно отреставрирован с сохранением исторического облика, а внутренний дворик вместе с двумя зданиями накрыли большой стеклянной крышей. Через 40 лет после моего выпуска ДВПИ и ДВГУ слили в один вуз, который назвали ДВФУ (Дальневосточный федеральный университет). Для него по решению президента Путина на острове Русском построили большой современный комплекс учебных зданий и общежитий, который назвали на иностранный манер кампусом.
Впервые собравшись вместе, новоявленные студенты с интересом присматривались друг к другу. Нас построили в несколько рядов и перед нами выступил декан факультета Григорий Максимович Фремд. (Как я узнал позже, Фремд был кандидатом наук и в 1965 г. переехал во Владивосток из Казахстана, в 1966 г по конкурсу стал заведующим кафедрой геологии в ДВПИ и деканом геологического факультета) Это был среднего роста крепко сложенный мужчина в возрасте около 50 лет с седой кучерявой шевелюрой. Речь его была неспешной и негромкой. Он поздравил нас с поступлением в институт, потом огласил разбивку курса на три группы. В каждой группе оказалось примерно по 22 человека. Моя группа имела шифр 811. (В дальнейшем с каждым курсом в шифре менялась только вторая цифра. Цифра 8 была шифром геологического факультета ) Далее он сказал, что наш курс перед учебой поедет на месяц на уборку картошки в село Ильинку возле озера Ханки и еще сказал, что для участия в ремонте факультета нужно оставить двух парней. У меня не было желания ехать на картошку, так как необходимо было помочь родителям в переезде на новое место жительства. По этой причине я изъявил желание остаться в городе. Остался еще один парень из моей группы – Владимир Берсенев. Это был крепкого телосложения парень среднего роста с белокурыми волосами, житель Владивостока. Так судьба свела меня на несколько лет с хорошим другом.
Весь курс уехал на картошку, а я и Берсенев остались в городе. Работали мы грузчиками на грузовой машине. Ездили на ней по городу на склады, грузили всякие стройматериалы и развозили их на свой и другие факультеты ДВПИ. Весь сентябрь я жил в частном доме выше Краевой больницы у стариков, которые были родителями товарища моего отца. На выходные дни ездил домой в Кневичи, помогал матери копать картошку. В деканате факультета написал заявление на место в общежитии. Мне сказали, что мест нет, но что-нибудь придумают. В результате к началу учебы выделили койку в Военной гостинице на Второй речке в районе улицы Русской. Большую часть гостиницы арендовали Дальрыбвтуз, ДВГУ и ДВПИ. Это было двухэтажное здание из красного кирпича, бывшее до революции казармой. Полы в здании бетонные, потолки очень высокие. Геологам первокурсникам (только парням) выделили большую комнату на первом этаже коек на 30. В ней как в казарме был простой быт: железные кровати, тумбочки и солдатские одеяла. На втором этаже поселили студентов из ДВГУ и Дальрыбвтуза. Там был очень большой зал с колоннами, весь заставленный железными кроватями в количестве около ста штук.
С начала октября начались занятия, которые проходили в основном в главном корпусе института. Добираться туда приходилось рано утром в битком набитом людьми троллейбусе с последующей пересадкой в набитый трамвай. В Военную гостиницу возвращался вечером, чтобы только переночевать. С утра часов до двух дня в институте были лекции и практические семинары по группам, которые, по расписанию должны были проходить в разных аудиториях и даже в разных зданиях. Лекции читались в больших аудиториях в главном корпусе института , который располагался на ул. Пушкинской, напротив нижней станции фуникулера. Половина корпуса института была дореволюционной постройки. Когда-то в ней было китайское консульство. По сторонам от входа в эту часть здания на каменных тумбах сидели каменные лев и львица.( В годы моей учебы студенты в Пасхальную ночь красили льву яйца желтой краской. Эта традиция поддерживалась многими поколениями студентов.) Часть занятий проходила в расположенном рядом старинном здании горного факультета. В этом здании у нас проходили занятия по геодезии и горному делу. Здесь же находилась большая химическая лаборатория, где нас обучали по группам аналитической химии. Сначала мы не знали расположения аудиторий и носились по зданиям как угорелые в поисках аудитории с нужным номером. На лекциях нужно было не только слушать преподавателей, но и успевать конспектировать лекцию в тетрадь. Опыта конспектирования у нас еще не было. Приходилось осваивать эту технологию на ходу. Быстроте записи мешали чернильные авторучки. (Шариковые ручки в обращении тогда начали только появляться на барахолке и мало у кого из студентов были. Привозили их из Японии моряки) После занятий я обедал в какой-нибудь ближайшей столовой. Для этого лучше всего подходили две Дальзаводские рабочие столовые, расположенные недалеко от института , на ул. Ленинской (Светланской). В них не было больших очередей, а обеды были недорогими при удовлетворительном качестве. Часто приходилось перекусывать в кафетерии в ближайшей булочной, где всегда в наличии были кефир, молоко, кофе, чай и бутерброды с колбасой. После обеда шел в большой читальный зал в главном корпусе ДВПИ и занимался самоподготовкой: читал учебники, конспектировал для зачета скучные работы Ленина по истории КПСС, переводил с английского языка на русский статьи из газеты Moskow nevs. В читальном зале запрещалось громко разговаривать, но из-за множества студентов в зале всегда стоял гул от негромких разговоров, похожий на гул пчел в улье. От этого гула и от усталости быстро клонило в сон. Когда было невмоготу, то тут же за столом и засыпал. В Военной гостинице заниматься было невозможно из-за громкой болтовни сожителей - однокурсников по комнате, большая часть которых постоянно «резалась» в карты.
Много времени приходилось проводить в чертежном зале за кульманом, где выполнял учебные чертежные задания на больших листах ватмана. Преподавателем черчения у нас был вредный старикашка по фамилии Буянов, который, проверяя чертеж, делал на нем замечания красным карандашом. После такой издевательской проверки было очень трудно удалять резинкой с чертежа красные пометки. Студенты за это тихо ненавидели вредного препода.
На первом и втором курсах нужно было ходить на занятия физкультурой. Для этого необходимо было записаться в какую-нибудь спортивную секцию на кафедре физподготовки, которая находилась на улице Экипажной, рядом со стадионом «Авангард». Я и Володя Берсенев записались в секцию самбо. На вечерних занятиях тренер Виктор Сорванов обучал нас разным приемам борьбы, проводились и тренировочные схватки на матах. Больших успехов в этом виде спорта я так и не достиг, но тренироваться нравилось.
Начав учиться, я быстро перезнакомился с сокурсниками, но по-настоящему сдружился только с Володей Берсеневым, с которым мы учились в одной группе, и стал иногда бывать у него дома. Трехкомнатная квартира Берсеневых находилась в центре города на первом этаже большого пятиэтажного дома, находящегося на перекрестке улиц адмирала Фокина и Океанского проспекта. Мне повезло близко познакомиться с семьей образованных и интеллигентных людей.
История семьи Берсеневых очень интересна. Многое о ней я узнал через 50 лет из мемуаров отца Володи Игоря Ипполитовича Берсенева «Воспоминания и размышления», изданных в 2015 г. его младшим сыном Юрием.
Расскажу сначала немного о деде Володи Ипполите Константиновиче Берсеневе. Судьба его оказалась трагичной, но типичной для России начала 20 века. Ипполит Константинович Берсенев происходил из небогатого дворянского рода Берсеневых, родословная которых прослежена в архивных документах до начала 17 века. Он был участником русско-японской войны 1904 г и Первой мировой войны. В обеих войнах он воевал геройски, за что был награжден высокими царскими наградами: орденом святого Владимира, полным набором георгиевских крестов и наградной георгиевской шашкой с позолоченной рукояткой. В годы Гражданской войны Ипполит Константинович с 1918 по 1920 гг. воевал в Красной армии, в артиллерии на командных должностях. После Гражданской войны до 1937 г , испытывая большие материальные затруднения, жил с семьей и без семьи в Ленинграде, Москве, Абхазии, Алма-Ате. Последние годы жизни он работал в Москве библиотекарем в музее Революции. В 1937 г. Ипполита Константиновича за то, что когда-то был офицером царской армии арестовали и расстреляли. Реабилитирован в 1956 г.
Мать Володи Берсенева Екатерина Федоровна (в девичестве Кириллова) происходила из семьи владельца аптеки в г. Владимире. Екатерина Федоровна имела спокойный характер и была хорошей матерью детям и помощницей мужу. Отношения между супругами основывались на любви, что было очень заметно со стороны. Дома Игорь Ипполитович жену ласково звал Катеночком. Вместе с мужем Екатерина Федоровна в послевоенные годы активно участвовала в геологическом и гидрогеологическом изучении Приморского края. Причем в молодости около десяти лет участвовала в полевых работах. До конца жизни Екатерина Федоровна работала гидрогеологом в Приморском геологическом управлении и в поле надолго не выезжала . Умерла в возрасте 71 лет.
Отец Володи, Игорь Ипполитович был щупленьким мужчиной среднего роста с большой академической бородой, с которой он не расставался с молодых лет. Высокообразованный и интеллигентный человек, он был простым в общении. В семье имел большое влияние на своих сыновей, которые по примеру родителей также стали геологами. В трехкомнатной квартире Игорь Ипполитович имел свой довольно просторный кабинет с большим книжным шкафом, который смастерил собственными руками. Все полки в шкафу были заняты научной геологической литературой. Были на них и всякие диковинки из дальних стран, в которых он побывал в океанологических экспедициях.
Игорь Ипполитович Берсенев и Екатерина Федоровна Кириллова в 1941 г закончили Московский геолого-разведочный институт. Учились они на разных геологических специальностях, но были знакомы еще во время учебы. Оба занимались в конно-спортивной секции. Берсенев получил специальность горного инженера-геолога, а Кириллова выучилась на гидрогеолога и всю жизнь (на войне и в гражданской жизни) работала по этой специальности. Уже после третьего и четвертого курсов института Игорь Ипполитович самостоятельно в качестве геолога и начальника партии успешно проводил геологическую съемку на больших площадях в Забайкалье и на Северном Кавказе. Это свидетельствует о высоком уровне геологического образования во МГРИ и большой нехватке кадров геологов в те годы. В начале войны после ускоренного обучения в военно-инженерном училище Игорь Ипполитович воевал на разных офицерских должностях (лейтенант, майор), занимаясь созданием фронтовых оборонительных рубежей, командных пунктов, инженерной разведкой. Кириллова также воевала в инженерных войсках. Оба прошли войну с Германией от начала до конца, но на разных фронтах. Близко познакомились они лишь в войне с Японией в ноябре 1945 г в Маньчжурии, где служили в военно-геологическом отряде «Спецгео» второго Дальневосточного фронта. Отрядом командовал Игорь Ипполитович. За участие в войне с Германией и Японией оба имели боевые награды.
В 1946 г. Берсенев демобилизовался из армии и был направлен на работу в тресте «Спецгео», через год преобразованном в Четвертое геологическое управление. Геологи управления занимались специфическим инженерно-геологическим картированием территории Приморья для министерства обороны. Позднее Четвертое управление занималось также поисками и разведкой урановых месторождений. Работая в Приморье, первые послевоенные годы Берсеневы в зимнее время жили в Москве. Здесь же родились их дети. Выезжая в летний период на полевые работы в Приморье, они оставляли детей на попечении няни Антоновой. Через несколько лет Берсеневы переехали в г. Ворошилов (Уссурийск), где базировалось Четвертое геологическое управление. С 1946 по 1959 гг. Игорь Ипполитович работал в Четвертом управлении на разных руководящих должностях: начальник партии, главный геолог экспедиции, главный инженер экспедиции. В 1950 г. поступил в заочную аспирантуру МГРИ и в 1956 г защитил кандидатскую диссертацию.
В 1959 г Игорь Ипполитович по настоянию первого секретаря Приморского крайкома партии Чернышова был назначен главным геологом Приморского геологического управления. В период с 1959 по 1968 гг. геологами управления под его руководством в Приморье были открыты крупные месторождения полезных ископаемых: Восток 2 (вольфрам), Николаевское (полиметаллы), Гусевское (фарфоровый камень).
В 1968г. Игорь Ипполитович перевелся в Тихоокеанский океанологический институт (ДВ отделение Академии наук СССР г. Владивосток), где до 1993 г. работал в должности старшего научного сотрудника и заведующего лабораторией . В 1968-71 гг. он параллельно с работой в институте работал над докторской диссертацией и успешно защитил ее. Тема диссертации «История геологического развития Приморского края»
За время работы в океанологическом институте Игорь Ипполитович участвовал в многочисленных экспедициях в южных морях, а также в Японском море. В результате под его редакцией была впервые составлена и издана геологическая карта дна Японского моря, Японских островов и Сахалина. Всего же за свою жизнь Игорь Ипполитович опубликовал более ста научных работ, участвовал в Международных геологических конгрессах в Дании, Норвегии и Индии. Умер Игорь Ипполитович в возрасте 77 лет.
Юрий Берсенев, который младше брата Владимира на три года, также выучился на геолога в ДВПИ г. Владивостока. С 1973 г по 1992 гг. работал в Тихоокеанском океанологическом институте, потом в Тихоокеанском институте географии, где занимался исследованием карста (т. е. пещерами) Дальнего Востока. По этой тематике он защитил кандидатскую диссертацию. Имеет двух сыновей. Спелеологией Юрий вместе со старшим братом Владимиром начал активно заниматься с первого курса института. В 1992-2008 гг. Юрий работал в администрации Приморского края на должностях, связанных с охраной природы. Был инициатором и организатором первых на Дальнем Востоке национальных парков : «Зов тигра» и «Удэгейская легенда». С 2008 по 2014 гг. работал директором созданного им национального парка «Зов тигра». После реорганизации национального парка в 2014 г остался без работы и вышел на пенсию.
С начала нашего знакомства у меня с Володей Берсеневым оказались общие интересы. Обоих влекло к путешествиям и всяческим рискованным исследованиям. По складу характера Володя обладал качествами лидера-исследователя и поэтому всегда был инициатором интересных путешествий. Он рассказывал, что после окончания школы летом 1966 г. организовал увлекательный и трудный поход большой группы одноклассников по реке Милоградовка. В начале первого курса института Володя, будучи членом парашютной секции, совершил один прыжок с парашютом. Вскоре после гибели одной парашютистки секция была закрыта. Позднее Володя обучился еще и подводному плаванию с аквалангом.
Зимой 1966-67 гг я, Берсенев и еще несколько наших однокурсников вступили в Спелеосекцию при Приморском отделении Географического общества СССР.
Благодаря интересу к спелеологии, к весне 1967 года на нашем курсе образовалась устойчивая группа из пяти человек: я, Берсенев, Скригитиль , Шлемченко, Сорокатюк и начались походы в пещеры и в тайгу, тренировки по скалолазанию. На третьем и четвертом курсах стали предпринимать более серьезные путешествия: в пещеры Красноярского края, на вулканы Камчатки.
А теперь расскажу немного об учебе в институте. На первом и втором курсах учиться было довольно трудно. Трудно было адаптироваться к самостоятельной городской жизни, трудно в учебе из-за таких общих предметов как высшая математика, физика, начертательная геометрия, история КПСС, философия, политэкономия, иностранный язык. Должен честно признаться, что эти предметы в моей дальнейшей практической работе геолога так и не пригодились. Начиная с первого курса у нас появились чисто геологические предметы, такие как минералогия, общая геология, которые были для нас нетрудными и очень интересными, особенно для тех, кто выбрал эту специальность сознательно. Эти предметы мы изучали уже на родном, геологическом факультете, в наших маленьких, теплых и уютных аудиториях. Здесь даже старушки гардеробщицы знали в лицо всех студентов. С третьего курса по пятый мы уже занимались только на своем факультете. Преподаватели факультета относились к нам по-отечески. С благодарностью вспоминаю Карасева, Федчина, Бурия, Фремда, Гарбузова, Овсянникова, Бурилину, Кипаренко и др. Некоторые из старых преподавателей были со смешными причудами, которыми мы часто пользовались в своих интересах. Такими были Овсяников и преподаватель по бурению Балашов. Мы его между собой звали дядей Мишей.
Из всех преподавателей мне особо запомнился преподаватель предмета «Кристаллография» с настораживающей фамилией Беда. Основная его работа была в геологическом институте Академии наук, а преподавателем в ДВПИ он лишь подрабатывал. В начале изучения этого предмета Беда прочитал нам вводную лекцию и сказал, что на три месяца уезжает в командировку. Нам он дал задание самостоятельно изучать предмет по учебнику и при этом уделить особое внимание работе с моделями кристаллов в кабинете кристаллографии. Сказал, что по возвращении из командировки будет принимать у нас зачеты. После его отъезда часть студентов занялась самостоятельным изучением мудреной науки, но она оказалась довольно трудной для нашего понимания и почти все после ознакомления с сутью науки перестали изучать ее дотошно. Решили: как-нибудь сдадим! Но, как-нибудь не получилось. Препод оказался настолько строгим, что почти все студенты получили вместо зачета «неуд». Вот когда мы поняли значение его фамилии Беда! Пришлось нам много часов корпеть в лаборатории с усвоением сингоний и всяческих симметрий. Только со второго или третьего захода неудачникам удалось получить зачеты. Несмотря на такие трудности с изучением кристаллографии подавляющему большинству геологов поисковиков и разведчиков сия наука на производстве так и не пригодилась.
По отечески относился к студентам декан Григорий Максимович Фремд. Он же преподавал нам интересную науку Вулканологию. Мой курс особо его зауважал после поездки с нами на первую учебную практику на остров Кунашир. Слабостью Фремда была увлеченность юными студентками, но о его любовных похождениях с оными я не хочу рассказывать, да я особо ими и не интересовался.
Со второго курса у парней появились занятия военной подготовкой. От нее были освобождены студенты, прошедшие службу в армии, а таковых на курсе было пять человек: Ничипуренко, Каргин, Карепов, Скригитиль и Шелехов. Военную подготовку мы проходили на Военной кафедре в старинном казарменном здании дореволюционной постройки на улице Экипажной, в котором находилась и кафедра физподготовки. Здесь офицеры-преподаватели готовили из геологов командиров стартовых взводов зенитных управляемых ракет ПВО. На кафедре нам первый год давали общевойсковую подготовку по армейскому уставу, учили маршировать на плацу, а потом учили теории и устройству зенитных ракет и пусковых установок. Мы хорошо усваивали механическое устройство ракеты, но вот сложное радиотехническое устройство давалось нам с трудом. Большие, на всю стену, радиосхемы были запутано-сложными и скучными для нас. Посреди большого зала кафедры на пусковой установке стояла учебная зенитная ракета длиной метров восемь, которая своей изящной, но хищной формой внушала нам уважение к ней. По окончании пятого курса и двухмесячных военных сборов молодым инженерам присвоили звание младшего лейтенанта запаса, а трем нашим сокурсникам даже пришлось сразу после института отслужить два года в армии.
В апреле 1967 года из Военной гостиницы я переселился в общежитие ДВПИ на улице Суханова возле Телецентра. В этом общежитии все жили очень уплотненно. Студентами были заселены даже все холлы и бытовки. Мне полгода пришлось поспать на раскладушке шестым жильцом в комнате, рассчитанной на пятерых. Все жильцы были из одной группы. Весной 1968 года студентов-геологов из этого общежития переселили на ул. Гоголя 19. Поселили нас на четвертом и пятом этажах. На первом этаже общежития была недорогая студенческая столовая. Общежитская жизнь была полуголодной, но безалаберно веселой. По вечерам после столовской еды в скором времени снова хотелось есть. По этой причине быстро съедались те запасы продуктов, которые привозили из дома. Я раз в две недели ездил к родителям и привозил рюкзак картошки, банки с консервированными огурцами и помидорами, вареньями, иногда соленое сало. Когда была картошка, то жарили ее на плитке, но супы и борщи не варили. Девчонки были более домовитыми и варили в своих комнатах супы.
На первых трех курсах мы получали стипендию в 30 рублей, на последних 35 рублей. Этой стипендии хватало на месяц только при очень экономной жизни. Для более сносной жизни нужно было еще рублей 40-50 в месяц, которые добавляли родители, а у кого не было такой возможности, те где-нибудь подрабатывали. Стипендию давали только тем, кто за экзаменационную сессию не имел больше двух троек. Кто получал больше, тот был в пролете. Мне удавалось все годы получать стипендию. Тем студентам, у которых были состоятельные (по справкам о зарплате) родители можно было получать только повышенную стипендию. Для этого нужно было всего лишь сдать все экзамены на пятерки. Такую стипендию иногда получал Берсенев, так как его родители были финансово очень состоятельными.
В комнатах общежития на Гоголя 19 проживало по пять человек. Умывальник и туалет были в конце длинного коридора, душ на первом этаже. Проживание в общежитии стоило дешево. Досуг в общаге проводили по-разному. Кто читал учебники, конспекты или художественную литературу, а таких было большинство, а в некоторых комнатах «резались» в карты, часто до самого утра. Бывали, конечно, случаи и выпивки, за что можно было и «вылететь» из общаги, но обычно делали это втихую, закрывшись на ключ. Однажды, на третьем курсе я и несколько сокурсников попали под большую проверку и лишились места в общежитии. А случилось это так.
В конце сентября 1968 года геологи после летней практики стали съезжаться в общежитие на учебу. Радостные от встречи , многие парни стали в комнатах потихоньку выпивать. В своей комнате я и трое наших служивых (Ничипуренко, Карепов и Шелехов) тоже распивали бутылку вьетнамского лимонного ликера (во Владивостоке в тот период почему-то было очень напряженно с алкоголем). Сидели тихо, делились впечатлениями от прошедшего сезона. А в одной из комнат на нашем же этаже 833-я группа в количестве около 20 человек отмечала день рождения Витьки Крашенинина по прозвищу «Крош». Вот они веселились от души! И надо ж так случиться, что в этот вечер проректор ДВПИ вместе с деканами всех факультетов устроил проверку общежитий, которых было несколько. Комиссия заходила в общежитие, оставляла двух человек на входе, чтобы никто из студентов не удрал, а остальные большой группой начинали по этажам прочесывать комнаты. Карательная операция прошла быстро и успешно. Скрыться пьяным было почти невозможно. Неожиданно для нас деканы зашли в нашу комнату, где улики выпивки оказались налицо, отобрали у всех студенческие билеты и пошли дальше. Хороший вечер был испорчен напрочь. После нас проверяющие еще долго отлавливали по коридорам пьяных студентов из 833 группы. Пьяного Кроша сбежавшие друзья оставили запертым на ключ в комнате, где они гулеванили. Он спокойно спал , уткнувшись мордой в салат. Опознавал пьяных студентов наш декан Фремд. Ему было, конечно , очень стыдно за нас. Когда к декану привели на опознание пьяного Витьку Томилова, то он его не признал за своего студента, за что на Фремда обиделся Томилов. Через день всех попавших в сеть облавы собрали на расправу в ректорате института . С нашего курса таких оказалось человек 20. С тоской мы ожидали страшного наказания, вплоть до исключения из института. Но, слава Богу, обошлось без этого. Человек десять , и меня в том числе, лишили на год места в общежитии. Моих служивых сожителей (бывших воинов) по комнате пощадили. Наверное, учли их заслуги перед Родиной. После этого залета четыре месяца я прожил «половым жильцом» в комнате ребят одногруппников, т. е спал на полу в туристическом спальнике. Весной 1969 года добрая комендантша, сжалившись надо мной, выделила мне койку в комнате с второкурсниками. А на четвертом и пятом курсах я опять жил в комнате с одногруппниками (Скригитиль, Карепов, Шелехов, Ничипуренко). Самым старшим в комнате, да и на курсе был Александр Ничипуренко. Был он из Уссурийска и поступил в институт в возрасте примерно з5 лет. Хохол, плотного телосложения с лысиной на голове, он среди вчерашних школьников выглядел как солидный мужик среднего возраста. За это однокурсники уважительно звали его «Батей» или Сан Степанычем. Все пять лет Ничипуренко был в моей группе старостой. Благодаря его покровительству, мы иногда делали прогулы лекций, а он прикрывал нас, делая отметки в журнале о присутствии.
Владимир Шелехов и Анатолий Скригитиль отслужили на одной атомной подлодке четыре года и поступили в институт, заканчивая службу. При поступлении отслужившие в армии имели льготу – не участвовали в конкурсе. Достаточно было сдать вступительные экзамены хотя бы на тройки. Для остальных фактически конкурса не было. Лишние кандидаты отсеялись на серьезных вступительных экзаменах.
Из остальных моих соседей по комнате отмечу еще Бориса Карепова. По национальности он был татарин. Серьезный такой мужик. Борис с первого курса был одержим идеей создания небольшого вертолета. Сам придумал конструкцию редуктора вертолета и даже частично собрал его из запчастей мотоцикла «Урал», но так и не воплотил идею в жизнь. Этому помешала женитьба на пятом курсе на студентке со строительного факультета, но с которой в дальнейшем жизнь у него не сложилась. Запчасти от мотоциклов года три валялись у него под кроватью.
На нашем факультете изредка устраивались вечера, на которые я иногда ходил. Старшекурсники на них играли на самодельных электрогитарах, все танцевали под музыку и веселились от души. Заметного пьянства и хулиганства на вечерах не было.
На демонстрациях 7 ноября и 1 мая все студенты должны были ходить в праздничной колонне с флагами, транспарантами и портретами членов Политбюро КПСС. Колонна формировалась по предприятиям и учебным заведениям на Ленинской ( ныне Светланской) улице. Хвост колонны демонстрантов заканчивался в районе цирка. Она с кратковременными задержками проходила через главную площадь мимо трибуны, на которой стояли коммунистические руководители и заслуженные люди города и края. С трибун через громкоговорители провозглашались всякие здравицы, в том числе прославляющие компартию типа «Под мудрым руководством партии вперед к победе коммунизма!» или «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза – ум, честь и светоч нашей эпохи!» и прочие. Телевидение снимало демонстрацию для показа в прямом эфире. За все время учебы я раза три ходил на демонстрацию. Все это интересно только один раз. Большинство же праздников мы использовали для всяческих путешествий. Свобода и общение с природой доставляли нам намного больше удовольствия.
Пять лет учебы в институте пролетели быстро благодаря тому, что обучение интересной профессии чередовалось с увлекательными путешествиями, практикой в геологических экспедициях. Это, несомненно, были лучшие годы моей жизни.
#ВикторИванович
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 34
1.Вода прыгала по черным камням, но шум ее был отличен от медлительного и грозного рокота реки Ватап, Серой Воды, которую ему еще предстоит в это лето увидеть.
2.Желтая вода несла вырванный с корнем куст. По временам куст переворачивался на воронках, и казалось, что кто–то тонущий призывно и безнадежно взмахивает руками.
3.Им предстояли маршруты в глубь побережья, предстояло слушать свист ветра в песчаных дюнах и ждала работа в гиблой губе Наудеб пропахшей сероводородом