Предыдущая публикация
Что это – жизнь или житие? *часть 6
Бесстрашие и постоянная готовность остаться в совершенном одиночестве, наедине с чужими людьми, чуждыми взглядами, с годами приобретает новое качество, получая как бы официальный статус: Александра Оберучева становится монахиней (греч. «монос» — «один»). Оптина пустынь, в начале XX века еще благоухающая талантами старчества, — вот тот новый полюс и центр, к которому направляются теперь устремления и внутренние силы Александры Дмитриевны.
В 1917 году, по благословению своего духовного отца, старца Анатолия (Потапова), она поступает в Шамординскую обитель, в 1919 принимает постриг. Добросовестность и какая-то дотошная ревностность, с которой в молодости записывались лекции по внутренним болезням и оперативной хирургии, проступают теперь в новом ученичестве, в подробных дневниковых записях того, как двигаться к высотам уже не врачебного, но иноческого совершенства.
После смерти старца Анатолия, совпавшей с разгоном Оптиной и Шамордина, духовное руководство шамординскими сестрами переходит к о. Никону (Беляеву) – благодаря запискам м. Амвросии мы имеем редкую возможность познакомиться с его пастырским обликом и прочесть его последние предсмертные письма из Архангельской ссылки.
Рассказ о заключении и ссылке, в которую матушку отправили вместе с другими «оптинцами», становится все более сбивчивым, пунктирным, воспоминания обрываются на полуслове… Характерно, что последние слова воспоминаний — о температуре, о чьей-то болезни, слова, снова полные тревоги и скрытой заботы о страждущих. Скрытой, потому что вообще о собственных переживаниях, духовных ощущениях и пророческих снах, даже если они снятся, повествуется предельно скупо, стиль воспоминаний — суховатый и точный, стиль естественника и врача…
В 1917 году, по благословению своего духовного отца, старца Анатолия (Потапова), она поступает в Шамординскую обитель, в 1919 принимает постриг. Добросовестность и какая-то дотошная ревностность, с которой в молодости записывались лекции по внутренним болезням и оперативной хирургии, проступают теперь в новом ученичестве, в подробных дневниковых записях того, как двигаться к высотам уже не врачебного, но иноческого совершенства.
После смерти старца Анатолия, совпавшей с разгоном Оптиной и Шамордина, духовное руководство шамординскими сестрами переходит к о. Никону (Беляеву) – благодаря запискам м. Амвросии мы имеем редкую возможность познакомиться с его пастырским обликом и прочесть его последние предсмертные письма из Архангельской ссылки.
Рассказ о заключении и ссылке, в которую матушку отправили вместе с другими «оптинцами», становится все более сбивчивым, пунктирным, воспоминания обрываются на полуслове… Характерно, что последние слова воспоминаний — о температуре, о чьей-то болезни, слова, снова полные тревоги и скрытой заботы о страждущих. Скрытой, потому что вообще о собственных переживаниях, духовных ощущениях и пророческих снах, даже если они снятся, повествуется предельно скупо, стиль воспоминаний — суховатый и точный, стиль естественника и врача…
2:00:05
Следующая публикация
Нет комментариев