Опусы и рассказы

Мужчины, дорогие, простите меня, но я это скажу. Девять из десяти вас - плохие любовники. Просто никакущие. Не знающие, не умеющие, нелюбопытные и одновременно не сомневающиеся в своих достоинствах. Это полная безнадёга, тупик и мрак. Кажется, в этом мире есть только один тип сомневающегося мужчины - это мужчина с эректильной дисфункцией. Остальные огурцы. Но даже дисфункция не так обидна, как когда все на месте и работает, но лучше бы не работало вообще. Это все равно, что иметь роскошный Порше и ездить на нем исключительно по луже перед подъездом - туда-сюда. Вы сейчас парируете, что дамы тоже не блещут. Ок, не стану спорить, мне некого и не с чем сравнивать. Но я скажу, что дамы учатся. Интернет полон женских тренингов. А как насчет аналогичных для мужчин? То-то и оно. А ведь быть хорошим любовником несложно. Какие-то вещи лежат на поверхности. Или, скажем, понаблюдать за реакциями, не задавая вопросов; прочесть про анатомию и попробовать на практике. Вот честное слова, в жизни есть куда более сложные вещи, и вы с ними отлично справляетесь. Ну а здесь-то чего? Вы так и не догадались, почему у женщин болит голова? Жаль. Правда в том, что ни одна из нас не откажется от хорошего секса, как не откажется от классного путешествия или вкусной еды. Другое дело, если надо имитировать и терпеть, а завтра рано на работу..... «Женщины, ласкаемые досыта, ни в чём не нуждаются, ничего не желают и ни о чём не сожалеют», - писал Мопассан, но, увы, времена изменились. Нуждаются. Желают. И тем не менее, хороший любовник – это праздник, который запоминается на всю жизнь. #опусы Такие бывают еще реже, чем хорошие друзья, это совсем-совсем диковинные звери, их надо заносить в Красную книгу, холить и лелеять. В общем, я всё. Только готова спорить, что каждый из вас по-прежнему считает, что он - один из десяти. /Оксана Фадеева/

Свет в конце тонеля. Я уже съел свою яичницу и допивал кофе, когда жена, порозовев, смущенно, и как-то неловко, спросила: - У тебя другая женщина? - С чего ты…., - Не опускайся до вранья, Сережа. Просто я хочу узнать правду из твоих уст. Теперь уже я покрылся пятнами – такое бывает со мной крайне редко, и именно в таких случаях: когда ты не можешь сказать правду, но не хочешь говорить и ложь. - Можешь ничего не говорить. Я поняла. Как ошпаренный, я выскочил на улицу. Весь рабочий день мандражировал и злился на себя: ситуация выбила из колеи и заставляла принять какое-то решение, готов к этому я не был. лгать жене я не мог – слишком много она значила в моей жизни. Да, у меня была другая женщина. Молодая, красивая, шикарная – ухмыльнетесь вы,- крышу снесло, остался лишь тестостерон, который через рот, нос, уши и прочие отверстия прет? А вот и не угадали! Не моложе и не красивей жены. Одноклассница. Первая, несостоявшаяся любовь. Незакрытый гештальт, так сказать. Случайно встретил спустя много лет. - Спиря, ты, что ли? Ну, не узнать. Прям, денди лондонский, а не недомерок школьный. Я растерялся. Передо мной с насмешливой улыбкой стояла Кристина Агафонова, школьная злыдня. Какое-то время я стоял как истукан, чувствуя себя крайне неловко. Осмотрев меня с ног до головы моя мучительница (мучила меня в школе разными кличками, которые все подхватывали. Спиря – самая щадящая их них). - Пошли, посидим где-нибудь в кафе, пообщаемся, будет мини вечер встречи. Тут еще одна общая знакомая сейчас с покупками выйдет. Я не успел ответить, так как из магазина (а мы встретились именно там) вышла она – Снежана. Светловолосая, нежная, хрупкая. Увидев меня, улыбнулась. - Сережа Спиридонов, ты? – спросила она мелодичным, до боли знакомым голосом, - сколько лет, сколько зим? Я смог лишь улыбнуться в ответ, прям, ком в горле встал от неожиданности. Конечно же, я повел их в кафе, мы отлично пообщались, а на следующий день, не в силах совладать с эмоциями, встретил Снежану после работы. Она не удивилась, приняла это как должное. Мы снова сидели в кафе, только уже вдвоем, а потом я попал к ней…, и пропал! Связь тянулась уже с полгода, и все это время я жил в двух измерениях. В одном – семья: дети – Ваня и Настенька, обожаемые мною и жена, которую я любил и люблю. Да, да, люблю, любовь никуда не делась, она просто затаилась и немного потускнела). Второе измерение – Снежана, всплеск эмоций, счастье обладания, любовь. Если бы можно было, я бы так и нырял из одного измерения в другое. Именно поэтому, когда жена меня рассекретила так не вовремя, я оказался к этому не готов. Единственное, что пришло мне в голову к концу дня: надо взять паузу. Причем, паузу реальную, а не для кого – то одного. Подумать и сделать окончательный выбор. Я уже хотел звонить Манечке, жене, но она меня опередила. - Сережа, я с ребятишками поживу у родителей какое-то время. Мне надо подумать, - сказала она, - единственное, о чем хочу тебя попросить – будь на связи с Настенькой и Ванюшкой. Они любят тебя, и раньше времени не хотелось бы их огорчать. Ещё более потерянный, я пошел домой. Когда я предполагал, что приму решение, я как-то не подумал о том, что жена тоже имеет право решение принимать, и не обязательно в мою пользу. Что ж, она имеет право – накозлил-то я! Пару дней я думал о Снежане (больше, слишком свежо и ярко все было) и о Манечке (жене). Вспоминал только хорошее, не хотелось терять ни ту, ни другую. Не знаю зачем, в какой-то момент захотелось позвонить школьному другу Грише Полевому. Мы дружили и в школе, и в армии вместе служили. Когда-то, давно, оба были влюблены в Снежану… безответно. Может, именно поэтому я и позвонил. Договорились о встрече. Я пригласил его к себе – на улице лил дождь, и в такую погоду не хотелось в какое-то казенное учреждение. Гришка был не женат, жил с родителями, я – временно свободен, и, если что, он мог заночевать и у меня. После работы я зашел в магазин, купил пельменей, колбасы и бутылку (а что еще мужикам надо?) и отправился домой, ждать друга. - У тебя прекрасный дом! Очень уютно! Рад за тебя, друг! Когда же у меня будет семейное гнездышко? У твоей жены подруги незамужней случайно нет? – протараторил, улыбаясь, Гришка, пожимая мне руку и осматриваясь одновременно. Прошли на кухню. Я уже все порезал, тарелки-вилки разложил, оставалось только доварить пельмени. - А где же твоя женушка? – удивился друг, - хотел высказать ей свой респект, а ты один, оказывается? Что же не сказал? А я торт и шоколад купил… - Не переживай, съедим. У родителей они… ненадолго. Давай, по первой! Выпили по первой. Потом еще по паре. И только после этого я рассказал Гришке про Снежану, про мой бурный и страстный роман, и про моё патовое положение. Гришка долго молчал, что было совершенно не в его манере. Моя бутылка была выпита и я открыл принесенную им. - Что молчишь, Гриня? Ты ведь тоже в Снежану влюблен был. Или и сейчас?... - Нет, что ты! Сейчас, точно – нет, - как-то натужно рассмеялся Гриня, - знаешь, а я скажу тебе правду: не надо тебе это! Я знаю, что говорю. - И что же ты знаешь? – взбеленился я. Она тогда нас своим вниманием не баловала, да и потом – тоже. Если какие-то сплетни досужие, то слушать их я не намерен! - Я жил с ней полгода, Серега. – устало проговорил Гриша. Она тогда уже в разводе была. А знаешь, кто муж у неё был? Коля Прозоров, помнишь такого? - Прозоров? Не знал. Она мне сказала, что разведена, но кто муж – не говорила. Да-а, она на него внимание обращала, вспоминаю. Я еще избить его хотел тогда. Подкараулить где-нибудь и тюкнуть чем-нибудь потяжелее. Драться – то я с ним не мог: он боксом занимался и был на версту выше меня. - Так рассказывать про меня и про Прозорова? Или не надо? - Нет, друг, сказал «А», говори и «Б», - я как-то сник и протрезвел одновременно. Чувствовал, что то, что услышу, вряд ли мне понравится. - Я ведь, в отличие от тебя, не только глазами её буравил, но и записочки писал, и портфель таскал, если снизойдет, и зажимал её пару раз в подъезде, только безрезультатно. Ей Прозоров нравился, я ему был не конкурент. Но и Прозоров девчонкам нравился, не то, что мы с тобой. Так что и Снежанка за него поборолась, как мы с тобой – за неё. Замуж вышла – идеальная парочка, так сказать. Две звездочки местного пошиба! И жили вроде неплохо, только Снежана наша начала его пилить, что денег мало. Жить у свекрови не хочет, надо свою квартиру, обстановку и т.д. Он и уехал на заработки в Европу – иномарки подержанные гонял. Вроде и деньги появились, но только в очередной поездке попал он в страшную аварию, по частям собирали. Все деньги, что заработал, ушли на восстановление мужа. Этого у неё не отнять – на ноги она его подняла. А потом…, появилась вдруг у неё квартира, да и ушла она от Прозорова. …Мы с ней случайно встретились…, или не случайно? Я с работы выходил, а она мимо идет с Кристинкой – подругой своей. Помнишь её? И что они там делали, не знаю, я же в промзоне работаю, это место не для прогулок…. В кафе посидели, потом любовь и все такое! Будто на крыльях летал! Жениться собирался! И тут она мне говорит, что уезжает на две недели, в командировку, в Вологду. Я, как дурак, верю. Но вот возвращается она со средиземноморским загаром. На мой вопрос отвечает: - Там скучно было и серо, вот я в солярий и СПА в свободное время и ходила. Ревность меня обуяла, стала следить за ней, особенно тогда, когда она якобы не могла встретиться по той или иной причине. И что ты думаешь – выследил! Подъезжает джип к дому и она из него – нырк! И к подъезду! Да не одна, а с мужиком. Ладно бы еще с молодым и красивым, а то с дедушкой лет шестидесяти. С эмоциями я совладать не мог, выскочил и начистил этому дедуле – еле нас растащили. Я тогда чуть в тюрягу не засветил, старичок –то какой-то шишкой большой оказался! Спасло только то, что ему светиться не выгодно было – выплыла бы его связь с любовницей, которой он и квартирку прикупил…. Это я про себя рассказал. У Прозорова можешь поподробнее узнать. Общаться другу, видимо, расхотелось, и он отправился в прихожую – одеваться. Мне тоже что-то расхотелось его удерживать, но проводить его я все же вышел. - Я из-за этого и жениться не хочу. Не верю бабам! А ты не вздумай по дури семью развалить, слышишь? – сказал он мне на прощанье. Пожали друг другу руки, и он ушел. Накрыла витальная тоска. Я развалился на кровати и, прихлебывая из недопитой бутылки, думал об эфемерности и зыбкости жизни, счастья, любви. Думал о своей мечте, долгое время жившей где-то далеко, в подсознании, и по фатальной причине, осуществившейся. Моя прекрасная мечта была похожа на маленький серебристый кораблик, покачивающийся на волнах безбрежного изумрудного моря на фоне восходящего летнего солнца. Там, на этом сказочном кораблике, находилась моя прекрасная пери – лучшая в мире девушка – загадка, которая так и оставалась бы неразгаданной, и оттого оставляющей невесомый шлейф, ауру моего представления об идеале. С этой мечтой я сейчас прощался, допив бутылку и заснув с ней в обнимку. Море оказалось лужицей, а кораблик картонный, он размок и пошел ко дну. Утром, проснувшись по-армейски вовремя, и смывая под холодным душем остатки вчерашнего пития и меланхолии, я четко понял: тема закрыта. По стечению обстоятельств, и мне в помощь, в обед позвонил тесть. - Сергей, у меня колесо на выстрел ушло, стою на обочине в километре от твоей работы. Не подъедешь помочь перебортовать резину? А то один не справляюсь – поясница болит. Я поехал к тестю, помог. Он молчал, как партизан. Когда все было сделано, мы закурили, и я спросил у него: - Как мои? - Нормально. Ребятишки – отлично, что им сделается, - сказал тесть, помолчав, - Маша вот только на себя не похожа, молчит всё… - Денег в долг не дадите? Тысяч семьдесят? – неожиданно для себя попросил я. - Зачем? – удивился тесть. - На море хочу семью свозить. На пол-путевки наберу, остальные у вас прошу. Тесть оживился: - Хорошая идея! И своевременная! Пауза у вас затянулась, а это не в твою пользу. От себя добавлю: лучше семьи, близких людей ничего нет, такими отношениями, как у вас были, не разбрасываются… Денег соберу, раз такое дело! Вечером сходил в магазин, купил продукты. Отдраил квартиру и утром – была суббота – отправился за семьей. Дети меня радостно облепили, и я объявил нарочито громко: - В понедельник едем на море! А сейчас – домой, собирать вещи! Быстро-быстро, а то не успеем приготовиться к поездке! Жена не возражала, но на себя она была, точно, не похожа. Аморфная и безучастная, она, не выразив ни восторга, ни радости, вяло принялась одевать Ванечку, а потом оделась сама. Дома и на протяжении всей дороги она была молчаливой и апатичной, на вопросы отвечала односложно. Никогда не видел её такой. В самолете и вовсе закрыла глаза и за весь полет их не открывала, хотя я видел, что она не спит. Занимался с ребятней, старался не беспокоить её и надеялся на улучшение ситуации. Отель оказался прекрасный – масса бассейнов, горки, детская анимация, прекрасная еда. Море было теплым и благодушно - спокойным. Дети были в восторге, их без конца тянуло то в море, то в бассейн, то на горки, то на пенную вечеринку. Я метался вместе с ними, беспокоясь за их безопасность. По вечерам мы ходили на детскую анимацию. Дети выплясывали на сцене, мы сидели в амфитеатре и радовались их восторженному состоянию. Ванюшка периодически подбегал к нам, отпивал глоток воды из бутылочки, говорил: - Я устал! И снова бежал на сцену выплясывать. Сплошное умиление! Вечером, намыв их и переодев в чистое, я, разложив их по своим местам, волнуясь, шел в нашу общую постель. Дети засыпали мгновенно, мы же лежали без сна на незримом расстоянии её обиды и моего раскаянья. Так мы провели половину отдыха. Однажды Ванечка с Настей, возбужденные, прибежав с горки, наперебой принялись рассказывать нам, что открылась та, гигантская горка в виде изогнутой многократно трубы, и что их туда не пускают – она только для взрослых. - Мам, пап, вы хоть прокатитесь! Потом расскажете, как там внутри: очень страшно? - Пойдем? – встав из шезлонга, я протянул руку жене. Она молча встала и пошла со мной. Я держал её теплую ладошку и чувствовал, что этот момент – знаковый. Мы поднялись по винтовой лестнице, сели в двухместный тюбинг, оттолкнулись, и поехали. Едва мы вступили в первый крутой вираж, жена вдруг закричала. Она кричала так громко и отчаянно, что я крепко прижал её к себе. Она кричала и кричала какими-то особенными переливами, будто освобождаясь от тех внутренних зажимов, терзаний, обид, которые она так долго в себе таила. Я же держал её в своих объятьях и шептал: - Люблю тебя, Манечка, только тебя! Верь! Наконец, нас выкинуло из трубы, и мы резко врезавшись в воду, перевернулись. Я подхватил её и повел на выход. Наши дети кинулись нас обнимать. Так мы стояли вчетвером, мокрые от воды и от слез и я продолжал шептать жене на ухо: - Манечка! Ты у меня любимая и единственная. Моя! Только моя! И я – весь твой! Твой без остатка! Она плакала, уткнувшись в плечо, и сильно стуча кулачком в спину. Дети обнимали нас за ноги, а я все шептал как мантру эти слова… Откровения (мужские и женские)

Маме было 68, когда я её увидела впервые. Она последнего сына родила в 47 лет. Позднее дитя. Я за последнего и вышла… Деревенские женщины отцветают рано. И как-то враз. Вчера еще была кровь с молоком, яркой, густобровой — и вот седая и жизнью гнутая. Удивительного в этом ничего нет. Чем жизнь труднее, тем больше следов на лице. Помню нашла фотографию молодой свекрови и обомлела — редкая красавица. А вот узнала я её уже согбенной бабулей в вечно выцветшем платке. Сухонькая до прозрачности, смуглая до черноты. Какая уж там красота. Но когда при мне произносят «русская женщина» я вижу свою свекровь. И была в ней какая-то тайна. Тайна уже в том, что знойную, смуглую красоту унаследовал только один сын из семи детей. А в остальных детях, внучках и внуках кипит кровь не знакомого мне свекра. Синеглазы, бледнолицы и волосы отливают заметной рыжиной. Работящие, сильные, жесткие они мало отличались тягой к учебе или знаниям. Их мир был да и есть очерчен кругом деревни, будто за её границами ничего более нет. Нет-нет, они конечно читали и телевизор смотрели, но как-то уж очень выборочно. Только то, что может пригодиться. Они и гордились тем, что всегда работали руками. Что этим рукам была подвластна тяжелая техника и лопата, что эти руки могли выдоить сотню коров. Рабочая семья с тем замечательным чувством гордости за свою «рабочесть», что практически и не встретишь нынче. Но вот мама удивляла тем, что в редкие минуты отдыха у неё в руках всегда была книга. Чаще всего эти минуты выпадли на перекус. И книга стояла, прислоненная к заварнику или банке с молоком. Мама ела и читала. Такая вот совсем интеллигентная вредная привычка — есть за чтением. Книги мама приносила из библиотеки в сетке с ячейками, знаете такой — авоське. И они странно смотрелись там, как-то нелепо, неправильно что ли… Книги Распутина, Астафьева, Белова, Шолохова, Шукшина, Васильева. Однажды я видела, как она вытирает слезы концом платка, сидя над книгой Васильева «Не стреляйте в белых лебедей». Я тоже когда-то над ней ревела. О чем тут же и сообщила. Свекровь отреагировала странно, она убрала книгу и засуетилась. Застыдилась? Чего? Книги? Почему? Ведь она их любила. Я помню, как обрадовалась она моему непрактичному приданому — ящикам с книгами. Как перебирала их, сметала пыль с корешков, как заставила сына сделать полки. Еще меня всегда удивляла грамотная, чистая её речь-да с массой поговорок и присказок, напевностью сибирского говора, но без жаргонизмов и матов, и без грубых нарушений орфоэпической нормы. Причем, иногда вопреки привычно-деревенскому произношению. Если для всех были «шофера и директора», то мама произносила четко «шоферы, директоры». Удивляли и её движения — без суеты, неторопливые, полные какого-то непостижимого внутреннего достоинства… И еще то, как она отзывалась о муже — с уважением, но будто бы с отчуждением, что ли… Вот он был откровенно некрасив. Коренастый, невысокий, с чертами лица крупными, но такими, будто бы их нарочно собрали на маленьком личике. Непропорциональный нос, крупные губы, глаза под низкими бровями. Я видела его лишь на фото. И почему-то это лицо произвело скорее отталкивающее впечатление. Мама звала его по имени отчеству. Всегда. Как-то обмолвилась, что он был её старше на 16 лет. И все…тайна. Которую я так до конца и не открыла. Мама ни в какую не желала рассказывать о себе. Немножко приоткрылась завеса, когда на похороны мамы приехал её младший брат. Он жил в городе, работал горным инженером. И это от дяди Игоря я узнала, что их отец был военным или служил в НКВД, но был репрессирован. В пользу НКВД говорит и то, что мама часто упоминала о каком-то проклятии или грехе, что на ней лежит. Именно поэтому, у её сыновей не было мальчиков. И последнюю страшную болезнь — рак, она воспринимала, как искупление грехов, убеждая меня, что когда её не станет у нас будут дети. И обязательно мальчики. Так и вышло. Но я отвлеклась в своих предположениях. О том, что известно. Дядя Игорь рассказывал, что их с сестрой отправили в детский дом. Игорь был слишком мал, он не помнил куда делась мама? Но помнит, что до детского дома, жили они в большой(!) квартире, и то, что в детском доме сестра опекала брата, как могла. Приносила за пазухой уворованные с кухни кусочки хлеба и картошку. А потом после детдома уже выкрала. Просто увезла и все. Они очень долго ехали куда-то на поезде. И оказались на лесоповале. В леспромхозе. И сестра уходила на работу очень рано и часто не ночевала дома. И замуж Ольга, вышла судя по всему совсем молодой. Игорь рос в семье Ольги и Николая, пока не окончил семь классов. Вот и вся история. Не осталось ни фотографий родителей, ничего… Отчество у свекрови было — не её. Поменяли. Почему? Кто теперь скажет. Мамины же подруги на похоронах вспоминали, что мама знала множество стихов. Была певуньей и частенько муж просил её спеть. Мама пела украинские песни. Почему украинские? Кто ж теперь скажет. Я по молодости лет не расспрашивала. Судя по яркой красоте, в роду у неё были чернявые, темноглазые предки. А уж русскими они были или украинцами? И отчего-то видится мне вся эта ситуация очень простой и страшной по сути, мама выходила замуж лишь потому, что надо было поднимать на ноги младшего брата. Смена отчества — наверное из тех же побуждений, чтоб не нашли. Так и оказалась девочка, скорее всего, из интеллигентной семьи в деревне. И со всем упорством приняла она и деревню, и нелюбимого мужа. Приняла так, что буквально растворила свое «я» в мужнином. Растворилась еще и из чувства самосохранения. Спряталась даже от самой себя. Её судьба — это слепок с истории страны. С ее лесоповалами, репрессиями, силой духа, жертвенной любовью, и …вечной Сонечкой, пока мир стоит. Будто сама история толкает наших женщин на бесконечность крестного пути ради брата, сыновей, мужа… Интересно, а жила ли когда-нибудь свекровь для себя? Разве в далеком детстве… Впрочем, наших бабушек никто тогда не учил «Любите себя. Живите для себя» Вот они и не умели. К великому счастью для детей, внуков. У них в крови была жертвенность. Великая сила и великая слабость русской женщины и была в этом умении жертвовать. Любой психолог скажет, что это в корне неверно. В корне! Может быть… Но интересно, что стало бы со страной, если бы вдруг наши бабушки и мамы в лихую годину решительно взялись жить для себя? Если бы не отрывали последний кусок, чтоб накормить детей? Если бы не вкалывали на совершенно не женских работах. Если бы берегли руки, фигуру, кожу от ветров, морозов, труда? Кто знает, а пришло бы тогда время дочерей и внучек. Время, когда можно жить для себя? Я же безумно благодарна маме за то, что сделала она в свое время для нас с мужем. В тот миг, когда вдруг против меня поднялись многочисленные братья и сестры — городскую взял, белоручка, еще и образованная… Мама встала стеной, прикрыв наш брак хрупким, худым до изнеможения телом: — Он её любит и отстаньте от них! От нас и в самом деле отстали. Не будь этой передышки, кто знает, а получилось ли стать своей для теперь уже близких родственников? Она никогда не ругала меня при сыне. И его при мне. Более того, его ворчания о пригоревшей картошке или неудачных пирогах, мама всегда осаживала: — Что ж ты за себя девчонку взял? Женился бы на сорокалетней, они все умеют. И чудится мне, что сама прожив с нелюбимым, она изо всех сил берегла нашу любовь. Любовь своего позднего и очень любимого сына, берегла даже от него самого. Да что там, берегла и от меня… И вот уже двадцать лет, как нет её на свете, а дня не проходит, чтоб не вспомнилась она мне. Будто все еще рядом. Все еще бережет нашу любовь… Старенькая, сухая, потерявшая всю красоту на лесоповале и в деревне, и все равно неизмеримо красивая… Автор: Наталья Ковалева. Цикл очерков "Записки провинциалки" из ФБ.

Перед смертью этот человек завещал запаять все свои бумаги в цинковый ящик, который можно будет открыть только в 2197 году. Выросший в сказочно богатой семье итальянских аристократов, он провел многие годы за решеткой и в ссылках в Советском Союзе. Он сделал для отечественной авиации больше, чем любой другой инженер-конструктор, но его имя по-прежнему остается мало известно, а рассекречено было только после падения СССР. Когда в 1968 году поднялся в воздух первый в мире сверхзвуковой пассажирский Ту-144, никто не мог даже предположить, что КБ Туполева фактически лишь доработало концепт двадцатилетней давности, созданный загадочным итальянцем в бериевской «шарашке». Его учениками называли себя ракетостроитель Сергей Королев и глава ОКБ «Сухой» Михаил Симонов. Его изобретения настолько опережали время, что из всех спроектированных им машин лишь четыре были доведены до испытаний и только одна недолго выпускалась серийно. Но практически все летательные аппараты, когда-либо построенные в СССР и России, вплоть до знаменитого «Бурана», включают в себя его многочисленные открытия и технологии. Специалисты говорят, что по гениальности и способности предвидеть будущее этот человек был сравним лишь со своим великим соотечественником — Леонардо Да Винчи. Барон Роберто Бартини — без преувеличения, величайший гений авиационной мысли XX века — приехал в СССР строить коммунизм, приверженцем которого он стал в ранней молодости. Даже многомиллионное наследство своего отца он полностью отдал компартии. #опусы В «благодарность» за это (плюс груды уникальных чертежей, которые он привез с собой из Италии и передал Тухачевскому) «красного барона» вслед за «красным маршалом» увозят на Лубянку, где выбивают из него признание в «работе на итальянскую разведку». На десять с лишним лет коммунист Бартини становится заложником и жертвой собственного идеала — советской власти. Многие свои гениальные открытия он совершает, будучи «зэка» Бартини. В заключении он изобретает первый в мире реактивный истребитель с изменяемой геометрией крыла, первое крыло двойной стреловидности, без которого сегодня не было бы американского «шаттла», первый широкофюзеляжный пассажирский лайнер; создает множество важнейших узлов и деталей, которые по сей день используются в авиастроении. Его идеи настолько фантастичны, что в них поначалу никто не верит, но постепенно Бартини приобретает в тюремных «шарашках» репутацию гения и чудотворца. Бартини — единственный авиаконструктор, фюзеляжи которого не нуждались в «продувке» в аэродинамической трубе — настолько точно. он умудрялся их просчитывать. Приехав «помогать в становлении молодой советской авиации», Бартини поступил на работу простым лаборантом-фотограмметристом — и это при тогдашней нехватке инженеров! Зато он был знаком с невероятным множеством вещей за пределами специальности — литература, архитектура, история, — играл на рояле, занимался живописью, владел множеством языков… Его машины рассчитывали и чертили другие люди. Бартини — видел и предвидел. Сядет, глаза закроет — проходит час, другой, — потом берет карандаш и рисует. Рисовал он превосходно! После освобождения в 1946 году он становится главой КБ Таганрогского авиазавода. И хотя формально он уже не под стражей, выезжать из этого южного городка ему запрещено. Он знал, что его имя никогда не появится на фюзеляже серийного самолета. Он знал, что все его идеи будут использованы другими КБ без упоминания его авторства. Но тем не менее он продолжал их безостановочно генерировать — одну за другой. Время имеет ширину “Непонятый гений советской авиации”, – так впоследствие напишет о Роберте Людвиговиче авиаконструктор Антонов. Из 60 сконструированных им самолетов построены лишь единицы. Уж слишком опережали свое время творения Бартини. Еще в начале 40-х Бартини разработал реактивный самолет. Он должен был летать со скоростью 2400 км/ч. “Этого не может быть, – заявили советские авиаконструкторы.- Без винта самолетов не бывает”. - Самолеты для отца всегда были ремеслом. Главным делом своей жизни он считал теоретическую физику, – рассказывает его сын Владимир Робертович Статья “Соотношения между физическими величинами” Роберта Орос ди Бартини, опубликованная в 1965 году в солидном журнале “Доклады академии наук”, вызвала скандал. Автор утверждал, что время трехмерно, имеет длину, ширину и высоту. Все же наше пространство – шестимерно. При таком количестве измерений оно наиболее устойчиво. В доказательство своих рассуждений Бартини приводил, расcчитанные согласно его теории, значения постоянной Планка, заряда электрона, его массы и так далее. Эти значения с очень высокой точностью совпадали с тем, что было получено экспериментально. Сегодня шестимерное устройство Вселенной не вызвало бы особых возражений у физиков теоретиков. А в 1965 году статью опубликовали скорее из жалости и симпатии к 68-летнему Бартини. Кто знает, может быть, Бартини удалось и на практике воплотить свои теории о шестимерном пространстве (одно из следствий этой теории – в шестимерной Вселенной можно перемещаться во времени, используя движение в пространстве, потому что время трехмерно и пространственноподобно, то, что мы обозначаем словами „далеко” и „давно” — в сущности, одно и то же, никакого движения в мире нет, а есть скачкообразная — от „кадра” к „кадру” — смена состояний). Осталась тайной и история создания советского самолета-невидимки. Известный историк советской авиации Шаров утверждает, что по крайней мере один такой летательный аппарат был построен. Когда заводили мотор, самолет просто-напросто исчезал. А может быть, Бартини удалось “спрятать” самолет в параллельном пространстве, “сдвинуть” в сторону от нашего мира. Перебросить в прошлое или будущее… Добиться невидимости можно разными путями – сделать самолет прозрачным или зеркальным. А еще можно попытаться искривить световой луч так, чтобы он обогнул нужный нам объект. Эйнштейн говорил, что такое возможно. Вблизи больших масс. Или в сильных электромагнитных полях. Только в 1991 году впервые было названо имя автора таинственного летательного аппарата – Бартини. Оказалось, что инициатором проекта “Прозрачный самолет” был Тухачевский, покровительствовавший в 30-е годы конструктору. Жил Бартини один, отдельно от жены, сына и внука, которых очень любил. Работал в полутьме (у Бартини не суживались зрачки – последствия какой-то болезни). В большой проходной комнате слабо светила люстра, укутанная марлей, горела настольная лампа с самодельным абажуром из плотной зеленой бумаги. Конструктор писал странные картины. Таганрогского конструктора Владимира Воронцова, бывавшего в московской квартире Бартини, поразила картина, датированная сорок седьмым годом. Она изображала взлетающую ракету. Удивила форма пламени — огненный шар: «Откуда он мог знать, что именно так будет выглядеть ракетный старт!?» Бывший парторг бартиниевского КБ вспомнил, что в конце 60-х годов Роберт Людвигович говорил о каком-то глобальном проекте под названием «Паутина». По словам биографа Бартини Чутко, одну комнату в квартире Роберт Людвигович попросил маляров выкрасить в ярко-красный цвет, другую разрисовал сам: на голубом потолке — солнце, чуть ниже, на стенах, — поверхность моря, кое-где островки. Чем „глубже”, тем зелень воды становилась гуще, темнее, и в самом низу — дно». В красной комнате барон работал, а «на дне» отдыхал — пил странную смесь из крепчайшего чая и кофе со сгущенкой — один к двум — и любил вафельный торт «Сюрприз». Чтобы встретиться с конструктором, надо было предварительно созвониться с ним по телефону, в противном случае он не подходил к двери. Роберт Людвиговоич чего-то боялся. По словам Бартини на его жизнь покушались трижды — в Берлине, в Севастополе и в Москве. В 1967 году, в самом центре столицы: «москвич» с погашенными фарами пытался сбить его на улице Кирова. Бартини умер в ночь с 4 на 5 декабря 1974 года. Когда его – два дня спустя – нашли на полу ванной, из крана хлестала вода, на кухне горел газ. По заключению милиции, ночью Бартини почувствовал себя плохо, встал из-за стола, опрокинув стул, и прошел на кухню. Зажег газ, стал набирать воду в ванной. Потом упал навзничь, ударившись головой об косяк. Бартини предчувствовал свою смерть: именно в ту ночь барон написал завещание, приложил к нему черный пакет и спрятал за плотной шторой. На тщательно заклеенном пакете была надпись: «Я убрал из моих статей о константах одно следствие. Прошу вас, когда вы сочтете это уместным, сообщить в любой форме, по вашему выбору, что я, Роберто Бартини, пришел к нему математически, не уверен, что не ошибся, поэтому публиковать его не стал. Оно нуждается в проверке, у меня на это уже не осталось времени. Следствие такое: количество жизни во Вселенной, то есть количество материи, которая в бесконечно отдаленном от нас прошлом вдруг увидела себя и свое окружение, — тоже величина постоянная. Мировая константа. Но, понятно, для Вселенной, а не для отдельной планеты… А, значит, мы еще встретимся ». ( Из статьи Сергея Медведева) На закрытом праздновании своего семидесятипятилетия юбиляр молча вскинул вверх сжатый кулак — символический салют Коминтерна, поклонником которого он был в юности и члены которого давно сгинули — кто в расстрельных подвалах Лубянки, кто в колымских лагерях. Многие истолковали этот жест как символ преданности Бартини коммунизму. Мы же склонны думать, что это был жест победителя, которого не удалось уничтожить, запаяв в душный цинковый ящик забвения. Роберто Бартини — итальянский барон и один из отцов российской авиации — как все провидцы знал и свое далекое будущее. Он предвидел, что его идеи, подарив миллионам людей радость полета, поднимут их над душной и страшной реальностью так же непобедимо и просто, как взлетает над бессилием самых страшных обстоятельств человеческая душа В статье, опубликованной после смерти Бартини в одном из вестников были слова: ”Это был поразительно скромный труженик. Его работ хватило бы для присуждения ему высшей ученой степени”. Второй том уфологической «Энциклопедии непознанного» характеризует этого человека как пришельца, контролирующего техническое развитие человеческой цивилизации… Не так давно имя Бартини присвоили одной из малых планет солнечной системы. 14 мая 1997, в день 100-летия со дня рождения, в фойе конструкторского бюро, которым он руководил, появилась мемориальная доска Р. Л. Бартини. В том же году вертикально взлетающую амфибию ВВА-14 – одну из последних работ конструктора – порезали на металлолом в Таганроге. #опусыирассказы Из сети

Позднее счастье ― Мама, ты в своем уме? Он же всего на два года старше меня! ― обычно спокойный и рассудительный Кирилл был вне себя от ярости. Татьяна не знала, что ответить. Она понимала, что в его словах есть доля истины, но ничего с собой поделать не могла. ― Это не твое дело, ― Татьяна едва сдерживала слезы, ― всю свою жизнь я заботилась о тебе, вкладывала силы и душу… ― А на старости лет сошла с ума? Значит так, прекращай этот цирк или меня больше не увидишь! Кирилл громко хлопнул дверью, и Татьяна разрыдалась. Почему взрослый сын не может понять ее чувств? Разве она виновата, что в свои пятьдесят семь лет снова стала любимой и желанной женщиной? * * * Татьяна познакомилась с отцом Кирилла, когда училась на предпоследнем курсе педагогического училища. Это был стремительный роман, который закончился, как только горе-папаша узнал о беременности. Юной студентке пришлось выходить на защиту диплома с жутким токсикозом, а потом отправиться по распределению в глухую деревню с маленьким ребенком на руках. Сельский быт угнетал с непривычки, а с грудничком и вовсе казался настоящим испытанием. Но по советским законам выпускница должна была отработать по распределению учительницей начальных классов в деревенской школе три года. К счастью, бабушка-соседка соглашалась присматривать за малышом, когда Татьяна уходила на работу. Вот только Кирилл часто болел, поэтому приходилось постоянно брать больничный, выплаты по которому были мизерными. Когда срок работы по распределению подошел к концу, Татьяна с сыном вернулась в город и устроилась в местную школу. Ей казалось, что все трудности остались позади. Но очередные испытания не заставили себя ждать. Развал Советского Союза все перевернул, и началась жестокая борьба за существование. Зарплата у бюджетников осталась только на бумаге, поэтому Татьяна была вынуждена искать любые подработки, чтобы хоть как-то прокормить себя и сына. Последующее десятилетие бывшая учительница мыла подъезды, торговала на рынке, несколько раз ездила с «челноками» за рубеж и работала домработницей у «хозяев жизни» того времени. И как-то незаметно в постоянных поисках дополнительного заработка прошла молодость. Наладить личную жизнь в этой бесконечной суете не получилось. Поэтому Кирилл стал ее главным мужчиной. Когда ситуация в стране немного стабилизировалась, Татьяна снова устроилась в школу и параллельно давала частные уроки. Кирилл поступил в университет, а после окончания решил заняться бизнесом. Татьяна очень хотела внуков, но сын не спешил с семьей. В результате всю свою нерастраченную заботу Татьяна направляла на учеников. Последнее время она была активна в социальных сетях. Там часто встречала собеседников, с которыми могла без стеснения говорить на любые, даже самые сокровенные темы. Это были новые приятные ощущения после многих лет фактического одиночества и каторжного труда. В какой-то момент Татьяна заметила, что под ее фото появляются комментарии с сердечками от некого Александра: «Вы божественно прекрасны», «Вы удивительная», «От вас глаз не оторвать»… Почему-то впервые за много лет Татьяна засмущалась: «Милый мальчик, жаль, что годится мне в сыновья». Вскоре от Александра пришло сообщение: «Здравствуйте, Татьяна! Ваша элегантная строгость в образе напомнила мне о первой учительнице. Признаюсь, я был в нее влюблен. Возможно общение с Вами навеет мне приятные воспоминания о школьных беззаботных годах. Не откажете в беседе?» И отказать Татьяна не смогла. Александр оказался приятным собеседником, и вскоре переписка переросли в долгие телефонные разговоры. Новый знакомый все чаще заводил речь о личной встрече. И хотя Александр нравился Татьяне, но разница в восемнадцать лет очень ее смущала. Поэтому она постоянно придумывала новые причины для отказа от реального свидания. Внезапно Александр перестал отвечать на звонки и сообщения. Татьяна весь день не находила себе места: «Старая дура, а влюбилась, как девочка! Может он просто развлекался, втирался в доверие и смеялся над моей наивностью». От грустных мыслей отвлек звонок в дверь. ― Здравствуй, Танюш! На пороге стоял Александр с огромным букетом ромашек в руках. ― Но… как… ты… что… ― Татьяна чуть не грохнулась в обморок. ― Откуда ты знаешь мой адрес? ― Я тоже очень рад тебя видеть, ― улыбнулся Александр, ― может, пригласишь на чай? Татьяна все еще находилась в шоке. Руки не слушались, поэтому она уронила букет. А потом Александр ее обнял… И дальше все ощущалось, напротив, оглушительно-реально. * * * ― Что же мы натворили? Татьяна укрылась одеялом с головой, сгорая от стыда и счастья одновременно. ― Милая, перестань, ― Александр прижал её к себе, ― нам же так хорошо вместе. С этого момента их встречи стали регулярными. Татьяна, наконец, почувствовала себя любимой и желанной, летала, как на крыльях. Даже коллеги по работе начали замечать: она стала носить яркие наряды, делать модный макияж и всегда была в приподнятом настроении. Но полностью расслабиться и окунуться в отношения Татьяна не могла. Она очень переживала, как Кирилл отреагирует на молодого ухажера. ― Ох, Саш, только бы сын ничего о нас не узнал. Боюсь представить его реакцию. ― Что, будет маму ревновать к новому папе? ― с иронией спросил Александр. ― Да перестань! Он же практически твой ровесник! ― Танюша, если он любит и уважает тебя, то обязательно поддержит. Вот я был бы рад видеть маму счастливой. Тайный роман продолжался около полугода, пока однажды Кирилл, без предупреждения придя в гости, не застал любовников. Скандал чуть не закончился дракой. #опусы Татьяне удалось успокоить сына только после того, как Александр ушел. ― Выбирай, ― Кирилл впервые повысил голос на мать, ― либо я, либо твой альфонс! Казалось, что выбор был очевиден. «Поиграли в любовь и хватит», ― убеждала себя Татьяна, прекратив всякое общение с Александром. Но чем больше времени проходило, тем сильнее она тосковала по любимому. Александр продолжал писать с разных страниц и звонить с неизвестных номеров. Часто ждал Татьяну около дома, но та лишь отмахивалась и быстро пробегала в квартиру. Так продолжалось чуть больше месяца. ― Таня, так нельзя, ― в этот раз Александр ждал любимую около квартиры, ― я не могу без тебя! Татьяна открыла дверь и жестом пригласила войти… Отношения вспыхнули с новой силой, и теперь было совершенно неважно, что скажет Кирилл. Чувства захлестнули обоих с головой. Никакие обстоятельства не заставили бы ее отвергнуть Александра. ― Значит так, мама, ты свой выбор сделала, ― Кирилл кричал в трубку, ― можешь удалить мой номер. Теперь я ― сирота. Потрясенная, Татьяна рухнула на диван. Разве она не заслужила простого женского счастья? Столько лет испытаний и одиночества наконец сменились размеренной и безмятежной жизнью. Почему она вынуждена платить столь высокую цену за позднее счастье? Татьяна решила написать сыну: «Сыночек! Возможно, когда ты обзаведешься своей семьей, ты поймешь меня». Но возле сообщения появился значок ошибки. Она была в блоке. Ссору с Кириллом Татьяна переживала очень тяжело. Александр всеми силами пытался отвлечь любимую от грустных мыслей, но толку от этого было мало. В итоге измученный терзаниями организм дал сбой, и Татьяна попала в больницу с инфарктом. *** Татьяна открыла глаза и не сразу поняла, что находится в больничной палате. В нос ударил едкий запах лекарств и дезинфицирующих средств, от которого тошнило. За дверью послышались голоса. Татьяна смогла разобрать лишь обрывки фраз: «Состояние удалось стабилизировать… идет на поправку… нельзя волноваться». В палату вошел Кирилл. ― Мама! Ты очнулась! ― Сыночек, что произошло? ― сознание Татьяны было еще затуманенным. ― Где Саша? ― Мамочка, у тебя был инфаркт. Я поговорил с врачом, и он заверил, что твоей жизни уже ничего не угрожает. Но волноваться тебе сейчас нельзя. ― Где Саша? ― не сдавалась Татьяна. Кирилл еще раз попытался сменить тему разговора, но мать продолжала настойчиво спрашивать с нарастающим ужасом. ― Хорошо, вижу, что ты не успокоишься. Твой… этот… Саша… вызвал скорую помощь, когда тебе стало плохо. Потом я поехал к тебе, чтобы собрать вещи в больницу. Твоего… не застал, а в квартире все было перевернуто вверх дном. Уж я не знаю, где ты хранила драгоценности и деньги, но я их нигде не обнаружил. ― Как? Не может быть! Саша не мог! Нужно ему позвонить! ― Да я уже пытался, но его телефон недоступен. Мам, ты, главное, поправляйся. Не думай о плохом. Врачи говорят, что тебе сейчас необходим покой и свежий воздух. Я уже небольшой дачный домик присмотрел. Когда выпишут, можно поехать посмотреть. Если понравится, сразу все оформлю. И, мам, ты прости меня за грубость, я не думал, что все так получится. ― Ну что ты, Кирюша… Сердце Татьяны словно сдавили стальными щипцами, и она не смогла закончить фразу. * * * Через месяц Кирилл забрал мать из больницы. Он, как и обещал, приобрел для Татьяны небольшой дачный участок с уютным домиком и красивым фруктовым садом. ― Смотри, мам, тут можно разбить клумбу. Ты же любишь розы, давай я привезу несколько кустов. ― Прекрасная идея, сынок, ― Татьяна все еще чувствовала слабость, но не хотела обижать Кирилла. ― Мам, ты извини, что поднимаю эту тему, ― Кирилл немного замялся, ― много у тебя из квартиры тогда пропало? ― Откуда у обычной учительницы большие сбережения? Так, пару колечек золотых. Всей правды сыну знать не нужно. Денег было гораздо больше, она еще с девяностых научилась хорошо экономить. А самое страшное, что Александр об этом знал. Они планировали романтический отпуск, Саша убеждал, что она имеет на него право, что заслужила за столько лет экономии и ужимания себя во всем. Татьяна делала вид, что давно отпустила ситуацию. Но как только Кирилл уехал, она перестала сдерживать эмоции. Слезы градом катились из глаз, и казалось, что в комнате закончился кислород. Все ее надежды и мечты переплелись с горем и печалью. Татьяна помнила каждое прикосновение Саши. Жизнь без него потеряла всякий смысл. Рядом с Сашей она была «милой Танечкой» и «любимой девочкой». А теперь… Неужели эти отношения были фикцией, хладнокровно продуманной стратегией ради наживы? Как же можно оценить чувства в какие-то триста тысяч? Ведь Татьяна была готова подарить Александру все свое имущество, лишь бы он был счастлив. А теперь… Татьяна наделась, что со временем боль от предательства утихнет. Она была безумно счастлива, когда Кирилл познакомил ее со своей невестой. Через три года Татьяна стала бабушкой и, казалось, забыла о несчастной любви. Теперь ее внимание было полностью приковано к внуку. Вот только бессонными ночами она то и дело вспоминала те счастливые минуты, когда она была «его Танечкой». Но Александр в жизни Татьяны больше не появлялся. --- Автор: Юлия Олеговна

Шура увела мужа у Оксаны через полтора года после женитьбы. А может и не увела, может просто дала в тот момент больше и засияла как путеводная звезда, и Пашка ушёл вслед за светом. Но случилось. В тот день он в первый раз не пришёл ночевать домой. Оксана на раннем сроке беременности была слабенькая, её постоянно тошнило, работать почти не могла. Она дождалась, когда доярки будут вставать на работу, пришла к бригадиру домой, чтобы попросить подменить. - Александра Михайловна дома? - спросила она у калитки пожилую женщину, вероятно ту, что сдавала угол её бригадиру. Женщина сурово посмотрела на растрёпанные из - под косынки волосы, на усталое лицо пришедшей и прошипела сквозь зубы: - Нет её, не ночевала. Коровам своим хвосты крутит, наверное. Оксана поплелась на работу. А там за коровником стога. В одном из них Шура смеётся. Оксана как увидела их вместе, закрыла лицо руками, и побежала куда ноги несли. Вернулась к ночи, закрылась в бане и только утром мать к себе позвала. Не уберегла ребёнка. Оксане хотелось выть, стонать от потери и рваться к нему, прощая, но вместо этого она молчала и плакала в подушку. Ходила на работу, жила по принципу "день прошёл и хорошо" и переживала всё в себе. Открывала глаза в три утра и шла доить своих коровок. А там она - Шурка, а там он - Пашка. Но Оксана, худенькая, маленькая, светловолосая девчушка, не могла противостоять новому бригадиру доярок: крупной, румяной, чернобровой Шуре. Шура смеялась двумя рядами белых зубов, заливалась смехом, копаясь вместе со всеми в навозе, так, что её принимали за свою сразу даже коровы, не то, что коллектив. Такие люди ведут за собой. Работы бригадир не боялась. Жилистая, руки как две огромные тарелки, натёртые и смуглые. Везде первая, всегда к месту, как усмешка - в противовес Оксане. И Пашка повёлся на женщину - праздник. И ушёл. А тут война... Как законной жене страшную бумажку принесли Оксане. Шуре шепнули, что почтальон приходил к Андреевым, она бросила всё и как была босиком, побежала. - Письмо? - с надеждой в голосе кричала через калитку Шура. Оксана промолчала, вынесла бумажку и отдала Шуре. Такие разные, а горе одно. Жизнь развела этих двух женщин на 45 лет. *** Прошло 45 лет. В очереди было многолюдно. Пенсионеры, ветераны труда и войны сидели бок о бок и ждали профсоюзной путёвки в санаторий. Оксана Семёновна тоже сидела в этой общей очереди. Ей было неловко, она чувствовала себя здесь чужой. Три раза до этого в путёвке ей отказывали, ссылаясь на распределение по какой-то градации. Градация понятно была какая - деньги, но денег у Оксаны Семёновны лишних не было. Скромная пенсия. Но сестра, у которой жила женщина, была непреклонна и каждый раз отправляла Оксану Семёновну сидеть в очереди. Ей уже казалось, что вот она заходит в кабинет, называет Фамилию, Имя, Отчество и ей отвечают, что на вас распределения нет. И она с лёгким сердцем идёт домой, заходит в булочную, покупает баранки, потом по дороге заходит в молочный отдел за молоком... Очередь зашипела, начала шушукать, ближе к двери послышались высказывания и недовольства. Оксана Семёновна открыла глаза и увидела уже только закрывающуюся дверь, обычно люди так возмущалась, когда заходили без очереди. Буквально через несколько минут дверь распахнулась, и из кабинета вышла одна женщина в сопровождении другой, распределявшей путёвки. - Всего доброго, Александра Михайловна, хорошо Вам отдохнуть... - Спасибо, Аллочка, с меня вино местное, обязательно привезу, - ответила женщина и рассмеялась. Большой и тягостный ком подкатил к горлу. Оксана Семёновна повернула голову и посмотрела на женщину. Это была она! Шура. Этот раскатистый смех, такой приятный для других, колол её. Оксане стало душно, как тогда, 45 лет назад, она схватилась за платок и стала его развязывать, хватая воздух ртом. -Аллочка, у вас тут в очереди человеку плохо! - закричала Александра Михайловна. Принесли воды, но Андреева отказалась и попросила вывести на улицу. Мужчина рядом помог ей выйти, Александра Михайловна шла рядом. Только прошёл дождь, скамейка была мокрая, Оксана Семёновна хотела сесть, но Шура сняла платок, повязанный на шее как пионерский галстук, и положила на мокрые доски. - Вам лучше? - спросила Александра Михайловна, когда мужчина ушёл. - Да, спасибо, я посижу и пойду. - А приходили за путёвкой? - поинтересовалась Шура. - Да, но мне не дадут. - Почему? - удивилась женщина. -Три раза не дали, теперь уж что изменилось? Я пойду, - ответила Оксана Семёновна и хотела уже встать. - Паспорт свой дайте, - сказала Александра Михайловна и требовательно протянула руку, - давайте, давайте, я сейчас верну. Оксана Семёновна посмотрела на Шуру. Сейчас перед ней стояла такая же, как она пожилая женщина, в таком же костюмчике с двумя кармашками на пиджаке, только ярко синего цвета в мелкий рубчик. Седые пряди были туго собраны в пучок и явно указывали на возраст. "Время не щадит никого". - Не думайте долго, а то Алла уйдёт на обед. Оксана Семёновна протянула паспорт. Ей почему-то стало всё равно, что будет дальше. Через десять минут дверь здания победно распахнулась и из него вышла Александра Михайловна. - Вот, - протянула она бумаги и паспорт,- Оксана, Оксана, а я думаю, кого ты мне напоминаешь. Женщина села рядом с ней на скамейку и глубоко вздохнула. - Ну, здравствуй, Оксана. Не думала, что встретимся ещё раз, а оно вот видишь, как судьба сводит... Оксана Семёновна сидела молча и смотрела на сгущающиеся тучи. Под дождь попасть не хотелось. -Я пойду, Шура, а то скоро дождь. - Я провожу, - упёрлась Александра Михайловна, но за всю дорогу не проронила ни слова. Оксана Семёновна торопилась, она прошла мимо булочной, не купив бубликов, у самого дома лишь посмотрела на витрину молочного отдела и поспешила домой. Ей хотелось оказаться подальше от этой женщины, которая выковыривала из неё неприятные воспоминания. Александра Михайловна шла рядом. У парадной Оксана Семёновна попрощалась, но Шура посмотрела на неё недобро: - Ничего, ничего, вот в дверь войдёшь и уйду. Они медленно поднялись на третий этаж. Оксана почему-то не воспользовалась как обычно лифтом, а пошла пешком. Позвонила в дверь и стала теребить тряпичную свою сумку. Дверь открыла сестра. - Это со мной, - почему то сказала Оксана Семёновна, разулась в коридоре и прошла в квартиру. Александра Михайловна поздоровалась, разулась и тоже прошла. - Проходи, - сказала Оксана Семёновна и открыла дверь своей комнаты. Александра Михайловна застыла на пороге. Перед ней была маленькая комнатка, точнее кладовка, без окошка. По левую руку вдоль стены стояла кровать. Казалось, что она немного длиннее комнаты, поэтому горбится. Вплотную к кровати стоял письменный старый стол, который упирался в стену по правую руку. Под кроватью лежали чемоданы. На правой стене висело несколько полок. Иконы в углу были прикрыты салфетками. - Оксана, тут же окна даже нет. - Чем богата, - спокойно ответила она и села на кровать. Шура изменилась в лице, хотела пройти и сесть на стул, но вместо этого просто прошла и осталась стоять, вопросительно смотря на женщину на кровати. - Квартира маленькая, у сестры две дочери, они с семьями, им нужнее... Александре Михайловне хотелось возмущаться, она даже набрала полные лёгкие воздуха и вдруг просто вдохнула. - В санатории отдохнёшь, я пойду, пока, - и ушла. *** В таком санатории Андреева никогда не отдыхала, она вообще никогда нигде не отдыхала: огромное, величественное здание с белыми колоннами, львы на входе, утопающие в зелени дорожки. - Вы на заселение? - спросила высокая блондинка в униформе, прятавшаяся за колонной, выдохнув дым. - Да, - тихо ответила Оксана Семёновна. На первом этаже блондинка выдала ключи от номера и заставили расписаться в огромной зелёной книге. Оксана Семёновна забрала паспорт и пошла к себе в номер. Длинный, светлый коридор не успел закончиться, как женщина увидела заветные цифры - 265. Дверь была заперта. Чуть поработав ключом, Оксана Семёновна открыла дверь. Перед ней стояла Шура. - Привет! Наконец ты приехала! Оксана Семёновна медленно отпустила ручки сумки, которая глухо упала на пол рядом с ней. Она не ожидала увидеть Шуру. Александра Михайловна всегда брала одноместный номер в санатории, но сейчас был особый случай, поэтому она договорилась о размещении Оксаны с ней. - Комната большая и я подумала, что нам не будет тесно вместе. Кровать тебе уже поставили, постельное сейчас принесут, через полчаса обед, лучше не опаздывать, потом места не будет, - закончила Александра Михайловна. Оксана Семёновна пребывала в лёгком шоке недолго. Вкусная еда, приятная атмосфера и умиротворение повсюду сделали своё дело. Дни стали завязываться в один пушистый моток отдыха. Шура особо не навязывалась Оксане - отдыхала сама, в комнате бывала редко, но приходила ночевать. - Оксана, давай с нами, мы на море поедем рано утром? - спросила как-то Шура. Оксана Семёновна промолчала. -Ты на меня из-за Пашки злишься? Так не достался он мне ... Я вот недавно вспоминала его. Я же не сразу разрешила себя любить, я же в глаза ему две недели смотрела - любит или баловство. Ты не подумай, я не такая... Я любить хотела и любила. Пусть недолго, но любила. Ни детей не нажила, ни мужа, так и осталась одна. Вот и наказала меня жизнь, что мужа у тебя увела. -И я одна всю жизнь... Вот на старости лет переехала к сестре, угла даже своего не нажила, не сложилось. -Вот те на! Какая старость? Ну, ты чего? Собирайся на море, быстро. В автобусе трясло, дорога то наклонялась в бок, то резко уходила вниз, Оксана Семёновна улыбалась в ответ Александре Михайловне, хотя очень жалела о том, что поехала. Ласковое море сгладило все неприятные впечатления от дороги. Солнце не слишком припекало, в компании было весело, и день прошёл великолепно. За этим днём потянулся второй и третий активный день.#опусы Оксана Семёновна втянулась, ближе познакомилась с другими отдыхающими и оставшуюся часть отдыха провела так, как раньше и не жила. - Ты на поезд взяла уже билет? - поинтересовалась Александра Михайловна. - Не брала, а ты? - спросила Оксана Семёновна. - Тогда давай поедем, возьмём в одно купе, ты не против? - Нет, давай, - ответила Оксана Семёновна. В ночь перед приездом Андреева почти не спала. Она возвращалась. Но возвращению рада не была. Шура сопела на верхней полке, уступив попутчице нижнее место. Город встретил дождём. Тёплым, летним. Александра Михайловна обняла попутчицу мягко и нежно. Посмотрела ей в глаза на прощанье и вдруг сказала: - Оксан, а переезжай жить ко мне? У меня хоть и маленькая, но двухкомнатная. Тебе комнату выделю, сама в зале буду жить. Всё же я рада, что встретила тебя и так всё получилось. Рада, слышишь? Александра Михайловна на одной бумажке написала свой адрес, на второй телефон и подала Оксане Семёновне. - Я всегда тебя жду, в любое время. Приезжай, когда захочешь. Можешь в гости, а можешь пожить, - и она улыбнулась. *** Город накрывал первый снег. Александра Михайловна подошла к окну и подняла глаза к небу. Сегодня хотела встретиться с давней знакомой, но та осталась дома из-за снегопада. Она убрала торт в холодильник. Спрятала чашки в шкаф и стала протирать стол, как раздался звонок в дверь. Александра Михайловна открыла. На пороге с небольшой тряпичной сумочкой и коричневым чемоданом стояла Оксана Семёновна. -Привет. Я к тебе жить, Шура, примешь? -Конечно, Оксаночка, заходи, а где твои вещи, внизу? -А это все мои вещи, - ответила Оксана Семёновна и виновато улыбнулась в ответ. -Проходи, проходи, снимай пальто, я поставлю чайник, у меня есть торт! Сейчас будем отмечать новоселье! #опусыирассказы Реальная История

Вчера разговорилась с соседкой по даче. Спрашиваю - чего такая невесёлая? Она задумчиво вздохнула, печально улыбнулась и отвечает: - Не успела оглянуться, а жизнь прошла. Я, конечно, стала её успокаивать, на что она произнесла фразу, которая, собственно, и сподвигла меня на этот пост. -Я всё думала - вот заработаю денег, вот построю дачу, вот дети вырастут и я начну жить для себя. Сделаю модную стрижку, буду носить только платья . Я ведь всегда в брюках хожу, - она прихлопнута себя по располневшим бёдрам, - а мечтала о платьях. Но в брюках удобно... Она замолчала. Я не стала торопить её. -Дети выросли, дача построена, деньги есть, а... я так и ношу джинсы. Да и прическа все такая же - глупый хвостик на затылке. Мне очень хотелось подбодрить знакомую. -Так в чем же дело? Давай быстро в парикмахерскую! Платье купи модное! Она устало усмехнулась. -Не хочется. Устала я. Понимаешь, реальность не оправдала ожидания. В вечной суете я не заметила, как постарела. Крысиные бега победили. Полночи я размышляла над её словами. Крысиные бега победили... У этой женщины не оказалось «потом». Она иссякла, выгорела. Увы, этот пример не единичный. Таких - миллионы. Когда то прочитала прекрасное высказывание - Дорога под названием «потом», приводит в страну под названием «никогда». Живите здесь и сейчас! Понимайте решение! Действуйте! Второй жизни в этом теле не будет! Ешьте и пейте из красивой посуды. У меня три фетиша по жизни - книги, шарфики и посуда. Так что поверьте мне - это восхитительно. Насладитесь вкусом свежего гуся - не стоит его замораживать. Отведайте плод яблочка наливного - не ждите пока оно потеряет свою сочность. Облачитесь в стильное платьице, приоденьте туфельки и под восхищенные взгляды пройдитесь за покупками к местному супермаркету. Пейте любимый кофе - пусть ваши вкусовые рецепторы задохнуться от удовольствия. Читайте книги, путешествуйте. Хочется подурачиться - вперёд! Испеките, наконец-то, тот самый пирог, приготовление которого постоянно отодвигаете из-за отсутствия времени. И самое главное - не откладывайте на потом, не экономьте нежность, доброту, заботу. Любите на полную катушку! Обнимайте, целуйте своих родных. Дарите комплименты. Будьте щедрыми на сердечность. Всё это сделает вас счастливым человеком!!! А счастливый человек может ВСЁ! Анжела Бантовская

«Моральный убийца»⁠⁠ Была одна история с моей подругой Наташкой. В конце 90-х выскочила замуж, родила девочку. Муж (назовём его Васей) - притяжение всех несчастий. То его по башке стукнут и украдут все документы, ключи от служебной машины, … То разденут в подворотне буквально до трусов. Многое бывало. Бывало, если забирал дочь из детского сада, мог за пивком и болтовнёй с приятелями ЗАБЫТЬ её в пивнушке! Что зарабатывал, пропивал. В итоге, с трудом, удалось его выгнать. Естественно, никаких алиментов от этого папашки дочь не получала, подруга билась в одиночку, чтобы накормить и одеть ребёнка. Второй брак подруги оказался удачным, уехали они с мужем жить и работать за границу. Дочь уже там пошла в школу, быстрее взрослых выучила язык. Прошло лет восемь. Не знаю, кто напел в уши «папаше» Ваське, что выросшая дочь должна его будет на пенсии содержать. Ведь он старенький и больной (пропитой) насквозь. Да и пенсии не заработал, ни на одной работе долго не задерживался. Зато с кем-то проконсультировался или вычитал, что может претендовать аж на 200 евро в месяц! Ведь бывшая жена и дочь живут за границей и как сыр в масле катаются. В очередной приезд на Родину Наталья узнала о его планах. Чтобы обезопасить дочь от "радости" выплаты алиментов папаше-алкоголику, наняла адвоката и лишила того родительских прав. Очень вовремя, пока дочери не исполнилось 18 лет. Тягомотина с судами длилась почти год, было немного нервно и затратно. Но результат того стОил. Желаю всем адекватных и заботливых отцов! 👌 #опусыирассказы

Heдавно отец Евгeний, мой знaкoмый батюшка, иcпoведовaл на дому жeнщинy. Не стapyю еще. Около шестидесяти. Была она очень бoльнa, практически при смepти. И эта исповедь была первой в ее жизни. Она и в храм-то не ходила, не считая кpeщeния в далеком детстве. Умиpaющая coвepшеннo не разбиралась в религиозных вопросах, но очень пpoсилa родных позвать ей батюшку. И помолчав какое-то время, слабым голосом сказала: — Я не знаю, что принято говорить. Но cкaжy. Главное — я ведь и не жила вoвce… И зaплaкaла. "Вот poдятcя, тогда зaживeм" Долгим был этот разговор. Хотя сил у Валентины было coвceм мало, она все вcпoминaлa и вспоминала… — Я не жила, — пoвтopила она. — Я все время ждaлa, что еще нeмнoго и начнeтся у меня та самая нacтoящая жизнь. Мне ведь вceгда чeго-то не хвaтaло. И я дyмaла: «Вот еще немного, и будет счacтье»... ...Нет, счастье у нее, конечно было. Но в том же дaлeком детстве. Когда peбeнкy, в принципе, и не надо ничего. Только бы мама и папа были рядом и любили. А потом Baлeнтинa начала взpocлеть. Быстро надoeла ей их деревенская жизнь с ее однообразием — огopoд, дойка по утрам, куры. И думала она: «Вот зaкoнчy школу, уеду в город, тoгдa и зaживy». Уexaлa, пocтyпила в училище. — «Вот закончу, устроюсь на работу, тогда все у меня будет хорошо», — думала я тогда. И все ждала, когда это «хорошо» нacтaнeт. Выyчилacь, вроде и работа есть. И даже неплохая. Но теперь бы замуж выйти, тогда и настанет светлое будущее. И замуж вышла. За хорошего чeлoвeкa, Николая. Но первые годы не было детей. — Вот poдятcя, тогда заживем как люди. Будет у нас нacтoящая семья, — думала Валентина и страдала, что не как у всех. Ждала… По врачам да бабкам бeгaлa. "Когда никoмy ничего не будет должна" И дети poдились. Сначала мальчик Дима, а потом Верочка. — Муж был на седьмом небе от счастья. Пepвeнец, сын! А на дочку вообще нaдышaтьcя не мог. Плaтьe мне пoдapил. Тогда слoжнo было что-то достать. Но он нашел. Тaкoe голубое, из пapчи, нарядное. «Пойдем гулять, бyдeшь самой красивой», — говорил. Но Валентине было не до платья, хотя оно ей очень нpaвилocь. Повесила она его в шкаф и все думала: «Вот подрастут дети, станет легче. Тогда и надену, пpичecкy сделаю, кpылья pacпpaвлю». И все ждала, когда же вырастут Димка с Веркой. А то болезни зaмyчили, кaпpизы их, ночи бeccoнные. Готовка, yбopка, какое тут платье… Подросли немного дети, сад, школа. Но крылья не расправлялись. Квартиру новую ждaлa, трexкoмнатнyю. Получить бы быстрее, обставить. Стенку шведскую, хрусталь за стеклянными дверцами, ковры… Вот спpaвят нoвoceлье и наденет Валентина то платье. А пока подождет oнo до лyчшux времен. Обставили нoвyю квартиру, но новоселье не cпpaвляли. На машину в очередь встали. Дeньги oтклaдывaли. — За кaждyю копейку тpяслacь. Лишнего боялась пoзволить. Дyмaлa — вот купим машину, пoтoм повыcят мyжa в должности, тогда заживем уже как люди. И плaтьe нaдeнy… Годы шли. Детям в институт надо. — Вот поступят, выучатся, людьми cтaнyт, разъедутся, — тогда и заживем с мужем уже для себя. Вздoxнeм полной гpyдью, — думала Валентина. И ждала, когда, нaкoнeц, наступит у нее настоящая жизнь. И наденет она то платье, которое так и висело в шкафу. Никому она уже ничего не будет должна. Свoбoдa. Но не ycпeлa вздoxнуть. Мечты о внyкax не дали. У всех внуки есть, а у нее нет. И все ждaлa, когда же. Когда же придет долгожданное счастье. Когда появились внуки, Валентина пoмoгaлa, конечно. Но было трудно. И мeчтaла, что подpacтyт и они. Тогда возьмет она их за руки, пойдут в парк. Красивые внуки и она — в красивом платье. Но дети с внуками переехали в Польшу. Там и живyт до сих пop. Плакала Валентина, а потом с мужем дачу купили. Чтобы время свободнoe как-то убить. — Давно я о даче мeчтaлa, но и здесь не радовалась. Все думала, вот отpeмoнтирyeм ее, расширим, расстроим, тогда и заживем. А пока копили на это, стиснув зубы. Я даже ездить туда не любила. Все ждала, когда же cдeлaeм из нее «конфетку», тогда и нарадуемся. Позовем соседей, нaдeнy платье и будем праздновать. И так всю жизнь. Зимoй ждала Валентина лета, лeтoм — зиму. В жару ждала дождя, в дождь — coлнцa. — Я все будущего кaкoгo-то ждaлa. Жизнь на потом откладывала, — говорила она отцу Евгeнию. — Меня пoдpyга все в храм звала. А я говорила: «Вот пocтapею — потом». #опусы А потом я зaбoлeлa. Умираю, вот, батюшка… Смотрю нaзaд — сколько же я пpoпycтилa. Мне бы радоваться — все же пoлyчaeтся. Paбoта, муж, дети. Вернуть бы все. Я бы кaждoмy дню спacибo говорила. Дepeвне нашей, где родилась. Рассветам, закатам. Улыбкaм сына, дочки, пepвым словам. Как же быстро они выpocли. Даче бы спасибо говорила. Сколько же всего хорошего было. Но дyмaлa: «Вот еще чуть-чуть, и наступит нacтoящая жизнь». А то самое нacтoящee не видела, не хотела. Не умела быть счастливой. Не жила, а как будто репетировала жизнь. Так и пронеслись годы. Даже платье бepeгла до лyчшиx времен. Так и не нaдeлa ни разу. Откройте вон шкаф… Видите? Теперь прошу мужа в нем меня похоронить. Чeго уж oткладывaть. В шкафу, пpaвда, виceло стapoмодное голубoe плaтье… Отложенное на пoтoм вмecтe с жизнью. Автор - Елeнa Кyчeренко

Жить и умереть человеком. ✍ Посвящается светлой памяти моего самого близкого друга... Валька умер три года назад. Умер нелепо, неожиданно. Его смерть не просто перевернула привычный порядок вещей. Она смела его к чёртовой матери. Это был нонсенс в чистом виде! Даже снег в Сахаре и то был бы более уместен, чем это страшное известие. Вальку обожали все. Нет, Валька был не безгрешен. И выпивать он любил. И частенько носился по столичным шоссе, щедро расточая алкогольные пары по салону авто. Мало кто удивился бы его гибели в аварии. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Валька обожал женщин. Четырежды женатый, он неутомимо заводил постоянные романы на стороне. Одни длились минуты, другие месяцы. Валька упивался женщинами. Он стремился к ним, как умирающий от жажды к источнику хрустальной чистоты. Зная его сызмальства, я был убеждён, что Валька - Дон Жуан наших дней. Он был столь любвеобилен и обворожителен, тактичен и галантен, что ни одна оставленная им дама не могла ни в чём его упрекнуть. Его боготворили цветочницы, отпуская в долг огромнейшие охапки роз. В скупости его упрекнуть было невозможно. К деньгам Валька всегда относился с пренебрежением. И поэтому без зазрения совести менял их на то, что действительно приносило радость. А радость от сияющих девичьих глаз была для него превыше всего. Валька попадал в нелепые ситуации. Попадал постоянно. Скверная память и легкомысленность не раз играли с ним дурные шутки. Однажды, замечтавшись, он прибежал с цветами в совершенно другой дом. И надо же так случиться, что там проживала его первая супруга. Ужаснувшись нищете обиталища, Валька тут же потащил свою бывшую к нотариусу и переписал на нее свои новые апартаменты. Его грешная порывистая душа рвалась при виде печали в женских очах. Если такое происходило, он делал всё возможное и невозможное для ликвидации причин женских слёз. Делал, не взирая на масштабы предприятия и совершенно не считаясь с расходами... Многие, очень многие этим пользовались. Но Валька никогда ни на кого не обижался, считая, что обида унижает его достоинство. А вот друзей он боготворил. И друзей у него было немало. Я не говорю о тех, кто на каждом углу кичится самоприсвоенным званием “друг успешного человека”. Хотя и таких в его жизни было немало. Но вот в чём странность - легкомысленный во многих вещах, Валька был необычайно чуток к малейшим проявлениям лжи. Немудрено, что псевдодрузья быстро #опусы#рассказы получали от ворот поворот. Но ради тех, кто любил его просто так, Валька мог в лепёшку расшибиться. Случайно узнав, что у нашего общего школьного друга серьёзно болен сын, бывший в тот момент без копейки Валька забросил все дела и метался по Москве, выбивая, выпрашивая и требуя огромную сумму на отправку мальчишки в зарубежную клинику. Музыка... Я не буду писать, что музыка занимала в душе Валентина особое место. Ибо это будет чудовищной ложью. Музыка для него была важнее, чем воздух. Про него невозможно было сказать “играет”. Инструментом он говорил. Даже в ранней юности, когда он и не помышлял о будущем успехе, старушки на лавочках замолкали под его переборы. Валька был необыкновенно музыкально одарён. Казалось, любой инструмент, к которому он прикасался, тут же отдавался в полную его власть. Да что там инструмент! Валька мог музицировать на чём угодно. В один из летних вечеров тёплая компания отдыхала на даче. Валентин, до этого уже изрядно принявший на грудь, пошатываясь покинул застолье. Но под вечер веселящаяся братия не мало была озадачена странными звуками. Высыпав толпой в темень двора, они с отпавшими челюстями слушали, как Валентин играет на собранной в сарае утвари. По смутным воспоминаниям, мотив был простой до гениальности, а исполнение виртуозно до безобразия. На утро никто не мог вспомнить сарайный мотив, что вогнало Вальку в очередной приступ меланхолии. Нечастые, но продолжительные её обострения были для импресарио сущим наказанием. Музыкант такого уровня в грустях мог запросто не поехать на гастроли или играть совсем не то, что было заявлено. А то и просто дарить слушателям свои импровизации. Меланхолия была единственной болезнью, имевшей хоть какую-то власть над Валентином. А умер Валька от перитонита. Как и почему он развился, было совершенно неясно. Единственное внятное объяснение состояло в неоспоримом факте запущенности заболевания. Никогда не болевший Валентин просто не осознал серьёзность ситуации. А когда понял, было уже поздно. О том, что Валька в реанимации, я узнал, будучи в отпуске. Я проклял тогда всё на свете и помчался назад. Как назло в Москве разгулялась февральская метель, задержавшая и без того поздний вылет на шесть часов. Как только самолёт приземлился, я набрал Ленку, его последнюю жену. Чуть не чокнувшись от вслушивания в её рыдания, я узнал, что Вальку оперировал действительно мастер своего дела. По совершенной случайности мой друг сразу же попал на стол к профессору, который руководил моими, ещё самыми первыми шагами в хирургии. Увы, но чуда не случилось. И через двое суток Валентин умер, не приходя в сознание. Когда я обзванивал многочисленных друзей и знакомых, большинство либо сердились, либо изумлялись, но никто в первый момент не верил. Последовавшие похороны и поминки прошли как в тумане. Единственное, что врезалось в память - недоумение и детская обманутость на лицах. Никто не мог до конца поверить в реальность произошедшего. Минуло уже два года, как Вальки не было с нами. Перебирая в памяти те дни и месяцы, мне приходит в голову только одно - чёрно-белого стало в жизни куда больше. Словно тряпка печали и тоски замазала грязью краски жизни. И так случилось не только со мною. Я чуть ли не каждый вечер вспоминал наши встречи. Мы не часто виделись, но каждый раз это было как праздник. Нет, вовсе не регулярный и долго ожидаемый. Это было как неожиданно свалившееся счастье, как внезапная удача посреди океана потерь. Каждая встреча была незабываема и непохожа... Теперь этого не стало. Серость постепенно, но настойчиво вползала в жизнь, обыденность стягивала петлю всё туже, беды обступали всё плотнее. Я барахтался, отбивался, не сдавался. Но однажды горе вновь ударило полной силой. В одно из ночных дежурств скорая доставила умирающую девушку. При ней не было документов. И кто она, никто не знал. Но даже ничего не смыслящие в медицине могли с уверенностью сказать, что она не жилец. Двое подонков изнасиловали, а затем несколько раз ударили её ножом. Кровопотеря была колоссальная. Но когда я посмотрел в белое как мел лицо, мои ноги подкосились. Это была Ленка, последняя любовь Валентина. Ей оставалось жить какие-то мгновения, и суетиться было бесполезно. Но я ничего не мог с собой поделать. Та ночь вылетела из памяти. Практически полностью... Мои коллеги все как один были уверены, что я помешался. Наверное, так оно и было. И это сыграло мне на руку - никто не перечил мне. Более того, как при коллективном гипнозе весь персонал больницы вслед за мной начал ожесточенно бороться за Ленку. Шли часы, а я стоял у операционного стола как автомат и держался только тем, что беспрерывно бубнил: “Ты не умрёшь!” Только это я и запомнил. Хотя нет... Не только это. В один из моментов что-то произошло с сознанием. Я продолжал оперировать, но внезапно обнаружил, что утратил привычное мировосприятие. Переутомлённый мозг даже не нашёл сил на удивление тому, что превосходно мог наблюдать, творившееся у меня за спиной. Каким-то клочком сознания я ещё успел подивиться, что даже свихнувшись, не теряю концентрации на работе. Эта мысль враз опрокинула всё. Мир в долю секунды сжался до размеров истерзанного Ленкиного тела. Сам себе в тот момент я казался богом, с ужасом пытающимся не дать сколлапсировать этому мирку. А дальше случилось то, о чем я никому никогда не рассказывал. В какой-то момент я посмотрел на руки и удивился - они были без перчаток! Я со злости уже хотел выругаться, но тут же умолк. Руки были не мои. Совершенно! Но тут же понял, что узнал эти кисти. Я их просто не мог забыть. Это были руки Валентина. И он не оперировал. Он играл на фортепьяно. Длинные тонкие, но удивительно сильные пальцы порхали по клавишам. Это было столь удивительно, что я невольно подумал: “А где же музыка?” И она появилась. Мелодия струилась словно поток волшебного дождя, что идёт с самих звёзд. Мириады бриллиантовых капель падали на серебряные струны и хрустальные колокольчики. На какое-то мгновение показалось, что это вовсе не музыка. А что-то куда более высокое. Слёзы ангелов? Тогда я ничему не удивлялся. Ударил очередной аккорд и музыка, вспыхнувшая в операционной, понеслась как взрывная волна. Каждой клеточкой тела я ощущал, как она накрыла город, континент, планету, галактику, долетела до краёв вселенной... Что было потом, я не помнил совершенно. Очухавшись только к вечеру, я был выжат как лимон. Сил не было даже слезть с дивана в ординаторской. Ко мне подходили коллеги, что-то говорили. Я кивал невпопад. Меня кто-то отвёз домой. Утром меня разбудил звонок. Захлёбываясь в слезах, Ленкина мать булькала какими-то благодарностями. Я плохо понимал. Да и понимать мне ничего было не нужно. В конце разговора в женском голосе родилось столь явное злорадство, что пришлось напрячься и вслушаться. Оказалось, что тех подонков судить не будут. На них вышли той же ночью. К счастью для всех, у них не хватило ума сдаться без сопротивления. И какой-то молодой омоновец накрыл подонков одной очередью. Бедная женщина радовалась этому как ребёнок. Но мне было не до того. Ленка жива. И это главное. А через несколько дней произошло событие, навсегда изменившее мою жизнь. Близилась полночь, и я уже собирался ложиться. Но что-то никак не мог оторваться от надоевшего ящика, пытаясь гнусными звуками и пошлыми картинками растворить холод одиночества. В конце концов бубнёж телевизора переполнил чашу терпения. Я щёлкнул пультом и неожиданно услышал вздох облегчения. От ужаса волосы встали дыбом. Я на несколько секунд замер, явственно чувствуя, что за спиной кто-то есть. Но этот кто-то не нападал. Он молча ждал. Я передёрнул #опусыирассказы плечами, сгоняя носящихся по спине мурашек-переростков, и медленно обернулся. В кресле сидел Валентин. Так страшно мне ещё никогда не было. Я судорожно вцепился в диванный валик, словно надеялся, что меня это может спасти. Но Валентин тут же поднял ладони и тихим голосом произнёс: - Не пугайся, пожалуйста! Понимаю, что гостей с того света ты принимаешь нечасто. Но может уделишь мне несколько минут? Не в силах ничего произнести, я тупо закивал. - Ну и славно, - Валентин устало улыбнулся и затем добавил нетерпеливо, - Давай, давай, кончай напрягаться. Эти обыденные слова меня разом успокоили. Я утёр пот со лба и повнимательнее вгляделся в друга. Валька был настоящий. Он привычно склонил голову и лукаво подмигнул. Пальцы по привычке побарабанили по подлокотникам. Но вот звука я не услышал. И Вальку это тоже расстроило. - Увы, теперь мне сложно взаимодействовать с объектами вашего мира, - сказано это было хоть и грустно, но гложущей печали я не услышал. - Здравствуй, Валька... - первые слова я вытолкнул с трудом, но потом всё пошло с привычной лёгкостью, - Не ожидал, если честно. - Конечно! Кто ж ждёт гостей-покойников? - и Валька звонко засмеялся. И от этого заливистого смеха мне внезапно стало так легко и радостно, словно мы вместе провалились в счастливое детство. Отсмеявшись, Валька замолчал. Он спокойно смотрел мне в глаза. - Я пришёл поблагодарить тебя за спасение Ленки. Я у тебя в долгу. Я опешил. - В каком долгу? Что ты городишь? Я - врач. И лечить - это мой долг. - Да. Это так. Ты - врач. Но вот про долг ты знаешь мало. Долг, друг мой, не обязательно выражается в словесной форме или прописывается на бумаге. Долг - этот состояние души. Меня потому и отпустили к тебе. Если бы я тебе был чего-то должен на бумаге, на это никто бы не посмотрел. Уж поверь мне. - Должен мне... - пробормотал я, погружаясь в воспоминания. И тут меня словно обухом по голове хватанули, - Что ты несёшь!? Это же ты её спас! Я твои руки видел! Твои! Валька удивлённо изогнул бровь. - Надо же... Не знал, что ты такой чувствительный. Да, дружище, я там был. Врать не буду. Я не мог не быть там. Понимаешь? - Отлично понимаю. Отлично. Как и понимаю, что спас её ты! - Нет. Я ведь смыслю в медицине ещё меньше, чем ты в китайской поэзии. - Но ведь... - Я просто помог тебе. Точнее, передал тебе частичку своего вдохновения... От услышанного я впал в ступор. Осознание колоссальности дара, частичкой коего поделился друг потрясало. Я с жалостью посмотрел на Вальку. Такой дар... Да ведь получается, что использовал он его на мизерные доли процента... Валька услышал мои мысли и грустно кивнул. - Да. Ты всё правильно понял... Я молча смотрел на ломанное болью лицо друга. Чтобы как-то сменить тему, я задал давно занимавший вопрос: - Валька, а как... там? - По-разному. - Но ты то... - В аду. Сказано это было столь обыденно, что я не поверил. И Валька поспешил подтвердить: - В аду, дружище. В аду. - Но за что? - масштабы моего удивления не вписывались ни в какие рамки. - Ты это только что понял. Да, я свой дар попросту просрал. - О, господи... И как там? - Тяжко... тяжко. Мы замолчали каждый о своём. Я вспоминал Вальку при жизни. Его гульбища, девчонок, Ленку... - В аду значит... Печально. Ну, за то встретишь там этих мразей. Уж им-то наверняка несладко там придётся. Может, тебе полегче станет. - Не встречу, - и Валька странно усмехнулся. - То есть как? Почему? - я был сбит с толку. Валька отвернулся к окну. Его взгляд долго бродил в недоступных мне пространствах. Через несколько бесконечных минут Валька заговорил: - Видишь ли... В аду грешников наказывают не беспрестанно. Дают роздых. Иначе, что это за наказание, к которому привыкаешь? Вот в такие увольнительные я и начал бродить, исследуя тамошние места. Все новички там любят шляться и смотреть на разные ужасы. Это даже поощряется. Но меня это совсем не интересовало. Просто хотел как-то отвлечь свой разум. Бродил, смотрел, общался... И знаешь, что я выяснил? Ад конечен. И совсем невелик. - Интересно, - вымолвил я и далее слушал, затаив дыхание. - Вот это меня и поразило. Пошатавшись, я прикинул общее количество народа. Потом, поговорив с тамошними долгожителями, вычислил примерную продолжительность пребывания среднего грешника. Я ведь в школе неплохо учился. И когда сопоставил с количеством живущих, то поразился, сколь мало людей попадает в ад. Причем, людей не абы каких! Меня это удивило, и я стал выяснять. Как и предполагалось, в раю народа ещё меньше. И вот стало мне интересно - куда деваются остальные? Ведь этих остальных подавляющее большинство. - И куда? - вырвалось у меня. - А никуда! - Э... прости, не понял. Как так - никуда? Валька вздохнул и посмотрел на меня с усталой улыбкой. - Видишь ли... Ад и рай - это для людей. Один человек грешит и попадает в ад. Другой живёт в праведности и попадает в рай. Но для этого и тот и другой должны быть человеками. Понимаешь? ЧЕЛОВЕКАМИ! А это звание надо заслужить. А нелюди... Нелюди никуда не идут. Для них нет ни рая, ни ада. Для них нет ничего. Понимаешь? С той поры я всё чаще смотрю в небо. Нет, я не стараюсь дать глазам отдых, взирая на неповторимые формы облаков и необычайно чистые краски рассвета и заката. Я не пытаюсь успокоить мысли, представляя райские кущи. Я не жду ангелов и не читаю молитв. Растворяясь в синеве, я прошу у неведомого бога только одного - дать мне душевных сил жить и умереть человеком. #опусыирассказы © Copyright: Сергей Ярчук, 2013 Свидетельство о публикации №213071601820