Предыдущая публикация
-Почему пять?
— Потому что они родные между собой.
— А других вариантов нет, в конце концов, раз уж у тебя появилась эта мысль?
— Других нет.
Он, подумав вначале, что она шутит, заходил кругами по комнате.
— Где дети будут жить? — не нашёл ничего лучшего спросить.
— Здесь, с нами.
— У нас три комнаты и в одной из них — мой кабинет.
— Значит, перенесём кабинет в нашу спальню, — ответила.
Она готовилась к разговору, и у неё на все вопросы имелись ответы. Он, зная её, даже не сомневался в этом.
Он чувствовал, что когда-нибудь этим закончится. После всех попыток родить своих детей, после мучительных ЭКО, после слёз и долгих её депрессий. Когда она начала ходить в местный интернат, он знал, чем всё закончится. Правда, продолжал мысленно уговаривать сам себя, что таким образом её волонтёрство — важное и благородное дело, — сможет притупить бoль.
Она ходила в интернат уже пару лет. Периодически рассказывая ему смешные и не очень истории, пропадая там на праздники и тратя половину своей зарплаты на разные интернатовские нужды. Не одна ходила — там у них образовалась своя компания. Женщины разных возрастов. Один раз она даже его звала с собой. И он даже пошёл. Помогал расчищать сад вокруг интернатовского здания. Невдалеке бегали дети. Шумели, кричaли, смеялись. Она практически всех знала по именам. Он в дyше порадовался, что жена переключилась, перестала страдать и занята важным делом.
А потом она пришла и сказала, что есть пятеро детей — три девочки и два мальчика. И у них никого нет. И она подумала, что они могли бы их взять. Сначала можно оформить опекунство. Но она за то, чтобы усыновить.
Опекунство — это вроде семья понарошку. Вроде строишь модель корабля в лабораторных условиях, понимая, что он никогда не взлетит. Зато красиво выглядит, детальки блестящие. Но в любой момент можно отложить — и забыть. Оставляя припадать пылью.
Он почему-то спросил:
— А дети-то хоть здоровы? — уже обречённо понимая, что рабочий кабинет придётся таки переносить в спальню.
— В общем, здоровы, — ответила, — но есть нюансы.
Он был готов к нюансам. Но он точно не был готов к реалиям.
Пятеро детей в возрасте одного года, двух, четырёх, пяти и семи лет. Родителей нет. Сгорели в полузаброшенном доме друзей, где очередной попойкой вместе отмечали какой-то праздник.
Дети выглядели так, как должны выглядеть случайно рождённые и никому не нужные дети. Запущенные, пугливые, хyдые. И это уже через несколько месяцев жизни в нормальных условиях.
Пока они носились и оформляли документы, подписывали ворохи бумаг, проходили тренинги и медицинские комиссии, необходимые для получения статуса… Ему казалось, что всё это не с ним происходит. Не с ними.
Она ушла с работы. Её отпустили в отпуск по уходу за детьми на год.
Дома спешно производился какой-то ремонт, закупались кроватки и стульчики, привозились одежда и игрушки. Он ежевечерне переступал через пакеты и свёртки. Шёл на кухню, разогревал ужин, молча ел.
Она возвращалась позже, пила чай. Никогда в жизни он не были так необщительны, как в этот период.
Из другого города срочно приехала его мама. Зашла с поджатыми губами. Увела невестку в другую комнату. Не выходили пару часов. Затем вышли обе заплаканные.
Мама обняла его:
— Помогай жене, она святая, на меня тоже можете рассчитывать, я ещё ого-го, ты бы видел, как я хула-хуп кручу!
Он даже отстранился:
— Какой хула-хуп, мама? ПЯТЕРО ДЕТЕЙ! Ты это понимаешь хоть? Тебе сказали об этом?
— Да успокойся, — ответила мама, — вас у меня трое было, погодки. И что? А хула-хуп… Вот сколько женщина крутит хула-хуп, столько и длится её активная жизнь!
Ночью, обнимая жену, он думал:
— А как же они? Как же спать в обнимку, не разжимая рук, как целоваться медленно и с наслаждением, если там, за стенкой, маленькие дети? Маленькие и чужие. Они ж плохо спят ночами. Они плачут. У них вечно что-то бoлит. И памперсы, памперсы, памперсы…
Почему-то больше всего его пугали памперсы. Он представлял эти горы использованных памперсов, на которые будут уходить все деньги — и пугался. Хорошо, что памперсы понадобятся только двоим младшим.
Памперсы понадобились четверым младшим детям.
Первые два года он помнил, как в тумане. Они практически не спали. Сначала он взял такой длительный отпуск, как только мог. Потом они продали квартиру, которая была их будущей пенсией и которую они сдавали, и начали искать дом. Потом жена приготовила ему чай, добавила соли и перца, всё тщательно перемешала и выпилa сама залпом. Он видел весь процесс и застыл, когда она, выпив эту адскую смесь, на негнущихся ногах вышла из кухни.
Он думал, что этот ад не закончится никогда. И он проклинал тот день, когда позволил ей взять этих детей — и в одночасье разрушить их собственные жизни. Дети же не на улице были, интернат хороший, она говорила да и он сам видел, всего достаточно, специалисты под рукой. Всё бесплатно. А они сейчас оплачивают ежедневные приезды на дом логопеда, потому что нереально возить детей по очереди. А ещё физиотерапия, бесконечные массажи, лeкaрcтва, консультации специалистов…
Денег на старость больше не накопить. Уходит всё, сколько бы он не зарабатывал. Каким бы успешным не был его доход, потребности ещё больше.
Его собственная мама смотрела печальными глазами и просила потерпеть. — Дети вырастут же, — говорила.
Он тогда позволял себе немного срываться и отвечал:
— Я вот вырос — и что? Тебе стало легче? Тебе легче стало мотаться сюда, к нам? Дежурить возле кровати очередного бoлeющего ребёнка? Ты когда крутила свой хула-хуп, помнишь?
— А зачем мне хула-хуп, — улыбалась мама, вся ваша семья — это похлеще хула-хупа. Вы не то, что постареть, вы yмeрeть не дадите.
И шла жарить оладушки и печь вафли.
А потом как-то всё вошло в колею. И он даже не заметил когда, но вдруг не понадобились памперсы. И дети без долгих напоминаний сами шли чистили зубы. И болезни, если и не заканчивались, то уже не так его раздражали. И младшая девочка, обнимая его за шею, лепетала: — Папа, папа, папа, мой, мой, мой папа… И гладила маленькими ладошками лицо. И вдруг можно было проспать всю ночь, и всего лишь пару раз встать к детям. И жена смеялась так, как и раньше.
Он начал ездить в командировки. Смотрел на красивых женщин. Ухоженных, роскошных, свободных.
Потом возвращался, заходил в новый дом — ему навстречу срывался вихрь, дети его облепляли, обвивали, ему не хватало рук их обнять. Он зарывался в белокурые волосы, ловил сладковатый детский запах, смешанный с парфюмом жены, улыбался, как счастливый идиот. И ночью, обнимая жену, думал, что иногда жизнь, как бы ты не сопротивлялся, всё очень точно расставляет по своим местам. Никто ведь не знает, зачем им это всё дано. И кто кого спасает на самом деле.
Но он знает главное. Это — его жена. И это — его дети.
А памперсы — не самое страшное в жизни!
Автор: Зоя Казанжи
Следующая публикация
Комментарии 1