Предыдущая публикация
Сегодня день рождения выдающегося советского певца Муслима Магомаева.
16 лет назад он нас покинул. Щедрая жизнь даровала мне многолетнее и доброе его отношение. В своё время я написал повесть об отце певца – Магомеде Магомаеве, основанную на фронтовых письмах отважного артиллериста-разведчика. Мы много с Муслимом общались…
Каким он был? Очень разным. Не только выдающимся оперным и эстрадным исполнителем, самым молодым за всю историю народным артистом СССР, но и собственно музыкантом-сочинителем. Не многие, верно, знают, что Магомаев написал, к примеру, добрую, ироничную лезгинку (обычно это агрессивные мелодии) «В небе высоком скрыли тебя облака, чтоб не смотрела ты на меня свысока». А ещё - «Тревога рыбачки», «Далёкая-близкая». Его друг музыкант Анатолий Горохов вспоминает: «Муслим недооценён, как композитор. Однажды он записал мелодию. Слушаю: поразительной красоты вещь! Я всем композиторам потом приводил это сочинение Муслима, как пример композиторской техники».
Муслим обладал и немалыми литературными способностями. Две биографические книги, плюс большая высокопрофессиональная работа о певце Марио Ланце,- тому достаточно красноречивое подтверждение. Для меня самое неожиданное в его мемуарах – благожелательность, которую не истребили ни вынужденная соревновательность профессии; ни подлость и «душность» атмосферы, где всегда куётся настоящий успех; ни даже врождённая колючесть собственного характера, о котором ещё любящая внучкА бабушка Байдигюль (весенний цветочек) говорила: «Ты - маленькая гадючка». Такой потрясающий жизненный пример. Отца Муслим никогда не видел. Мать же видел чрезвычайно редко. По существу, она бросила сынишку, как ненужный груз в собственных амбициозных театральных метаниях. И вот вам его самая категорическая оценка экстравагантности материнских чувств: «Как человек неожиданный в своих поступках, она имела привычку сваливаться к нам как снег на голову: глубокая ночь, люди спят, и вдруг звонок в дверь – матушка на пороге с чемоданом… Погостит неделю и так же внезапно исчезнет». Всё. Более серьёзных осуждений матери в мемуарах не ищите. Их нет. И это притом, что даже мне известно, в основном из писем отца Муслима, что причиной их крупных расхождений являлось всё-таки непредсказуемое поведение Айшет Ахмедовны. Ведь она вела себя столь вольготно, как таборная цыганка. И в том, что Муслим вырос без материнской ласки – её вина полная и неоспоримая. Но он даже в мыслях не допускал хотя бы намёка на осуждение. Своих родителей, как и должно быть, всегда полагал святыми…
Некая божественная «освящённость» таланта Магомаева проявлялась и в его художнических изысках. Наш общий с Муслимом друг Никас Сафронов как-то сказал автору сих строк, что художник в Магомаеве помощнее будет, нежели певец Магомаев. Всё дело только в том, что музыкой он занимался с раннего детства. Кисть же взял в руки лишь после того, как покинул сцену, земную жизнь пройдя за половину. «А художническая потенция в Муслиме чрезвычайно мощная. Даже мне впору было ей позавидовать, хотя как раз я с детства занимался рисованием»,- признавался Никас.
Немногим так же известно и то, что Магомаев – один из первых, если не самый первый крупный отечественный деятель культуры, по достоинству оценивший все положительные стороны Интернета. Его сайт в этом смысле являлся образцом того, как можно поставить на службу интеллектуальному и гуманитарному образованию людей достижение прогресса. На сайте Магомаева давались старые его концерты «в глубинке», обнародовались давние, никому неизвестные записи. Оказалось, что звукорежиссёры той ещё, советской школы не стирали записей даже тогда, когда неудовлетворённый собой певец приказывал их уничтожить. Так сохранились спектакли с участием Муслима Магометовича «Севильский цирюльник» и «Тоска», которые сам Муслим полагал утраченными безвозвратно. Ему присылали такие спетые им песни, о которых сам он сто лет как забыл. Семерых своих «сайчат» Магомаев выделял особо, даже приглашал их к себе домой на улицу Станиславского. Между прочим, до сих пор сайт Магомаева, как говорится, живёт и здравствует. А с одной из горячих поклонниц певца я до сих пор поддерживаю отношения. Она собрала такую коллекцию публикаций и вещей связанных с её кумиров, что впору открывать собственный музей.
А ещё Магомаев был расчётливым профессионалом, по-восточному тонким дипломатом, безошибочно корректирующим собственную звёздную капризность мастерским владением политесом. Пример всё с той же моей документальной повестью об отце Муслима. Однажды, собрав всю отпущенную природой деликатность, я попросил Муслима обратиться к Гейдару Алиеву: пусть-де отдаст команду издать мой труд на русском и азербайджанском языке в одной книге. Затраты, дескать, мизерные, а последствия для укрепления азербайджано-российских отношений огромные. «Если бы твоя книга была о ком угодно другом, но не моём отце,- сказал Муслим,- я бы тут же поспешествовал о ней перед Гейдар Алиевичем. И, уверяю тебя, он бы мне не отказал. Он бы и теперь не отказал. Но, понимаешь, о себе я никогда и ни о чём его не просил. И не попрошу. Всё, что он сделал для меня – исключительно его инициатива».
Другой пример относится уже к области большой политики. Накануне президентских выборов 1996 года к Магомаеву обратились за поддержкой активисты ельцинского штаба, и певец очень деликатно им отказал. Об этом мне стало известно от него самого. А потом хитрый ЕБН заключил альянс с генералом Лебедем, с которым я приятельствовал ещё с тех пор, как он командовал миротворцами в Молдавии. Александр Иванович, узнав о моих добрых отношениях с Магомаевым, попросил, чтобы я организовал ему «поддержку певца». Пришлось рассказать генералу об осечке штабистов Ельцина. «Это всё херня на постном масле,- отрубил с «люминевой» прямолинейностью Лебедь.- Уверяю тебя: Муслим мне не откажет! Звони сейчас же с моего мобильника!». И он оказался прав: Муслим сразу согласился вспомоществовать генералу. Другой вопрос, что спустя какое-то время мы оба разочаровались в «пернатом генерале», но тогда, в 1996 году Магомаев озаглавил своё выступление «Двумя руками «За»!» А из песни, как говорится, слов не выбрасывают. Вот как он подержал генерала: «Не самый политически ангажированный человек, я, тем не менее, очень многого жду от предвыборного объединения программ Бориса Ельцина и Александра Лебедя. С Александром Ивановичем не знаком, но давно за ним наблюдаю, ещё с тех пор, как он стал командующим 14-й армией. Некоторые его качества мне по-человечески симпатичны, а главное то, что Лебедь безоговорочно стоит за реформы в нашем обществе. Сам я давно разделяю реформаторские взгляды на развитие нашей страны, потому что очень многое из прошлой жизни, всегда вызывало во мне активное неприятие. И, прежде всего то, что нами, работниками культуры, беззастенчиво, зачастую, по-хамски командовали, держа каждого из нас и всех вместе за непокорных, недалеких слуг. Мне, например, всегда указывали, куда и почему ехать, что и кому петь, как себя вести за рубежом и так далее и тому подобное.
Не боясь показаться нескромным, скажу и такое. Сегодня я, возможно, был бы известен как певец не только в своей стране, но и во всём мире, однако, система не позволила мне достичь таких высот в творчестве. Ведь это же факт, а не моя тщеславная придумка, что в своё время известный всему миру импресарио французской «Олимпии» Бруно Кокатрикс приглашал меня на рекламные концерты на целый год и готов был полностью оплатить мой пансион. Но тогдашний министр культуры СССР Екатерина Фурцева наотрез отказала Кокатриксу, мотивируя своё несогласие тем, что Магомаева-де постоянно и часто приглашают на правительственные концерты. И поэтому отлучаться из страны он не может.
Несколько лет назад в беседе со Станиславом Бэлзой перед телекамерой я впервые достаточно откровенно и принципиально обнародовал свои политические воззрения, чего раньше, признаться, не делал. Во всяком случае, меня трудно упрекнуть в частом мелькании по телевизору, на страницах газет и журналов. Так вот, после передачи в мой адрес поступило несколько гневных писем, где красной нитью проходил один упрек: что же Вы, товарищ Магомаев, так плохо отзываетесь об общественном строе, который дал вам все.
Смешно считать, что мне социализм что-то дал, скорее, очень много лишил. А голос мой, как говорится, от Бога. Но я не держу зла на тех, кто на меня в обиде. Более того, я прекрасно понимаю соотечественников, в основном, старшего поколения. Очень многие из них - люди честные и порядочные. Именно такими были мой отец, погибший на войне, и мой покойный дядя Джамалэддин. Оба они члены партии, свято верившие в коммунистические идеалы. Представителям того поколения трудно сегодня смириться с мыслью о полной бесперспективности социализма. Ещё труднее им понять и принять нынешнюю ситуацию в стране. Мне и самому очень многое из происходящего сегодня не по душе. Досадно и обидно наблюдать экономический, финансовый и особенно криминальный разгул. Это же форменное безобразие, что, я, например, боюсь, уезжая куда-то в командировку, оставлять в квартире одну жену.
Но даже при всем том, мне бы не хотелось, чтобы над народом повторился печальный семидесятилетний опыт. Потому что наши люди достойны лучшей доли. Кое-кто из них забыл уже нескончаемые очереди за всем, что нужно было для нормальной жизни и даже для смерти. А я помню, как мне приходилось «держать в друзьях» завмагов и товароведов для того, чтобы проклятый быт не мешал заниматься искусством. Унизительные были времена. Мы не должны допустить их возврата, пусть многим из нас сегодня приходится очень нелегко. Подумаем о будущем детей наших, внуков. Поэтому я двумя руками буду голосовать за ту самую новую идею, которую сегодня олицетворяют Ельцин и Лебедь и которой достойна наша страна».
…Очень много людей в нашей стране, включая и автора этих строк, искренне полагали, что Магомаев зря так рано ушёл со сцены. Однажды я озвучил певцу это наше, что называется, консолидированное мнение: «Муслим, но вы и в самом деле поспешили прекратить сои публичные выступления». И то, что я услышал в ответ, пусть послужит в назидание всем тем, кто никак не может покинуть сцену, перестать петь, писать, ваять, словом, как им кажется, творить. А Муслим в этом смысле оказался творцом выдающимся, неповторимым, мужественным и мудрым.
- Для меня сцена всегда была не просто деревянными подмостками, а одушевлённым организмом, который любит и вдохновляет таланты и терпеть не может бездарностей, людей случайных, которых рано или поздно с позором сталкивает со своих плеч-подмостков. Поэтому всякий уважающий себя артист должен уважать сцену и не пользоваться её терпением. В это кому-то трудно будет поверить, но очень давно, когда я только появился на эстраде и сразу стал известным, я заявил в одном из популярных тогда журналов «Кругозор», что каждый серьёзный певец должен знать свой срок. Что касается меня, то я уйду с первой «качкой» в голосе. Было мне тогда чуток за двадцать. Андрюша Дементьев ещё не написал этих потрясающе правдивых, но и жестоких строк: «Как важно вовремя уйти./ Уйти, пока ревут трибуны./ И уступить дорогу юным,/ Хотя полжизни впереди./ На это надо много сил —/ Уйти под грустный шёпот судей./ Уйти, покуда не осудят/ Те, кто вчера боготворил./ И лишь соперник твой поймёт,/ Сорвав удачливые кеды,/ Что был великою победой/ Тот неожиданный уход». Сейчас тот «Кругозор» вряд ли где-либо кем-либо сыщется. Но я-то свой зарок помнил и не нарушил.
…Даже специалисты затруднялись квалифицировать голос Магомаева: то ли баритон со многими верхними нотами, то ли тенор со многими нижними, то ли наоборот – какая, в сущности, разница. Важно, что это был певец счастливого города, счастливой страны, восточный соловей нелёгкой, но тоже радостной и счастливой нашей советской судьбы, нашей социалистической жизни. И другую жизнь петь он не стал. Он гордо нёс людям свою неповторимую мелодию. И с нею ушёл в вечность, ничем не запятнав ни своей жизни, ни своей мелодии. Редкая и завидная судьба творца.
Михаил Захарчук.
Следующая публикация
Комментарии 3