– Вы хотите объединения двух Корей? Вам эта идея все еще кажется реальной?
– Я уверен, что это возможно. Это реальная вещь. Но для этого нужно влиять на режим. Если это не получается делать изнутри, нужно делать это снаружи.
– Что молодое поколение граждан Южной Кореи думает про объединение?
– Оно об этом либо не думает. Либо считает, что это невозможно. Либо боится этого.
– Я хорошо понимаю это. Кому нужны 25 миллионов инопланетян, которых нужно учить жить заново, за которых нужно платить, которых нужно кормить?
– Это чушь. Это глупая недальновидная мысль. Люди, которые так говорят, забывают, что вообще-то в Северной Корее тоже есть дома, есть земля, есть вода, есть территории, есть ресурсы, которые можно прекрасно освоить. Объединяя две Кореи, получить можно гораздо больше, чем потерять. Еще я часто слышу опасение от южан: вот, мол, приедут голодные бандиты нарушать наш общественный порядок! Так говорят люди, которые ничего не знают о северокорейцах. Северокорейцы – это очень простой, доброжелательный, спокойный, трудолюбивый и, как вы видите, терпеливый народ.
– Вы говорили, что некоторое недовольство среди населения Северной Кореи есть. Люди потихоньку ворчат по поводу того, что раньше жилось лучше. Вы сказали, что социальный разрыв катастрофический, и предпосылки для объединения Корей есть. Тут возникает резонный вопрос: в Северной Корее есть какие-то очертания диссидентского подполья? Недовольные люди где-то собираются больше двух одновременно?
– Этот вопрос задают мне все. Все без исключения. Южнокорейцы мне говорят: "Вот мы добились демократии тоже не без трудностей, мы добились свободы кровью, а вы там что молчите?" Но сравнивать ситуации в Сеуле и Пхеньяне нельзя. В Пхеньяне диссидентские движения просто невозможны. Юг, несмотря на жесткое авторитарное прошлое, уже давно мог позволить себе суд, мог рассчитывать на внимание мирового сообщества, мог обеспечить элементарные права граждан с помощью институтов. Южане не отправляли людей в концлагеря без суда и следствия в таких масштабах. Южане не убивали людей из-за больной мнительности власти. А если такое и случалось, то международное сообщество тут же на это реагировало. В КНДР фактически нет суда, нет институтов. Да и международной реакции на этот беспредел тоже нет.
– Все-таки есть. Международные организации часто выражают обеспокоенности по поводу прав человека в КНДР…
– Есть международный интерес, но реального давления и влияния на бесчеловечный режим нет. Поэтому никто в Северной Корее вслух критически не высказывается. Последствия у этого будут понятно какие.
– Революция невозможна?
– Переворот изнутри невозможен. Сейчас в Северной Корее уже третий лидер. И все это время недовольства у людей копятся. Копятся, копятся, копятся, но наружу этот "газ" не выходит. Боюсь, что этот газ выйдет только тогда, когда кто-то снаружи поднесет зажженную спичку. Вот тогда перемены будут неизбежны.
– Спичку? Вы имеете в виду войну?
– Например.
– Как думаете, если случится война, северокорейцы будут сражаться за Ким Чен Ына?
– Конечно нет. Люди не будут сражаться даже за божественного Ким Ир Сена. Одно дело – безмолвно плыть по течению в ситуации, когда говорить страшно. Другое дело – воевать. Никто не будет воевать. Но, воспользовавшись военной ситуацией, наружу выйдет недовольство. Наружу начнут выходить и слова.
– Простите, но война не поможет никому, кроме, как вы говорите, недовольных северокорейцев. Все остальные от нее пострадают.
– Война не нужна никому, кто хочет сохранить статус-кво: ни Китай, ни США, ни Южная Корея даже не заикаются о такой войне. И Ким Чен Ын это прекрасно понимает и чувствует себя прекрасно: нет войны – есть его власть.
Желтое море слез
Комментарии 12