Предыдущая публикация
«Сирые», «сколотки» и Богданы.
Почему внебрачным детям давали особые имена и каких сирот отпускали «в куски».
Русская деревня до революции для жителей города была словно отдельным миром, уклад жизни которого сильно отличался от городского и дворянского. В деревне была своя, очень жесткая, социальная иерархия. «Девка», выходя замуж, становилась сначала «молодухой», затем «бабой» — замужней и с ребёнком, потом, через некоторое время, — «старухой». Каждой роли в этой системе предписывались определённые правила поведения, смена роли была жёстко регламентирована, а выпадение из этой иерархии приводило к вытеснению человека за пределы деревенского социума.
В этом смысле, когда ребёнок оставался без родителей, он попадал в социальный вакуум, терял свой статус. И чтобы вернуть его, он должен был вновь обрести семью. Это было непросто и далеко не всегда получалось. Ещё сложнее было внебрачным детям. Появившиеся на свет «беззаконно», без отца, они вытеснялись из общества - жители села да и родственники нередко обижали их и подчеркивали их инаковость.
В народном фольклоре статус сироты был похож на статус нищего — посредника между Богом и людьми. Связь сироты и Бога отчётливо выражается в пословицах и поговорках: «За сирого и вдового сам Бог на страже стоит», «Дал Господь сиротинке роток — даст и хлеба кусок». Поэтому многие старались оказывать им помощь: кормление сироты считалось богоугодным делом и в глазах деревенского сообщества было похоже на подаяние нищему.
Сегодня вопросами опеки детей, оставшихся без родителей, занимаются специальные органы и учреждения, а тогда, до появления в конце XIX века сельскохозяйственных приютов, вопросы дальнейшей жизни сирот решались деревенским сходом. Им всегда поощрялось, если сирота оставался в семье: опекунство могли оформить даже старшие братья самого разного возраста. В случае же смерти лишь одного родителя, отца, смотрели на поведение матери, и если оно было неблагонадёжным, то ребёнку назначали опекуна, часто из числа родственников. Круглые же сироты поддерживались деревенским сообществом до наступления совершеннолетия и женитьбы...
«Так, например, в деревне Кочкине, - говорилось в материалах «Этнографического бюро» за 1898 год, - раз осталась семья, состоящая из мальчика 16 лет и детей младшего возраста. Мир поддержал мальчика в течение полугода и затем поженил его, предоставив ему опеку над малолетними братьями и сестрами».
При этом близких родственников, не исключая даже матери, в вопросах опеки могли обойти, если они казались неблагонадёжными. «В деревне Рождествене умер крестьянин Н. После него остался сын Иван и мать его. Мать ещё при жизни покойного Н. не жила с ним в течение целых пяти лет, предшествовавших смерти покойного, а болталась где придётся, так как отличалась своим разгульным поведением. Когда Н. умер, то при назначении опекунов мать, конечно, обошли, а опекуном назначили родного дядю».
⠀
В случае неблагонадёжности или отсутствия родственников «мир» поддерживал сирот разными способами — от этого потом в значительной степени зависела их судьба. Если у сироты было имущество, его могли продать и отправить сироту учиться в уездный город. Но бывало и так, что деньги клали в банк, и проценты от этих денег обеспечивали ему существование. Однако чаще всего имущество, оставшееся от родителей, передавалось опекунам - вместе с опекаемым. Причем, мотивы, по которым люди принимали опекунство, разнились, и корыстные цели — поживиться за счёт сироты были нередки. «Крестьянка — опекунша над своими детьми и имуществом Александра Ефимова из-под опеки продала лошадь и избу с надворными постройками самовольно, и попечители подали в волостной суд прошение о взыскании с неё проданного имущества или вырученных от продажи имущества денег», - говорилось в материалах «Этнографического бюро».
⠀
Однако очень часто бывало так, что имущества у сирот не оставалось. На этот случай деньги собирались «всем миром», их отдавали жителю деревни, который был согласен принять сироту, и он обеспечивал ему пропитание. Иногда кормить сироту могли себе позволить богатые крестьяне в деревне — в этом случае сирота отрабатывал своё содержание.
Ещё существовало подворное кормление: сироты ходили из дома в дом поочерёдно и так проживали до определённого возраста. В случае подворного кормления, когда сирота нигде не задерживался подолгу, его судьба редко складывалась благополучно. Вот история про мальчика Филатку, «бегавшего по дворам» и выросшего «беспутным» из материалов «Этнографического бюро»:
«Когда остаются круглые сироты без всякого имущества, почти всегда находятся люди, которые берут их себе в дети и… обращаются с такими приёмышами очень хорошо.
...Один мальчик остался на попечение мира; близких родных у него не было, имущества никакого, людей, желающих взять ребёнка в дети, к несчастию, не нашлось. Так как четырёхлетнего ребёнка нельзя было бросить на улицу, то мир решил переводить его из двора в двор, с тем чтобы каждый кормил и одевал его в свой черёд. При таких условиях жизнь ребёнка, конечно, была очень плоха. Мальчик перенёс много побоев, упрёков, брани, голода и холода, спал без всякой постели, иногда у самого порога, и едва ли видел когда тёплую ласку. Когда Филатка подрос, он уже без всякого призора бежал, куда ему вздумается, прибегал иногда и к нам; мальчика кормили обедом, моя мать давала ему холста на рубашки, а нас очень забавляла одна песня, которую пел Филатка. За своё пение он получал от нас пятачок, а потому пел очень охотно.
...При таком воспитании мудрено было ожидать, что из ребёнка выйдет что-нибудь порядочное, и мальчик действительно начал красть, лгать, притворяться и хвастаться своими пороками. Помню, как-то зимним вечером пришёл к нам в кухню Филатка. Мальчику было лет 12. Разговорившись с работниками, Филатка начал хвастаться: «Я, братцы, ничего не боюсь, вздумаю — двор подожгу, вздумаю — человека убью, а ворота ночью отворить да воров пустить — это мне всё равно что плюнуть».
Своим хвастовством мальчик так напугал работников, что они не решились оставить Филатку без караула: кто знает, что у него на уме, пожалуй, и у нас ворота отворит и воров пустит. ... Теперь Филатка промышляет воровством и нищенством. В нищенстве он, говорят, часто выдаёт себя за слепого, закатывая глаза так, что остаются видны только одни белки».
Начиная с 12 лет сироты, которых никто не взял под постоянную опеку, то есть перебивающиеся подворным кормлением, должны были начать зарабатывать на пропитание сами. Возможностей у них было немного. Мальчики шли в пастухи, девочки чаще всего становились няньками или батрачками. Самые способные из них отдавались «в чужие люди» — для обучения ремеслу. Поэтому многие профессионалы в деревне — сапожники, кузнецы, печники — были сиротами. Но что делать, если сирота не был ни способным, чтобы стать ремесленником, ни послушным, чтобы работать в семье богатого? В этом случае ему оставалась участь нищего. Называлось это «отпуск непослушных в куски»: сироты кормились подаяниями, кусками, или «христарадничали» — собирали милостыню Христа ради.
⠀
Как и сироты, внебрачные дети имели в деревне маргинальный статус, но окружение относилось к ним совершенно по-другому. Их выгоняли (иногда собственные матери), их не любили и нигде не принимали:
«Незаконнорожденных детей их матери стараются как-нибудь сбыть с рук. Если же это не удастся сделать, то оставляют их при себе, и тогда они являются немилыми детьми. Обращение с ними скверное, и редкий из них может вырасти большим. Чаще же они умирают в детстве. Другие оставляют их при себе и обращаются с ними как с законнорожденными. Зависит это главным образом от старших в семье. Если они велят оставить их дома, то ребёнок остаётся, если же нет, то ребёнок как-нибудь сбывается. Во всяком случае, отношение к ним соседей и семейных одно и то же: насмешливое. При всяком удобном и неудобном случае стараются попрекнуть его незаконным рождением: называют его «Ветром» («ветром надуло»)».
⠀
Таких детей обзывали самыми унизительными терминами: «выблядок», «сколоток» (сколотить — «родить вне брака»); «коршак» — это старый башмак, который никому не нужен; в некоторых губерниях — «высерок». Про внебрачных детей говорили не «родить», а «нажить», «наиграть», «заскрести», а самих детей называли «заскрёбыш», «подскрёбыш», а также «заугольник», то есть рождённый «за углом»...
Такие названия внебрачных детей словно показывали отличную от естественного рождения модель появления таких детей на свет: это было создание из дерева, муки или теста - зачатый «вне норм» ребёнок как будто и рождался иным способом.
⠀
При этом отношение к сколоткам в деревне не было неизменным. Примерно в середине XX века, после войны, ситуация начинает меняться. Материалы этнографических экспедиций показывают изменение терминологии: помимо «выблядков» и «заскребышей» возникли такие названия, как «любоделанные» и «любонажитые». Появилось понятие любви по своей воле (не в законном браке) и возможность рожать детей не только от мужа. Рождённому вне брака могли дать имя, которое отчасти снимало негативное восприятие статуса: например, Богдан, или отчество Богданович (то есть «данный Богом»). Во второй половине XX века изменяется и отношение к внебрачным детям в деревне: дразнить их стало считаться зазорным и неправильным. Тем не менее в конце XIX — начале XX века порицались не только сами «сколотки», но и их родители, в основном матери.
⠀
Показательна история, записанная этнографами бюро князя В.Тенишева со слов жителя одного из сёл Орловской губернии. Вот что он рассказывал: «Случаи рождения детей вне законной связи в нашем приходе — да и вообще в окрестных — нельзя сказать, чтобы редки. Общение молодёжи меж собой не встречает большого препятствия со стороны родителей. Допуская это, родители имеют, с одной стороны, дать возможность дочерям «поглянуться» молодым парням, а с другой стороны, отпуская сыновей в общество девиц, руководятся тем, что «робенка не принесёт: не девка». К тому же, надо заметить, искусство «изгнания плода», благодаря отделённости нашей местности от фабрик, неизвестно нашей молодёжи даже по слухам. <…>
В селе нашего прихода есть мать пятерых незаконнорождённых детей, из которых один, первый сын, был «изведён» ею тотчас после крещения. По рождении второго ребёнка (женского пола) упомянутая (Липа Банина) была выгнана своими семейниками из дому и, как у нас выражаются, «выселена за деревню».
Это выселение состоялось в том, что выгнанной построили «миром» на скорую руку хижинку и предоставили её с ребёнком самой себе. «Топерь живи как хошь: съумела робенка принести, дак съумий (сумей) и прокормить!» — такими словами напутствовали мужички вступление её в новое обиталище. Единственным средством для прокормления себя и ребёнка осталось родившей ходить по миру.
Несмотря, однако, на это выселение за деревню, она в продолжение шести лет родила ещё троих сыновей. Родив третьего, она закаялась наконец продолжать свой промысел... Отношения к Баниной крестьян, несмотря на её исправление, не улучшились. Скверный характер её служит главным образом причиной того, что её стараются, особенно молодежь, озлить. Она по-прежнему питается подаянием и изредка приглашается крестьянами на работу».
⠀
Обретение прав внебрачными детьми, по крестьянским обычаям, было возможным после их усыновления. Через усыновление вчерашние сельские «поскрёбыши» обретали полноправный статус члена сельской общины. Сельские традиции также допускали усыновление таких детей замужними сестрами, которые были бездетными.
Принять в семью подкидыша на селе считалось делом добрым для спасения души. Их усыновляли и воспитывали как родных, они становились наследниками имущества наравне с родными детьми. По сведениям крестьянина Болховского уезда Орловской губернии, «при усыновлении собирают сход и пишут приговор. Усыновитель угощает «мир» водкой, а приёмыш меняет свою фамилию и называет усыновившего отцом».
Следующая публикация
Комментарии 1