К Лукину из другого города ехал друг. Три года не виделись и не общались толком, лишь картинки друг другу в интернете слали да с праздниками поздравляли. А тут наклевывалась полноценная встреча. В баре, под звон пол-литровой тары, под песни Стинга, под новогодний снежок за окном... Лукин всё выложит Горину, всё как на духу: и про жену, которая работу меняет, как рулоны туалетной бумаги, и про сына, что из-за переезда с катушек слетел, и про душевные тревоги, и про мужское здоровье, сдувающееся как надувной матрас на середине реки, и про ностальгию по дому...
Лукин долго копил мысли и темы, аккуратно всё разложил: по полочкам, по слоям, как пирог, чтобы разговор душевным вышел. Вот приедет Горин, вот они сядут, заказ сделают, чокнутся, и начнет он со слов: «А помнишь, Тёмыч, как раньше было? А сейчас что? Не видимся, не созваниваемся, друг про друга от родителей узнаём. А я, представь себе, к психологу ходил. Один раз всего, по купону бесплатному, а всё равно он мне глаза открыл. Сказал, что выговариваться надо не реже чем раз в месяц. Хорошо, что ты приехал, дружище!»
И вот, в день приезда Горина, Лукин по плану разругался с женой, на своего двухметрового детеныша наорал снизу вверх, попугаю зеркало снял, чтобы искоренить эту птичью шизофрению. В общем, он ушел из дома заклятым врагом, дабы повысить градус страстей внутри себя.
План был идеальным, как у Цезаря: пришел, увидел, рассказал ― и таким же невыполнимым. Горин всё испортил. Приехал всего на один вечер, весь какой-то рассеянный, поздоровался и повел друга в коктейль-бар, который ему посоветовал ДубльГИС. Стинг в таких пижонских заведениях, разумеется, брезговал петь. Цены в меню были завышены уже с учетом будущей инфляции, закуска стоила как праздничный стол, но Лукин всё терпел. Важна была не выпивка и еда, а беседа. Он поднял бокал, открыл рот, но тут Горин его опередил.
— Знаешь, Коль, раньше было лучше. Проще, что ли. А сейчас что? Приехал я домой со смены, уставший как собака и злой. Я про это позже расскажу, а жена мне с порога заявляет, что, мол, у нас дочку из лицея исключили.
Тут Лукин, разумеется, опустил бокал и сделал внимательное лицо. Очевидно, что другу нужно было срочно выговориться. Они же здесь для этого и собрались. Для взаимной моральной стабилизации.
Горин продолжал.
— Ходил тут к психологу...
Лукин на радость хотел было вклиниться в монолог и рассказать про свой единичный случай, но не смог.
— Пять раз уже ходил. Денег отвалил, а всё никак не помогает...
Три часа Горин жаловался на здоровье, на удачу, на соседей, на свою морскую свинку с эдиповым комплексом. Лукин то и дело пытался вклиниться в этот словесный поток, но его постоянно жали к обочине. Горин плакал, смеялся и вспоминал прошлое, пока под влиянием коктейлей слова не стали однородной массой, как, впрочем, и сам Горин.
— Спасибодружище. Я так ждал этой встречи, мне прямополегчало! — обнял Горин Лукина на прощание и, поцеловав в сопливый нос, бомбочкой нырнул в такси.
Вечернее небо щедро посыпало улицы снегом, где-то из окон звучал грязный гитарный бой, а несколько голосов наперебой кричали "Shape of My Heart". Лукин провожал взглядом такси, а на языке у него вертелось всего одно слово: «Зараза!»
Александр Райн
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 19