Накануне дежурства она пекла пироги. Печь Сергеевна любила и умела. На праздники всегда делала четыре больших пирога: два с рыбой и два с яблоками. Два пирога забирали с собой в гости дочь с зятем, а два Сергеевна упаковывала бережно на работу. К Новогоднему дежурству готовилась она основательно: набирала конфет, печенья, фруктов. Приносила самый лучший чай в пакетиках, мед, изюм, чернослив, курагу. Загодя готовились игрушки. Сергеевна еще с осени закупала всякую мелочь: машинки, кукол, мягких котов и собак. Дородная Сергеевна одевала Снегуркин кокошник и разносила всю эту красоту тем ребятишкам, которые оставались встречать Новогодние праздники в отделении. В это дежурство Сергеевна расстроилась. Почти всех деток перед праздниками выписали домой. На пятнадцать палат оставались трое: загипсованный двенадцатилетний Димка, шестнадцатилетняя Маринка, и полугодовалая отказная Валюшка. Димка с Маринкой из вежливости взяли себе кота и собачку, Валюшке Сергеевна откопала машинку-погремушку... У Валюшки другого дома, кроме больнички этой детской, пока не было. Привезли ее из роддома недоношенной и безымянной, а следом прилетел отказ материнский от ребенка нежеланного. Сначала поместили ее в интенсивку, выходили, дали имя. Потом перевели в неврологию, формально закрепив ее пребывание в областном Доме ребенка. У Валюшки не было шансов на жизнь здорового человека, церебральный паралич уже сковал ее ножки мертвой хваткой, выгнул дугой худенькую спинку, запрокинул назад светлую кудрявую головку. Девочка была редкой умницей. Сергеевнину машинку сразу на зуб попробовала, в ручках крутила, глазки в ресничках мохнатых открывала широко и изумленно… и улыбалась. Плакать она не умела. Отказные дети часто не умеют плакать - не зачем - матери все равно не придут к ним. Сергеевна девочку эту нянчила, как свою. Разговаривала, пела песни, целовала пяточки прямых, как палочки, напряженных ножек. Валюшка расцветала в улыбке, подпевала Сергеевне, гулила... Димка тоже был на неврологии своим. Уже третий год встречал вместе с Сергеевной. Умудрился он попасть под колеса КАМАЗА, когда торопился в школу. И вот уже три года эта больница была мальчику родным домом. Сначала собрали его почти по частям, выходили, как Валюшку. Теперь доделывали текущие операции, ставили-снимали спицы разные, да гипсовали, чтобы ноги переломанные выпрямить. На неврологии лежал он периодически, нужно было массаж и ЛФК делать, да на физиотерапию ходить. Димка уже хорошо ходил сам на костылях... А красавица Мариночка не скрывала своих слез. Если бы не погода, родители смогли бы забрать ее домой. Жила она в дальнем поселке в области, сообщение с ним из-за вьюги было затруднено, и не поехали мать с отцом за дочкой, велели терпеть и лечиться. Ей еще многое предстояло вынести. Она, как и Димка, восстанавливалась после тяжелой травмы... Больница опустела. Дежурные врачи ушли отмечать праздник в главный корпус, остались медсестры – по одной на каждое отделение. Сергеевна застелила у себя на посту стол нарядной скатертью с цветами, передвинула поближе к окну искусственную елочку, включила гирлянду. Вместе с Маринкой настроила маленький телевизор. Притащила пустую деревянную кроватку, заправила, уложила Валюшку. Праздник для всех: пусть ребенок слушает музыку, пусть понянчатся с ней старшие ребята. Вечер наступил незаметно. Быстро стемнело, окна с улицы наполовину занесены снегом, а на посту у Сергеевны тепло и уютно, как дома. Сидели все вместе, разговаривали обо всем понемногу. Маринка вытащила Валюшку из кровати, и устроилась с ней в кресле-качалке у окна. Валюшка у нее на руках лежала тихо, внимательно слушала песенку, и пуговки на Маринкином халате разглядывала. Димка в окно носом уткнулся. Не видно ничего, нос уже замерз, но все равно стоял, ждал мать... Сергеевна тоже ее ждала. За эти три года, что Димка был в больнице с небольшими перерывами, они успели познакомиться и подружиться. Лидия, Димкина мама, была сильной женщиной. Не только в плане духа - в этом даже нет сомнений. Была она и физически сильна, и очень красива. Высокая, крупная, сдержанная, с густыми светлыми волосами, с глазами, спокойными и глубокими - похожа на героиню эпоса скандинавского. Отчасти это было правдой, родом Лидия была с севера и фамилию девичью носила Саволайнен - дедушка по отцу у нее был финном. Сыновья у Лидии пошли в мать. Димка тоже был крупным, светловолосым и сильным. Сергеевна этого мальчишку очень любила. Мало того, что выжил он практически в безнадежной ситуации, так еще и на ноги встал, и школу не забросил, каждый день сидел за учебниками и смотрел онлайн уроки в принесенном из дома ноутбуке. Сдавал все на одни пятерки. Начал рисовать, и обнаружилось у Димки явное художественное дарование... Лидия приехала вместе со старшим сыном на черном видавшем виды джипе. Сергеевна побежала открывать дверь запасного входа. Втроем они втащили на отделение четыре больших коробки и мешок со сладостями и подарками. Димка брата обнял, ушли в палату. Маринка же смотрела на Димкиного брата также изумленно, как до этого Валюшка разглядывала свою новую игрушку. Димкин брат был очень похож на мать, также силен и спокоен. Он жил в пригородном мужском монастыре, и почти три года носил новое имя, странное для нашего уха. Был он пострижен в честь Лонгина сотника. И мать, и брат так и называли его - отец Лонгин. В миру он был Андреем, закончил с отличием школу, училище, в армии отслужил. В восемнадцать лет получил водительское удостоверение, и не вылезал из-за баранки. В монастыре возил настоятеля. И подарки монастырские привез как раз на настоятельском джипе... Пока братья сидели в обнимку в палате, Сергеевна с Лидией на стол накрывали. Лидия привезла из дома отварную картошку, заготовки летние в банках. Сергеевна принесла свои пироги, фрукты, сладости. Стол получился на загляденье. Не было только спиртного. Принципиальная Сергеевна на работе алкоголь даже в малых дозах ни себе, ни другим не позволяла. Отец Лонгин наскоро попил чай с пирогом, расцеловал мать и перекрестил брата. Благословил всех, улыбнулся изумленной Маринке, и уехал домой в обитель пригородную - тихое пристанище современных иноков. После его отъезда все сели за стол. Лидия никуда не торопилась. Они с Сергеевной договорились, что останется она в отделении до утра. Ребята уминали пироги, смотрели по телику «Иронию судьбы». Сергеевна кормила Валюшку из бутылочки принесенной Лидией детской гречневой кашей. Она часто подкармливала Валюшку принесенными «с воли» детскими продуктами. Сытая девочка так и заснула на руках у Сергеевны. - Сомневаешься еще, Сергеевна? - спрашивала Лидия. - Душа болит, Лидочка, ой, как болит. Вижу, как страдают они. Зять-то даже к бутылке прикладываться начал, да вовремя остановился. А Лена моя сейчас отошла, но детский плач все слышать не может. Сынок у них пожил на свете белом всего три часа. Ленка сама между жизнью и смертью была: истекала кровью, да осталась бесплодной. - Я знаю, Сергеевна. Ты говорила... - Просят они, дети мои: «Найди нам, мамочка, ребенка. Сколько остается младенцев, родителям не нужных». Так-то оно так. Только здоровых забирают у нас сразу - остаются одни маленькие калеки. Как я на дочку с зятем ярмо такое повешу. - Это Валюшка, что ли, ярмо? Сергеевна, что ты! Счастье это! Солнышко ясное в дом! Ты же посмотри - умница какая. А появятся отец с матерью, да любовью согреют, глядишь, и на ноги встанет. Ты верь, Сергеевна, надейся и не сомневайся. Лидия понижает голос до едва слышного шепота, чтобы Димка с Маринкой не слышали. - Сергеевна, Димка-то мой не мною выношен. Да-да, мы похожи - он дальней родственницы сын. Она спилась и замерзла в мороз. Ему полгода было, как Валюшке. Он ничего об этом не знает. Муж мой очень не хотел, чтобы я Димочку забирала. Боялся плохой наследственности. А я, как могла допустить, чтобы ребенок моей крови в детдоме вырос? Ну, как?! Так вот и осталась я одна с Андрюхой и Димкой - муж не принял сыночка моего. Пытался, привыкал, но ничего не получилось, сошли «на нет» отношения наши. Отдалился, чужим стал, ушел. А когда Андрей постриг принял, вообще растворился где-то, и не проявляется уже три года. Жалко его, бедного. Слабый он человек. Андрей же, наоборот, брата принял безоговорочно. Нянчился, купал, гулял с ним. Разница у них в возрасте пятнадцать лет. Андрюха ребенку этому служил, сострадал. И любовь братская у них нерушимая. Димке он отца заменил. Мужа своего я не осуждаю. Когда семья рушится, обычно оба виноваты. Я виновата, что по молодости, по глупости своей, не подумав хорошенько, не приглядевшись к человеку, вступила с ним в ранний брак. Мы были ровесниками, почти детьми, и, взрослея, становились разными - каждый со своим интересами и желаниями. Ты не смотри, Сергеевна, что я спокойная такая. Внутри пламень горит - это я не даю ему на свободу вырваться. А Вовка мой другой. Он не злой, но и не добрый. Не холоден - не горяч. Живет по инерции. Прошел день – и ладно. Земной человек. Жизнь идет, а ему ничего не нужно. И больше всего на свете боялся он утратить комфорт - быт устоявшийся. Димка не вписывался в его жизнь, заставлял беспокоиться о будущем, выводил из себя. В начале нашего брака случилась у нас беда. Родился мертвым первенец наш, а я после тяжелых родов очень долго восстанавливалась. Я жалею дочь твою, сама знаю - пережить смерть младенца очень тяжело. Дома ждали меня пеленки, синее одеялко и новенькая пустая коляска в углу. Мне было восемнадцать лет, я была еще ребенком, впервые испытавшим настоящую потерю. Я не спала ночами - смотрела в пустоту. Днем бродила по дому, перекладывая детские вещи, и не решалась убрать коляску. Как будто ждала чуда: вот подойду к коляске, а там спит мой сынок. Чуда не было, и боль сменилась гневом. Я собрала все вещички, со злостью запихнула их в коляску, а коляску отвезла в гараж у нас во дворе. Вопросы: «За что? Почему я?» Они душили меня и не давали покоя. Муж мой опорой мне стать в те дни не смог, он не готов был к тому горю, что свалилось на наши плечи. И вот в один из таких дней, наполненных тоской и отчаянием, стала я наводить порядок на чердаке нашего дома. Мне нужно было убить время, занять чем-то руки и мысли, вот я и полезла на чердак. В старом чемодане лежала книга - учебник церковно-приходских школ 1896 года издания. Впервые мне стало интересно что-то, помимо своей беды и я принялась за чтение. Там был рассказ об Иоакиме и Анне, и о том, как Господь даровал им ребенка - Пресвятую Богородицу... И внутри у меня загорелся пламень веры. Это было, как озарение. Я вышла на улицу в холодный ноябрьский вечер. Я устремила взор в черное небо и обратилась к Богу. С отчаянием, гневом, болью я говорила ему: «Почему, Господи, если Ты есть, забрал сына моего не родившегося? Вот, я стою перед тобой и прошу - дай мне ребенка! Ты услышал Иоакима и Анну, услышь же теперь и меня. И обещаю - я верну его Тебе! Он будет Твой, как та Девочка, ставшая Родительницей Христа». Тогда я не подозревала, что это - молитва. Я не знала догматов и законов церковных, не была крещена. Но я просила всем сердцем. И сердце мое, и молитва были услышаны. Когда вернулся с работы мой муж, я встретила его совсем не так, как в прежние дни - без тоски и печали - с тихой любовью. Мы сошлись в ту ночь. И не было в этом греха, не было похоти. И от этого соития рожден был мною Андрей - крепкий и здоровый мальчик. И стал он отец Лонгин, принявший постриг с именем римского сотника, мученика, уверовавшего и умершего за Христа. Я вернула его Богу, как и обещала. Лидия замолчала. Сергеевна с трудом перевела дух - с такой силой и горячностью говорила вполголоса мать монаха. А она продолжила: - Вот, ты держишь на руках этого ребенка, Сергеевна. Прикипела к девчонке, а сомневаешься. Случайного не бывает ничего. Пройдешь сейчас мимо, испугаешься, как мой муж, ответственности, наследственности и еще, Бог знает, чего. И ведь мимо своего счастья пройдешь. Дочь с зятем в тоске оставишь. Тебе сам Господь говорит: «Сергеевна, это внучка твоя». А ты как слепая. Ведь ее скоро отправят в Дом ребенка, и пропадет она там - никому ненужный инвалид. - Да, да, теть Маша, - это уже Маринка заговорила. Фильм закончился, и они с Димкой слушали теперь разговор взрослых. - Тетя Маша, а врач, Олег Сергеевич, говорил, если Валю в семью заберут и, если ею новые родители заниматься начнут - она сможет ходить. И она смышленая, и такая красивая, - это уже Димка голос подал, с надеждой глядя на Сергеевну. Эти настрадавшиеся дети верили сейчас в Новогоднее чудо, и в простоте сердца желали счастья и маленькой Валюшке, и пожилой Сергеевне. Сергеевна поднялась из кресла. Положила спящую Валюшку в кроватку. По телевизору начинали показывать новогоднюю речь президента... А после боя курантов Сергеевна подошла к телефону в ординаторской. - Леночка, Юра! С Новым годом вас! С новым счастьем, родные мои! А счастье ваше спит в кроватке у меня на посту! Вы просили - я и нашла! Поздравляю, родители, у вас девочка! Автор Ольга Сергиевская