Предыдущая публикация
Во времена СССР КГБ вёл войну против западных спецслужб и диссидентов с помощью бойцов невидимого фронта.
Особенно много завербованных было среди артистов. Вообще-то, доносительство считалось подлостью, но не каждый мог отказать всесильным вербовщикам.
Фаина Георгиевна была уже в преклонном возрасте, когда её решили также сделать агентом. Инициатива исходила от Олега Михайловича Грибанова, генерал-лейтенанта советских спецслужб, из-за маленького роста и недюжинной гипнотической силы прозванного «маленьким Бонапартом». Само упоминание его имени подавляло волю собеседника.
Фаине Раневской повезло – Грибанов был занят и послал на первую встречу с потенциальным агентом молодого офицера Коршунова. Тот пребывал в уверенности, что моментально завербует артистку. Но не тут-то было. В поединке с КГБ Раневская показала себя гениальной актрисой, обведя всех вокруг пальца. Коршунов вербовочную беседу проводил, как принято: сначала посетовал на деятельность иностранных разведок на территории СССР, затем напомнил о долге каждого гражданина по оказанию посильной помощи органам государственной безопасности, по защите завоеваний социализма. Раневская всё поняла.
Выслушав сказанное, она спросила: «Молодой человек, а где вы были раньше, когда я ещё не успела разменять седьмой десяток?» Коршунов замахал руками: «Что вы, Фаина Георгиевна! Вам больше тридцати никто не дает, поверьте... Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!»
Раневская хитро прищурилась, закурила «беломорину» и спокойно сказала наглому оперу: «Мне с вами, молодой человек, всё понятно... Как, впрочем, и со мной тоже... Без лишних слов заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я лично давно к этому готова. Разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней... Можно сказать, что это – мечта моего детства. Но... есть одно маленькое «но»! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что важнее, я громко разговариваю во сне. Вот и давайте, коллега, вместе, по - чекистски, поразмыслим. Представьте, вы даёте мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить, а мыслительные процессы, как вы, конечно, знаете из психологии, в голове интеллектуалов происходят безпрерывно – днем и ночью... И вдруг! И вдруг ночью во сне я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания. Называть фамилии, имена, клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее... А вокруг меня соседи, которые неотступно за мной следят вот уже который год кряду. Они же у меня под дверью круглосуточно, как сторожевые псы, лежат, чтобы услышать, о чем и с кем это Раневская по телефону говорит! И что? Я говорю вам о своих недостатках заранее и честно... Если я ошибаюсь, – поправьте меня, уберегите от совершения в будущем роковой ошибки! Я бы даже сказала, от непредумышленного предательства... Но что делать, если мои родители передали мне такой порок – громко разговаривать во сне? Я уже обращалась к врачам, к светилам медицины – всё пустое, ничего поделать не могут».
Выслушав страстный монолог, Коршунов опешил и ушёл со встречи придавленный железными аргументами народной артистки. Утром он доложил Грибанову об объективных сложностях, о желании Раневской сотрудничать, а также о том, что потенциальный агент живет в коммунальной квартире и говорит во сне...
Спустя месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.
Коршунов, решив, что теперь уже ничто не мешает артистке вступить в ряды бойцов невидимого фронта, стал названивать ей в театр, но у нее все время оказывались «то понос, то золотуха», то «критические дни». Опер рассвирепел и заявил, что сам приедет к ней в новую квартиру для расчёта.
Рано утром в приемной КГБ появился мрачный мужчина неопределенного возраста с документом государственной важности. Это было коллективное заявление жильцов высотки на Котельнической набережной, где проживала Раневская. В своём обращении 10 жильцов просили органы госбезопасности разобраться с некой артисткой (фамилия Раневской в заявлении не указывалась), которая по ночам всех беспокоит воплями о происках империалистов и о том, что разберется с супостатами, когда ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.
Прочитав коллективное заявление, Грибанов вызвал Коршунова и рявкнул: «На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого... Молчащего во сне. Всё! Свободен!»
Вскоре Коршунову настучали агенты из театра, где работала Раневская, что «заявление» написала она сама, а в КГБ послала сантехника из ЖЭКа, поставив ему две бутылки водки. Впоследствии Фаина Георгиевна не раз повторяла: «Я отказала органам лишь по одной причине. Дать много органам я не могу, а мало мне не позволяет совесть – проклятое воспитание!»
(с)
Следующая публикация
Нет комментариев