Чайкин город

Сегодня кусаче у нас – минус тридцать: Тот самый собачий морозец, что злится На оптимистичных мальцов и девчонок В коротких штанишках и курточках тонких. Сегодня кусаче. Старушка-соседка, Стряхнув нафталин с серых валенок, едет Куда-то в трамвае с утра и пораньше: Мороз – не беда для бабулек бесстрашных. Сегодня кусаче. Сел аккумулятор У друга в машине… Но – надо так надо!.. И ты выезжаешь, как скорая помощь: «Прикурим, братишка!» – дорогой знакомой. Сегодня кусаче. Нос тонет под шарфом. И тихо сопит: «Да, не жарко, не жарко…» А иней уже прихватил мне ресницы: «Кто зиму тут ждал? Время самое – сбыться!..» И я перебежками – до остановки, В автобус – и к печке – пронырливо-ловко, Смеясь над собой: «Призастыла девица…» Сегодня кусаче у нас – минус тридцать… Елена Покацкая

Новые дети не будут знать звук выбивания ковра. Его ведь ни с чем не перепутать. Ритмично бьющееся сердце зимнего двора. Лучше как стемнеет, чтобы не видно было, кто конкретно за год насобирал столько пылюки. Вначале надо положить на сугроб, закидать снежком, подмести. Побить его лёжа. Потом вешай на перекладину и хреначь хорошененчко выбивалкой. Давно вы видели выбивалки? А были ли внутри ковра, пока тот висит. Я была. Дети делают странные вещи. Тащи теперь его домой вместе с запахом свежести и влаги. Бездушные пылесосы заодно с пылью высосали всю зимнюю романтику

Нас у Бога много... Нас всех друг другу посылает Бог, На горе иль на радость - неизвестно, Пока не проживем цикличный срок, Пока мы не ответим свой урок И не сдадим экзамен жизни честно. Мы все друг другу дО смерти нужны, Хоть не всегда полезность очевидна. Не так уж наши должности важны И не всегда друг к другу мы нежны, Бывает и досадно, и обидно. Как знать, зачем друг с другом мы живем? Что вместе держит нас, соединяет? По жизни мы идем и день за днем Себя друг в друге лучше узнаем И шляпу перед зеркалом снимаем. Нас манит даль непройденных дорог, А друг в дороге - радость и подмога. И не сочтем высокопарным слог: Нас всех друг другу посылает Бог! И слава Богу, нас у Бога много. © Copyright: Оля Никитина, 2008 Свидетельство о публикации №108030103459 #ИннаМаремьянина.

[12.01, 9:29] Надежда: СЫГРАТЬ ДОСТОЙНО ЖИЗНИ ТРУДНЫЙ ТАЙМ. Слова и чувства, и предмыслия Ищу в вас ценность, зримость смыслов я... Чтоб к ним идти в надежде, Войду в анализ прежде. И мыслей свежих смелость Заполнит будней серость. Возьму у Вышнего я силы впрок и взайм, Сыграть достойно чтобы жизни трудный тайм. [12.01, 9:32] Надежда: Н. Эверт

А мне бы в детство... А мне бы в детство на миг вернуться, Где мама с папой, где я и брат, Где можно в доме родном проснуться, Поверить в чудо, не знать утрат. А мне бы в детство! Босой по лужам! Пусть треплет ветер копну волос. Туда, где сердцу покой так нужен, Где нет печали, тоски и слёз. А мне бы в детство! Где живы сказки! Где всё решают, по волшебству , Объятья близких, любовь и ласка! Я счастье детства в душе несу. © Copyright: Светлана Лыбашева, 2023 Свидетельство о публикации №123070300639 #ИннаМаремьянина.

Дорогая моя, обещай не лишать себя счастья! А еще беречь внутренний мир от реального зла. Пусть штормит эту землю, бушуют ветра и ненастье, Стоит помнить одно: у себя ты, родная, одна. Сохранить постарайся тот свет, что был дан от рождения, Уходи из тех мест, что не дарят тепло и комфорт. Никогда не бери на свой счёт чьё-то ложное мнение, И удача тебя обязательно в жизни найдет. Я еще попрошу: не растрачивай время впустую, Если хочешь летать, бери крылья; не бойся, лети. Знаешь, многие ищут путь к счастью вовне, зачастую. А оно словно солнце, горит и сияет внутри! Светлана Чекалаева. #ИннаМаремьянина.

Никогда я не забуду этот зимний вечер. На дворе было холодно, ветер тянул сильный, прямо резал щеки, как кинжалом, снег вертелся со страшной быстротой. Тоскливо было и скучно, просто выть хотелось, а тут еще папа и мама ушли в кино. И когда Мишка позвонил по телефону и позвал меня к себе, я тотчас же оделся и помчался к нему. Там было светло и тепло и собралось много народу, пришла Аленка, за нею Костик и Андрюшка. Мы играли во все игры, и было весело и шумно. И под конец Аленка вдруг сказала: - А теперь в прятки! Давайте в прятки! И мы стали играть в прятки. Это было прекрасно, потому что мы с Мишкой все время подстраивали так, чтобы водить выпадало маленьким: Костику или Аленке, — а сами все время прятались и вообще водили малышей за нос. Но все наши игры проходили только в Мишкиной комнате, и это довольно скоро нам стало надоедать, потому что комната была маленькая, тесная и мы все время прятались за портьеру, или за шкаф, или за сундук, и в конце концов мы стали потихоньку выплескиваться из Мишкиной комнаты и заполнили своей игрой большущий длинный коридор квартиры.
 В коридоре было интереснее играть, потому что возле каждой двери стояли вешалки, а на них висели пальто и шубы. Это было гораздо лучше для нас, потому что, например, кто водит и ищет нас, тот, уж конечно, не сразу догадается, что я притаился за Марьсемёниной шубой и сам влез в валенки как раз под шубой. И вот, когда водить выпало Костику, он отвернулся к стене и стал громко выкрикивать: — Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать! Тут все брызнули в разные стороны, кто куда, чтобы прятаться. А Костик немножко подождал и крикнул снова: — Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать! Опять! Это считалось как бы вторым звонком. Мишка сейчас же залез на подоконник, Аленка — за шкаф, а мы с Андрюшкой выскользнули в коридор. Тут Андрюшка, не долго думая, полез под шубу Марьи Семеновны, где я все время прятался, и оказалось, что я остался без места! И я хотел дать Андрюшке подзатыльник, чтобы он освободил мое место, но тут Костик крикнул третье предупреждение: - Пора не пора, я иду со двора! И я испугался, что он меня сейчас увидит, потому что я совершенно не спрятался, и я заметался по коридору туда-сюда, как подстреленный заяц. И тут в самое нужное время я увидел раскрытую дверь и вскочил в нее. Это была какая-то комната, и в ней на самом видном месте, у стены, стояла кровать, высокая и широкая, так что я моментально нырнул под эту кровать. Там был приятный полумрак и лежало довольно много вещей, и я стал сейчас же их рассматривать. Во-первых, под этой кроватью было очень много туфель разных фасонов, но все довольно старые, а еще стоял плоский деревянный чемодан, а на чемодане стояло алюминиевое корыто вверх тормашками, и я устроился очень удобно: голову на корыто, чемодан под поясницей - очень ловко и уютно. Я рассматривал разные тапочки и шлепанцы и все время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху будет, когда Костик меня тут найдет. Я отогнул немножко кончик одеяла, которое свешивалось со всех сторон до пола и закрывало от меня всю комнату: я хотел глядеть на дверь, чтобы видеть, как Костик войдет и будет меня искать. Но в это время в комнату вошел никакой не Костик, а вошла Ефросинья Петровна, симпатичная старушка, но немножко похожая на бабу-ягу. Она вошла, вытирая руки о полотенце. Я все время потихоньку наблюдал за нею, думал, что она обрадуется, когда увидит, как Костик вытащит меня из-под кровати. А я еще для смеху возьму какую-нибудь ее туфлю в зубы, она тогда наверняка упадет от смеха. Я был уверен, что вот еще секунда или две промелькнут, и Костик обязательно меня обнаружит. Поэтому я сам все время смеялся про себя, без звука. У меня было чудесное настроение. И я все время поглядывал на Ефросинью Петровну. А она тем временем очень спокойно подошла к двери и ни с того ни с сего плотно захлопнула ее. А потом, гляжу, повернула ключик — и готово! Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной и корытом. Заперлась на два оборота. В комнате сразу стало как-то тихо и зловеще. Но тут я подумал, что это она заперлась не надолго, а на минутку, и сейчас отопрет дверь, и все пойдет как по маслу, и опять будет смех и радость, и Костик будет просто счастлив, что вот он в таком трудном месте меня отыскал! Поэтому я хотя и оробел, но не до конца, и все продолжал посматривать на Ефросинью Петровну, что же она будет делать дальше. А она села на кровать, и надо мной запели и заскрежетали пружины, её ноги. Она одну за другой скинула с себя туфли и прямо в одних чулках подошла к двери, и у меня от радости заколотилось сердце. Я был уверен, что она сейчас отопрет замок, но не тут-то было. Можете себе представить, она - чик! - и погасила свет. И я услышал, как опять завыли пружины над моей головой, а кругом кромешная тьма, и Ефросинья Петровна лежит в своей постели и не знает, что я тоже здесь, под кроватью. Я понял, что попал в скверную историю, что теперь я в заточении, в ловушке. Сколько я буду тут лежать? Счастье, если час или два! А если до утра? А как утром вылезать? А если я не приду домой, папа и мама обязательно сообщат в милицию. А милиция придет с собакой-ищейкой. По кличке Мухтар. А если в нашей милиции никаких собак нету? И если милиция меня не найдет? А если Ефросинья Петровна проспит до самого утра, а утром пойдет в свой любимый сквер сидеть целый день и снова запрет меня, уходя? Тогда как? Я, конечно, поем немножко из ее буфета, и, когда она придет, придется мне лезть под кровать, потому что я съел ее продукты и она отдаст меня под суд! И чтобы избежать позора, я буду жить под кроватью целую вечность? Ведь это самый настоящий кошмар! Конечно, тут есть тот плюс, что я всю школу просижу под кроватью, но как быть с аттестатом, вот в чем вопрос. С аттестатом зрелости! Я под кроватью за двадцать лет не то что созрею, я там вполне перезрею. Тут я не выдержал и со злости как трахнул кулаком по корыту, на котором лежала моя голова! Раздался ужасный грохот! И в этой страшной тишине при погашенном свете и в таком моем жутком положении мне этот стук показался раз в двадцать сильнее. Он просто оглушил меня. И у меня сердце замерло от испуга. А Ефросинья Петровна надо мной, видно, проснулась от этого грохота. Она, наверное, давно спала мирным сном, а тут пожалуйте — тах-тах из-под кровати! Она полежала маленько, отдышалась и вдруг спросила темноту слабым и испуганным голосом: - Ка-ра-ул?! Я хотел ей ответить: «Что вы, Ефросинья Петровна, какое там „караул“? Спите дальше, это я, Дениска!» Я все это хотел ей ответить, но вдруг вместо ответа как чихну во всю ивановскую, да еще с хвостиком: - Апчхи! Чхи! Чхи! Чхи!.. Там, наверное, пыль поднялась под кроватью ото всей этой возни, но Ефросинья Петровна после моего чиханья убедилась, что под кроватью происходит что-то неладное, здорово перепугалась и закричала уже не с вопросом, а совершенно утвердительно: - Караул! И я, непонятно почему, вдруг опять чихнул изо всех сил, с каким-то даже подвыванием чихнул, вот так:
- Апчхи-уу! Ефросинья Петровна как услышала этот вой, так закричала еще тише и слабей: - Грабят!.. И видно, сама подумала, что если грабят, так это ерунда, не страшно. А вот если… И тут она довольно громко завопила: - Режут! Вот какое вранье! Кто ее режет? И за что? И чем? Разве можно по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она все равно не спит, мне надо вылезать. И все подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте не вижу. Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова: - Грабаул! Караулят! А я выскочил, и по стене шарю, где тут выключатель, и нашел вместо выключателя ключ, и обрадовался, что это дверь. Я повернул ключ, но оказалось, что я открыл дверь от шкафа, и я тут же перевалился через порог этой двери, и стою, и тычусь в разные стороны, и только слышу, мне на голову разное барахло падает. Ефросинья Петровна пищит, а я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь! -Эй, Дениска! Выходи сейчас же! Ефросинья Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришел! И папин голос: - Скажите, пожалуйста, у вас нет моего сына? Тут вспыхнул свет. Открылась дверь. И вся наша компания ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате, меня искать, а когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки и три платья. Папа сказал: - Что с тобой было? Где ты пропадал? Костик и Мишка сказали тоже: - Где ты был, что с тобой приключилось? Рассказывай! Но я молчал. У меня было такое чувство, что я и в самом деле просидел под кроватью ровно двадцать лет. © В.Драгунский