Предыдущая публикация
Владимир Маяковский любил Баку, и горячё отзывался о столице.
Даже пару стихов посвятил:
Народный поэт Азербайджана Сулейман Рустам, хорошо знавший Маяковского, утверждал: «Он считал Баку своим родным городом и говорил, что приезжает сюда как в собственный дом». После революции Маяковский был в Баку дважды – в 1926 и 1927 годах. Есть Мемориальная доска с барельефом Маяковского и памятным текстом на азербайджанском и русском языках: «Здесь, в большом зале Азербайджанского педагогического института, неоднократно читал свои произведения великий советский поэт Владимир Владимирович Маяковский», на стене бокового фасада старинного здания, нынешнего Азербайджанского государственного педагогического университета, город Баку. Выступал неоднократно перед рабочими в посёлке Балаханы. Посещал театры. Слушал и хвалил местных поэтов. Из книги «Фаина Раневская: Вся жизнь», 2001 года выпуска. Автор: Алексей Щеглов.
Фаина Раневская о Владимире Маяковском:
«В Баку в 25-м году я увидела его в театре, где играла в то время. Он сидел один в одной актёрской гримерной, в театре был вечер, его вечер, сидел он задумавшись, я вошла и увидела такую печаль у него в глазах, которая бывает у бездомных собак, у брошенных хозяевами собак, такие были его глаза. Я растерялась, сказала — мы познакомились у Шоров; он ответил, что был там один раз. Актриса под дверью пропищала «нигде кроме, как в Моссельпроме». Он сказал: «Это мои стихи». Актриса хихикала за дверью. Хихикали все. Его травили весь вечер, а он с папиросой, прилипшей к губе, говорил гениальные дерзости. Был он умнейшим из людей моего времени. Умней и талантливей в то время никого не было. Глаза его, тоски в глазах не забуду — пока живу».
1926 году в журнале «Огонек» вышла заметка Маяковского под названием «Америка в Баку». Заметка была написана в результате поездки в Баку во второй половине февраля 1926 года.
Название не случайно. За год до приезда в Баку, в 1925 году Маяковский побывал в США. Этот цикл из двадцати двух стихотворений Маяковский создал в результате поездки в Америку в 1925 году.
25 мая поэт покинул Москву и отправился в Америку. 27 июля, с трудом получив визу, Маяковский пересек границу Соединенных Штатов Америки. 30 июля поэт прибыл в Нью-Йорк и прожил здесь почти три месяца, выезжая в крупнейшие города восточных штатов (Кливленд, Детройт, Чикаго, Филадельфия, Питсбург) и выступая на многочисленных вечерах и митингах.
Ниже — статья В.Маяковского «Америка в Баку», написанная в 1926 г., через год после прибытия из США:
Баку я видел три раза.
Первый — восемнадцать лет назад. Издали.
За Тифлисом начались странные вещи: песок — сначала простой, потом пустынный, без всякой
земли, и наконец — жирный, черный. За пустыней — море, белой солью вылизывающее берег. По каемке берега бурые, на ходу вырывающие безлистый куст верблюды. Ночью начались дикие строения — будто вынуты черные колодезные дыры и наскоро обиты доской.
Строения обложили весь горизонт, выбегали навстречу, взбирались на горы, отходили вглубь и толпились тысячами. Когда подъехали ближе, у вышек выросли огромные черные космы, ветер за эти космы выдрал из колодцев огонь, от огня шарахнулись тени и стали качать фантастический вышечный город. Горело в трех местах. Даже на час загнув от Баку к Дербенту, видели зарево.
Промысла горели всегда.
Второй раз я видел Баку в 13-м.
Несколько часов — от лекции до поезда. Меня повели смотреть город; Каспийское море, сажают
бульвар, театр Маилова, Девичья башня, парапет.
— Нельзя ли на промысла? — заикнулся я.
— Бросьте! — отвечали мне. — Чего же там смотреть! Черный, грязный город. Промысла тоже —
грязь да нефть. Вот разве что ночью — когда фонтаны горят… Сейчас первый же встречный спросил:
— Вы видали промысла?
Второй:
— Вы уже были в черном городе?
— Как вам нравится Разинский поселок?
— Вот побывайте на заводе Шмидта…
— Посмотрите ленинские…
И т. д., и т. д.
Весь интерес города вертится вокруг промыслов. Не только интерес добычи и прибыли, а весь
интерес внимания, культуры, подъема.
Черный город. Сейчас уже название «Черный» стареет.
Сносятся мелкие отсталые заводики раньше конкурировавших фирм, и вся строительная энергия
бросается 10 на расширение, укрепление больших, по последнему слову оборудованных заводов вроде бывшего Нобеля. Железный и стальной лом свозится на фабрику Шмидта, и снова пойдут в работу раньше негодные миллионы пудов. Вместо отечественных лачуг с паршивым «дымом отечества» выводятся и растут рабочие поселки, с домами в террасах, с электричеством, на газе. В Разинском, в Романинском и Балаханском поселках уже исчезли чернота и дым.
И Черный и белеющий город, — конечно, не случайность и не благотворительность. Это — отражение, это — 20 продолжение способов добычи нефти.
В изумлении хожу по промыслам.
Вот старая желонная вышка. Прабабка грязи и копоти черного поселка. К ней не то что не подойти в галошах, к ней в лодке не подплывешь.
Высоченная обитая дверка для подъема и спуска желонки (желонка — длинная труба-ведро и на 6 и на 8 пудов нефти). Чтоб выволочь ее из скважины, тарахтит машина вроде пароходной лебедки, и 4—8 человек возятся 30 вокруг всей этой ахинеи, опускают желонку, потом человек на верхушке смотрит, чтоб ее вздернули на нужную высоту; двое, раскачивая, подводят ее на нефтяной бак, и она выплевывает густую грязную жидкость и в бак, и в лицо, и на одежду, и в окрестности. С перерывами течет по открытым желобам в ожидании окурка незащищенная нефть.
Разве раньше можно было привести этот мрак в порядок? 200 хозяев и хозяйчиков конкурировали, дрались и расхищали нефть на этом маленьком клочке земли.
Расхищали, потому что рвачески выбиралась нефть, заливались водой из экономии неукрепленные скважины.
Высшее счастье — фонтан. Полмиллиона пудов нефти выкинет он в день — это 200—300 золотых тысяч Манташевым, Тамамшевым, Нобелям. И если у одного забил фонтан, сосед лихорадочно начинает рыть рядом, тут не до американизации добычи, тут не до укрепления. Фонтан надрывался, дав полмиллиона пудов в день и иссякнув, тогда как в правильные месяцы он дал бы миллионы пудов. Экономия? Экономия? Экономия на удобствах, на рабочих жилищах.
Снимайте галоши, выпустите кончики белого платочка и в кремовых (если хотите) брюках шагайте на сегодняшние промысла.
Низенькое игрушечное здание — просто комната с красной крышей. На высоте аршина от земли щель, из щели длинные железные тонкие лапы, дергающие рычаг глубокого насоса, без остановок выкачивающие нефть в глухие трубы, из труб — в крытый бак. А под крышей мотор сил в 60 (а раньше 90 сил на одно тартание) вертит групповой прибор, сосущий сразу нефть из двадцати скважин. По вылизанному полу ходит всего один человек, да и тот может выйти без ущерба хоть на два часа.
До революции попробовали глубокие насосы и бросили — слишком долгий способ. Сразу разбогатеть веселее. Осталось 10—12 насосов.
А групповых, «коллективных» приборов — ни одного. Куда ж заводчикам сообща, — передерутся. А сейчас 40 групповых приборов, да еще и приборы-то сами на нашем заводе на 50% сделаны, а первые шли из Америки. Глубоких насосов 1200, и гордостью стоит тысячная «вышка» на промысле Кирова, оборудованная в честь XV бакинской партконференции. Это из общего количества 2350 работающих вышек. Еще полторы тысячи скважин ждут своей очереди.
Ненужный дорогой лес вышек снимают, везут на другие стройки. Делалось не сразу.
Ощупью, понаслышке конструировали машины, стоящие по Америке. А когда дорвались до американских, увидели, что наврали мало, а кой в чем и превзошли свои стальные идеалы.
Память:
1) В педагогическом университете в Баку, где неоднократно выступал Маяковский, установили месориальную доску, в 2014 году.
2) В Наримановском районе, в посёлке Монтина, есть улица которая носит его имя.
1-й стих о Баку:
Объевшись рыбачьими шхунами досыта,
Каспийское море
пьяно от норд-оста.
На берегу -
волна неуклюжа
и сразу
ложится
недвижимой лужей.
На лужах
и грязи,
берег покрывшей,
в труде копошится
Баку плоскокрыший.
Песчаная почва
чахотит деревья,
норд-ост шатает, веточки выстегав.
На всех бульварах,
под башней Девьей,
каких-нибудь
штук восемнадцать листиков.
Стой
и нефть таскай из песка -
тоска!
Что надо
в этом Баку
Детердингу?
Он может
купить
не Баку -
а картинку.
Он может
купить
половину Сицилии
(как спички
в лавке
не раз покупали мы).
Ему
сицилийки не нравятся?
Или
природа плохая?
Финики, пальмы!
Не уговоришь его,
как ни усердствуй.
Сошло
с Детердйнга
английское сэрство.
И сэр
такой испускает рык,
какой
испускать
лабазник привык:
- На кой они хрен мне,
финики эти?!
Нефти хочу!
Нефти!!!
II
Это что ж за такая за нефть?
Что за вещь за такая
паршивая,
если, презрев
сицилийских дев,
сам
Детердинг,
осатанев,
стал
печатать
червонцы фальшивые?
Сила нефти:
в грядущем бреду,
если сорвется
война с якорей,
те,
кто на нефти,
с эскадрой придут
к вражьему берегу
вдвое скорей.
С нефтью
не страшны водные рвы.
Через волну
в океанском танце
на броненосце
несетесь вы -
прямо
и мимо угольных станций.
Уголь
чертит опасности имя,
трубы эскадры задравши ввысь.
Нефть -
это значит:
тих и бездымен
у берегов
внезапно явись.
Лошадь што?!
От старья останки.
Дом обходит,
вязнет в низине...
Нефть -
это значит,
что тракторы,
танки -
аж на рожон
попрут на бензине.
Нефть -
это значит:
усядься роскошно,
аэрокрылья расставив врозь.
С чистого неба
черным коршуном
наземь
бомбу смертельную брось
Это
мильонщиком стал оголец,
если
фонтан забьет, бушуя.
Нефть -
это то,
за что горлец
друг другу выгрызут
два буржуя.
Нефть -
это значит:
сильных не гневайте!
Пожалте, колонии,-
в пасть влазьте!
Нефть -
это значит:
владыка нефти -
владелец морей
и держатель власти.
Значит,
вот почему Детердингу
дайте нефть
и не надо картинку!
Вот почему
и сэры все
на нефть
эсэсэрскую лезут.
От наших
Баку
отваливай, сэр!
Самим нужно до зарезу.
Баку, 5/XII-27 г.
2-й стих о Баку:
Баку.
Город ветра.
Песок плюет в глаза.
Баку.
Город пожаров.
Полыхание Балахан.
Баку.
Листья - копоть.
Ветки - провода.
Баку.
Ручьи -
чернила нефти.
Баку.
Плосковерхие дома.
Горбоносые люди.
Баку.
Никто не селится для веселья.
Баку.
Жирное пятно в пиджаке мира.
Баку.
Резервуар грязи,
но к тебе
я тянусь
любовью
более -
чем притягивает дервиша Тибет,
Мекка - правоверного,
Иерусалим -
христиан
на богомолье.
По тебе
машинами вздыхают
миллиарды
поршней и колес.
Поцелуют
и опять
целуют, не стихая,
маслом,
нефтью,
тихо
и взасос.
Воле города
противостать не смея,
цепью сцепеневших тел
льнут
к Баку
покорно
даже змеи
извивающихся цистерн.
Если в будущее
крепко верится -
это оттого,
что до краев
изливается
столицам в сердце
черная
бакинская
густая кровь.
Следующая публикация
Комментарии 22