27 февраля 1900 года Качалов приехал в Москву, чтобы стать артистом уже набравшего известность Художественно-Общедоступного театра. В Москве он первым делом снял комнату, достал из саквояжа штук десять дорогих фотографических портретов любимой Ниночки. И отправился по месту новой службы. Для знакомства, или, как выразился режиссер Немирович-Данченко, чтобы «нащупать, что он может», Качалову следовало показаться в двух картинах «Смерти Грозного»: сначала в роли Бориса Годунова, потом царя Грозного. В тот день собралась вся труппа Московского Художественного – всем охота было посмотреть на 200-рублевого актёра. Но актер безнадежно провалился в обеих ролях.
За кулисы к нему пришел К.С. Станиславский. Расстроенный «безнадежно испорченным» актером Станиславский сказал: «Вы – чужой. Чужой! Может быть, года через два-три вы освоитесь с нами, поймёте нас, примете то, что у нас. Но сейчас вы – чужой!» И дело было даже не в том, что Качалов говорил не по-московски («чатыре», «няздешний»). Просто в труппах, где он раньше работал, считалось высшим шиком «отжарить роль под суфлёра», без подготовки, а лучшей игрой признавалась декламация. Станиславский, отметив его «богатые данные», добавил: «Вам предстоит ужасная работа над самим собой. Я даже не знаю, сумею ли объяснить вам, какая именно». Вскоре Качалова перестали вызывать на репетиции. Несколько месяцев Качалов прожил странной жизнью: исправно получал жалованье, ходил на репетиции, а работать – совсем не работал. Ролей ему не давали, но он терпеливо сидел на «скамейке запасных», надеясь на удачу.
Комментарии 1
Давно хотела узнать об этом актёре. Написано прекрасно.