Предыдущая публикация
Иван-сновидец и дело о лиходействе
Давным-давно между столицей и селом места расстилались дикие, непролазные, сплошные болота да буераки, где ни пешему, ни конному дороги не сыскать. А в обход ехать – тому три года надобно. Так и жили, пока старик один с тремя сыновьями дорогу не сладил. Теперь не трех лет – трех дней хватало, напрямки-то и до самой столицы. Народ тому радовался, а что царские посланцы за податью наведываться аккурат в срок стали – не очень. Но то присказка, сказка впереди будет.
Ехал по дороге Иван. Иванов в Тридевятом царстве видимо-невидимо, за каждым слава своя идет. Этот Иван как-то сон свой отцу родному не рассказал, за что на столбу висел, а потом и в темнице княжеской сидел, хотя говорят, за одну вину два наказания не полагается. А еще сказывали, что помог он царевичу Елену Прекрасную из далеких земель сосватать, все загадки ее разгадал да книгу колдовскую сжег. И трем старикам помог дело о наследстве разрешить. Но про сон в народе лучше запомнилось, так и величали Ивана Сновидцем.
Долго ли, коротко ли, а выехал Иван к деревеньке. Может и проехал бы мимо, солнце-то высоко еще, а путь впереди неблизкий, да увидел, как к околице народ бежит, девок двух хворостиной погоняет. А девки не скотина, чтоб обращение к ним такое было. «Непорядок», – решил Иван и поехал разбираться.
– Люди добрые, зачем беспредел творите? Не было указа девок хворостиной гонять, – начал Иван, а для солидности грамотой царской потряс. Грамота к делу касательства не имела, был в ней заказ на башмачки иноземные от сестры царевича, но выглядела представительно: бумага белая, печать красная сургучовая с кистями шелковыми.
Народ остановился, присмирел, признал в Иване государева человека да стал рассказывать, что за лиходейство в деревне приключилось. Слушал-слушал он, и чем больше слышал, тем сильнее у него в голове мутилось. Тут и яблочки наливные, и березка говорящая, и старуха с околицы с пастухом и девицей Аленкой на выданье.
– То есть по-вашему выходит, что девки эти сестру свою Алену умертвили из корыстных намерений, а тело под березкой закопали? – Иван нахмурился: лиходейства он не одобрял ни под каким видом, но к самосуду народному относился подозрительно, помятуя батюшкины скоропалительные решения. – А доказательства тому какие имеются?
– Так вот доказательства. – Поближе к Ивану из толпы вытолкнули еще одну девицу. – Аленка сама рассказала, как дело было.
Иван оглядел живую и румяную девицу и озадачился еще сильнее.
– А если она тут живая стоит, то как же эти, – показал он на девиц, отгородившихся от недовольных сельчан его лошадью, – ее уморить могли? Тут толком разбираться надо. Ведите, показывайте это... место преступления, во.
И Ивана, правда, уже без лошади, определенной на постой в конюшню к старосте, повели осматривать место преступления.
– Тут, значит. – Иван осмотрел предъявленную полянку, особо задержавшись взглядом на поникшей березке и разрытой под ней яме. Цветов, ни алых, ни лазоревых, ни каких-то еще он не приметил.
– Здесь-здесь. – Народ закивал.
– А кто тело-то обнаружил? – Иван искоса посмотрел на «убиенную» девицу и на всякий случай принюхался: мертвечиной не пахло, а здоровому румянцу позавидовала бы и сама Елена Прекрасная, даром что румяна новые каждую неделю себе выписывала.
– Мы, – отозвались сельчане нестройным хором.
– Что, все сразу? – удивился Иван, про себя решив первую маленькую загадку: откуда на полянке следов, будто здесь ярмарку гуляли.
– А как не идти, когда все идут? Ярмарка-то нескоро.
Иван на это только в затылке почесал. Перекрестным опросом выяснил, что место указала дудочка, сама собой певшая и обо всех злодеяниях поведавшая. Ее Иван осмотрел со всей тщательностью, но ничего особенного не обнаружил: обычная, тростниковая, какие все пастухи делают. Петь в его руках она не пела, показания давать не спешила. Зато выяснил, что диковинку в деревню принес пастух.
– Я что? Я ничего! Шел и шел со стадом, как всегда ходил. – Пастушок под тяжелым ивановым взглядом лупал голубыми глазами да все сильнее трепал льняные вихры. – Овечка у меня убежала, я ее искать. Нашел вот у березки. Смотрю – холмик, на холмики тростинка, я ее и срезал. Дудочку сделал, а она сама петь!
– Дудочку зачем сделал?
История выходила складная. Иван смотрел то на дудочку в своих руках, то на еще одну – точно такую же, но заткнутую за пояс пастуха.
– А чего не сделать?
– Аргумент. Принес ты диковинку в деревню. А дальше что было?
По показаниям очевидцев выходило, что слушали они песни дудочки, пока не пришли родители Аленушки, которым та и сообщила о факте и мотивах преступления. Тут народ отправился в лес, а в лесу березка, а под березкой бугорок...
Иван поймал себя на том, что кивает, как заморский болванчик, и поднял руку.
– Все, понял. Запомнил. Услышал. Не гомонить, я сказал! – добавил он суровости в голос. – Так чьим голосом дудочка пела?
– Как чьим? Человеческим!
– Мужским, женским? Знакомым? – внес уточнение Иван. И узнал, что голос тот был звонкий, глухой, загробный, ангельский и какой-то диковинный. Яснее дело не стало.
– Дык Аленкин тот голос и был, – заголосила вдруг мать недавней убиенной, – что я, кровиночку свою по голосу не узнаю? Выросла на могилке ее тростиночка, душу безгрешную в себя приняла-а-а.
И тут Иван понял, что не задал самый главный вопрос:
– А когда дело-то было? Лиходейство в смысле.
Для пролежавшей в земле две седьмицы покойницы Алена выглядела подозрительно свежо. Она роняла слезы в белый платочек, смотрела обиженно и рассказывала, как сестры ей завидовали и дозавидовались до бесовского желания извести.
– Это я уже слышал. – Женские слезы на Ивана впечатления не производили. Царевна Елена имела обыкновение рыдать каждую седьмицу, сопровождая это дело битьем посуды и швырянием черевичек. Выходило убедительно. – Ты расскажи лучше, как спастись тебе удалось от лиходейства?
Так в деле появился новый фигурант – живущая в лесу старуха.
Иван реквизировал у старосты обратно свою лошадь и отправился в путь. Старуха гостей не ждала, так что поплутал он по лесу изрядно. А может, дело было в туманном указании маршрута: «…на краю дремучего леса, идти три дня и три ночи».
Ехал Иван, а про себя считал, сколько до старухи за живой-то водой люди добирались, потом обратно возвращались, а до того тело в земле лежало. Вот только лежала Алена, по показаниям свидетелей, «как живая», а как именно сестры над ней лиходействовали, он так и не выяснил: напали, убили и под березой схоронили? Тут Иван аж остановился: а как хоронили и чем могилку копали, если якобы пошли по ягоды? Кто ж с лопатой по ягоды ходит? Заранее принесли, а потом тайком унесли? Странностей в деле хватало.
Старушка Ивану попалась неконтактная. Она попеременно прикидывалась то слепой, то глухой, то немой, то речи человеческой непонимающей. Но он сумел даже у обиженной царевны выпытать, чем супруг ее в очередной раз провинился и как вину ту загладить, так что и со старухой сладил:
– Добрая девица, ладная, жаль младшая, тяжко ей, – шмакала старуха хитро поблескивая косым глазом. – Этим лярвам лишь бы в зеркала смотреться, а она и уважительно ко мне, и калача не пожалела. Я и рассказала, какая диковинка на ярмарке будет, и где живу сказала – вдруг беда какая приключится. Видишь, пригодилось.
– Пригодилось. – Иван задумался. – А что за снадобье такое чудодейственное, что покойников поднимает?
– Так водица живая. С родной землей смешали, чтоб силу ее взяла, от любого недуга средство верное! Приобрести не желаете? – И бабка широким жестом указала на полку, заставленную всевозможными склянками, снабженными бирками с витиеватыми подписями.
На ближней к нему Иван разглядел что-то вроде «вода Тофаны».
– Обойдусь пока.
Он поспешил покинуть избушку, порадовавшись, что ни еды, ни питья ему не предложили.
– А скажите, девы красные, богатое приданное за вами батюшка дает? Засылал ли сватов кто? – начал Иван допрос главных подозреваемых. Девицы смущенно захихикали, потупились и повздыхали.
– Хозяйство у батюшки крепкое, да только сыновей нет, а нас трое, и все на выданье. Мне приданного сундук обещал, – начала старшая.
– А за мной ларь большой дают, – продолжила средняя.
– Аленке шкатулка малая, если останется. – Тут девицы захихикали, но почти сразу помрачнели. – Теперь, правда, все Аленке достанется. И жених у нее есть, Ильюшка-пастушок. Все ходил вокруг ворот, на дудочке играл. Только кто младшую замуж вперед старших выдает?
– Так за что сестру младшую со света сжить хотели? – Иван строго посмотрел на обеих.
– Врет Аленка все. В лес по ягоды мы ходили, мы по опушке все, а она раз, и в сторону. Мы домой пошли, а ее не дозвались. Где была – не ведаем.
– Руки покажите. – Иван тщательно осмотрел предъявленные ладони: кожа белая, ухоженная, такими руками лесные могилы не копать.
– А скажи-ка, Ильюша, – пастуха Иван нашел в поле вместе с овцами, – давно ли ты у Алены в женихах ходишь?
– С запрошлой ярмарки. Только батюшка ее все воли нам не дает, говорит, других дочерей вперед надо.
– Встречались у той березки?
Иван рассматривал латанную одежду пастуха. В деревне он спрашивал: Ильюшка рос сиротой, домишка ветхий, скотину пас чужую, своей не было. А Аленка – дочь меньшая, еще и бесприданница почти.
– А как... – Ильюшка запнулся, глядя на Ивана, побледнел, аж веснушки все с лица пропали.
– Дудочкой петь Аленка подговорила?
Ильюшка молчал, но Ивану ответ уже и не требовался.
– Что ж ты так, с родными-то сестрами?
Аленка молчала. Стояла, опустив голову, только пальцы беспорядочно сарафан мяли.
– И куда бы пошли они? Девки молодые, без гроша в кармане, работе никакой толком не обучены? С зельем смертным сама придумала или бабка надоумила?
Алена молчала. Перед глазами по серебряному блюдечку катилось наливное яблочко, показывало картины разные, сказочные и правдивые. Показало оно и историю про девицу, которую замуж за любимого отдавать не хотели, и она выпила зелье волшебное, чтобы как мертвой лежать, а потом и убежать. Но Аленка убегать не хотела, она все лучше придумала. Ах, если бы не проезжал через деревню их Иван, государев человек... Но это в давние времена дорога длинной была, три года топи и буераки объезжали, а нынче за три дня до столицы вести летели да путники ехали.
#КсенияВоронова
Следующая публикация
Комментарии 1