Предыдущая публикация
ПРЕДСТАВЛЯЕМ ВНИМАНИЮ РОДНЫХ И ДРУЗЕЙ ВТОРОЙ ТОМ «К ШТЫКУ ПРИРАВНЯЛИ ПЕРО И ГИТАРУ» РОМАНА «СКАЗ О ПОБЕДИТЕЛЯХ, ДЕТЯХ И ВНУКАХ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ И КОМАНДИРОВ, ПОЛИТРУКОВ И КОМИССАРОВ» ИСТОРИКО-БИОГРАФИЧЕСКОЙ ЭПОПЕИ «ЖЕРТВЕННОСТЬ» ПОДПОЛКОВНИКА В ОТСТАВКЕ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ИЩУКА, ВЫПУСКНИКА 3-го «БАДЕЕВСКОГО» БАТАЛЬОНА ВЫСШЕГО ПОЛИТИЧЕСКОГО УЧИЛИЩА МВД СССР – 1975 г.
и ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОРДЕНОВ ЛЕНИНА И ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ КРАСНОЗНАМЁННОЙ АКАДЕМИИ им. В.И. ЛЕНИНА – 1985 г.
ЧАСТЬ V
Подполковник Александр ИЩУК
«ЖЕРТВЕННОСТЬ»
РОМАН «СКАЗ О ПОБЕДИТЕЛЯХ, ДЕТЯХ И ВНУКАХ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ И КОМАНДИРОВ, ПОЛИТРУКОВ И КОМИССАРОВ»
Том II «К ШТЫКУ ПРИРАВНЯЛИ ПЕРО И ГИТАРУ»
Комментарий автора к снимку из Интернета: «Обложка книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние», г. Москва, 1979 год.
Этот главный результат всего творчества Григория Яковлевича Бакланова мне удалось прочесть уже в стенах Военно-политической орденов Ленина и Октябрьской Революции, Краснознамённой академии им. В.И. Ленина. Под руководством преподавателя литературы Елены Сергеевны Бондаренко сделал подробный анализ военной повести.
Стравнил два стиля описания событий Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) писателей Григория Бакланова и Юрия Бондарева. Затем был «семинар одного слушателя», когда на протяжении 6 часов мне пришлось сделать доклад, содоклад и представить свои размышления по четырём вопросам темы семинара.
Просто накануне была «днюха» одного нашего однокашника, естественно никто, кромя меня, не готовился к семинару. И Елена Сергеевна пошла на этот шаг дать возможность одному слушателю «отдуваться» за всю группу.
Сегодня есть возможность представить этот анализ повести благодарному читателю романа».
Продолжение романа:
12.85.4. Из академического анализа повести «Навеки – девятнацатилетние»
Григорий Яковлевич Бакланов на судьбе лейтенанта Володи Третьякова, командира взвода управления артиллерийской батареи, воздал дань памяти тем, кто не вернулся с войны. И среди них – своим одноклассникам Диме Мансурову, Володе Худякову – девятнадцати лет! Девятнадцатилетним юношам: недолюбившим, неузнавшим радости всей жизни, чистым духовно.
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Это был замечательный художественный приём писателя: с первых строк своей повести одним махом взять читателя за живое. А душа наша так восприимчива к подобному обороту, до слёз, до боли в сердце:
«...Живые стояли у края вырытой траншеи, а он сидел внизу. Не уцелело на нём ничего, что при жизни отличает людей друг от друга, и невозможно было определить, кто он был: наш солдат? Немец? А зубы все были молодые, крепкие.
Что-то звякнуло под лезвием лопаты. И вынули на свет запёкшуюся в песке, зелёную от окиси пряжку со звездой. Её осторожно передавали из рук в руки, по ней определили: НАШ. И должно быть, офицер.
Пошёл дождь. Он кропил на спинах и на плечах солдатские гимнастерки, которые до начала съёмок актеры обнашивали на себе. Бои в этой местности шли тридцать с лишним лет назад, когда многих из этих людей ещё на свете не было, и все эти годы он вот так сидел в окопе, и вешние воды и дожди просачивались к нему в земную глубь, откуда высасывали их корни деревьев, корни трав, и вновь по небу плыли облака. Теперь дождь обмывал его. Капли стекали из тёмных глазниц, оставляя чернозёмные следы; по обнажившимся ключицам, по мокрым рёбрам текла вода, вымывая песок и землю оттуда, где раньше дышали лёгкие, где сердце билось. И, обмытые дождём, налились живым блеском молодые зубы.
– Накройте плащ-палаткой, – сказал режиссёр. Он прибыл сюда с киноэкспедицией снимать фильм о минувшей войне, и траншеи рыли на месте прежних давно заплывших и заросших окопов.
Взявшись за углы, рабочие растянули плащ-палатку, и дождь застучал по ней сверху, словно полил сильней. Дождь был летний, при солнце, пар подымался от земли. После такого дождя всё живое идёт в рост.
Ночью по всему небу ярко светили звезды. Как тридцать с лишним лет назад, сидел он и в эту ночь в размытом окопе, и августовские звёзды срывались над ним и падали, оставляя по небу яркий след. А утром за его спиной взошло солнце. Оно взошло из-за городов, которых тогда не было, из-за степей, которые тогда были лесами, взошло, как всегда, согревая живущих...»
Продолжение романа:
Этот пролог повести создал у меня понимание, что повесть посвящена не конкретной судьбе Володи Третьякова, а именно многим и многим девятнадцатилетним. Только представьте себе: строки пролога вы читаете в конце повести, как эпилог. Тогда придёт понимание, что повесть была посвящена конкретному лейтенанту Владимиру Третьякову, командиру взвода управления артиллерийской батареи такого-то дивизиона, такого-то полка, такой-то бригады. И с помощью сайтов «Дорога памяти» и «Память народа» попытаетесь найти всю имеющуюся в Интернете информацию об этом лейтенанте.
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Да такое было на войне, когда ПНП (передовой наблюдательный пункт) приходилось развернуть в боевых порядках наступающей пехоты:
«Внизу он (Третьяков. – Авт.) видел бой в деревне. На огородах, за домами накапливалась пехота, по одному перебегали улицу. Пыльная улица, как смертная черта, по ней непрырывно мели пулемёты. Уже несколько человек распластались в пыли. И всё равно то один, то другой пехотинец отрывался от дома, бежал стремглав, вжимая голову, падал на той стороне.
За деревней, за садами, так близко, что лица различались в бинокль, увидел Третьяков миномётную батарею в логу. Дюжий немец в каске, стоявший меж двух задранных вверх миномётных стволов, с обеих рук поочерёдно опустил в них мины, пыхнуло раз за разом, и в траве приподнялся телефонист. Стоя на коленях, он ждал с трубкой. Что-то закричал, взмахнул рукой: немецкий наблюдатель, лежавший где-то с биноклем, передал ему команду...»
Продолжение романа:
12.85.4.1. Средства выразительности
Чем мне нравится Григорий Бакланов? Он через действия, деятельность передаёт остроту боя, жестокую реальность борьбы за плацдарм или размеренную жизнь военного госпиталя («Пядь земли», «Мёртвые сраму не имут», «Навеки девятнадцатилетние»). И это роднит его с Виктором Астафьевым (повесть «Звездопад», и современная пастораль «Пастух и пастушка») и Вячеславом Кондратьевым (самая лучшая повесть о войне во всей советской литературе – «Сашка»).
У Юрия Бандарева всё повествуется через отношения героев («Горячий снег», «Батальоны просят огня», «Берег» и «Выбор»). Это также, как и у Владимира Богомолова («Момент истины» или по другому «В августе сорок четвёртого»).
А Василь Быков всё даёт через столкновение антиподов, через внутренние монологи героев («Сотников», «Волчья стая»).
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Противопоставление передовой и штаба. Всё-таки, это две разные стороны одной и той же войны:
«...С карабином за плечами, поглядывая вверх на провода, сходившиеся к штабу, солдат быстро шёл увесистой походкой, тени штакетника и солнечный свет катились через него. Обождав, Третьяков следом за ним вошёл в штаб. Успевший вручить донесение связной пил воду у двери. Допил, насухо за собой стряхнул капли, вверх дном перевернул рядом с ведром кружку.
Тут же, у дверей, присевши на корточки, вытер снятой головы пилоткой вспотевшее лицо, мягкие погоны на его плечах вздулись пузырями.
Старший писарь, для солидности подальше отнеся от глаз, строго читал донесение, а связной, оперев карабин о стену, пригрозил ему пальцем, чтоб стоял, сворачивал курить...»
Продолжение романа:
12.85.4.2. Такие разные персонажи повести
Все они тщательно представлены в повести писателем:
– лейтенант Владимир Третьяков, командир взвода управления артиллерийской батареи, а затем раненый на излечении в военном госпитале;
– капитан Павысенко, командир артиллерийской батареи;
– сержант Паравян, помощник командира взвода управления артиллерийской батареи;
– рядовой Кытин, добросовестный солдат-телефонист;
– рядовой Суяров, тросоватый солдат-телефонист.
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Военный госпиталь. Это тоже была война!
«...сделали Третьякову ещё одну операцию: вынули из руки мелкие осколки, сшили нерв и завернули его в целлофан. «Как конфетку тебе его завернули», – сказал хирург.
Операцию делали под местным наркозом, а на ночь, когда самая боль должна была начаться, оставили сестре для него ампулу морфия. Почти до утра проходил он по коридору, но укола делать себе не дал. В их офицерской палате лежал старший лейтенант, тоже артиллерист, кости рук у него были перебиты разрывными пулями. Пока его трясли в санлетучке, везли в санитарном поезде, кололи ему морфий, чтобы спал и давал спать другим. И теперь он выпрашивал морфий у сестёр, выменивал, врал, клянчил униженно. Насмотревшись, Третьяков решил лучше терпеть, чем вот в такого превратиться, хоть сёстры и смеялись над ним, говорили, что от одного укола морфинистом не становятся.
Под утро, пожалев, налили ему полстакана спирту, он выпил, лег, навалил подушку на голову и спал оглушённый. Снилось ему, будто слышит он голос, тот самый голос, что пел во дворе: «Не скучай, не горюй…» И хорошо ему было слушать, как она говорит над ним, и боялся проснуться. А проснулся – и не знал, спит он или не спит: голос был слышен, не исчез. Он осторожно сдвинул подушку. Белый свет снега в палате, белые ветки качаются за окном, и такая во всём ясность, как бывает после бессонной ночи. А через две койки спиной к нему сидит девочка в белом халате, косы до табуретки. Валенки на ней солдатские, серые, подшитые толсто. Косы шевельнулись на спине, она повернула голову – на миг увидел её взволнованно блестевший глаз...»
Продолжение романа:
Хорошо выписаны в повести обитатели военного госпиталя:
– капитан Ройзман, в результате ранения ослепший, ранее преподаватель военного училища;
– младший лейтенант Гоша, девятнадцатилетний контуженный, но не доехавший до фронта: «видно было по всему, что парень он геройский и рвался на фронт подвиг совершить, но не выпало ему ни совершить ничего, ни погибнуть с честью;
– капитан Атраковский, был в плену, проходил проверку, награждён орденом Красной Звезды. «Единственный в их палате, он держал орден не под подушкой, а носил его привинченным к нательной рубашке под халатом, так и ходил с ним. Был он уже не молод и ранен тяжело: осколок мины остался у него в мозгу. От врачей знали, что может он и жизнь прожить с этим осколком, но может в любой момент внезапно умереть. У него бывали такие приступы головной боли, что он ложился пластом и лежал весь белый...»
– капитан Старых, командир роты;
– капитан Китенёв, начальник разведки полка;
– Саша, медсестра 19 лет;
– Тамара Горб, медсестра, уже за 30 лет, некрасива;
– санитар, у которого ногу на войне оторвало, понимающий прямолинейно причину войны: «Гитлер развязал войну, он всему причина, он во всём виноват...»;
– Олег Селиванов, школьный друг Саши, благодаря стараниям отца признан не годным к строевой службе, сам страдает от этого, но слабовольный и ничего не способный изменить.
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Раненый лейтенант Владимир Третьяков и слепой капитан Ройзман:
– Вы меня не узнаёте, товарищ капитан? – спосил он, вытирая бритву о халат на колене.
– Что-то мне показалось по голосу… – не сразу и неуверенно сказал Ройзман. Он стоял к нему лицом.
– Помните, в училище вошли Вы на занятия, дежурный курсант подал команду, а Вы услышали его петушиное «сми-рно», подозвали к себе командира взвода: «Товарищ лейтенант, чтобы этот курсант больше никогда при мне команды не подавал...»
– Да, да, да, – радостно вспоминал Ройзман. – это были Вы?
– Я…
...– Вы, наверное, на меня обиделись в тот раз?
– Тогда обиделся, – честно сказал Третьяков. – А теперь вот даже вспомнить как-то приятно...»
Продолжение романа:
12.85.4.3. Понимание причин, целей и характера войны
«Война – есть продолжение политики иными (именно насильственными) средствами» – эту ленинскую аксиому мы прекрано знали. Как и другую: «Победа зависит целиком от состояния духа тех масс, кторые на поле брани проливают кровь».
А что же мог сказать лейтенант Володя Третьяков санитару, у которого оторвало ногу?
«Третьяков посмотрел ему вслед, на один его сапог и на деревяшку. Что ему объяснишь? Не приставишь оторванную ногу и не объяснишь. А самое главное, что он и себе не всё уже мог объяснить.
В школе, со слов учителей, он знал и успешно отвечал на отметку, почему и как возникают войны. И неизбежность их при определённых условиях тоже была объяснима и проста. Но в том, что он повидал за эти годы, не было лёгких объяснений. Ведь сколько раз бывало уже – кончались войны, и те самые народы, которые только что истребляли друг друга с такой яростью, как будто вместе им нет жизни на земле, эти самые народы жили потом мирно и ненависти никакой не чувствовали друг к другу. Так что же, способа нет иного прийти к этому, как только убив миллионы людей?
Какая надобность не для кого-то, а для самой жизни в том, чтобы люди, батальонами, полками, ротами погруженные в эшелоны, спешили, мчались, терпя в дороге голод и многие лишения, шли скорым пешим маршем, а потом эти же люди валялись по всему полю, порезанные пулемётами, размётанные взрывами, и даже ни убрать их нельзя, ни похоронить?
Мы отражаем нашествие. Не мы начали войну, немцы на нашу землю пришли – убивать нас и уничтожать. Но они зачем шли? Жили-жили, и вдруг для них иная жизнь стала невозможна, как только уничтожив нас? Если б ещё только по приказу, но ведь упорно воюют. Фашисты убедили? Какое же это убеждение? В чём?
Трава родится и с неизбежностью отмирает, и на удобренной ею земле гуще растёт трава. Но ведь не для того живёт человек на свете, чтобы удобрить собою землю. И какая надобность жизни в том, чтобы столько искалеченных людей мучилось по госпиталям?
Конечно, не один кто-то движет историю своей волей. Просто людям так легче представить непонятное: либо независимо от них совершается, либо кто-то один направляет, кому ведомо то, что им, простым смертным, недоступно. А происходит всё не так и не так. И бывает, что даже всех совместных человеческих усилий мало, чтобы двинулась история по этому, а не по другому пути…»
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Есть всегда хороший, благородный повод выпить:
«...Оказывается, вчера вечером Аветисян заговорил вдруг: дождался тишины и заговорил. Из самых первых слов, сказанных им в палате, было: «у меня дочка маленькая родилась». А огромные глаза на худом лице спрашивали: будет ли у дочки жив отец? По общему мению, выходило, что будет жив. И решено было два таких события отметить...»
Продолжение романа:
12.85.4.4. Конечно, война – это сложный, тяжкий ратный труд
Лейтенант Владимир Третьяков размышляет:
«...На фронте воюет солдат, и ни на что другое не остаётся сил. Сворачиваешь папироску и не знаешь, суждено ли тебе её докурить: ты так хорошо расположился душой, а он прилетит – и накурился… Но здесь, в госпитале, одна и та же мысль не давала покоя: неужели когда-нибудь окажется, что этой войны могло не быть? Что в силах людей было предотвратить это? И миллионы остались бы живы… Двигать историю по её пути – тут нужны усилия всех и многое должно сойтись. Но чтобы скатить колесо истории с его колеи, может быть, не так много и надо, может быть, достаточно камешек подложить?
Когда уж оно скатилось и пошло с хрустом по людям, по костям, тут выбора не оставлено, тут только одно: остановить, не дать ему и дальше катиться по жизням людей. Но неужели могло этого не быть? Санитар сказал, что думал, а в нём всё расшевелилось заново. Только ни к чему это сейчас. Не время и ни к чему. Сейчас война идёт, война с фашистами, и нужно воевать. Это единственное, что ни на кого другого не переложишь. А всё равно думать себе не запретишь, хоть и ни к чему это...»
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Чем только не испытывает война защитника! Как оказывается, не в последнюю очередь – через отношение к женщине!
– Лейтенант, сколько стоим?
Он (Володя Третьяков – Авт.) стряхнул лямку вещмешка, над головой проводницы кинул вещмешок в тамбур, видел, как там поймали его на лету. Мимо бежал народ, толкали их.
– Я напишу, Сашенька. Как получу номер полевой почты, сразу напишу.
И впрыгул на подножку уже тронувшегося поезда, отодвинул проводницу плечом.
Саша шла рядом с подножкой, махала ему. Всё прыгало у неё перед глазами, в какой-то момент она потеряла его.
– Саша!
Она глядела мимо, не находя. Он вдруг соскочил на перон, обнял её, поцеловал крепко. Выскакивающие из вокзала офицеры в меховых жилетах оглядывались на них на бегу, прыгали в вагоны. И они с Сашей бежали, она отталкивала его от себя:
– Володя, скорей!.. Опоздаешь!..»
Продолжение романа:
12.85.4.5. Испытание войной
Чем только не испытывает война защитника! Как оказывается не в последнюю очередь – через отношение к женщине! Известно суждение А.С. Макаренко: «Человек, который любит свою Родину, народ, своё дело не станет развратником, его взгляд не увидит в женщине только самку, и совершено точным представляется обратное заключение: тот, кто способен относиться к женщине с упрощённым и бесстыдным цинизмом, не заслуживает доверия, как гражданин, его отношение к общему делу будет также цинчно, ему нельзя верить до конца».
«...Попутчик был уже не молод, рыжеват, лицо мятое, на котором брить почти нечего, кисти рук в крупных веснушках, в белом волосе.
– Старший лейтенант Таранов! – представился он – и чётко, словно ожегшись, отдернул ладонь от лакового козырька фуражки. По выправке – строевик. Всё на нём было не с чужого плеча: суконная зеленоватая гимнастёрка, синие диагоналевые галифе – цвет настольного сукна и чернил. Сапоги перешиты на манер хромовых. А на руке нёс он шинель офицерского покроя из темного неворсистого сукна. Даже на руке она сохраняла фигуру: спина подложена, грудь колесом, погоны на плечах, как дощечки, разрез от низу до хлястика. В такой шинели хорошо на параде, на коне, а укрыться ей невозможно: какой стороной на себя ни натягивай, ветер гуляет и звезды видны. Вот с нею на третьем году войны добирался старший лейтенант Таранов из запасного полка на фронт...»
Григорий Яковлевич Бакланов противопоставляет циничному старшему лейтенанту Таранову чистого в отношении к женщине лейтенанта Владимира Третьякова, когда в украинской хате Катерина Васильевна, женщина-мать, спасшая от надругательства немцев свою дочь Оксану, и в присутствии советских офицеров переживает за её честь. Третьяков это понял и осуждает Таранова:
«...Спиной опершись об уцелевший стояк забора, он курил во дворе. На душе было погано. Женщина, конечно, заслоняет собою дочь. Может, и при немцах вот так заслоняла, собою отвлекала от неё. А этот обрадовался: «На фронт едем…»
В госпитале Третьяков полюбил медсестру Сашеньку, воспринял её заботы о матери, о школьном друге, помогает ей достать дров. Это и есть то, что недолюбили девятнадцатилетние.
Володя Третьяков раскрывается и через переживания своих отношений к матери. Здесь всё: и любовь, и сочувствие, и угрызения совести за нанесённую обиду в отношение отчима.
Он жалеет безымянную санитарку: «...Вот, кого Третьякову всегда жаль на войне: женщин. Особенно таких, некрасивых, надорванных. Этим и на войне тяжелей...»
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Так бывает на войне: С первых минут взвод управления принял нового командира взвода лейтенанта Третьякова за «своего»:
«...Рассвет встретили в лесу. Где-то позади ещё тянулись пушки, а его взвод управления, за ночь уйдя вперёд, спал на земле. Прохладно горело осеннее солнце, опавшая листва была мокрой от ледяной росы. Сняв сапоги, расстелив на солнце портянки, Третьяков задрёмывал сидя, босые ступни его пригревало в затишке. Госто-синее небо над головой, жёлтые, шелестящие на ветру вершины деревьев плывут, плывут навстречу белым облакам… Он засыпал, просыпался… Пахло в лесу осенью, костром, вокруг костра спал его взвод...»
Продолжение романа:
12.85.5. Встреча с писателем
Всегда это было неожидано! Елена Сергеевна Бондаренко примерно за две недели предупредила, что встреча с Григорием Яковлевичем Баклановым пройдёт в актовом зале Гусударственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Подготовил своё выступление на основе тех впечатлений от шестичасового семинара по литературе на первом курсе Военно-политической орденов Ленина и Октябрьской Революции, Краснознамённой академии им. В.И. Ленина.
Рассказал своему кумиру слова о войне, как читают слушатели академии его военные роман и повести, как обсуждали его творчество с однокашниками. И привёл пример недобросовестного отношения целого ряда критиков его повести «Навеки – девятнадцатилетние».
Есть там такое место:
«...в долгой обороне, а еще острей – в училище, где кормили по курсантской тыловой норме, вспоминалось не раз, как они шли через разбитый молокозавод и котелками черпали сгущённое молоко, а оно нитями медовыми тянулось следом. Но шли тогда по жаре, с запекшимися, черными от пыли губами – в пересохшем горле застревало сладкое это молоко…»
Один из критиков допустил небрежность: событие с разбитым молокозаводом из истории красноармейца Владимира Третьякова лета 1941-го года на Северо-Западном фронте перенёс в осень 1943 года лейтенанта Владимира Третьякова, командира взвода управления артиллерийской батареи на 3-м Украинском фронте.
Вот тогда, на встрече с писателем, я и обратился к собравшимся с вопросом: «Да читают ли критики само произведение писателя, если ещё трое из них повторили одну и ту же ошибку, а проще переписали небрежность первого критика в своих статьях?»
Комментарий автора к снимку иллюстрации книги Григория Бакланова «Навеки – девятнадцатилетние»: «Оказалось, что Григорий Яковлевич Бакланов – один из любимых писателей «лейтенантской прозы» у генерал-полковника в отставке Сергея Вадимовича Степашина.
«...Весь его (лейтенанта Владимира Третьякова. – Авт.) взвод сидит у пригретой солнцем белой стены хаты. Перевёрнутая бричка без колёс, как стол, вокруг неё разместились кто на чём. Ему освободили место. Рыжеватый, с морковным румянцем во всю щеку боец сбегал к кухне, в угол двора, где гуще народа, толкотня и крик, принёс котелок супа. Он без шинели, широк в плечах, узкобёдрый, сильно затянут ремнём. Беря котелок, Третьяков пристально глянул ему в лицо. Под белыми ресницами – рыжие весёлые глаза. Джеджелашвили. А всё ещё видел Насруллаева (Погиб солдат его взвода. – Авт.), давило ему на лоб, незримый козырёк нависал над глазами, застил свет солнца. Нет, он не контужен, но какой-то оглушённый он, никак в себя не придёт: видит всё, слышит, а понимает с опозданием...»
31 июля 2019 года, мой друг и соратник по творческому союзу «Красное Солнышко Данко Микола Терищукас» подполковник Андрей Валентинович Терехов, выпускник 1-го «Солнцевского-Сергеевского» батальона Высшего политического училища МВД СССР – 1977 года и Военно-политической орденов Ленина и Октябрьской Революции, Краснознамённой академии им. В.И. Ленина – 1987 года, прислал по электронной почте письмо:
«Друже! Сашенька!
Высылаю свою новую работу: «Мое поколение... Нас не нужно жалеть» Не скрою, что она мне особенно дорога и памятна тем, что я попытался в ней вернуть в песенном, музыкальном варианте первозданные, замечательные стихи «Мое поколение» советского поэта-фронтовика Семёна Гудзенко в полном объеме. Эта песня на прекрасную музыку Валерия Зубкова, впервые прозвучала под названием «Нас не нужно жалеть» в сериале «Цыган» в отличном исполнении всеми любимого актера Михая Волонтира. Но в обрезанном виде, всего было спето 3 куплета.
Отправной точкой моей работы стало видеозапись моего дорогого Владимира Высоцкого, где он проникновенно читает это стихотворение, своего любимого поэта Семёна Гудзенко (https://www.youtube.com/watch?v=_3SInr3tqSw&feature=youtu.be)!. Тема Великой Отечественной войны всегда будет оставаться неподьёмным пластом в творчестве всех поколений. И до нас, и у нас, и после нас! Мы обязаны своей жизнью старшему, Фронтовому поколению, отцов, матерей, дедов, прадедов, своих бабушек и прабабушек. Иными словами, всему Бессмертному полку, который увидят на экране мои зрители и который марширует по планете в сердцах своих потомков! И вспоминать о нём мы обязаны не только в День Победы, а постоянно: и о живых ветеранах и о тех, кто погиб, но победил фашизм! Как трагически сказал Иван Стаднюк в своей книге-эпопее «Война»: «Мы бы не победили, если бы не погибали»!
С отданием воинской Чести Бессмертному полку всех братских республик, Фронтовому поколению, подполковник Андрей Терехов...»
https://ok.ru/video/1257244854910
07:04
Следующая публикация
Комментарии 1