Предыдущая публикация
ОКТЕМБЕРЯНСКИЙ ПОГРАНИЧНЫЙ ОТРЯД, командовал в 1987-92 гг.
подполковник ВИКТОР КОРЕНЬКОВ.
ОСТОРОЖНО, ЭКСТРЕМИЗМ!
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В АРМЕНИИ 7 ДЕКАБРЯ 1988 года - ВЕЛИЧАЙШАЯ ТРАГЕДИЯ ВСЕЙ ОГРОМНОЙ СТРАНЫ -7.
Продолжение...
А теперь " о ноже в спину" чуть подробнее. Во время ликвидации последствий землетрясения и обострения обстановки изменилось многое. Знакомые мне сотрудники фабрики уже не улыбались ни мне, ни друг другу. Они лишь слегка обозначали, что меня приветствуют. Обстановка была очень тяжёлой, давящее на психику молчание окружающих угнетало. На работу ходить не хотелось.
Радовалась представленному Виктору Ивановичу отпуску. Не могу вспомнить, какой был сезон. Скорее всего, это была осень. Я пришла с заявлением на получение разрешения директора фабрики на очередной отпуск, как всегда в соответствии с расписанием отпусков мужа.
Наполненная сотрудниками приёмная гудела от голосов. Люди общались между собой, секретарша постоянно увещевала их. Речи были на их родном языке. Не понимая содержание разговоров и в отсутствии любопытства, я стояла молча.
И вдруг, поздоровавшись со мной, по-русски конечно, ко мне обратился парень, помогавший мне в оснащении детского сада. Узнав у меня цель прихода, он полюбопытствовал где я проживаю. Не почувствовав подвоха, я ответила, что проживаю в ведомственном доме в пограничном городке. Он поинтересовался площадью моей квартиры, вернее, количеством комнат. Это не было секретом, и я ответила, что четыре.
Парень продолжал: а что я буду делать, если он с семьёй в моё отсутствие вскроет квартиру и вселится в неё? Здесь я впала в смятение. Это его не остановило: ведь вы же, русские, не защищали армян в Сумгаите, когда азербайджанцы издевались над местными армянами, выгоняли из квартир и убивали их. У меня пропал дар речи. А он всё говорил и говорил что-то подобное. Меня обвиняли он всех бедах армянского народа. Наверное, если бы я продолжала слушать гневную речь парня, то он мог бы в своих обвинениях меня дойти и до геноцида армян турками 1915 года.
Но приходя потихоньку в себя, я попыталась объяснить, что пограничники здесь выполняют другие задачи. Они охраняют страну от внешних посягательств. Но парень только всё больше распалялся. Он обвинял и обвинял меня в чём-то мне непонятном. Даже из его уст прозвучала, как я восприняла, угроза, что в мою квартиру могут так же , как в Сумгаите ворваться армяне и выгнать мою семью.
Удивительно, но тогда никто из присутствующих в приёмной директора не вмешался в наш диалог. Только воцарилась звенящая тишина. Даже секретарь застыла с телефонной трубкой в руке.
Но эти его, как мне показалось тогда, зловещие слова постепенно приводили в порядок мои мысли. Наконец, во мне он пробудил такое негодование, что я прервала его, резко заявив: Значит так… Знай сам и передай своим друзьям-подонкам, что, если в мою дверь будет кто-то ломиться, я расстреляю их из автомата прямо через дверь. И не спрошу национальности. Своих детей я не дам в обиду!!!
Собеседник мой как-то неестественно засмеялся и пояснил, что это, конечно же, была шутка, не стоит мне принимать его слова всерьёз. На что я ответила вроде того: вот там и пошутишь… Больше ничего не помню. Да это и неудивительно. Директору я, конечно же, ничего не сказала. Хотя, наверное, нужно было. Его жена была русская, они познакомились в Ленинграде в институте. У них на тот момент было уже шесть детей. К моему увольнению родился седьмой.
А моя угроза о применении автомата не была измышлением, плодом фантазии. В нашей семье действительно постоянно лежало оружие. Когда командир находился в отряде, пистолет был у него, а автомат дома. Выезжая, он забирал автомат, а пистолет оставлял нам.
Виктор Иванович однажды утром, перед выходом из дома позвал меня в четвёртую комнату. Здесь мы обычно собирались семьёй, смотрели телевизор, накрывали небольшой стол и общались. В то утро на диване лежал автомат. Я вздрогнула от неожиданности и остановилась. Меня это ошеломило.
Командир постарался меня успокоить, а потом сделал попытку научить меня обращаться с автоматом. Я испугалась и отказалась. Предложила обучить этому лучше дочь Оксану. Она, когда я работала в ДОСААФе в Батуми, готовилась к соревнованиям по стрельбе из пистолета, у неё был меткий глаз. Да и с оружием она умела обращаться. Оксана оказалась смелее меня. Ей это обучение тогда доставило удовольствие.
Я держала в тайне от женщин то, что в нашем доме был автомат, считая, что оружие находится только в нашей квартире, а моё признание поколеблет их уверенность в надёжной защите. Да и мне приходилось порой играть некую роль. Когда я встречала женщин, мне были заметны их испытующие, проницательные и настороженные взгляды. Они внимательно приглядывались ко мне, пытались выяснить по моему настроению моё состояние а, возможно, и степень сложности ситуации в отряде.
И мне приходилось своим поведением демонстрировать, что настроение моё стабильно спокойное, никакой опасности не существует. Я обязательно здоровалась с улыбкой, перебрасывалась парой слов, чтобы как-то успокоить женщин, вселить в них убеждённость в защите, безопасности. Виктор Иванович меня об этом не просил – это было само собою разумеющееся.
О том, что в то время в каждой семье офицеры оставляли оружие, я узнала уже позже – мне об этом поведала офицер серьёзного отделения Алла, уже служившая в Ставрополе, когда я прощалась, уезжая из округа в 1996 году к Виктору Ивановичу в Москву в общежитие Академии Генерального штаба.
Она, выражая благодарность мне за совместную службу, отметила, что ей особо запомнились два дня в Октемберяне. Это когда наша Оксана поступила в институт, я напекла пирогов с абрикосами и вишней, пригласила в какое-то предоставленное мне помещение в отряде всех женщин. (Это было уже позже). И второй день – когда командир на совещании дал команду офицерам обучить жён стрелять из оружия и оставлять его дома Тогда ещё массового призыва женщин не было и жёны в основном не служили. А с военнослужащими женщинами, занятия, конечно же, проводились.
Подполковник Николай Петрович Грицкевич написал: "У меня в ночное время дома в прихожей на вешалке висел автомат с присоединенным магазином, под подушкой лежал пистолет, а на тумбочке у изголовья стояла радиостанция в дежурном приеме. Представляете, какой это был сон, если всю ночь в ней слышны были радиопереговоры. А у сына была любимая игрушка - папин пистолет"
Инцидент с хамовитым парнем был исчерпан там же, в приёмной директора, никакого продолжения не последовало. Если не считать нанесённой мне глубокой психологической травмы, которая долго-долго "кровоточила". Но и тогда, и после, я понимала, убеждена и сейчас, что подобные речи произносили не настоящие армяне. Экстремисты - люди без национальности и родственных ценностей, без принципов морали и святости.
Но, когда надо мной в стенах детского сада нависла угроза жизни-здоровья, то те же самые парни вмешались и заступились за меня.
Продолжение следует…
Следующая публикация
Нет комментариев