Предыдущая публикация
ЁЛКИ
В жизни всякого артиста — знаменитого и малоизвестного — есть страшные дни. Эти дни — новогодние.
Судите сами: в то время, когда одни нормальные люди нарезают салат к праздничному столу, а другие нарезаются сами по себе, господа артисты выходят на сцену в спектаклях, чтобы обслужить культурную часть населения.
Драма, начавшаяся для актеров вечером 31 декабря, переходит в трагедию 1 января, когда в утренних спектаклях они изображают всевозможных зверушек, “аленушек-иванушек” и просто сказочных персонажей.
И только елочная страда, которая начинается в конце декабря и заканчивается в середине января, способна скрасить как моральную, так и материальную жизнь артистов, крепко задумывающихся над смыслом ремесла под Новый год.
С помощью известных артистов и режиссеров мы решили перелистать страницы их новогодних приключений.
Начнем с ветеранов дедморозовского движения — Льва Дурова и Бориса Львовича.
Борис Львович: “Самым главным Дедом Морозом был артист Хвыля, прославившийся выражением: “Здравствуйте, дорогие дети Кремля!”
И вот как-то пришел Хвыля на елку в чрезвычайно добродушном настроении, можно сказать, подогретым.
Вышел и забыл слова.
“Детки, я подзабыл, что я должен у вас спросить”
,— говорит он. “Дедушка Мороз, загадай загадку!”
— кричат дети. “Пожалуйста,
— согласился дедушка.— Вот сегодня мы со Снегурочкой отчесали пятнадцать елочек по тридцать рублей каждая. Сколько мы заработали за день, дети?”
“Четыреста пятьдесят рублей!”
— хором закричали образованные детки.“Четыреста пятьдесят рублей!”
“А вот фигушки! А налоги?”
Из наблюдений матерых Дедов Морозов:
1. Взрослые на елках ведут себя крайне отвратительно. Они отталкивают чужих детей, чтобы пропихнуть к Деду Морозу своих.
2. Взрослые пытаются споить Деда Мороза, предлагая ему перед елкой по “соточке”, а после елки — по пол-литра.
Хороший тон на елке — кто быстрее и лучше напоит Деда Мороза.
3. Дети, как правило, лазают по Деду Морозу, как по елке.
4. Среди детей наблюдается раздвоение личности. С одной стороны, они знают, что перед ними переодетый дядька, с другой — все же верят во всамделишного Деда Мороза.
5. Раньше платили так: первая елка — это была палка (полная ставка). Вторая елка — полпалки (полставки то есть), третья — соответственно — треть палки и т. д.
Борис Львович:
“Однажды на елке ко мне подошла девочка и спросила: “Дедушка, а у тебя ножки ледяные?”
Я поднял подол шубы.
“Живые! — закричала девочка, потом прижалась ко мне и сказала: — Дедушка Мороз, я тебя так люблю, так люблю”.
Я поднял подол шубы.
“Живые! — закричала девочка, потом прижалась ко мне и сказала: — Дедушка Мороз, я тебя так люблю, так люблю”.
Александр Жигалкин и Эдуард Радзюкевич — современные Деды Морозы, которые устраивают на Ленгорах лучшую елку в Москве:
“Дети меняются в сторону плохой акселерации. Злые они стали.
Однажды подошел мальчик и спрашивает: “Ты Дед Мороз?” “Дед Мороз”,— добродушно отвечаю я.
“Дед Мороз — хрен тебе в нос”.
А мальчик такой хороший, маленький.
Однажды к Снегурке, которую играла повидавшая виды артистка, подошла девочка и спросила: “Снегурка, а Кощей, который тебя утащил, он как мужик-то, ничего?”
Бедному Кощею дети регулярно предлагают проколоть яйцо.
Про Бабу Ягу кричат: “Мочи ее!” — и выбрасывают средний палец руки вверх с воплями “фак ю!”.
А елочные террористы! Они ходят на каждое представление, выучивают его наизусть и потом мешают: орут и рассказывают залу все наши обманки и придумки”.
Однажды подошел мальчик и спрашивает: “Ты Дед Мороз?” “Дед Мороз”,— добродушно отвечаю я.
“Дед Мороз — хрен тебе в нос”.
А мальчик такой хороший, маленький.
Однажды к Снегурке, которую играла повидавшая виды артистка, подошла девочка и спросила: “Снегурка, а Кощей, который тебя утащил, он как мужик-то, ничего?”
Бедному Кощею дети регулярно предлагают проколоть яйцо.
Про Бабу Ягу кричат: “Мочи ее!” — и выбрасывают средний палец руки вверх с воплями “фак ю!”.
А елочные террористы! Они ходят на каждое представление, выучивают его наизусть и потом мешают: орут и рассказывают залу все наши обманки и придумки”.
Лев Дуров:
“Когда я работал в Детском театре, мы играли по десять елок в день.
Из детского сада — в клуб Горбунова, оттуда — в клуб Зуева, оттуда — в Кремль и опять в детский сад.
Пахота была чудовищная, но по тем временам только этим можно было подзаработать.
И вот в Детском театре артист Молодцов на елке играл Петуха. У него были такие красные ноги с большими желтыми когтями. В таком наряде ходить он не мог — передвигался по сцене прыжками.
И вот однажды он чувствует, что опаздывает на Кремлевскую елку.
Тогда он решает не снимать петушиные ноги, сверху надевает длинное пальто и из Детского театра прыгает на улицу.
Такси взять не может. И тогда он скачет напрямик через Красную площадь, со стороны представляя диковинную картину: здоровенный мужик в длиннополом пальто скачет, как козел, с петушиными ногами.
Как только он поравнялся с мавзолеем, его вдруг схватили и через Спасские ворота куда-то поволокли.
Стали обвинять в шпионаже (только шпионы пересекали границу на копытах), устроили дознание.
Когда он объяснил, что бежит на елку в таком виде, ему, разумеется, не поверили, но все-таки решили позвать кого-то из артистов с Кремлевской елки для опознания “петуха”.
Пришел я, клялся, клялся, божился, что Молодцов никакой не шпион. Кажется, убедил. Отпуская его, генерал сказал: “Хорошо, я верю, что он не шпион.
Но то, что он бежал в куриных ногах мимо усыпальницы вождя мирового пролетариата, этого я ему простить не могу”.
Из детского сада — в клуб Горбунова, оттуда — в клуб Зуева, оттуда — в Кремль и опять в детский сад.
Пахота была чудовищная, но по тем временам только этим можно было подзаработать.
И вот в Детском театре артист Молодцов на елке играл Петуха. У него были такие красные ноги с большими желтыми когтями. В таком наряде ходить он не мог — передвигался по сцене прыжками.
И вот однажды он чувствует, что опаздывает на Кремлевскую елку.
Тогда он решает не снимать петушиные ноги, сверху надевает длинное пальто и из Детского театра прыгает на улицу.
Такси взять не может. И тогда он скачет напрямик через Красную площадь, со стороны представляя диковинную картину: здоровенный мужик в длиннополом пальто скачет, как козел, с петушиными ногами.
Как только он поравнялся с мавзолеем, его вдруг схватили и через Спасские ворота куда-то поволокли.
Стали обвинять в шпионаже (только шпионы пересекали границу на копытах), устроили дознание.
Когда он объяснил, что бежит на елку в таком виде, ему, разумеется, не поверили, но все-таки решили позвать кого-то из артистов с Кремлевской елки для опознания “петуха”.
Пришел я, клялся, клялся, божился, что Молодцов никакой не шпион. Кажется, убедил. Отпуская его, генерал сказал: “Хорошо, я верю, что он не шпион.
Но то, что он бежал в куриных ногах мимо усыпальницы вождя мирового пролетариата, этого я ему простить не могу”.
Сегодня Дедам Морозам приходится выживать в условиях конкуренции с большим трудом.
Владимир Радченко — один из главных и самых признанных московских профи на амплуа Деда Мороза.
В своем театре Сатиры он бессменный автор и ведущий тамошних елок. Однако…
“Звонят тут мне недавно какие-то крутые ребята. “Мы,— говорят,— набираем Дедов Морозов для московских ресторанов и кабаре. Вам надо попробоваться. Приходите завтра днем на прослушивание”.
Я воспринял это просто как наглость.
И плюнул на них”.
Я воспринял это просто как наглость.
И плюнул на них”.
Впрочем, жестоко ошибаются те юные амбициозные артисты, кто полагает, что достаточно соответствующего грима и густого добродушного баса, чтобы быть готовым Дедом Морозом.
Ветераны елочного движения уверены, что для такой деликатной роли нужно родиться, и даже гениальный актер, не обладая от природы соответствующими данными и складом психики, может эту роль провалить.
Все спектакли 31 декабря имеют одно удивительное, роднящее их качество: они пролетают с просвистом.
Михаил Державин:
“Однажды мы играли “Ревизора”. Обычно он шел четыре часа.
И вот тридцать первого Папанов подходит к нам и говорит: “Ребята, я опаздываю на поезд”.
И тогда мы сыграли спектакль на полтора часа короче. Причем не выкинув ни одного слова из текста.
Успех был оглушительный. С тех пор благодаря Папанычу “Ревизор” шел именно с этим хронометражем”.
И вот тридцать первого Папанов подходит к нам и говорит: “Ребята, я опаздываю на поезд”.
И тогда мы сыграли спектакль на полтора часа короче. Причем не выкинув ни одного слова из текста.
Успех был оглушительный. С тех пор благодаря Папанычу “Ревизор” шел именно с этим хронометражем”.
Кое-кто из артистов становится жертвой новогодней гонки. Скажем, известен случай, когда в Малом театре давали тридцать первого спектакль и артист, занятый в конце второго акта, пришел к назначенному времени. Он-то пришел, зато театр был закрыт. Спектакль сыграли на полчаса быстрее. С бедолагой чуть инфаркт не случился.
Но, как правило, спектакли, датированные 31 декабря, отмечены всеобщим подъемом и ликованием как зрителей, так и артистов на сцене.
Юрий Васильев, артист театра Сатиры:
“Десять лет подряд тридцать первого я играл спектакль “Восемнадцатый верблюд”.
Там я появляюсь из амфитеатра с большим рюкзаком за спиной — я же геолог.
Закидываю ногу на сцену и вдруг чувствую, что рюкзак мой неимоверно тяжелый, как никогда. Тяну его, а за спиной слышу дикий хохот.
Не понимаю, в чем дело, оглядываюсь.
О Боже, оказывается, я вместе с рюкзаком волоку на сцену какую-то гражданку, которую подцепил за большую, красивую шаль крючком.
Женщина упирается, кричит. Народ ржет. Еле распутали”.
Там я появляюсь из амфитеатра с большим рюкзаком за спиной — я же геолог.
Закидываю ногу на сцену и вдруг чувствую, что рюкзак мой неимоверно тяжелый, как никогда. Тяну его, а за спиной слышу дикий хохот.
Не понимаю, в чем дело, оглядываюсь.
О Боже, оказывается, я вместе с рюкзаком волоку на сцену какую-то гражданку, которую подцепил за большую, красивую шаль крючком.
Женщина упирается, кричит. Народ ржет. Еле распутали”.
Казус с Васильевым — игра случая. Но есть среди артистов ловкачи, которые не упустят возможности поиздеваться над товарищами.
И “расколами” на сцене под Новый год поднять всем праздничное настроение.
К таким корифеям “расколов” относится Георгий Менглет.
“Мы играли спектакль “Интервенция”, и там есть сцена, где я — французский полковник — обхожу войска и с возмущением обнаруживаю красные революционные бантики на солдатских мундирах — вроде как они сочувствовали русским товарищам.
Тогда я велю своему подчиненному (артист Олег Солюс) сорвать их.
И вот тридцать первого числа в карман одного из “солдат” я заложил революционную ленточку метров эдак в пятнадцать, но со скромным бантиком на конце.
И когда Солюс, изображая гнев, рвал с груди молодых артистов бантики, он дошел до моей “мины”.
Дергает, а она все тянется и тянется. Вот уже на полу груда красной ленты, которая не кончается. Он ничего не понимает, продолжает тянуть, глаза бешеные. А все вокруг рыдают…”
Тогда я велю своему подчиненному (артист Олег Солюс) сорвать их.
И вот тридцать первого числа в карман одного из “солдат” я заложил революционную ленточку метров эдак в пятнадцать, но со скромным бантиком на конце.
И когда Солюс, изображая гнев, рвал с груди молодых артистов бантики, он дошел до моей “мины”.
Дергает, а она все тянется и тянется. Вот уже на полу груда красной ленты, которая не кончается. Он ничего не понимает, продолжает тянуть, глаза бешеные. А все вокруг рыдают…”
Но вообще 31 декабря обходится без особых происшествий. Администрация, как правило, не препятствует тому, что в конце спектакля, если по ходу его герои должны выпивать, артисты пьют не бутафорское шампанское или водку, а исключительно натуральные напитки. И бегом отмечать Новый год домой или с друзьями.
И вот наступает день — самый страшный в мире — день 1 января, когда с утра артистам надо выходить на сцену.
Последствия их появления на публике после бурной новогодней ночи непредсказуемы, чреваты всякими неожиданностями, которые потом становятся театральными легендами.
Режиссер Театра им. Моссовета Андрей Житинкин:
“1 января играют детский спектакль “Пчелка”.
Состояние артистов — эльфов и гномов — представить несложно.
В середине спектакля есть мизансцена: гномы окружают умирающую Пчелку, и один из них нежно, но почему-то хрипло говорит: “Давайте подышим на нее”. (По пьесе гномы согревают Пчелку своим дыханием, и она оживает.)
Понятно, что фраза эта в новогоднее утро приобретает сакраментальный смысл.
Героиня, на которую дышат гномы “после вчерашнего”, не выдерживает и медленно отползает в кулису.
Когда же один из гномов воскликнул: “Я все же должен подышать на нее!” — ей ничего не оставалось, как ответить с угрозой в голосе: “Я, между прочим, тоже могу подышать на тебя”.
Состояние артистов — эльфов и гномов — представить несложно.
В середине спектакля есть мизансцена: гномы окружают умирающую Пчелку, и один из них нежно, но почему-то хрипло говорит: “Давайте подышим на нее”. (По пьесе гномы согревают Пчелку своим дыханием, и она оживает.)
Понятно, что фраза эта в новогоднее утро приобретает сакраментальный смысл.
Героиня, на которую дышат гномы “после вчерашнего”, не выдерживает и медленно отползает в кулису.
Когда же один из гномов воскликнул: “Я все же должен подышать на нее!” — ей ничего не оставалось, как ответить с угрозой в голосе: “Я, между прочим, тоже могу подышать на тебя”.
Георгий Менглет:
“В Большом драматическом театре, где я недолго работал, в Ленинграде, первого января мы играли “Аристократов”.
Я — роль инженера, а один артист — рабочего на стройке.
В тот день он явился под таким, даже нельзя сказать, шофе… ну просто никакой.
А играть-то надо.
Второй акт начинался с того, что он стоял на верхней ступени лестницы и толкал речь. В антракте мы его с трудом втащили на эту лестницу, установили и, чтобы не упал, подперли лопатой.
И вот занавес открылся. Все ждут его реплики производственного характера. Он молчит. Покашливание в зале.
Он молчит. И при этом опасно пошатывается.
Мы ему шепчем: “Вася, давай”. Он молчит. Пауза.
И вдруг в гробовой тишине Вася произнес: “Ребята, я ничего не помню”.— И заплакал”.
Я — роль инженера, а один артист — рабочего на стройке.
В тот день он явился под таким, даже нельзя сказать, шофе… ну просто никакой.
А играть-то надо.
Второй акт начинался с того, что он стоял на верхней ступени лестницы и толкал речь. В антракте мы его с трудом втащили на эту лестницу, установили и, чтобы не упал, подперли лопатой.
И вот занавес открылся. Все ждут его реплики производственного характера. Он молчит. Покашливание в зале.
Он молчит. И при этом опасно пошатывается.
Мы ему шепчем: “Вася, давай”. Он молчит. Пауза.
И вдруг в гробовой тишине Вася произнес: “Ребята, я ничего не помню”.— И заплакал”.
Актер и режиссер театра “Сфера” Александр Малов:
“Первого января я играл Бабу Ягу.
Вид у меня был такой, что гримироваться не было необходимости. Отыграл. Все нормально. Дети счастливы.
Вдруг подходит ко мне завпост и говорит: “Это профанация — играть Бабу Ягу без грима”.
Я разозлился: попробовал бы он первого января выйти на сцену!
И так разозлился, что вошел в образ: “Миша, я тебе сейчас глотку перегрызу и кровь выпью”.
Его как ветром сдуло: наверное, у меня было такое лицо.
Именно в этот день я поверил в волшебную силу искусства”.
Вид у меня был такой, что гримироваться не было необходимости. Отыграл. Все нормально. Дети счастливы.
Вдруг подходит ко мне завпост и говорит: “Это профанация — играть Бабу Ягу без грима”.
Я разозлился: попробовал бы он первого января выйти на сцену!
И так разозлился, что вошел в образ: “Миша, я тебе сейчас глотку перегрызу и кровь выпью”.
Его как ветром сдуло: наверное, у меня было такое лицо.
Именно в этот день я поверил в волшебную силу искусства”.
Михаил Державин:
“Когда я работал в “Ленкоме”, первого января у нас шла сказка “Чудесная встреча”, где я играл юношу, заколдованного в коня.
И вот я пришел после встречи Нового года, что нелегко далось, и вдруг выяснилось, что моя партнерша, игравшая влюбленную девушку, загуляла и не явилась.
В театре паника, вызывают актрису из второго состава Нелли Гошеву.
И все бы хорошо, но только Нелли на девятом месяце беременности и вот-вот должна родить.
Приходит беременная Гошева и начинает играть невинную девочку, которая, по сказке, силой своей любви превращает коня, то есть меня, в прекрасного юношу.
В общем, кое-как доиграли, и вот выходим на поклон.
И тут я вижу, как с дальнего ряда по проходу к сцене идет маленькая девочка — в белом фартучке, галстучке, в косичках с большими бантами. Подходит вплотную к сцене, на которой мы стоим, и беременной Гошевой высоким голосом говорит: “Девочка, давай с тобой дружить”.
На следующий день наша “девочка” родила”.
И вот я пришел после встречи Нового года, что нелегко далось, и вдруг выяснилось, что моя партнерша, игравшая влюбленную девушку, загуляла и не явилась.
В театре паника, вызывают актрису из второго состава Нелли Гошеву.
И все бы хорошо, но только Нелли на девятом месяце беременности и вот-вот должна родить.
Приходит беременная Гошева и начинает играть невинную девочку, которая, по сказке, силой своей любви превращает коня, то есть меня, в прекрасного юношу.
В общем, кое-как доиграли, и вот выходим на поклон.
И тут я вижу, как с дальнего ряда по проходу к сцене идет маленькая девочка — в белом фартучке, галстучке, в косичках с большими бантами. Подходит вплотную к сцене, на которой мы стоим, и беременной Гошевой высоким голосом говорит: “Девочка, давай с тобой дружить”.
На следующий день наша “девочка” родила”.
И напоследок несколько посленовогодних баек, воспоминания о которых для артистов — чистая мука.
Евгений Весник:
“Первого числа играли “Ревизора”.
Роль Городничего исполнял артист С. К. И вот в первой мизансцене он последним выходит к чиновникам, стоит молча, уставившись в одну точку, и произносит: “Бдень”.
Немая сцена. Артисты видят, что С. К. вчера перебрал. Но начали выкручиваться из положения.
— Вы хотите сказать, что имеете честь сообщить нам пренеприятное известие?
— Бдень.
— Вы хотите сказать, что к нам едет ревизор?
— Бдень.
В общем, вытянули сцену, но до антракта все-таки не доиграли.
Дали занавес.
На следующий день спрашиваю его: “Слушай, что такое бдень?”
“Какой бдень? Ничего не помню, братцы”. Тем дело и кончилось”.
Роль Городничего исполнял артист С. К. И вот в первой мизансцене он последним выходит к чиновникам, стоит молча, уставившись в одну точку, и произносит: “Бдень”.
Немая сцена. Артисты видят, что С. К. вчера перебрал. Но начали выкручиваться из положения.
— Вы хотите сказать, что имеете честь сообщить нам пренеприятное известие?
— Бдень.
— Вы хотите сказать, что к нам едет ревизор?
— Бдень.
В общем, вытянули сцену, но до антракта все-таки не доиграли.
Дали занавес.
На следующий день спрашиваю его: “Слушай, что такое бдень?”
“Какой бдень? Ничего не помню, братцы”. Тем дело и кончилось”.
В филиале Малого театра сразу после Нового года давали “Богдана Хмельницкого”, роль которого играл потрясающий 70-летний Николай Рыбников.
У него к тому времени в репертуаре оставались две роли — Хмельницкий и князь Тугоуховский.
И вот перед выходом на сцену он стоит и разговаривает с помрежем. Настолько увлекся, что чуть не пропустил свой выход.
На последней минуте выскочил и, прихрамывая, кряхтя, приложив руку к уху, как глухой князь Тугоуховский, но в костюме Хмельницкого, дошел до середины сцены.
В этот момент он услышал отчаянное шипение режиссера: “Хмельницкий, Хмельницкий!”
Услышав это, Рыбников вдруг разогнулся, расправил усы, отчеканил шаг и заржал в полный голос. Зал встретил его аплодисментами, решив, что это Хмельницкий так пошутил.
В провинциальном театре 1 января случилось страшное. Играли пьесу из народной жизни.
На сцене — воины, на холме — князь, которого княгиня с плачем и причитаниями провожает в бой.
Артистка так вошла в роль, что долго-долго голосила, заламывала руки, и князю, изрядно выпившему, стало невмоготу.
Когда она в последний раз, обращаясь к нему “князь ты мой светлый”, принялась кричать, артист громко и отчетливо произнес: “А пошла ты…” На сцене и в зале все резко протрезвели.
Дали занавес. Тут же вышел главный администратор:
— Уважаемая публика! Случилось страшное. Только что на ваших глазах артист Старочкин сошел с ума.
Артиста в театре больше не видели.
Марина Райкина.
Следующая публикация
Нет комментариев