Что такое поцелуй на сцене? — спросите артистов. И получите самые противоречивые мнения. Поцелуй, говорят они,— это:
— всего-навсего трюк;
— акт безграничного доверия к партнеру;
— муха, из которой не стоит раздувать слона;
— опасная зона, где вранье не пройдет;
— отличный тест на профессионализм.
Ну уж если даже у них такие разные на сей счет представления, то нам сам Бог велел заняться этой темой поподробнее.
Обратимся к истории.
Когда еще сеть театральных заведений была не столь разветвлена, целоваться артистов — домашних и профессионалов — учили все, кому не лень.
Так, “Журнал для хозяек” за 1912 год подавшимся в актерки девицам советовал:
“При поцелуе следует выполнять следующие правила:
1— бросьте томный взгляд на партнера,
2— закатите глаза,
3— наберите побольше воздуха,
4— выставите пухлые губки и наконец отдайтесь поцелую”. Профессионалы не разделяли натуралистических взглядов доморощенных советчиков и по сему поводу цинично возражали: “На обычной сцене одна из самых неприятных сцен — это поцелуй. Лезет к вам размалеванная физиономия с наклеенными усами и бородой. Бог знает что!” (“Экран и рампа”, 1912 год).
И все же: учили искусству поцелуя на отечественной сцене? Или нет?
Тут уместно спросить или уточнить — когда?!
В 20—30-е годы еще учили, позже овладеть этим делом можно было только в рамках общего перечня хороших манер: как носить шляпки, держать голову в мундире, а также вилку с ножом на званом обеде.
“Нас учили не только целоваться, но и различать, кого целуешь: жену или любовницу. Более того, разбиралась природа поцелуя.
— Это вспоминает Георгий Менглет, обучавшийся в студии знаменитого Алексея Дикого.
— Помню, на репетиции мы как-то отрабатывали одну сцену. Долго не получалось.
— Вы кого целуете? — спрашивает меня педагог.
— Жену,— отвечаю.
— А почему?
— Мы расстаемся.
— Я бы на вашем месте, голубчик, использовал затяжной поцелуй”.
Со временем, увы, поцелуй стал не столь тонким делом. А при большевиках был подвержен цензуре, корректуре, редактуре и стал идейным оружием в воспитании безнравственных артистов.
В середине 50-х годов в театре Сатиры шел спектакль “Милый друг” по Мопассану.
Очевидно, по причине распутной личности буржуазного писателя его долго не разрешали, но на премьеру отдельные члены правительства все же пожаловали.
Перед их приходом за кулисы прибежал кто-то испуганный, “шестерка” из чиновников.
— Сегодня спектакль смотрит начальство! — сообщил он артистам.— Так что вы насчет поцелуев, обжиманий поосторожнее. Сегодня сдержаннее играйте.
— Это как? — поинтересовались артисты.
— Ну… обнимайте любовницу… как… шкаф.
Александр Пороховщиков почувствовал всю прелесть поцелуя власти, предпочитавшей вариант смертельного засоса.
— На кинопробах не помню уже какого фильма, когда я играл сцену с поцелуем, какой-то чудак кричал мне: “Не прижимайтесь к ней снизу. Где ваша щель? Щели не вижу!” Я ему объяснил, что в таких ситуациях между влюбленными в жизни щели не бывает. “Мы что, бесполые?” — спросил я. “Это вы сексуально озабоченный”,— последовал приговор, и меня сняли с проб.
Но в стране чудес поцелуй бывал спасательным кругом, который выручал режиссеров, не искажая художественной идеи их замысла.
Вспоминает Галина Волчек:
— На съемках фильма “Король Лир” была сцена, в которой моя героиня Регана после эпизода ослепления Глостера с ее участием, опьяненная возмездием, врывается в комнату к своему любовнику.
Подлетает к нему и срывает с него одежду. Дальше должен следовать акт близости, который в те годы был просто невозможен. И тогда я предложила Козинцеву: пускай Регана, возвращаясь от любовника по коридору, увидит лежащий на столе труп мужа и страстно поцелует его. Для меня поцелуй в данном случае был сублимацией всего того, что она переживала.
Обыватель часто считает, что все артистки — проститутки, а актеры — пьяницы.
В утешение объектам публичного внимания могу сказать, что подобное отношение к комедиантам было во все времена, о чем и сообщалось в журнале “Театр, спорт, азарт” (Санкт-Петербург, 1910 год).
Из интервью с госпожой Гвоздицкой — примой русской сцены:
“ — Как прошло ваше турне по Кавказу? Удачно? — интересуется интервьюер.
— Не говорите мне о нем…— закидывается премьерша.— Что за публика! Что за нравы! Вот два места в России, где любую артистку упорно отказываются считать за порядочную женщину! Это Нижегородская ярмарка и Кавказ!”
На праздный вопрос, задаваемый, как правило, с открытым ртом: “А целуются-то артисты по-настоящему?” — отвечаю:
целуются и взаправду, и понарошку.
— Целоваться всерьез — не было и нет такой проблемы для русского театра. Возьмите хоть обрядовый поцелуй в “Князе Серебряном” и сыграйте его понарошку.
Ничего не выйдет! Если не целоваться, тогда не надо партнерствовать. Если я видел, что партнерша не откликается мне, я говорил: “Дуреха, что ж ты мордашку воротишь?”
Но, как правило, умницы попадались.
Сказавший это один из старейших актеров русской сцены, уважаемый педагог, пожелал остаться неизвестным. Почему?
А потому, что расхожему убеждению о том, что разврат — профзаболевание на театре, мы выдвигаем свой тезис о скромности и зажатости актеров, особенно когда речь заходит о поцелуях и интимных сценах.
Оказывается, публично поцеловаться — это вам не на одной ноге попрыгать.
Даже для артистов со стажем. Фальшь-поцелуй — прием, которым пользуются многие, во-первых, чтобы не чувствовать дискомфорта на сцене, а во-вторых, в больших залах фальшь-поцелуй выглядит эффектнее. Но если таковой происходит крупным планом, вранье рассмотреть несложно.
Режиссеры знают несколько способов, как снять зажим у артистов, которые, приступая к репетиции, испытывают естественные комплексы: у многих есть семьи, возлюбленные.
Один итальянский режиссер, который долго бился с любовной сценой, сам начал возбуждать холодную актрису (от подробностей, как он это делал, уклонился).
Чтобы актеры страстнее падали в объятия друг друга, одна известная режиссерша заставляла свою ассистентку и художницу раздеваться в кулисах и светиться прелестями в надежде на то, что исполнитель на сцене “зажжется” быстрее.
— Часто, чтобы снять зажим, я говорю артистам так: “Ребята, я пойду звонить, а вы поцелуйтесь по-настоящему”,
— делится опытом режиссер Андрей Житинкин.
— Почему?
— Потому что, сделав это по-настоящему, поцелуй легче сымитировать на сцене. В эмоциональной памяти актера это остается как первая любовь, что в интимной истории очень важно.
И вот артисты поцеловались…
Интересно то, что отношение к поцелую на сцене у актеров — мужчин и женщин — разное.
Проведенный мною опрос среди молодых и мастеров показал, что у сильной половины сцены в этом вопросе проблем меньше.
Георгий Менглет:
“Я любил эти сцены. Но напряжение и стеснение чувствовал”.
Александр Пороховщиков:
“Зажима и стеснения никогда не было. Я всегда знаю, что делаю”.
Лариса Голубкина:
“Я люблю, чтобы на сцене все выглядело естественно, но это вовсе не значит, что если пить, то водку, а драться — так до смерти. То же самое с поцелуем”.
Ольга Яковлева:
“Натурализм меня всегда шокирует”.
Людмила Гурченко:
“Это очень непростое дело. Можно написать целый трактат на тему поцелуя”.
Александр Лазарев-младший:
“Я не придаю этим сценам значения. Поцелуй во многом зависит от партнерши”.
Вот, вот где истина зарыта — в партнерше и ее отношении к партнеру.
По словам одного уважаемого педагога Школы-студии МХАТ, актриса не идет на контакт, как правило, по двум причинам: а) антипатия, б) дурной запах изо рта собрата по искусству.
Последнее отпугивает дам больше самых неприязненных отношений.
До революции Одесский оперный театр стал свидетелем истории, которую передают из уст в уста.
В южный город приехал столичный премьер.
Вся Одесса ломилась на спектакль “Отелло” с его участием.
И вот мавр склонился над бездыханным телом убиенной им Дездемоны. Зал нервно сглатывает слезы, и в тот момент, когда даже мухи замерли перед лицом последнего “прости”, раздался душераздирающий крик “покойной”:
“Уйди, чеснок, уйди!!!”
Как выяснилось потом, премьер накануне крепко выпивал и закусывал чесноком. У партнерши обнаружилось слишком чуткое обоняние, и она не выдержала теста на профессионализм.
После того, что я случайно подсмотрела на одном камерном спектакле, предлагаю поцелуй рассматривать как акт безграничного доверия партнеров друг к другу.
По ходу дела актриса незаметно сунула артисту валидол, очевидно, для заглушения дурного запаха изо рта.
И тут сценическое переходит в человеческое, о чем будет рассказано ниже.
Актеры тоже люди. И бывает, что любовь на сцене имеет исключительно жизненное продолжение. Часто после сценических интимностей возникают романы. Реже — семьи. Впрочем, на сцене, как и в жизни, всегда столько неожиданностей.
— Мне очень нравилась одна актриса. И вот я дождался спектакля, где у нас было объяснение в любви, которое заканчивалось объятиями и поцелуями,
— рассказывает артист Борис Иванов.
— Я готовился. И в нужный момент влепил моей пассии такой поцелуй, что она задохнулась, как будто перца хватанула.
Ух! “Идиот!” — прошипела она на сцене.
А за кулисами подняла поросячий визг, мол, я ей весь грим “съел”. Ну какой с ней, скажите мне на милость, мог быть роман?
Не часто, но доходит до криминала.
Критик Виктор Каллиш однажды был свидетелем страшной сцены. Артистка со всей страстностью своей героини во время поцелуя укусила партнера.
Тот даже ойкнул. А за кулисами избил ее за то, что она сорвала ему ответственную сцену, нарушила психологический рисунок.
На мой вопрос — испытывают ли актеры во время сцены близости то же самое, что и их герои? — многие ушли от ответа, и только Александр Пороховщиков, который всегда знает, что делает, признался, что в эти секунды бытия он наслаждается.
Наслаждаются, очевидно, и партнеры, находящиеся в романе. Но хорошие артисты знают, что кайф должен быть не у них, а у зрителей.
А что думают на сей счет люди, на которых, собственно, держится театр, то есть драматурги, выписывающие эти самые поцелуйные сцены даже в ремарках.
Мнение Григория Горина слегка озадачивает.
— Поцелуй на сцене за последние десять лет стал неважным и ненужным атрибутом. Поцелуй и убийство, я убежден,— вот две вещи, которые уходят и выглядят сегодня театральщиной. Более того, у меня, как у зрителя, они вызывают чувство неловкости, как и обнажения на сцене. Сегодня возбуждают одетые…
Лучший поцелуй, на мой взгляд, был в “Тиле”. Когда Тиль увидел женщину, жующую яблоко, потянулся к ней: “Как я хочу…” Она протягивает ему навстречу губы, а он в это время хватает яблоко…
Да, господа, если так дальше пойдет, и лучшие драматурги откажутся от естественного выражения любовных чувств и заменят их, скажем, летящими в головы партнеров табуретками и стаканами… Боюсь, судьба театра будет под угрозой.
— Смерть — это куда интереснее, чем поцелуйчики,— сказал драматург Горин.— Вы бы это исследовали.
Поцелуй как предмет исследования неисчерпаем.
Я еще не рассказала о всевозможных видах поцелуев, используемых на сцене: деликатный — в уголок рта, развратный — с предательски размазанной помадой на лице любовника, адский поцелуй.
О том, что артистов необходимо учить этому делу, чтобы из зала это не казалось ужасным да и им самим было комфортно.
А также о многом-многом другом из области того, на что всегда так интересно не только взглянуть из зрительного зала, а подсмотреть из-за кулис, со служебного входа.
Но всех тайн я вам не раскрою. Иначе театр перестанет быть таковым.
А напоследок я скажу:
“Совсем другое дело — кинематографический поцелуй! Настоящий, здоровый поцелуй без противного грима. Солнце, яркий день, сад… Тебя подхватывают сильные руки, молодые губы крепко впиваются в твои. И все это на фоне красивого пейзажа”. (“Новости экрана”, 1913 год.)
Марина Райкина.
Продолжение следует...
Комментарии 1