За околицей

Друзья, я начинаю публиковать свой роман "Аннушка". Он будет очень тяжелым и если вы не чувствуете в себе силы переживать сложные моменты из истории нашей страны, советую вам воздержаться от чтения. с уважением Марина Все события и персонажи вымышленные. Любое сходство с реальными событиями случайно. Пролог. Зима 1897 года выдалась суровой. Снега не было до конца ноября, а морозы жали к тридцати. Жители села Елошное с тревогой смотрели на глубокие трещины в земле, опасаясь, что плодовые деревья и кустарники вымерзнут, трава на следующий год не взойдет и тогда жди мор и голод в селе. 30 ноября, будто внемля молитвам людей с утра пошёл снег, к вечеру превратившийся в сильную метель, которая за пару часов укрыла исстрадавшуюся землю белым покрывалом. Метель выла, металась по селу, стучалась в окна и двери, а доме Шабалиных хозяйка дома в муках рожала седьмого ребёнка. Спешно вызванная на роды повитуха, которую жители села за глаза называли Повилика, отряхивая снег с одежды, ворчала на хозяина дома, сорокалетнего, кряжистого с черной бородой хозяина Егора Васильевича: -Дал бы чуток отдохнуть бабе своей, ведь седьмого рожает, почитай все погодки, ни отдыху, ни продыху. Тот, понуро опустив голову молчал, роды были тяжелыми, и любимая жена Любушка мучилась уже несколько часов. -Вы уж помогите Мария Ильинична –слезно просил он гостью, провожая её в закуток, отделенный от остальных куском ткани и грозя кулаком своим детям, притаившимся на печи и полатях. -Проводил бы ты дитёв к соседям, Егор Васильевич –сказала Повилика, бегло осматривая роженицу, -пусть там и переночуют-скомандовала она, доставая из холщовой сумки мешочки и пузырьки. Мария Ильинична была необычной повитухой, не из тех, кто водит роженицу по комнате, мнёт ей живот, опрыскивает заговоренной водой и открывает настежь двери, сундуки и печную трубу. Она обладала иными знаниями, полученными в своё время от собственной матери, разбиралась в травах, заговорах и лечила наложением рук. В Елошном было несколько повитух, на каждой из шести улиц, и, хотя принимать роды у женщин, не живущих там, где и повитуха было непринято, те всё равно предпочитали Повилику, считая, что у неё легкая рука и нет ни одной смерти в родах. Метель разошлась ещё пуще, вернувшийся хозяин дома был весь в снегу, но до него и до метели никому не было дела. Повилика споро и умело делала своё дело, прикрикивая на растрепанную, измученную Любу и заставляла хозяина дома приносить то горячую воду, то тряпки, то гнала прочь, не давая посмотреть на процесс родов. К утру роженица разрешилась девочкой. Повитуха, как положено, отрезала пуповину на веретене, спрятала детское место, чтобы после закопать, обмыла ребенка и внимательно рассмотрела. -Красивая девка будет-сказала она, -только вот…-замолчала повитуха. -Что там? –тихо спросила роженица, страшась её ответа. -Хромоногой будет, одна нога короче другой-ответила та. -Вытянуть нельзя? -спросил, заглянувший в закуток Егор Васильевич. -Нет, -мрачно ответила ему повитуха, колченогая –её судьба. Последняя она у вас, больше рожать твоей жене нельзя, лоно не выносит, умрёт в следующих родах. А девка справная станет, видишь знак на спине? –она показала на необычное родимое пятно, -знатной травницей станет и людей лечить будет, хотя и нелегко ей в жизни придется, много испытаний на её долю выпадет. -Ну что ж, на всё воля божья, а я всё равно её любить буду-сказала Люба, проваливаясь благодатный сон, зная, что Повилика ещё три дня будет находиться при ней и новорожденной. Глава 1. Анна I. Богатое, купеческое село Елошное находилось аккурат по Сибирскому тракту, который в России называли «великим кандальным путём». Славилось оно ярмарками, ремеслами и тем, что вокруг него располагалось целых шесть озёр: Елошное, Угловое, Лысаново, Конопленое, Конево и Снегирево. Старики поговаривали, что название своё оно получило от ели, единственной, среди берез, осин и кустарников, тех что увидели первые поселенцы на берегу озера. Жили в селе купцы, владеющие каменными магазинами с подвалами, состоятельные люди, державшие двадцать ветряных мельниц, торговые лавки, шесть кузниц, маслобойные заведения и ямщики, которым хватало работы. Процветало в Елошном ремесло, поля засеивались, а скот лоснился блестящими боками. Не бедствующий люд на собственные средства выстроил сначала одну церковь, а в 1915 году другую, каменную, взамен сгоревшей. 12 сентября в селе был праздник-поднятие крестов на вновь построенный, каменный, величественный храм. День был приурочен к святому Симеону Верхотурскому и в Елошном в этот день открылась ярмарка, так что к девяти часов утра, к началу литургии, храм был полон народа, приехавших в село и из соседних приходов. Восемнадцатилетняя Аннушка Шабалина, к литургии не поспела и тихонько пристроилась у входа, оглядывая лица прихожан. Статная, красивая, с черной косой через плечо, с улыбкой на полных губах она притягивала взгляды всех, одни смотрели на девушку с вожделением, другие с завистью, всем взяла, да вот только разные по длине ноги делали её неперспективной на брачном рынке. Литургия закончилось и над головами присутствующих раздался колокольный звон, начался крестный ход вокруг храма. День был солнечным, но больно уж ветреным и Аннушка с тревогой наблюдала за тем, как освященный крест поднимают вверх, на колокольню, где сидя на лесах его ожидал её отец. Ему предстояла трудная работа, установить крест на шпиль колокольни, но он с присущим ему спокойствием подхватил груз и водрузил на место. Стоявшие внизу люди ахнули в едином порыве. -Слава богу, Бог пособил» -перекрестилась девушка, боявшаяся, что сильный порыв ветра, сбросит отца с колокольни. Она не оглянулась на громкий свист парней, обычно всюду сопровождающий её, и хромая поспешила к лесам, всё ещё окружающих храм, потому что строительство было до конца не закончено, чтобы встретить отца. -Что голуба моя, перепугалась? –спросил он её, прищуривая правый глаз. -Думала сердце разорвется, тятя, до того, я испужалась. -Бог миловал, а братья твои и сестры где? –спросил он. -Так на ярмонку убежали, там медведя привезли, говорят от пляшет и на балалайке играет. -Так уж и играет? –рассмеялся Егор Васильевич, -а ты чего ж не ушла? -Тебя дождаться хотела, эвон как ты высоко забрался, прямо к небу самому, боязно мне стало. -Ах, ты, ласточка моя, -скупой на ласку мужчина растрогался и сунул в руки дочери монетку, -иди, присмотри чего- нибудь себе на ярмарке, а я пока инструмент приберу, да с мужиками покалякаю, узнаю новости, что там в Москве творится, да каковы наши успехи в войне проклятой. Он с болью смотрел вслед хромающей дочери, переваливающейся с ноги на ногу, как утка и думал о том, что не видать ей семьи и деток. Участь калек на селе не завидна, вечная бобылка, приживалка в семье успешного брата или сестры. Он встряхнулся, чтобы выбросить дурные мысли из головы и поспешил к кучке односельчан, что-то громко обсуждающих невдалеке. Ярмарки в Елошном были привычным явлением. На них съезжались люди со всей округи и приезжали купцы аж с самого Кургана, привозя на продажу разное. Не отставал и местный люд, предлагая на продажу молотилки, веялки, сортировки и пимы на разную ногу и конечно же масло с собственных маслобоен. Аннушка спешила на площадь, когда её окликнула постаревшая Повилика, сидевшая на лавочке у каменного магазина. -Что-то ты, душенька совсем про меня забыла и не заглядываешь боле? –сказала она, пристально глядя в глаза девушки. -Работы много по дому,-оправдалась Анна с тоской поглядывая на торговые ряды. Повилика проследила за её взглядом и сурово сказала: -Не о том думаешь, девка! Пора тебе ремесло в руки брать! Жду завтра, с утра, да пораньше. -А тятя как же? –запротестовала девушка. -А с ним разговор будет, отдельный! -отрезала собеседница и добавила: -иди уже, вижу, как тебе не терпится! -Скоро судьба твоя переменится, Аннушка, а в прочем и наша тоже -прошептала она вслед уходящей девушке и сжав ладонями батожок о чем-то крепко задумалась. Анна и не собиралась ничего покупать на ярмарке, знала, как нелегко даются деньги её отцу, а вот поглазеть на приезжих, послушать разговоры, мило дело. Заглядевшись на яркие отрезы ткани, она споткнулась и упала, больно ударившись рукой, раскроив кожу так, что хлынула кровь. -Бабка-Ёжка, Костяная ножка, С печки упала- Ножку сломала! –заплясал, дразнясь возле неё соседский пацаненок, Гришка, размахивая руками. От боли Аннушка растерялась и слёзы хлынули сами собой. -А ну пошёл отсюда, сиська овечья-раздался мужской голос, и сильная рука подняла девушку с земли. Разлепив мокрые от слёз ресницы, она увидела перед собой Якова, жившего на соседней улице. Двадцати двухлетний парень женой к своим годам не обзавелся и батрачил на Паршукова, местного зажиточного крестьянина, владеющего тридцатью десятинами земли, десятком коров, лошадей и овец без счета. Парень оторвал подол свой рубахи, получился внушительный лоскут и перемотал руку девушки. -Смотри под ноги, так и зашибиться недолго, - улыбаясь сказал он, как, будто не замечая её уродства. -Спасибо-тихо ответила Анна, прижимая к груди окровавленную руку. Привыкшая к тому, что ей в след обычно улюкают и кричат обидные слова, она не могла поверить, что эта добрая улыбка предназначалась ей. -Вот ты где –дернула её за здоровую руку сестра Аксинья, со стороны увидевшая её падение, -мамка тебя обыскалась, там сваты к Евдокии пожаловать должны, а вы с тятей, как сквозь землю провалились! Не знаешь где он? -У храма стоял только что, с мужиками разговаривал! -Бежим его искать, а то всё пропустим! Взглянув на Якова, Анна улыбнулась ему и поспешила за сестрой, чтобы помочь разыскать отца. Спустя час девушка с трепетом наблюдала, как в их дом входят старшие Маркеловы с свательщиком. Оглядевшись гости уселись под матицу и начали торг: -У вас есть цветочек, у нас есть садочек. Так ваш-то цветочек нельзя ль к нам в садочек перенести? - затараторил свательщик, а отец Анны, принимая правила игры степенно отвечал: -Так молода ещё невеста, да и делать ничего не умеет. В это время в кути (угол возле печи) Евдокия, которую сватали, зажав рот ладошками алела щеками и волновалась, зряшно, конечно, ведь про меж родителей давно всё было согласовано. -Дуня, выйди к людям, -скомандовал Егор Васильевич, отодвинув занавеску, невесту под руки вывели сестры. -Согласна ли ты взамуж выйти? –спросил её отец, любуясь розовым румянцем на её щеках. -Да, тятя-тихо ответила дочь и повинуясь движению его брови вновь ушла за занавеску. Егор Васильевич довольно крякнул и крестясь зажег свечу перед иконой в красном углу. -Что ж, настало время сватьюшки расходы на свадьбу обговорить, да подарки для невесты вырядить. Мать, накрывай на стол, тащи самовар, да поживее! –весело гаркнул он, потирая руки. А чтобы новая семья была крепкой ударим –ка мы сватьюшки по рукам, как деды наши делали да прадеды –сказал он, подавая старшему Маркелову платок. -Вот так, то лучше будет, а теперь дозвольте сказать, что Дунюшке нашей ботиночки положены, шаль да подшалок, платье, рубашка, кольцо и цветы на голову, чтоб краше всех она в этот день была! -А с приданным что, Егор Васильевич? Всё ли готово? –уточнил сват, показывая глазами свательщику, чтобы тот разливал принесенное с собой вино. -Обижаешь, Матвей Иванович, как на духу, перина пуховая, подушки из пера гусиного, да пара сундуков с отрезами, посудой, всё как положено. Сваты довольно улыбнулись друг другу, договорившись сыграть свадьбу сразу после Покрова. Аннушка радовалась за сестру, уж не первый птенчик вылетел из гнезда Шабалиных, сыновья были женаты, дочери пристроены и вот последняя вот-вот вылетит из дома в замужнюю жизнь. Она прижалась к сестре, жалея, что скоро придётся расстаться. -Что ты, Аннушка- обняла её Дуня, -я прибегать к вам буду-шепнула она на ухо сестре. -У Маркеловых не забалуешь, говорят, что свекровка твоя –злыдня, старшую сноху поедом ест, нет у девки ни сна, ни отдыха-отвечала ей девушка, стараясь сдержать слёзы. -На всё божья воля, милая, на-ко, -Дуня вытащила из своих волос ленту, -возьми крАсоту на счастье, авось и тебе оно улыбнется. За занавеской слышны были громкие разговоры, сваты всё ещё спорили о приданном, а кути пахло березовым дымом, сдобным хлебным духом и мышами, которые почувствовав приближение холодов забрались в дом. Аннушка вдруг вспомнила как смотрел на неё сегодня Яков и сердце в её груди забилось, затрепыхалось словно птица в клетке. Пропуская подаренную ленту сквозь пальцы ей славно помечталось о нём и засыпая, она сжимала её в руках словно стараясь удержать своё призрачное счастье. Рано утром мать подняла Аннушку и велев поскорее умыться, засуетилась у печи. Студеный пол холодил ноги, и она сунула их в маленькие полу- валеночки, которые подарил ей отец. -Поспешай, дочка, сегодня ты к Повилике идёшь, помощницей, волосы прибери, да спрячь под платок, она старуха суровая, старой закваски, ежели что не понравится, пиши пропало! -А если мне не хочется? -А это ты тяте своему разлюбезному скажи, его распоряжение. Только дома его ты не найдешь, ещё затемно к храму подался, хочет до первого снега управиться, а ты пошевеливайся, Повилика ждать не любит. Вздохнув Аннушка подчинилась. Быстро сполоснула лицо под рукомойником, ухватила со стола варенную картоху и была такова. Сентябрь выдался на удивление теплым, холодными были лишь ночи, да и то не все. Девушка спешила по главной улице, которую все называли Бараба, кивая головой встречающимся знакомым. Обычное, ничем не примечательное утро, пастух прогнал стадо коров за село, лаяли собаки, сосед возился с телегой, рядом крутились помощники, сыновья мал мала меньше, шмыгая и поджимая босые ноги на холодной траве. -Аннушка,-окликнула девушку одна из её сестер, живущая на этой улице, выглядывая из-за забора, -куда это ты в такую рань собралась? -Матушка к Повилике отправила –отвечала та, замедляя ход, чтобы остановиться и поболтать. - Уж не рожать ли собралась она? –пошутила сестра, выкручивая и развешивая на веревки исподнее мужа. -А хоть и родит, так что с того? –поддержала шутку девушка, возобновляя движение, -помнишь наша бабка в 47 родила, так что матушка ещё и понести может. -Может-то может, -сказала ей вслед сестра, наблюдая, как она идет, -вот только надо ли? Жила Повилика в доме на соседней улице, в самом её конце, где через поле, рукой подать, уже начинался лес. Хозяйства большого не держала, десяток курей, да задиристый петух с мясистым, малиновым гребнем, который тут же погнался за Аннушкой, загнав ту на скамейку у дома. -Тётка Маша-отчаянно выкрикнула она, глядя на то, как птица загребает мощными лапами землю, намереваясь запрыгнуть на скамью. -Ах ты ж, охальник! –выкрикнула хозяйка, понужая противную птицу полотенцем, с которым выскочила из дома, услышав крик. -Завтра же в суп отправлю! -пригрозила она петуху, помогая гостье спуститься. -Не бойся, милая, он только с виду грозен, а как палку в руках увидит, бежит прочь со двора. Проходи, не стесняйся, половики бы выхлопать, да всё недосуг-жаловалась хозяйка, провожая девушку в дом. Быть повитухой в селе было почетно, но и стать ею могла не любая. Во-первых, у женщины должны быть собственные дети. Единственная дочь Повилики жила в соседнем селе, но желания перенять материнский опыт не высказывала, а после того, как её отец скончался и вовсе наведывалась к матери редко. Во-вторых, репутация повитухи должна быть безупречной, ведь ей доверяли новую жизнь. Односельчане ревностно следили за её жизнью и если она была бы замечена в неверности мужу или иных прегрешениях, то повитухой ей больше не быть. Напротив, те повитухи, которые пользовались популярностью у рожениц, могли рассчитывать на помощь, ставясь нетрудоспособными, ибо женщины, у которых они роды принимали кормили её, помогали всячески и угощали пирогами по праздникам. Повилика была иной, не похожей на других сельских повитух. В Елошном она появилась случайно. Оставленная матерью у дороги, она не помнила кто она и откуда. Было ей в ту пору пять лет, но всё, что было с ней до того, как она оказалась здесь, было покрыто плотной пеленой белого тумана. Был ли её отец ссыльным? Или по этапу шла её мать? Что побудило родителей, а она была уверена, что оставили её родные люди, оставить неразумное дитя на милость жителей села? Чьего она роду племени? И откуда в ней сила, которую она почувствовала в пятнадцать лет? Эти вопросы не давали ей покоя много лет, но ответы на них она так и не нашла, и смирилась с этим. Девочку приютила простая крестьянская семья, у которой, как говорится семеро по лавкам сидело, и которая едва сводила концы с концами. Долгое время она не разговаривала, просто молча наблюдала за тем, что происходит вокруг и отзывалась на имя Маша. А когда произнесла первое слово, засыпавшие её вопросами взрослые так и не услышали ответов, память найденки была чиста, как выбеленный холст. С тех пор и прикипело к ней прозвище Повилика, ведь она, как сорная трава, укоренилась в Елошном и выжила. Аннушка осмотрелась вокруг, ничего особенного в избе старухи не было, разве что травы, пучками развешанные в сенках, да маленький шкафчик с темными пузырьками. -Ну что застыла, словно оловянная, проходи, присаживайся-скомандовала хозяйка. -А что делать-то надоть? Может половички схлопнуть? Полы помыть? -Это опосля, а пока дай-ко мне свои руки,- Анна повиновалась, и она сжала ладони девушки. Держала долго, что-то нашептывая себе под нос, а потом спросила: -Что чувствуешь, голубка? - Жар, как будто руки огнем опалило, а боли нет! - удивленно ответила её гостья. -Значит не ошиблась я, правильно выбрала-довольно улыбнулась Повилика, выпуская её ладони. -В чем не ошиблись Мария Ильинична? –спросила Аннушка, которой вдруг стало страшно, словно её студеной колодезной водой окатили в жаркий полдень. -Быть тебе ведуньей-буднично ответила старушка, снимая с пояса мешочек с завязками и передавая его гостье, -носи не снимая, береги от чужого взгляда и рук, да и сама в него не заглядывай, рано тебе ещё, придёт его час и время. Да зови меня тетка Маня, а уж если Повилику из твоих уст услышу, не взыщи, накажу. Знаю, что имя мне такое, бесовское, дали мелкие людишки, да что с них взять-то? Ну, чего расселась? Половички сами себя не выхлопают, бери голик, да на двор ступай, а коли баба какая явится в дом не заходи! Снег ли, дождь, всё едино, жди во дворе знака от меня. Ступай себе, а я самовар пока взгрею, чайком побалуемся. С этого самого дня и началось это странное услужение, когда начала передавать Повилика знания свои Аннушке, учила настои травяные составлять, мази делать, да раны с болезнями лечить. Продолжение  #аннушкаоттандем

Здравствуйте , меня зовут Марина. Я веду группу в одноклассниках от своего имени и имени мужа , которого зовут Саня. Муж давно и прочно болен, но мы сжились с болезнью и совершенно не обращаем на неё внимания. Кыш, болезная, сегодня не о тебе речь!

Пожарка. Часть 1. Старое здание пожарной части села Клюевка находилось в центре села, прямиком за полуразрушенным храмом, напротив детского сада. Укрытое со всех сторон старыми тополями, которые ломались при каждом удобном случае, с крышей, покрытой мхом и старыми, скрипящими воротами, оно было местом мужской силы села. Вечером в небольшое помещение тесно набивались деревенские мужики, играли в карты и домино, судачили о своём мужском или всем гамузом ползали под вечно ломающейся пожарной машиной, пытаясь своими руками привести её в порядок. К слову сказать, пожары в селе были редки и порою, Трофим Иванович Нечеухин один из трёх пожарных, скучая проводил учения для местных ребятишек, заставляя их разматывать и сматывать пожарные рукава на скорость. Под его руководством ребятня подметала гараж и площадку перед пожаркой, так местные жители называли пожарную часть, белили стены, красили заборы и за честь считали возможность посидеть за рулем пожарной машины или получить разрешение взобраться на пожарную вышку, откуда всё село было видно, как на ладони. Сама Клюевка была небольшой, проживало в ней чуть больше тысячи человек, вольготно разбросала свои улицы параллельно небольшой реки под названием Кумушка. Спокойная летом, река широко разливалась в половодье, щедро заливала водой сельские огороды и уходила обратно, оставляя за собой водоросли и ил. Водились в реке караси и щуки, попадались сомы и раки, и редкий мужчина в селе не был рыбаком. Трофим Иванович, как и другие, любил рыбалку, проводя на реке много времени, за что не раз был руган женой. Вот и сегодня, перебирая сеть в пожарке и совсем не слушая своего лучшего друга, которого в селе прозвали Шкалик, за неуемную жажду выпить, он думал о утренней ссоре с женой. С Софьей они жили вместе уже много лет, вырастили двух дочерей, Евгению тридцати лет и Анастасию, заканчивающую педагогический вуз. Супруга была женщиной нежной, при малейшей ссоре её красивые голубые глаза наливались слезами, она начинала плакать, тут уж Трофим Иванович на дух не выносивший женских слёз шёл на попятую и всегда отступал, оставаясь при этом при своём мнение. Утренняя ссора вышла совсем пустяковая, не стоившая выеденного яйца, а вот гляди ж ты, задела, раз он о ней до сих пор думал, прокручивал в голове варианты своих ответов традиционно заплакавшей жене. -Иваныч, ау - позвал его Шкалик,- что молчишь? Пойдем или нет? -Куда? -отвлекся от своих мыслей Трофим Иванович. -Как куда? Я же тебе битый час рассказываю уже, неладное творится что-то в нашей церкви, свет по ночам горит, тени мелькают, надо бы проверить. -Да чего там проверять? Камни да земля, всё ценное ещё до нас растащили. -А ну как костер палить начнут, а там лестница деревянная, потолок, до пожара недалеко. А спросят с кого? С тебя! Кто у нас за это отвечает? Ты! -Ладно уговорил, сходим завтра посмотрим, не оставлю же я пост сегодня? Вот отдежурю, тогда и глянем. Наверняка ребятня клад ищет- сказал Трофим Иванович, откусывая крепкими зубами нитку, которой сшивал сеть. Сельский храм был построен на средства прихожан аж в девятнадцатом веке. Смотрел он на этот мир высокой звонницей с колоколами, расписными фресками на стенах и лепными из гипса ангелочками под потолком. Имелись при храме чудесные иконы и золотая утварь, переданная по слухам самим Александром III, который предпочитал простую жизнь и не гнался за роскошью и помпезностью. Имелись и золотые монеты, старые библии, в окладах из драгоценных камней. По крайней мере об этом говорил местный краевед, историк, нашедший подтверждение своим словам в архивах. Многое удалось повидать храму на своем веку, и хорошего, и плохого, но из года в год сверкали маковки его куполов и улыбались гипсовые ангелочки с его потолка. Но в 1920 году храм закрыли, заколотили досками двери и окна, поснимали колокола, а иконы, утварь и книги странным образом исчезли. Старики болтали разное, мол, дескать, припрятали священники богатство своё у преданных вере людей, а часть схоронили прямо в храме, правда никто не знал где именно. Периодически среди жителей села возникали мысли о том, чтобы его найти, для этого по началу вскрывали полы, исследовали подвалы и чердаки храма, но ничего не найдя, угомонившись, они вздыхали, мол, враньё — это всё и придумки людские. Но живучие легенды и мечты о богатстве, нет- нет, да и всплывали вновь, продолжали будоражить умы и вызывали трепет в неокрепших умах. -Ты как неживой сегодня – пробурчал Шкалик,-опять твоя Софка жару тебе дала? Что на этот раз? -Рыба, видите ли ей помешала, как ведро утром принёс, так и начала гундеть, мол куда столько, и так все лари ею забиты. А я так понимаю, рыба она завсегда рыба, хоть жаренная, хоть вяленная. Да мне и мяса не надо, лишь бы рыба была! - с возмущением ответил ему Трофим Иванович. Шкалик, не имевший за душой даже мало -мальской удочки многозначительно промолчал. Пожалуй, он единственный, приехавший в село работать из города ещё в юности, не понимал тотального увлечения деревенскими мужиками рыбалкой, сам он к ней был равнодушен, предпочитая диван удочке. Но в данной ситуации возражать не смел, мужские посиделки в пожарке были единственным его развлечением по вечерам. Они молча сложили сеть и поставили на плитку чайник, постепенно с разных концов села подходили, подъезжали мужики в предвкушении славно провести вечер. Ночь опустилась на село, на небе, словно овцы на поле, высыпали звёзды, а за высокими тополями, в здании храма ровно горел свет, пробиваясь сквозь щели заколоченных окон. Утром, вернувшись со службы Трофим Иванович молча прошёл в большую комнату и улегся на диван. -Завтракать будешь? – крикнула жена с кухни. -Спасибо, вчерашним сыт-сердито ответил муж, еще не отошедший после ссоры. -Ну хватит дуться, медвежонок, да лови ты этой рыбы сколько хочешь! Тем более гости к нам едут, пригодится! - ответила Софья. -Кого ещё черт несёт? – спросил Трофим Иванович сердитым голосом, но она видела, как от любопытства начали двигаться кончики его ушей. -Настька едет…с кавалером! – весело ответила она, распахивая окно. Жаркое летнее утро нагло влезло в дом, пробежалось солнечными зайчиками по половицам, стеклянным дверцам буфета, приласкало широкие листья фикуса, стоявшего в углу. -Да ну! Защитилась? - хозяин дома радостно вскочил с дивана. -Ещё вчера. -Как же? А я почему не знал? -А я хотела сказать, но у тебя же РЫБА! –последнее слово жена выделила голосом. Муж было вскинулся, но вспомнив о приезде дочери остыл и потрусил на кухню завтракать. Сойдя с рейсового автобуса Настя вдохнула полной грудью, хорошо дома. -Отучилась, Настюшка? – спросила у неё соседка, встречающая внуков и с любопытством глядя на её кавалера. -Да, теть Маш, и диплом получила. -Молодец! В село вернешься? В родную школу? –спросила она, забирая из салона автобуса многочисленные сумки, приехавшие с детьми. -Ещё не решила, тетя Маша, думаю- ответила Настя. -Ну думай, думай- пробурчала соседка, складывая сумки в кучу. -Пошли- Настя потянула спутника в сторону от остановки. -Может помочь женщине? –спросил её он. -Справится, вон смотри муж её идёт- она показала на мужчину, спешащего навстречу тетке Маше. Они не спеша пошли по улице, продвигаясь в сторону дома. Настя не успевала здороваться, выросшая здесь, она практически всех знала, а вот Егор, её спутник с удивлением смотрел на проходящих мимо людей, ему, городскому жителю казалось неловким приветствия чужих людей. Родители его оба работали на большом заводе, отец в цеху, мать в управлении, жили они в заводской квартире, имели крохотную дачу и никогда не приезжали в село, даже в гости, являясь сугубо городскими жителями. С Настей он познакомился в очереди в студенческой столовой, ему сразу понравилась весёлая, компанейская девчонка легко находившая общий язык со всеми, при этом она была не глупа и легко поддерживала любые темы. С ней было легко и просто, как с хорошим другом, она умела слушать и не трещала бесконечно о своих женских делах. Молодые люди начали встречаться, задумались о совместной жизни и первым шагом к дальнейшим серьезным отношениям стало знакомство с родителями друг друга. Дом Нечеухиных выделялся среди других. Ухоженный, с веселым цветочным разнотравьем в палисаднике он гордо стоял, поблескивая новой крышей и свежеокрашенными заборами. На стук ворот, из будки, выскочила маленькая кудлатая собачонка, Шпунька, которую Настя нашла ещё выброшенным щенком за старой фермой. Бешено крутя хвостом, она припала к ногам хозяйки, заливаясь счастливым лаем. -Хорошая моя, Шпунечка, любимая моя- приласкала её Настя. На лай собаки на крыльцо выбежала мать девушки, следом вышел отец. -Девочка, моя, как хорошо, что ты дома – Софья обняла дочь, залив слезами тонкий, шифоновый шарфик, висевший на её шее. -Мама, папа, знакомьтесь, это мой парень- сказала Настя, не разжимая объятий матери. -Егор-представился гость, протягивая руку Трофиму Ивановичу. -Будем знакомы- степенно ответил тот, сильно пожимая руку парню и хмыкая от удивления. -Силён-уважительно сказал он, потирая ладонь после рукопожатия. -Спорт? –спросил он, подхватывая сумку дочери с земли. -Бокс-коротко ответил гость, рассматривая ухоженный двор Нечеухиных. -Что ж мы посреди двора-то стоим, в дом, прошу всех в дом. Счастливая Софья, наконец-то оторвавшись от дочери поспешила вперед, чтобы открыть дверь перед дорогими гостями. -Мам, а Женька придёт? Я соскучилась по Антошке сильно, и подарок ему привезла, машинку, настоящий самосвал, он давно о ней мечтал. Софья вздохнула, старшая дочь Евгения давно жила самостоятельно и с родителями особо не общалась, считая их виновными в своём разводе с мужем. Дело в том, что её муж, Игорь, был любвеобильным человеком и помимо жены содержал целый штат любовниц. Свои похождения скрывал ото всех умело, шифруясь не хуже настоящего разведчика. Правда особо ему это не помогло и Трофим Иванович, узнавший о его похождениях, молчать не стал и выложил всё дочери. Был грандиозный скандал, неверный муж был изгнан из семейного гнезда раз и навсегда, а Евгения затаив обиду на отца (не мог промолчать что-ли?) сократила общение с родителями до минимума. -Ты же её знаешь, я позвала, а вот придёт или нет не знаю. Идём за стол, вы с дороги, голодные. Софья расстаралась на славу, стол ломился от угощений: рассыпчатая картошка, курица из печи, рыжики в сметане, свежие огурчики и конечно рыба в разных видах. Трофим Иванович довольно крякал, видя, как гость с удовольствием ест жареных карасей и положил себе на тарелку второй кусок фаршированной щуки. -Любишь рыбу-то? - спросил он Егора. -Люблю-ответил он похрустывая огурцом. -Рыбак? -Да нет, не приходилось рыбачить. -Это ничего-оживился хозяин, -я тебя с собой возьму, на утреннюю зорьку, уверен, тебе понравится. -Пап, мы только приехали, а ты уже с рыбалкой пристаешь! –возмутилась дочь. -Я не против – быстро ответил Егор. -Вот! –отец поднял палец вверх,-мужики они завсегда общий язык найдут, а рыбалка –дело святое! Во дворе залаяла Шпунька, потом виновато завизжала и в дом зашла старшая дочь Нечеухиных –Евгения. Было ей тридцать лет, ростом она пошла в отца, они оба были высокими, худощавыми с черными волосами и голубыми глазами. От мамы ей досталась потрясающая грудь и ямочки на щеках. За руку она держала Антошку, пятилетнего сына, который был больше похож на бывшего мужа, нежели на неё. -Добрый вечер,-поздоровалась молодая женщина со всеми. -Женечка, как хорошо, что вы пришли, присаживайся к столу-Софья поспешила принести чистые тарелки и столовые приборы. -Привет, сестрёнка,- Настя вскочила со стула и обняла гостью. Разница между сестрами была относительно небольшой, девять лет, но особой любви между ними не наблюдалось, они были совершенно разные: независимая Женька всё детство провела в мальчишеских компаниях, бегала с ними по крышам, прыгала в сугробы, жгла костры и гоняла на мотоцикле. Настя же предпочитала общению книжку, не особо любила шумные компании, но попав в такую не терялась и легко находила общий язык с людьми. -Тише, тише –раздавишь- Женя вырвалась из объятий сестры, -давай, показывай кавалера-иронично сказала она. -А меня показывать не надо, я сам могу что хочешь показать, Егор-представился гость, протягивая женщине руку, чтобы поздороваться. -Что ж вы так официально, Егор? Родственниками же станем! - женщина наклонилась к парню и поцеловала его в щёку. -Евгения-представилась она,-а это мой сын Антон. Гости сели к столу, потекла непринужденная беседа. Настя с беспокойством переводила взгляд с жениха на сестру, она видела, что та включилась всё своё обаяние, расправила плечи, демонстрируя грудь, улыбалась, показывая свои ямочки, поправляла волосы и как бы случайно прикасалась ногой к ноге Егора. Шпунька опять залаяла, дверь открылась и на пороге дома оказался Шкалик. -Иваныч, ты забыл что-ли? Стемнело вроде. -Что забыл? - не понял хозяин дома, намахнувший пару стопок домашнего самогона. -Дык, мы ж в церкву собрались сходит, помнишь, свет там горит по ночам. -Какая вам ещё церковь! - заругалась Софья,-не видишь гости у нас! -Подожди, мать, Максим (так звали Шкалика) дело говорит, проверить бы надо, что в храме творится. -Тебе больше всех надо? Участковый есть, председатель сельсовета, пусть они беспокоятся, а у тебя другие дела найдутся! Но она знала, что говорить что-то бесполезно, уж коли муж втемяшил себе, никто не переубедит. -Я с вами могу сходить-предложил Егор. -И я пойду, прогуляюсь- сказала Женя. -Егор, ну куда ты собрался? Темно уже, там, в церкви ямы кругом, можно и сломать себе что-нибудь ненароком- Настя взяла его за руку. -Да ничего страшного, -Егор отнял свою руку и посмотрел на Трофима Ивановича,- я с вами! -А ты, сестренка, с мамой оставайся и с Антошкой-предложила Женя. -Ну уж нет, я тоже с вами пойду, только переоденусь- Настя быстро прошла в свою комнату, чтобы найти брюки. Продолжение #пожаркаоттандем

Шурочка. Часть 1. Шура открыла глаза и счастливо зажмурилась, солнце било прямо в глаза, из приоткрытого окна тянуло утренней свежестью, по деревне разливался многоголосый петушиный крик, во дворе мычала корова и мама нарочито строго отвечала ей в ответ: -Ну и чего ты размычалась, иду я, иду, дай подойник сполоснуть, торопыга. С кухни доносились звуки: позвякивали чашки, покашливал в кулак отец, последнее время он плохо себя чувствовал, но старался скрыть это от близких, уходя из дома если кашель разрывал его тело, тихо переговаривались между собой старшие братья, стараясь не разбудить младшую сестру, студентку, вернувшуюся домой на летние каникулы накануне вечером. Шура вскочила с кровати, распахнула настежь окно, покрутилась перед зеркалом –хороша: длинные черные волосы достались ей от мамы, та до сих пор носит косу, бережно расчесывая кипу чуточку поседевших волос пред сном, ярко-голубые глаза от отца, ямочки на щеках тоже его, а хорошая фигура от любимой бабушки, которая сохранила тонкий стан до старости. На улице было свежо, сполоснув лицо и руки под умывальником, прилаженным отцом к стене сарайки Шура зашла в стайку к матери. -Доброе утро, Сашуня, как спалось? -Хорошо, мамулечка. -На-ко, выпей молочка парного-мать подала дочери кружку –а то зеленая приехала от учебы, а худющая какая, одни кости и глазищи. Тоня, так звали маму девушки, поставила ведро на землю и обняла дочь: -Наскучалась по тебе очень, а теперь сердце успокоилось, дома ты. Позавтракала? Шура отрицательно покачала головой. -Идем в дом, покормлю тебя и на покос поедем, сено ворошить, в валки собирать. Мужики –то небось уже готовы, только нас ждут. Пока Шура завтракала, мать разлила молоко по банкам, убрала в холодильник, собрала походную сумку: варенная картошка в мундирах, яйца, огурцы и помидоры, пару банок рыбных консерв, хлеб –нехитрый обед для семьи. Мужики и впрямь уже были готовы: в небольшой прицеп сложен инструмент, бензопила и смешной пес Куделька, который всюду хвостом следовал за хозяевами. Из-под густой челки выглядывали любопытные глаза, хвост безостановочно молотил воздух, пес боялся, что его не возьмут с собой, влажный нос улавливал утренние запахи. Два брата –Андрей и Сергей, широкоплечие, как отец, шутя подначивали друг над другом, но наткнувшись на суровый взгляд отца смешались и спрятались за прицепом дразня Кудельку. Самый маленький из детей, семилетний Данилка выгнал корову из стайки, чтобы проводить её на кладбище, на покос его не брали, он оставался дома, на хозяйстве. Отчаянно зевая он выгнал Зорьку за ворота, не забыв показать старшим братьям язык. Младшенького любили в семье и бесконечно баловали, но несмотря на это он рос хорошим, чуточку хулиганистым по возрасту парнем. Старшие бесконечно над ним подшучивали, но он не обижался на них. -Данька! - окликнул брата Андрей -А? - купился младший -Сопли подбери, поскользнёшься – братья засмеялись. Привычно шмыгнув носом, Данька независимо плюнул на землю и ответил: -Танька твоя с Васькой Черкашиным вчера на мотоцикле каталась и добавил ехидно-ку-ку, невестушка, изобразив руками улетающую птицу. Улыбка сошла с лица Андрея, девушка его, Таня, давняя любовь дождалась его из армии и поводов для ревности до этого не давала. Андрей рванул было со двора, но Сергей придержал: -Куда ты оглашенный, Даньку не знаешь, что ли? Братья посмотрели на младшего: -Обманули дурака на четыре кулака- показав братьям в очередной раз язык, Данька рванул догонять далеко ушедшую корову. -Вот ведь обормот, вернемся, уши оборву-пробормотал Андрей-батя-обратился он к отцу- скоро они там, солнце –то уже вон где! -Не ворчи, как старый дед,- ответила вместо отца Шура, натягивая старую кепку брату на глаза-тут мы уже, заводи мотор. Семья села в машину, поднимая облачка пыли и оглушая окрестности звонким лаем Кудельки помчалась в длинный, солнечный, летний, покосный день. Дедов покос находился на дальнем угоре, кусочек степи, березовый лес, мелкая речушка под косогором с разнотравьем по берегу и студеной водой, из бьющего из-под земли родника. Обдуваемая ветром трава подсохла и легко укладывалась в высокие, пахучие валки. -Завтра начнем копнить- сказал Михаил, глава семейства, разминая в руках траву. -Управимся, Миша? Помочи соберем? -Сами управимся, вон нас сколько, целая бригада! Догоняй давай! –Михаил обогнал жену и двинул вперед. Тоня промолчала, в хозяйственных вопросах она полностью доверяла мужу, привычными движениями переворачивая траву. Руки делали работу, а мысли прыгали как блохи по собаке: к осени Шурочке купить бы сапоги, Андрей запоговаривал о свадьбе, Даньке нужны учебники, Сергей втайне мечтает о мотоцикле, а муж что- то скрывает от неё, как только начинает кашлять сразу выходит из дома. Сегодня ночью бухал во сне, разрывая легкие, а утром проснувшаяся Тоня увидела на подушке кровь. Сменив наволочку на подушке, она никому ничего не сказала. С юности Михаил отличался скрытным характером. Родился и вырос он в семье староверов, свято соблюдавших дедовы традиции, был слегка скуп, немногословен, но надежный как скала, ставящий дом и семью на первое место. По первости Тоня, веселушка и хохотушка пыталась вытащить его на деревенские вечерки, но наткнувшись на полное равнодушие к увеселениям со стороны мужа уселась возле него в доме, обросла хозяйством, детьми, ежедневными заботами, хлопотами и успокоилась. Ей пришлось выдержать целую бурю от мужа, когда Шурочка успешно поступила в институт и осталась в городе, Михаил был против и целую неделю молчал, игнорируя жену, но после первого приезда радостной, переполненной впечатлениями дочери оттаял и начал разговаривать. Тоня остановилась, вытерла лоб кончиком мокрого платка, огляделась вокруг: Михаил с сыновьями работали далеко впереди, размашистыми руками собирая траву в колкие валки, шли одной линией, охватывая вокруг себя большое пространство. Шурочка выгребала траву с лесных полян, то тут, то там мелькала её веселая панама, которую дочь привезла с собой из города. Опершись на грабли Тоня вздохнула полной грудью, но вдруг страшное предчувствие неотвратимой беды всколыхнуло её душу. Она прерывисто задышала, пытаясь усмирить рвавшееся из груди сердце. Что-то страшное надвигалось на их семью, большое, как черная грозовая туча и она пока не знала с какой стороны идет эта туча и как её избежать. Тоня взялась за грабли, стараясь хотя бы работой успокоиться и заглушить тревогу. Шурочка наслаждалась работой. Поднявшееся высоко над горизонтом солнце, беспощадно опалившее землю жаркими лучами её не пугало, работала она в тени высоких берез, потеряв из вида братьев и родителей. Работать одной было совсем не страшно, с детства их с братьями вывозили на покос, приучая к крестьянской работе. Отец изладил специально для них маленькие литовки и грабельки и уже в шестилетнем возрасте они во всю работали, постигая премудрости деревенского труда. В городе ей было в разы тяжелее, группа в институте подобралась городская, она одна из села, поначалу кривили губы разглядывая её мохнатые юбки из Турции и пушистую ангорскую кофточку, которой она так гордилась, помог характер, который она унаследовала от родителей: настойчивость и стремление от отца, легкий характер от матери. Уже к концу первой сессии Шура со всеми передружилась, а тихий Мирослав из состоятельной семьи прочно занял место в её сердце. Не обладающий яркой внешностью Мирослав, умный, скромный и застенчивый парень между тем пользовался бешенным успехом у противоположного пола, причиной этому конечно же было высокое место его семьи на социальной лестнице общества. Девицы, кружившие вокруг него каждый раз придумывали всё новые и новые способы привлечь его внимание, а Шурочке достаточно было набраться смелости и заговорить с ним о Кафке, как Мирослав напрочь забыл о всех девицах влюбился в Шурочку. С ним она чувствовала себя красивой и желанной, они могли часами обсуждать новый фильм или книгу, спорили на философские темы и часами просиживали в библиотеке. Родители Мирослава, сколотившие состояние на продаже продуктов, дружбе не препятствовали, но и особой радости не проявляли, Шура казалась им простоватой, деревенской девочкой, не перспективной и поэтому не интересной. Алевтина Павловна, мать Мирослава, еще вчера стоявшая за прилавком простым продавцом сама не могла понять откуда в их простой семье появился такой рассудительный и умный сын. Как все, кто недавно выбрался из нищеты она до смерти боялась вернуться к ней обратно, поэтому искренне ненавидела всех тех, кто не соответствовал её понятию о богатстве. В свой дом, украшенный с варварским великолепием золотыми унитазами и лепными потолками она приглашала для сына девушек по статусу, но сын, по её мнению, выбрал нищебродку и каждый раз огрызался на родителей, когда они на это указывали. Не раз Алевтина Павловна предпринимала попытки разлучить парочку, но каждый раз сопротивляющийся сын находил способы уладить конфликт. Расслабилась она только когда Шура уехала в деревню, надеясь, на то, что время и расстояние охладит пыл влюбленных. Шура не беспокоилась о временной разлуке с любимым, знала, что связывает их больше чем любовь-ребенок, что уютно устроился в её животе. Всем сердцем она уже любила не рождённую кроху и лишь одно её беспокоило –реакция отца. Откуда-то издалека, как будто он услышал её мысли эхом прозвучал его голос: « Шурааааа! Иди обедатььььь». Подхватив грабли, она неторопливо пошла в сторону стоянки, где под небольшим тентом мать раскладывала на импровизированный стол, клеенку, постеленную прямо на землю, нехитрую еду. Братья, мокрые после купания в речушке, уже были здесь привычно подтрунивали друг над другом, пока строгий отец не цыкнул на них: -Хорош балаболить языками, до вечера должны управиться с сеном, завтра копнить начнем. -Шитиковых позовем? И Андрейченко?- спросил Сергей -На што? Сами справимся, невелик труд! -Батя, травы нынче много, тяжело будем своими силами-возразил Андрей. -Ничего, Бог не выдаст, собака не съест! Помолясь, да с божьей помощью справимся. Бабы на подхвате ежели чего. Данила возьмем, пусть сено в копнах утаптывает, меньше басарганить по селу будет. Братья замолчали, спорить с отцом не имело смысла, только настроение себе портить, уж коли, что втемяшил себе в голову, топором не вырубишь. От усталости и свежего воздуха очень хотелось есть, семья начала обед. Уминая хлеб со свежим огурцом Шура рассматривала отца. При дневном, ярком свете он казался ей постаревшим, усталым. Прикрываясь рукой он всё время подкашливал, но при этом не забывал курить, смоля одну за другой самокрутку. -Миша, поел бы-обратилась к нему Тоня. -Не хочется совсем, вот домой вернемся, молочка парного выпью, поем. -Так вот же, молочко, степлилось чуток в ручье, выпей - Тоня протянула мужу кружку. Михаил жадно выпил и сказал: -Хорош валяться, работать пора! -Ну, батя, едим же ещё –запротестовали Андрей и Сергей- дай поесть по-человечески, не убежит это сено. -Ешьте, коли естся, а я пошел. Михаил встал, сердито глянул на семью и пошел в степь. -Ничего, сыночки, кушайте, кушайте. Доча, съешь помидорку, возьми яйчко, я тебе его почистила, пойду я, отца догоню, не ладно, что он один работать пошел. Тоня вскочила и бросилась догонять мужа. -Бери еду с собой-скомандовал Андрей-пошли и мы, батя ждать не будет. Прихватив по куску хлеба рванули вслед родителям. -Подбери тут все- приказал он Шуре –и догоняй нас. Она тяжело вздохнула, ничего не изменилось пока она училась в городе, отец как был главным, так и остался, вся жизнь семьи была подчинена ему, его слову, настроению. Шура по-быстрому убрала продукты, спустилась к речке, чтобы освежить лицо. Сладко пахло сухой травой, чуточку сыростью от воды и каким-то неуловимым запахом знакомым с детства, который кружил голову и заставлял дышать глубже. «Нужно привезти сюда Мирослава» -подумала про себя Шура, поднимаясь по пологому берегу к валкам сена. После обеда работать стало тяжелее, появились пауты, которые нещадно кусали открытые кусочки кожи, усталость тяжелыми плитами наваливалась на плечи, грабли поднимались с трудом, Шуре казалось, что работа никогда не кончится, но ближе к вечеру отец скомандовал: «Будя на сегодня, домой поедем». Спрятав инструмент в зарослях крапивы семья Ивановых отправилась домой. Всю обратную дорогу Шура дремала, положив голову на плечо старшего брата. Руки казались ей свинцовыми, слегка мутило. Уже возле деревни она попросила остановить машину и стремглав бросилась в поле с пшеницей, её вырвало. -Перегрелась – заметил отец, закуривая очередную цигарку -Как ты, доча? –обеспокоенно спросила Тоня, утирая лицо дочери платком. -Всё хорошо, мама, это с непривычки, отвыкла в городе от работы. Поедем домой, поздно уже. По возвращению Шура ушла в свою комнату, маленькую клетушку, которые выделили ей родители, отделив шкафами от основной комнаты, без сил рухнула в постель, забывшись коротким, тревожным сном. -Доча- потрясла её за плечо мать-идем ужинать, все собрались. Она подоила уже корову, братья затопили баню, вся семья собралась за столом. От усталости Шуре есть не хотелось, но она знала –отец не любит, когда поперек его делают, а семейные ужины он считал важными. Сполостнув лицо теплой водой из нагревшегося на солнце рукомойника она села на свое место за столом. Суп, каша, приготовленная матерью еще утром, парное молоко, хлеб – еда не разнообразная, но привычная, сытая. -В баню и спать! -приказал отец сыновьям-завтра рано вставать. -Батя-возразил Андрей-я гулять, меня Таня ждет -Подождет! Сначала сено подберем, потом на гульки пойдешь! -Пойдешь тут с вами! -Андрей вскочил, сердито отодвинул табурет. -Сядь –отец стукнул кулаком по столу- доешь, мать готовила, старалась. Никаких гулек я сказал! А не нравится никого в доме не держу! Доужинали молча. Также молча Тоня и Шура убрали посуду со стола, приготовились идти в баню, после того, как мужчины попарятся. С детства Шура мылась в бане с матерью, а братья с отцом. Вот и сейчас подхватив полотенца и чистую одежду женщины отправились в уже нежаркую баню после мужчин. Тоня мылась и исподтишка разглядывала дочь, ей, родившей четырех детей всё стало ясно, как только она увидела дочь без одежды. -Доча- обратилась она к Шуре -Что мама? – ответила она, добавляя холодную воду из бочки, стоящей у двери в таз. -А ты случаем не беременна? Шура присела на скамейку рядом с матерью. -Да, мамочка. В бане воцарилась тишина, слышно только было как стреляют в печке догоравшие угольки. -И кто он? Из ваших? Из студентов? -Его зовут Мирослав, мамочка, он очень хороший, он меня любит-заторопилась Шура -А ты его любишь? -Очень-очень. -А что отцу скажем, дочка? Отец не поймет, не простит, ты же знаешь какой он у нас. -Мамочка, мы поженимся, обязательно поженимся, только… -Что только? -Родители Мирослава меня не жалуют, чувствую, как мама его меня ненавидит -Бог с тобой, доча, да за что же тебя не любить? Ты же у меня умница и красавица, а дите мы поднимем, вырастим, а тебе учиться надо, образование получать. Поговорю с отцом, но после, а ты пока ничего не говори никому, даже не заикайся про ребенка, давай, доча, мойся и спать, завтра рано вставать, а я мелочь постираю, задержусь чуток. Шура быстро ополоснулась и упорхнула в дом, Тоня осталась в бане. Перестирывая вещи младшенького Тоня думала о том, как рассказать мужу о беременности дочери. Зная его крутой нрав, она даже не сомневалась в том, что он выгонит её из дома. Выжимая штаны сына Тоня неожиданно для себя нашла решение, выдохнула и засобиралась в дом. В бане и нашел её муж, проверявший перед сном двор. -Ты, мать, никак ночевать здесь собралась? -спросил он жену -Иду, Миша, постирала немного- Тоня вышла из бани и присела на скамейку возле неё. -Посиди со мной, Миша, охолонуть надо, упрела. Муж сел рядом. -Устала, сердешная? -Есть немного. -Ничего, завтра скопним, потом стогуем -И чего ты противишься, собрали бы как раньше помочи, быстрее бы всё сделали. -А сыновья на что? -Сыновья…А знаешь, Миша, не родить ли нам с тобой ещё одного младенчика? -Ты, мать, сдурела что- ли? Лет-то нам сколько? -Да что, года, Миша, тебя вот в 47 лет родили и ничего, здоровенький. Шурка замуж выскочит, парни женятся и останемся мы вдвоем куковать, а тут последыш, до самой старости при детях будем. -Ну и затейница ты, Тоня, ну пошли что ль? -Куда? -Последыша делать! Михаил хохотнул и потянул жену за руку с скамьи -Тю, дурак старый, дети ж в доме! -А мы на диванчике, в летней кухне пристроимся, вспомним молодость. Михаил обнял жену и хихикая, как подростки они отправились в сторону летней кухни. Продолжение  #шурочкаоттандем

Звёздочка. Часть 1. Зима в этот год выдалась суровая, старики крестились на иконы и многозначительно закатывали глаза, мол держитесь, люди, что там будет дальше –неизвестно. Все спешно утепляли завалинки, хотя снега было до обидного мало и набивали сараи дровами, цена которых выросла до небес. Январь был особо суров, морозы были такие, что земля начала трескаться, а деревья ломаться. Нюся, миловидная женщина, хрупкая небольшого роста просыпалась несколько раз за ночь, чтобы не пропустить важное событие-любимая корова Звездочка должна была вот –вот отелиться. Надев валенки и фуфайку женщина замоталась большой серой шалью, мороз, поджидавший её за дверью сразу ухватил за щеки, выстудил коленки и руки. Подсвечивая себе путь старой керосиновой лампой, оставшейся после родителей Нюся спешила в конюшню, здесь несмотря на мороз было тепло, за перегородкой лежал поросёнок, сидели на жердочках куры, а Звездочка тяжело и шумно дышала. -Ну что, моя хорошая, скоро уже –она погладила животное по морде, та в ответ протяжно промычала,-знаю, знаю, голубушка, тяжело тебе, сама, когда рожала думала с ума сойду. Доля наша такая –новую жизнь на свет давать, через часок приду, проповедую тебя, а пока домой, скоро на работу, так что всё равно не спать. Женщина подпёрла дверь пригона палкой и поспешила в избу. Маленький дом состоял из трех комнат-кухня, парадная и спальня, где сейчас спали дети Нюси, восемнадцатилетняя Катя и шестилетний Гриша. Укрыв разметавшегося во сне сына, женщина прилегла на старый диван в парадной комнате или как они её называли –зале прямо в одежде, ведь всю ночь она бегала в стайку и караулила корову. Можно было, конечно, установить дежурство с уже взрослыми по сельским меркам детьми, но как всякая мать Нюся детей своих жалела и берегла. Дом кряхтел, скрипел, остывая, становилось прохладно. -Надо пораньше сегодня затопить, чтобы дети проснулись в тепле – подумала она, мгновенно проваливаясь в сон. Ей казалось она уснула на минуточку, но противный круглый будильник с разбитым стеклом зазвонил, вырывая её из короткого и тревожного полусна. Женщина подхватилась и плохо соображая спросонок, что делает выскочила на крыльцо. К утру выяснило и стало ещё холоднее, холодные звезды мерцали в небе, под ногой скрипел снег, а вокруг стояла такая тишина, хоть ложкой ешь, как любила говорить её мать. В конюшне ждал её сюрприз- бычок, уже обсохший и твердо стоящий на тоненьких ножках. Забавные белые круги возле глаз были похожи на очки. -Ах, ты, елки-моталки, не уследила –заругалась на себя Нюся, высматривая глазами послед. -Тут он, родимый-она подхватила его на лопату и выбросила на снег,-уф, успела-выдохнула женщина. -Ну и кто тут у нас такой маленький? –засюсюкала она не забыв взять в рот соломинку, -а пойдем-ка миленький вот сюда, в стайку, подальше от мамки,-она подхватила малыша на руки и перенесла в специально отведенное для него место. -Кормилица моя, вон какого богатыря родила! Сейчас подою тебя, сейчас, моя хорошая, Нюся ловко вымыла вымя принесенной из дома теплой водой, помассировала, растерла руками. С юности Нюся работала дояркой в местном колхозе, знала подход к любой скотине, а уж как доить корову после отёла её учить было не надо. Выдоив первое молозиво, часть отделила в ведерко для теленка. Сунула палец сначала в ведро, после в рот животному, приучая к питью. С первого раза теленок не понял, пришлось повторить. Управившись с теленком, Нюся почистила в конюшне, сменив подстилку: -Отдыхай, моя хорошая, -сказала она, унося молозиво в дом. Не замечая мороза, хватающего её за голые руки, она спешила, чтобы пораньше затопить печи и приготовить к завтраку деревенский сыр-запеканку из молозива. Гриша очень его любил и с нетерпением ждал, когда корова отелится. Стараясь не шуметь Нюся выполняла привычную для неё работу, выросла она в деревне и к своим 36 годам умела сама делать практически всё. Замуж она выскочила рано, в восемнадцать лет, как говорят в народе «по залёту» и всю жизнь несла это бремя забрюхатевшей в девках бабы. Почему –то именно на женщин падает гнев односельчан в таких случаях, хотя замуж она вышла за отца Кати и прожила с ним четырнадцать лет, пока нелепый, трагический случай на рыбалке не забрал его на небеса. После похорон мужа, пришлось затянуть пояса, двухлетний сынок и четырнадцатилетняя дочь требовали её заботы и внимания. Катька характером пошла в мужа-своевольная, поперечная, постоянно отстаивающая одной ей известные права. Гриша уродился в мать –спокойный, ласковый, старающийся ей помочь, то воды принесет, то снег огребет. Нюся металась между домом и работой, спорила с Катей, краснела за дочь в сельском совете, где песочили за её проделки и лишь недавно только выдохнула –девушка выросла, захорошела и заневестилась. После окончания школы из села никуда не поехала и работала вместе с матерью на ферме. -Доча, вставай, на работу пора- Нюся откинула с неё одеяло, зная, что иначе не разбудишь. -Ну, мам, может я не пойду? -Как это? –удивилась женщина,- а твоих шестнадцать коров кто доить будет, дед Мазай? Она и сама не знала, почему это имя всплыло в её голове, может потому что накануне вечером Гриша читал этот рассказ вслух? -Мам, ну какой Мазай? Подоите, с девчонками, между собой разделите, тут работы- то, дольше спорим. - Вставай, вставай, умывайся, я воды согрела теплая, а на улице опять мороз. -Мамуль, уже вставать? -это проснулся Гриша. -Спи, сынок, спи, я будильник тебе завела, в печке запеканка-достанешь и позавтракаешь. -Ух, ты Звёздочка родила? А кого? -Бычка-довольно сказала Нюся,-вечером увидишь, а пока спи. -Ладно-согласился Гриша, поплотнее укутываясь в одеяло,- мам, а на улице холодно-спросил он. -Очень-ответила Нюся. -Оденься потеплее, мамуль. -Конечно, мой хороший –она поцеловала сына и вышла из комнаты. У колхозной конторы их ждала машина – в кузове ЗИЛ -131 были размещены намертво прикрученные скамейки, на них рассаживались доярки, скотники. Садились вплотную, прижимаясь друг другу, чтобы сохранить тепло, ехать было недалеко, но мороз не позволял людям расслабляться. На ферме, переодевшись, Нюся приступила к своей работе, за ней были закреплены шестнадцать коров, у каждой была своя кличка и свой характер. Нюся привычно делала свою работу, мыслями она была далеко отсюда и не сразу ответила, когда её окликнула давняя подруга Ленка «Прыг-скок». Своё прозвище женщина получила за особенность своей походки, в детстве одна её нога попала под телегу, перелом сросся неправильно и теперь она передвигаясь хромала и чуточку подпрыгивала при ходьбе. Увечье никак не помешало ей выйти замуж и быть счастливой матерью трех парней, погодков, целиком и полностью были похожих на отца, которого Ленка ласково называла Петюнчик. -А мои то представляешь, что учудили вчера? –радостно сказала Лена подходя к Нюсе, которая наклонившись мыла подойники. -Горку заливали во дворе, мальчишки носили воду из колодца, Петюнчик лил. -И что, залили? –спросила Нюся выпрямляясь. -Ага, себя! Как ледяные статуи стали, все во льду –она весело засмеялась, ударяя себя руками по бокам, -представляешь? Четыре статуи? -Где отогревала? -Так в бане, пока зубы стучать не перестали. -Всё хихикаете, как девочки-вклинилась в разговор Катя, проходившая мимо. -А что конституцией запрещено? –ответ Ленка, любившая козырнуть этим словом при любом разговоре. -Не запрещено, а вон там Татьяна Михайловна идёт, она вам и расскажет, что можно и нельзя. Девушка, оглянувшись назад спешно ушла, с заведующей фермой шутки плохи, была она справедлива, строга и требовательна. -Что девоньки поправились уже? -спросила она, подходя в Нюсе и Лене. -Поправились, Татьяна Михайловна-отрапортовали женщины. -Заскочи на колхозный склад, я тебе там масла выписала –обратилась она к Нюсе. - А мне? -спросила Лена. -По бороде, тебя Петюнчик снабжает, не замрёте. - И то правда,-Прыг-скок погладила себя по животу, хорошо снабжает, пойду, я бабоньки, мне ещё аппараты мыть. -Вот-вот, поспеши –сказала ей заведующая, поворачиваясь к Нюсе. -А ты за дочерь присмотри, шальная она у тебя, кровь с молоком, того и гляди учудит что, за такими как она глаз да глаз нужен. Пойду я, мне ещё молоко сдать нужно, а ты про масло-то не забудь, забери. Женщина развернулась и поспешила в свою маленький кабинетик, находившийся рядом с красным уголком. -Спасибо! - крикнула ей вдогонку Нюся, возвращаясь к своим подойникам, утренняя дойка закончена, пора собираться домой. Продолжение  #звездочкаоттандем

Пугачиха. Часть 1 Пугачиха выглянула за ограду, так и есть, сидят кумушки на скамейке, злыдни соседки, прохода не дающие, осуждающие каждый её шаг. Она была не похожа на сельских жителей, в деревню перебралась недавно, когда повзрослевшие дети стали намекать матери, что мол неплохо бы продать просторную квартиру в центре города, обеспечить так сказать им красивое будущее. Квартира ушла влет, сын и дочь получили по собственной жилплощади, а она прикупила себе домик в деревне. Сделала ремонт, провела газ, воду, чтобы не ходить каждый раз на колодец, выкорчевала старый сад, разбила газоны и устроила цветники. Советующим сельчанам отвечала твёрдо и вежливо, от помощи отказывалась, денег в долг не давала, обросла кличкой Пугачиха, за светлые, мелким бесом вьющиеся волосы, жила сама по себе. Покупала весной яркие курточки, зимой выгуливала норковую шубу и кукляцкую собачонку тоже при одёжке, в огороде ничего не сажала, в душу никого не пускала. Вздохнув, Пугачиха открыла дверь, выкатила скутер, ещё один предмет осуждения деревенских людей. Под взглядами соседок завела его и поехала. Сегодня по плану сбор душистых трав для чая. Длинными зимними вечерами он согревал своим запахом и вкусом сердце одинокой женщины. Мужа она потеряла рано, сердце, поднимала детей одна, замуж не вышла, дети не дали, в штыки принимали каждого нового кавалера. Да и сама она не очень стремилась к замужеству, хотя иногда накатывала такая тоска, хоть волком вой. Задумавшись Пугачиха не заметила яму, поросшую травой, скутер ухнул в неё колесом, как пустое ведро в колодец, чихнул и заглох, а она оказалась на краю, выброшенная при падении. Придя в себя, ощупала руки-ноги, целы. Осмотрелась вокруг. Кругом поля, от деревни далеко. Как же так? Обычно она всегда внимательна за рулём. Начала ныть содранная при падении ладошка, а поднявшись на ноги она поняла, идти не может, сильная боль в ноге лишала уверенности. Пугачиха плюхнулась на попу, взялась за телефон, глухо, связь отсутствовала. Она оказалась в безвыходном положении, идти пешком до села не могла, нога болела и не давала даже шагу ступить, да и скутер бросать жалко, вороватые руки подберут, не заметишь. Оглядевшись, присела на обочине, надеясь, что боль в ноге утихнет и она сможет хоть немного пройти пешком. Здесь и нашла её Алька, которая всем семейством выдвинулись по грибы. Когда дребезжащий всеми частями «Уазик» с прицепом притормозил возле Пугачихи, она не поверила своему везению. -Загораешь, подруга?- спросила худенькая, загоревшая до черноты женщина выскочившая с водительского сидения,-а ну, мальчики, подсобите! Из машины высыпали дети, два подростка постарше подхватили скутер и закинули его в прицеп, помогли Пугачихе сесть в машину. -Как же тебя угораздило-то? Сильно расшиблась? -спросила Алька- зовут тебя как, болезная? Чуточку оглохшая от переживаний, детского щебета, грохота машины Пугачиха тихо ответила: -Меня Ася зовут. -А я Алька, а это мои цветы жизни-она махнула рукой в сторону заднего сидения. Там , гомоня друг на дружке сидело пятеро детей. -Все ваши?-спросила Пугачиха -Мои! Кровиночки. Алексей и Михаил, те что скутер помогли в машину забросить, Серёжка, Полинка и Юлька- близняшки. -Как много, вы настоящая мать-героиня. -Разве это много? Вот у моих родителей десять нас было... Алька ударилась во воспоминания, бесхитростно выложила собеседнице свою простую историю, муж пил, бил, да и сгинул где-то на заработках, в деревню не вернулся. Живёт она с детьми одна, подходящего кавалера не нашла, да и не надо, работает на ферме, не хухры-мухры, заведующая, при должности и деньгах. Пугачиха слушала её, про себя удивлялась открытости и простоте, ловила себя на мысли, что была бы не прочь подружиться с Алькой. Возле своего дома Алька выгрузила детей, грибы и скутер, наказала старшим смотреть за младшими и повезла, не смотря на её протесты Асю в город, в больницу. Прошла вместе с ней все кабинеты, к счастью перелома не оказалось, довезла до дома и пообещала заехать на днях, завезти скутер. Зайдя в дом Ася впервые за день расплакалась, сказались напряжение, боль, усталость. Так и заснула на диванчике в слезах и одежде. Утром не свет ни заря приехала Алька, завезла горячих шанежек, узнала о здоровье. Пугачиха, не привычная к такому вниманию, смутилась, раскраснелась, поспешила накрыть стол в саду. Легкий ветерок шевелил скатерть, играл с лепестками ромашек, стоящих посреди стола. Ася заметила, как любопытная соседка приникла глазом к круглой дырке в заборе, но услышать, о чем говорили женщины не могла, слишком далеко находилась. Незаметно для себя Ася рассказала о себе, о муже, о детях, о том, что родилась и выросла в состоятельной семье, имеет небольшой капитал в виде сбережений, старший сын возглавляет крупную компанию, дочь удачно вышла замуж. Алька слушала внимательно, в нужных местах кивала головой и поддакивала, шумно пила чай с блюдечка, с хрустом жевала карамель. Обсудили каким удобрением лучше всего поливать цветы и как избавиться от медведки, чуточку посмеялись над подглядывающей соседкой, корча смешные рожи прямо в круглую дырку, расстались довольные друг другом, с чувством, что знакомы тысячу лет. Не успела Алька отъехать, как тут же нарисовалась соседка, скандальная, любящая совать свой нос во все сельские дела. - А что это гости к вам зачастили Ася Владимировна, да еще какие –ехидно поинтересовалась она. -Какие такие? -Шаболда она, гулящая, детей от разных мужиков родила, выпить любит, гоняет на своей машине, как черт, палец в рот не клади, живо до плеча откусит. Вы бы поаккуратнее с ней Ася Владимировна, не к чему вам такие знакомства. - Спасибо Наталья Викторовна, я вас услышала. Вы что- то хотели? Я занята. Уязвленная тем, что её не пригласили к столу соседка, фыркнула и демонстративно громко хлопнув дверью ушла. Ася поморщилась, ныла нога, а после разговора с соседской остался гадский привкус, металлический, противный, так всегда было после разговора с неприятными ей людьми. Вечером мальчишки Альки пригнали скутер попутно передав от матери молоко и сметану, помогли переставить тяжелые качели, подключили шланги для полива. Рукастые, серьезные маленькие мужчины отказались от денег, закинули в рот по карамельке, умчались по своим делам. Испытывая неловкость от того, что озаботила чужих людей, Ася решила в благодарность испечь торт. Был в её копилке рецепт совершенно чудесного торта по рецепту бабушки. Тонкие коржи, нежный крем, а вверх можно украсить ягодами. От этой мысли настроение Аси выросло до потолка, она очень любила печь, но домашние в своё время никак не оценили её умения, муж сладкое не ел, сын был равнодушным к нему, а дочь берегла фигуру. Торт получился сказочным, Асе так хотелось отблагодарить Алю и её детей, порадовать сладким сюрпризом. Утром, под удивленными взглядами соседок, Ася понесла торт как знамя, гордясь тем, что это она, своими руками создала это чудо. - Это ты торт сделала? –спросила догнавшая её соседка, живущая за огородами. -Я ! – с гордостью ответила Ася -Какой красивый! Слушай, а ты можешь его повторить? Я продукты дам и заплачу сколько скажешь, у самой младшей моей завтра день рождения, так хочется порадовать. -А давайте, вечером приходите, договоримся и малышку приводите, познакомимся -ответила, не задумываясь Ася. Что- то новое, интересное входило в её жизнь, и она пока не знала, как к этому относиться. Если честно, деревенские улицы вовсе не для пеших прогулок, да еще с большим тортом в руках. Из-за большой коробки Ася совсем не видела дорогу, неудивительно, что больная нога подвернулась в рытвине и она охнув осела в дорожную пыль сумев удержать торт. Пробегавшие мимо подростки засмеялись, тыкая пальцем в грязную Асю, дорожки слез оставили на её пыльном лице светлый след. Она попыталась встать, поставив коробку с тортом на землю, но охнула от боли. «Зачем, зачем я пошла через всю деревню пешком, дурында» - ругала себя женщина мысленно. Улица была пуста, мальчишки убежали, взрослые на работе, старики на огородах и только большая лохматая собака, пробегавшая мимо, остановилась и смотрела на неё умными карими глазами. -Эй, малыш, ты чей? –спросила Ася у собаки- такой смешной, грязный прямо как я, ох и пахнет же от тебя пёсель, невозможно, иди сюда не бойся. Собака подошла к Асе и дала себя погладить. -Надо же какой ты ласковый-ворковала она, поглаживая большую голову, собаки- а худой-то какой, тебя совсем не кормят? Она с детства любила собак, в её детстве был забавный Бублик, пес неопределенной породы, сопровождающий всюду маленькую хозяйку. Однажды маленькая Ася упала в старую выгребную яму, легкомысленно оставленную открытой нерадивыми соседями. К счастью для неё яма была пустой, лишь на дне плескалась вода, но вылезти из неё было совершенно невозможно, особенно маленькой девочке. Сначала Бублик смирно лежал возле ямы ожидая хозяйку, но, когда она всё не появлялась, всполошился, с лаем помчался домой и привел родителей Аси к яме. Она отделалась легким испугом, Бублик затисканный от радости прожил долгую счастливую жизнь в любви и заботе. После его смерти у Аси больше не было собак, не получилось, сначала училась, потом муж категорически запретил, потом городская квартира, дети. Пес шумно вздохнул и поддел её руку головой, мол гладь, не останавливайся. Собака линяла, и Ася была вся в шерсти, когда возле них, подняв облако пыли с визгом притормозила большая грузовая машина. Пес дернулся, вырвался из её рук и убежал. -Что сами случилось? Вы упали? – спросил Асю водитель, выскочивший из машины. -Нога подвернулась, я к Алевтине Николаевне Агафоной иду, а тут такое- Ася сдунула прядку волос с лица и посмотрела в лицо мужчине. Серьезные серые глаза, морщинки, выдающие веселый нрав, широкие плечи, сильные руки, седина в волосах, ростом чуть выше её, крепкий, жилистый. - Рассмотрела? Ну как? -со смешком спросил незнакомец -Ничего, сойдет- сдерзила она. -Как зовут, красивая? -Для вас Ася Владимировна-сухо ответила она. -Садитесь, подвезу до дома Алевтины,- он помог сесть Асе в машину, подал торт Ехали молча. Асе было неловко, в пыли, в собачей шерсти, которую она потихоньку собирала рукой и прятала в карман. Машина Али стояла возле дома, сама она, уперев руки в бока ругалась на всю улицу с соседкой. Спор давний, длящийся годами и давно переросший в вражду. Делили свободу передвижения куриц. Ни той, ни другой не нравилось, что соседские курицы роются в грядках, рушат цветники и кладутся на территории врага. Курицы вылавливались, перебрасывались за забор, а некоторые попадали в суп, вражда ширилась, росла и не было ей ни конца, ни края. - Сама такая,- Алька осеклась в крике с удивлением глядя на то, как к её дому подрулила машина Хозяина. Так за спиной называли руководителя КХ «Сосновское», Виктора Сергеевича Широкова. Прозвище он получил не случайно. Дело своё любил, пьяниц нещадно гнал, не гнушался сам садиться за руль трактора или комбайна, хотя имел все положенные его статусу регалии: мощный джип, большой дом, депутатство, связи наверху. КХ его процветало, свои фермы, свинокомплексы, небольшая фабрика по производству мебели, фирменные магазины, разбросанные по округе. Богатством не кичился, был строг, но справедлив, его немного побаивались и уважали. Долго и счастливо был женат, но супруга скончалась от продолжительной болезни и из города была привезена молоденькая нимфочка, которая стала новой хозяйкой в доме. Адель, так звали её, сельскую жизнь ненавидела всею душой, мечтала о том, что вскоре они переберутся в город, оставив бизнес на управляющего. Приторно улыбалась мужу, восхищающемуся пригоршней золотистого зерна, терпела, ибо для неё обратной дороги не было, вечно пьяный папаша в коммунальной квартире и такая же, потерявшая человеческий образ мать. Широков был её трамплином в богатую жизнь и упускать этот шанс она не хотела. Продолжение  #пугачихаоттандем

Капелька. Часть 1. Дом горел ровно, столб дыма высоко поднимался в морозное небо, летели искры, пламя хлестало из окон. Муж, обсыпав себя снегом, раз за разом нырял в горящее нутро дома, выносил пожитки. Капа в оцепенении стояла босиком на снегу, не чувствуя холода, прижимая к своему боку дочь – Марьяшу. Крыша дома натужно всхлипнула и рухнула, погребя под собой мужа, который как раз пытался вытащить через окно цветной телевизор. – Серёжа, родной, помогите! – выла, катаясь по снегу, Капа. Её крик далеко разносился в морозном воздухе. Никто не решился войти в горящий дом. Капу подняли с земли, чьи-то заботливые руки надели на неё валенки, накинули полушубок, увели к соседям. Дом тихонько догорал. До пожара В доме Надежды и Василия Хвостиковых большая радость – родилась дочь. Отец Василия Иван Спиридонович, глядя на щекастую и горластую внучку, твердо заявил: «Назовем Капой, Капитолиной». Надежда, суровому свекру , возразить не сумела, имя ей не понравилось, и всю жизнь до самой смерти она называла дочь Капелькой. Капа росла в большой и дружной семье, родители всю жизнь работали в колхозе, богатства большого не нажили, но сумели дать всем детям хорошее образование. Капа выучилась на зоотехника, вернулась в родную деревню и вышла замуж за Сергея, соседского парня, с которым дружила с детства. Молодые сразу отделились от родителей и на выделенном сельском советом участке, не без помощи колхоза, где они работали, начали строить свой дом. Сергей оказался отменным столяром, всю душу вложил в свой дом: резные наличники, крыльцо и даже небольшой балкончик – предмет зависти односельчан. За домом разбили большущий сад, где выращивали диковинные для здешних мест яблоки размером с кулак, душистые груши, крыжовник без шипов. Сергей любил экспериментировать в саду, прививал на одно дерево разные сорта и это у него получалось. Капа развела в палисаднике цветник, и редко кто мог спокойно пройти мимо их дома, любуясь красочным разноцветьем. Подрастала Марьяша, дочка, тонкая и звонкая с большущими зелеными глазами и косой до пояса. Скромная, первая мамина помощница, шестнадцатилетняя девушка вызывала трепет мужских сердец. Помимо основной работы Капа занималась продажей цветов. Сергей изготовлял мебель на заказ. Дом расширили, улучшили, купили машинёшку и работали ещё больше, чтобы обеспечить себе достойную жизнь. Спокойная мирная жизнь. Капа даже ни разу в жизни не поссорилась с мужем, недомолвки были, ссоры – нет. Еще её бабка перед смертью наказала: «Поссорились, обида гложет, а спать всё равно вместе ложитесь, ночь помирит». Капа советом вовсю пользовалась. Надуется Сергей, разобидится, а она ночью под бочок подкатится, глядишь, наутро от обиды ни следа не останется. Так и жили, пока ночью Сергей не растормошил: – Беда, Капа, горим мы, буди Марьяшку, я документы возьму. Как выскочили, Капа не помнит, почему босыми ногами на снегу оказалась, тоже, ведь катанки надевала точно. После пожара Капу с Марьяшей приютили соседи. Её родители и родители Сергея к тому времени умерли, близких родственников рядом не наблюдалось. Утром заехал председатель колхоза, пообещал помощь. К обеду приехали следователи. Беглый осмотр специалистов и вывод – поджог – выбил почву из-под ног Капы. Кто? Кто это сделал? С односельчанами жили мирно, конфликтов никогда не было. Врагов не нажили. Кому поперек горла стала их счастливая жизнь? Капа терялась в догадках. Капе с Марьяшей нужно было решить много вопросов, самый важный – похороны мужа и отца, чьи кости были найдены на пепелище. Стеснять соседей не хотелось, поэтому жить они перебрались в баню: просторное помещение с парилкой, помывочной и теплым предбанником. Когда Сергей изладил баню, односельчане удивились: это ж сколько дров нужно, чтобы её протопить. То ли дело у них – маленькие, в одно помещение, низенькие, зато дров требуется немного, а моются сидя, к чему в бане высокие потолки? Сергей посмеивался над пересудами, бахвалился, мол, могу себе позволить. Вот и пригодилась банька-то, правда по другому назначению. Колхозные электрики живо восстановили электричество, из школьного интерната привезли кровати, спальные принадлежности, посуду выделила колхозная столовая. Расходы на похороны тоже взял на себя колхоз. Капа жила, как в тумане. Приходила на пепелище, бродила по бывшему дому, щекой прижималась к обгоревшему стволу чуда-дерева. Всё казалось, откроет глаза, а муж рядом, возится в своей мастерской, а вечером, после ужина шутливо шлепнет её пониже спины и пошутит: «А не смастерить ли нам мать, братика Марьяшке?». Капа толкнёт его локтем в бок, показывая глазами на дочь, и покутит пальцем у виска, а тому всё хиханьки да хаханьки. Душа стыла в горе, Капа завыла в голос, размазывая по лицу черную сажу от пепелища. В день похорон Капа взяла себя в руки, ни слезинки не пролила, стояла как каменная. Бабы шептались за спиной, уговаривали: «Поплачь, Капушка, легче станет, не держи в себе». А она не могла, не было слез. На поминках, в колхозной столовой, ложки лапши не хлебнула, кусок в горло не лез, ждала, когда все разойдутся, чтобы дома дать волю своему горю. После того, как все разошлись, отправила дочь отдыхать, а саму так и тянуло на сельское кладбище. Решила заглянуть на минуточку на свежую могилку, успокоить тяжесть на сердце. На кладбище было тихо, в морозном воздухе раздавались громкие рыдания. У могилы мужа на коленях рыдала худенькая женщина. Услышав скрип снега, она подняла голову и, резво вскочив на ноги, быстро пошла от могилы. В наступающих лёгких сумерках Капа так и не смогла рассмотреть её. До пожара Жила Люська звонко и громко. Тоненькая, в кудряшках, с бесятами в глазах, мужским вниманием была не обделена. А гляди ж ты, влюбилась в заезжего мастера, что на заказ окна в клубе менял, где она библиотекарем работала. Влюбилась, как кошка, проходу не давала. Смеялась завлекательно, намеки недвусмысленные делала. Мужик и не устоял, присох к ней. Правда, женат был, к Люське наездами приезжал, поначалу ей и этого хватало. А как понесла, условие выставила: разводись и на мне женись. Мужик плечами пожал да и был таков. В положенный срок родила Люська пацана, Егором назвала, отчество отцовское вписала – Сергеевич, а фамилию свою оставила – Малечкин Егор Сергеевич. Как сыну год исполнился, папаша нарисовался: «Люблю тебя, Люся, свет белый без тебя не мил». А она простила. И приняла. Так и жили 16 лет наездами, он, когда раз в неделю приедет, когда несколько дней урвет, а праздники все – одна. Всё обещал: «Вот жена родит, уйду». Потом дочь в школу отправили, ждали, когда отучится. А Люська всё надеялась и мечтала. Отцом Сергей был хорошим, сына не обижал, баловал обновками и деньгами. Худой домишко их подлатал, украсил окошки резными ставенками. Чем старше становилась Люся, тем больше хотелось ей свою семью, чтобы вечером чай на кухоньке, а ночью муж рядом на перинке. А Сергей только уговаривал подождать да потерпеть. После пожара Погорельцам в деревнях всегда помогают. Нет ничего страшнее пожара. Как говорят старые люди: «Вор хоть что-то оставит, пожар всё заберет». Колхоз не оставил семью в беде. После того, как закончилось следствие, остатки дома сгребли, на его месте поставили новый. К лету Капа и Марьяша уже заселились в него . Односельчане осуждали, нельзя, мол, строиться на пепелище, плохая примета. Но Капа не смогла бросить насиженное место, здесь был любимый сад мужа, её цветники. До пожара Марьяшка страдала. Первая любовь, первые слезы. Познакомились случайно. В школе проводились соревнования, приехала команда из дальнего села. В спортзале школы собралось много людей, шум, гам. Она засмотрелась как приезжие девчата крутят сальто на брусьях, оступилась и упала. На помощь бросился высокий красивый парень. – Ушиблась?, – спросил он. – Да нет, – смеясь, ответила Марьяна. – Надо же, на глазах у всех грохнулась, вот неуклюжая. – Зато красивая! Меня Егор зовут, а тебя? – А меня не зовут, я сама прихожу, – попыталась отшутиться Марьяна. – Захочешь – узнаешь. Она отошла к хихикающим подружкам, на спине ощущая взгляд Егора. Субботними вечерами в сельском клубе проводили дискотеки. Мать не поощряла их посещение, но у Марьяши всегда был союзник – отец. И, пока Капа недовольно хмурила брови и сердито брякала подойником, отец весело подмигивал дочери и отпускал повеселиться. Молодёжи в селе было много, хватало и парней, но Марьяне никто не нравился. Хамоватые, многие заглядывают в бутылку, а иные и не интересуются ничем, кроме выпивки. Вот и сегодня на дискотеке было много пьяных, один из парней схватил её за руку: – Потанцуем, красавица? Та молча вырвала руку и выскочила на крыльцо клуба. – Марьяша, привет! Помнишь меня? – окликнул её Егор, парень со школьных соревнований. – Как видишь, я узнал твое имя. – Ну и что с того? Мне теперь на шею броситься от радости? – сердито спросила Марьяша. – Зачем на шею, может просто по деревне погуляем? – предложил Егор. – Разбежался. Не боишься, что побьют? – насмешливо спросила она. – Не боюсь. Ну что, пошли? Марьяша была умной девушкой, знала, что сплетни в селе рождаются мгновенно, один неверный шаг и всё, вечное клеймо обеспечено, поэтому гулять пошли вчетвером, прихватив с собой двух подружек. Всю дорогу Егор развлекал их веселыми историями, оказался начитанным и интересным собеседником. Проводив подруг до дома, Егор и Марьяна подошли к её ограде. – Мне пора, – сказала она. – Увидимся в следующую субботу? – спросил Егор. – Увидим, – Марьяша открыла дверь и помахала ему рукой. – Пока! Спасибо, что проводил. После пожара Капу постоянно мучил вопрос о том, кто же устроил пожар? Следствие зашло в тупик, ни свидетелей, ни улик. Она ловила себя на мысли, что, глядя на односельчан, прикидывает, мог ли этот человек желать им зла и совершить поджог? Жизнь их постепенно налаживалась, входила в привычное русло, но Капа отчаянно, до слез скучала по мужу. По его ласковым рукам и веселому прищуру глаз, шутливым тычкам и нежным объятьям. Ночью она тихонько плакала в подушку, стараясь не разбудить дочь в соседней комнате. Тоска поселилась в её сердце, и ничего не радовало. До пожара Однажды Люське надоело ждать. Она быстро собралась, попросила соседа и поехала в село своего недомужа, недолюбовника. В машине, распаленная гневом, рисовала себе картинки одну страшнее другой. Как зайдет в дом, Сергей побелеет от страха, как расскажет его женушке об измене и второй семье, кинет в лицо ей совместные фото, где она, Сергей и сын, пусть Капе станет тошно, как все эти годы тошно было ей. С визгом машина остановилась у ворот дома, который смотрел на этот мир окошками с белыми занавесками и улыбался красивым резным балкончиком. Люська оробела, сама она хозяйкой не лучшей была. Домашнюю работу откровенно не любила, в огороде по весне рассаживала пару вёдер картошки, которая благополучно загибалась в сорняках, а дому вовсе внимания не уделяла, предпочитала себя любимую холить и наряжать. Пылу у Люськи поубавилось, особенно когда калитка открылась, и на улицу вышла Капа. Небольшого росточка, пышечка, по мнению Люськи – серая мышь. – Здравствуйте, Вы, наверное, за цветами? – спросила Капа. Люська закивала головой. – Проходите, Ваш букет готов. Хозяйка распахнула калитку. Люська одернула тесное платье и, нелепо покачиваясь на больших каблуках, прошла во внутренний двор. Вечерний летний воздух был наполнен запахами цветов, всюду, куда падал взор, росли цветы. В клумбах и кашпо, под деревьями и вдоль красивых дорожек – сотни цветущих растений. Капа пригласила её в беседку. Пока шли, Люська вертела головой, пытаясь высмотреть Сергея. – А хозяин дома? – спросила она у Капы. – Хочу заказ ему сделать, наличники. – Да где там, уехали с дочерью за травой для кроликов, вот прямо перед тем, как Вы подъехали, не заметили? – Нет. А надолго? – Думаю, что к вечерней дойке вернутся. Вблизи села травы нет, подальше поедут. Подождете? Люська согласно кивнула головой. Капа провела её в беседку, принесла холодного квасу. – Жара, спасу нет. А Вы на день рождения идете? Для именинницы букет? – Капа показала на ведро, где стояла охапка роз. – Я не стала оформлять, Вы же сказали, что сами всё сделаете. Розы свежие, вот только срезала. Люська не знала, о чем говорить, весь её боевой запал куда-то исчез. Всё, что она видела вокруг, было сделано с любовью: и светлый красивый дом, и роскошный сад, и женщина, сидящая напротив, светилась ею. Внезапно она поняла, Сергей никогда не будет с нею. Он врос в этот дом, в эту жизнь, где ей нет места. Скомкав разговор и рассчитавшись за букет, она спешно вышла за ограду . На обратном пути Люська плакала. Понимала, что зря ждала, надеялась на то, что Сергей уйдет из семьи. Уже дома приняла решение: с ним нужно порвать. Но, когда Сергей приехал в очередной раз, не смогла, решила: «Пусть будет редкое счастье, но моё». В её жизни так ничего и не изменилась, разговоров о разводе Сергея с женой Люська больше не заводила, решила для себя – будь как будет. Сергей привычно поплевал на руки и жахнул колуном по полену. Берёзовое полено, как и полагается, развалилось на части, показав миру чистое, слегка желтоватое нутро. Он любил всякую работу на селе: будь это вспашка земли, покос или, как сейчас, колка дров. Встав спозаранку, по утреннему холодку успеет до работы исколоть поленницу дров. Сергея окружали привычные деревенские звуки: переговаривались между собой петухи, лаяли собаки, в конюшне шумно вздыхала корова Зорька, ожидая утренней дойки. Брякая подойником, прошла жена, Капа, с притворной строгостью обратившаяся к нему: –Хоть бы чаю попил сначала, не убегут от тебя дрова-то. – Чай не водка, много не выпьешь, – отшутился муж, обняв её за плечи. – Тю, чертяка, охолонь немножко, Марьяшка встала уже, поросят кормит, потерпи до вечера, неугомонный ты мой. Всем хороша была Капа: хозяйка отменная, в доме и во дворе чистота-порядок, палку воткнет – зацветет, готовит так, что любо-дорого, но нет в ней искры какой. Как подступится Сергей с любовными утехами, сразу тысяча причин находится: то дочь не спит, то голова болит, то настроения нет. А муж до баб ох, как охоч. В деда пошел, тот, как бы бабка его не ругала и даже батогом вдоль спины огрела однажды, всё налево смотрел и кудри грел на чужих подушках. Семь детей вырастили, на ноги поставили, а он до самой смерти бабенкам подмигивал. Постно было в жизни Сергея в этом плане, вся любовь в темноте да под одеялом, пока не отправили его в соседнее село прогнившие окна в сельском клубе поменять на новые. Там и познакомился с местной библиотекаршей, Люсей представилась. Разбитная бабенка, глаз с поволокой, всё при ней. Сначала просто томно вздыхала да бедрами виляла, потом намекать стала, а после в гости позвала, ступеньки на крыльце поправить. Вечером зашел: на столе бутылка водки невзначай появилась, капустка квашенная, огурчики соленые. Поливая ему воду на руки после работы, Люся низко наклонялась, светила богатством своим, а посмотреть было на что. Не удержался Сергей. Согрешил. Сладкой показалась чужая жена, не чета Капе, затейница и услада. Вернувшись домой после окончания работ, винил себя и корил, но удержаться не мог, снова и снова ехал к ней при первой возможности. Жена так ничего и не узнала про измену, про себя удивилась, конечно, что муж поубавил пыл, да списала это на вечную усталость и возраст. Так и жили. Люська сына родила, Капа – дочь. Сергей мотался меж двух домов, его всё устраивало. С Капой – красивый и уютный дом, налаженный быт, умница и красавица дочка. С Люськой – любовь, накал страстей, ураган эмоций. Жить с ней не представлялось возможным, хозяйкой она была аховой, а перемены в настроении могли любого довести до белого каления. Сын взял характер от отца: спокойный, рассудительный. Любил повозиться с техникой, да и к мастерству отца толк имел. Сергей потихоньку натаскивал его по профессии, в тайне гордился отпрыском. Продолжение  #капелькаоттандем

Четыре судьбы. Глава 1. Настасья. Часть 1. Настасья не умела отдыхать. Да и немаленькое хозяйство не давало этого делать. В стайке пара поросюшек, два десятка курей да коза Милочка требовали неустанной заботы. С утра Настасья выходила в огород, по холодку полола картошку, обихаживала грядки. Затем кормила животных, готовила себе завтрак. Дети, живущие в городе, с удовольствием, забирали готовую продукцию: домашнюю тушенку, варенья-соленья, козий сыр, но рвения помочь не проявляли. Да и когда же им? Большой город забирал все силы и время. Настасья была одинокой. Нет, когда-то имелся муж, справный по молодости, но начавший пить сразу после свадьбы. В пьянке был жесток, выгонял Настасью на улицу вместе с детьми, поколачивал от души. Помер, как и жил, бесславно, замерз студеной зимой, не дойдя до дома пару шагов. Не то что бы Настасья страдала без мужика, но все ж хозяйство требовало твёрдую мужскую руку, да и долгие тёмные зимние вечера навевали тоску. Мужики в деревне были, да добрые все по рукам, а худых нам не надо. Так и жила Настасья одна, на хозяйстве колотилась, на себя рукой махнула, кто ж на шестом десятке семью создаёт? А тут дочь решила-постановила отправить зимой маму подлечиться в санаторий. Недалеко, тут же в области. Зная все будущие отговорки Настасьи, дети всё предусмотрели. Сын взял отпуск, чтобы присмотреть за хозяйством матери, забрал жену, ребёнка и привёз в деревню, поставив мать перед фактом. «Всё, мама, ты едешь отдыхать!». Настасья брыкалась и сопротивлялась, но добрые детки, снабдив мать новыми нарядами, выпихнули её в санаторий. В санатории Настасье понравилось. Номер на двоих, кровать удобная, соседка милая. Территория ухоженная, кругом скамейки, фигурки, красота, одним словом. Дети, зная, что мать может сбежать из санатория в первый же день, оплатили ей разные процедуры, так что целый день Настасья была занята. Первые дни она чувствовала себя не в своей тарелке, соседей по столу на завтраках и обедах не рассматривала, быстренько съедала, что давали, и убегала к себе. Вот с соседкой да, повезло. Горожанка, да побойчее Настасьи, живо выспросила все подробности жизни соседки и выложила как на духу свою: в санаторий отправил муж, умница и красавец, есть дочь, хорошая работа. И вообще, жизнь только начинается, внушала соседка Настасье, что ж ты, мол, так рано крест на себе поставила? Развлекайся, такой шанс выпал. Настасья такие разговоры не приветствовала и предпочитала уходить на прогулку. Ещё в первый день приезда Настасья прогулялась к озеру. Здесь ей скамейка одна приглянулась, и народу никого. Тишина. Можно просто посидеть и ни о чем не думать. Именно тут она и встретила его. Кругом стояла белая тишина. Отряхнув снег со скамейки, она присела. Как-то отошли на задний план повседневные заботы, мысли о работе, дышалось легко и свободно. Что-то мягкое коснулось ноги женщины. Она испуганно вскочила. У её ног сидела шикарная ухоженная кошка сибирской породы. Богатая шубка блестела, топорщились усы, а мохнатым штанам на задних лапках можно было позавидовать. Кот, а это был именно кот, ловко взобрался по брюкам Настасьи и уселся на её руках, довольно мурлыкая. Она удивилась. Обычно кошки осторожны с посторонними людьми. Кошек Настасья откровенно не любила и в своём доме никогда не держала, а тут... Кот словно подслушал её мысли, удвоил свою тарахтелку и начал тереться об руки женщины. «Интересно, откуда он взялся? – подумала она, – наверное, здешний, местный. Надо же, какой ласковый котейка, красивый, ухоженный. Чей же он?». Приближалось время очередной процедуры, и Настасья поспешила, оставив кота на скамейке. Ей впервые захотелось оставить кошку себе. Но как? Ну не в комнату же к себе его тащить? Нельзя, да и как соседка к этому отнесется, неизвестно. На сеансе массажа ловкая Лидочка поведала, что кот появляется в санатории каждый день, приходит из небольшого посёлка, что находится возле. На руки никому не даётся, очень гордый и независимый кот. За ужином Настасья заметила, что всё ещё думает о скамейке и оставленном на ней коте. В столовой вместе с Настасьей за столом сидели милая супружеская пара и Михаил, получивший путёвку от вредного производства, на котором он работал. Взрослые люди быстро перезнакомились и делились своими впечатлениями о санатории, процедурах, качестве обслуживания. Михаил говорил мало, да смотрел жарко. Настасье было неудобно под его взглядом. Из обрывков разговоров и его ответов было понятно, что живёт Михаил один, дочь в Москве, жена умерла. Вечером соседка по комнате, выспросив у Настасьи, как прошёл день, посоветовала не теряться, а воспользоваться ситуацией и закрутить небольшой романчик с Михаилом. – Сколько там бабьего счастья нам осталось, голубушка? Всего ничего. А Михаил ничего так, интересный мужичок, к тому же одинокий, – въедливым голосом внушала она. Вечером в санатории проводили вечера, в местном баре собирались отдыхающие, мужики, как правило, выпивали, женщины танцевали. Соседка предложила сходить, развеяться. Настасья согласилась. Зря что ли дочь новые наряды покупала? В полутемном зале бара собралось много отдыхающих. Настасья потащила соседку к уже знакомой семейной паре и Михаилу, что сидели за небольшим столиком у стены. Настасье было неловко. В последнее время она только работала, занималась домом, хозяйством и в гости выбиралась редко. Отвыкла от большого скопления людей и оценивающих взглядов мужчин. Михаил вёл себя достойно, не пил, сальных шуточек не отпускал, руки не распускал. После того, как всех попросили разойтись, Михаил предложил прогуляться по территории санатория. Шли молча. Лунная ночь, лёгкий морозец. Яркие огни фонарей. Михаил смешно морщил нос и поеживался от холода в тонкой не по сезону куртке. – У меня машина на стоянке стоит, пошли погреемся? – предложил он. Новенькая иномарка быстро нагрелась, в бардачке нашлась шоколадка, а Настасье все не верилось, что это она сидит в машине, грызёт шоколадку и ей хорошо, тепло и уютно рядом с Михаилом. Морозец крепчал, ночь заканчивалась, а Михаил и Настасья все говорили и говорили, перебивая друг друга, выплескивая свои сомнения, переживания, надежды. Настасья тихонько открыла дверь своей комнаты. Соседка спала. Стараясь не шуметь, она быстро разделась и юркнула под одеяло. Спать не хотелось. Какое-то ликование, пузырьки радости переполняли её. Хотелось обнять весь мир. Михаил ей нравился. Очень. Его рассудительность, уверенность в словах и движениях, надежность. Настасья вспомнила те чувства, которые испытывала в юности, когда только-только познакомилась со своим будущим мужем, тогда ещё худым и патлатым пареньком, который принёс на первое свидание маки. Маки отцветали и, пока они гуляли, осыпались, так что, когда дошли до дома Настасьи, в руках у неё остались лишь маковые головки. И казалось бы, так хорошо всё начиналось, как берёг её Василий, Васенька, Василёк, как она его называла. Шагу не давал самой сделать, воду в дом носил, пелёнки детские в старой оцинкованной ванне стирал, свекрови обижать молодую жену не давал. И куда всё делось? Сначала по чуть-чуть пить начал с друзьями. Потом понеслось. Из дома вещи таскать стал, а уж как продукты в ход пошли, купленные с небольшой зарплаты Настасьи детям, так всё, как бабка отшептала, отлюбила. Терпела, жалела, но не любила. Не жила, мучалась, пока бог не прибрал муженька. Да и после его смерти не до кавалеров было, детей поднимать, учить, женить – всё одна тянула. Чтобы как у людей, чтобы не хуже. За окном светало. Настасья тихонько вздохнула, надо же, не спала всю ночь, а силы не убыло, дай вот сейчас в руки топор, наколола бы дров не на одну поленницу. Утро покатилось как горошина по доске, завтрак, процедуры. Перед обедом Настасья решила прогуляться к озеру. Положила в карман гостинчик коту, вдруг придётся встретиться? Кот ждал. Сидел на скамейке. Увидев Настасью, побежал навстречу. Путаясь под ногами, пытался ей что-то сказать на своём кошачьем языке. Гостинчик проигнорировал, прикопал в снег. Настасья засмеялась, надо же, чисто собака. Погладила ушастую голову, кот уже привычно прыгнул на колени и начал петь свою незамысловатую песенку. Кот пел, а Настасья рассказывала ему про Михаила, про соседку, про дом, в котором она живёт, про своих детей. Дни в санатории бежали как лошадки на карусели. Днем процедуры, короткие встречи с Михаилом во время завтраков, обедов и ужинов, вечером прогулки, посиделки в машине. Уединиться не представлялось возможным. Хотя Михаил нашёл выход – уехать ненадолго в город, что находился поблизости, и снять номер в гостинице. Настасья сомневалась. Ей казалось, что события развиваются очень быстро, что Михаил буквально окружает её и не даёт шанса на выбор. В свободные минутки Настасья уходила к озеру, кот преданно её ждал. Лишь с ним она могла поделиться своими сомнениями. Продолжение #четыресудьбыоттандем

Светлячок. Часть 1. Света родилась слабенькой. В детстве всевозможные болячки так и липли к ней. Может потому, что в детский сад она не ходила, воспитывалась бабушкой, пока мама и отец зарабатывали деньги на местном заводе. Жили они в маленьком частном домике на окраине большого промышленного города. Родители были молоды, красивы, задорны. Света с детства помнила такую картину: лето, папа и мама пришли с работы, в садочке накрыт стол, папа моет руки, лицо, шею, а мама поливает ему из ковшика. На её плече красивое белое полотенце с ярко-красными вышитыми петухами. Папа брызгает водой на маму, она смеется и выливает на него ковш воды. Смех, гам. Бабуля шутливо ругается, Свете хочется туда, к родителем, но на ней новое платьице и бабушка не разрешает. Но папа все равно подходит, берет её мокрыми руками и подкидывает высоко-высоко, так, что бабушка и мама зажмуривались от страха, а Света счастливо визжала, чувствуя сильные папины руки. Её все любили, но особенно папа. Это он придумал её смешное прозвище «Светлячок». Каждый раз, приходя с работы, приносил ей гостинчик от «зайчика», покупал игрушки, а по вечерам читал сказки. Казалось, так будет всегда, но в один, увы, не прекрасный день, папа собрал свои вещи, потрепал Свету по голове, сказал: «До свидания, Светлячок» и ушел из семьи к новому светлому будущему. Оказывается, у него много лет была другая семья, в которой был сын чуть старше Светы. Папа просто ждал, когда Света чуточку подрастет и, когда ей исполнилось 10 лет, решился уйти. Первую неделю после его ухода мама просто молчала и лежала на диване. Плачущая бабушка пыталась ее насильно покормить. Мама что-то механически жевала, а когда Света пыталась её обнять, отталкивала, считая её виновной в уходе отца. Муж всегда хотел сына, а родилась девочка. Когда же наконец мама встала, из Светиной жизни ушла радость. Мама сменила яркие наряды на длинные юбки, надела темный платок и ударилась в религию. Таскала Свету по различным сектам, в одной задержалась надолго. Все те небольшие деньги, что были в семье, отдавались туда. Свете перестали кто-либо покупать, она донашивала одежду, что собирали в секте на благотворительность. Бабушка вскоре умерла: не выдержало сердце, а для Светы начался полнейший ад. Под запретом было всё: сладости, киношка, новая одежда, интересные книжки. Из веселого ребенка она превратилась в маленькую старушку, тень от былой Светы. К счастью для неё, резкие перемены заметили в школе, учителя забили тревогу, в дом зачастили инспекторы, милиция. Секту разогнали, руководителя посадили, а мать Светы кинуло в другую сторону, она начала ярко краситься, носить вызывающую одежду и пристрастилась к алкоголю. Мужики шеренгой проходили через их дом. Нередко они приставали к взрослеющей девочке, один даже ударил по лицу, синяк заметила классный руководитель, и один кошмар для Светы закончился. Мать отправили на принудительное лечение, Свету – в детский дом. Отец взять дочь отказался, остальные родственники отмолчались. А для Светы начался очередной кошмар. Света попала в экспериментальный детский дом, в нем реализовывалась программа сотрудничества, но на деле и дети, и воспитатели ненавидели друг друга. Среди детей существовала группировка, во главе которой стояла Оглобля. Эта девочка не только руководила детьми, её побаивались взрослые. Озлобленная на весь белый свет, она сразу невзлюбила Свету. Пересоленная еда, измазанное ночью зубной пастой лицо, стекло в обуви – это лишь часть невинных развлечений Оглобли. Для Светы была уготована другая участь – обряд посвящения, для выполнения которого она должна была проникнуть в чужую квартиру или дом и украсть заказанную вещь, продукты. Жаловаться взрослым не имело смысла, да и в детском доме терпеть не могли кляузников и жалобщиков. Для кражи был выбран красивый дом, находящийся в элитном поселке города. Несмотря на то, что поселок находился под охраной, в него легко можно было попасть через дыру в заборе со стороны леса. Детдомовские постоянно промышляли в поселке, в мусорных баках которого находили вещи, еду, игрушки. Всё это приносилось на территорию детского дома и пряталось в небольшом сарайчике при котельной. Оглобля использовала ворованное для поощрения своей свиты. «Разведчики» Оглобли донесли: в дом можно легко попасть через подвальное окошко. Света – маленькая и худенькая – легко пролезет. Оглобля назначила день, когда компания пойдет на дело. Всё прошло так, как задумали Оглобля и её свита. Света легко пролезла через окошко и оказалась в доме. Это был большой, светлый, красивый и уютный дом. В нем пахло булочками, апельсинами и немножко лекарствами. Так же пахло в доме Светы в то далекое время, когда папа еще был с ними, а бабушка время от времени капала в стакан свое лекарство. В доме было тихо. Света осмелела и прошлась по кухне. Открыла большой холодильник, битком забитый продуктами. Отвязала обмотанный вокруг тела мешок и начала складывать продукты. Возле окошка в подвале её уже ждали прихвостни Оглобли. Разгрузив мешок, она вернулась обратно. Именно в этот момент на кухню въехала инвалидная коляска с темноволосым мальчиком. – Что ты здесь делаешь? Отвечай! Света молчала. – Воровка! Я сейчас вызову охрану, – мальчик потянулся к телефонному аппарату, висевшему на стене. – Пожалуйста, не надо, – заплакала девочка, – я не хотела, меня заставили. Света завыла в голос. – Прекрати реветь, – приказал мальчишка, – рассказывай! Размазывая слезы, заикаясь, девочка выложила все о себе. – Так ты детдомовская? Света кивнула головой. – Ты одна? – Нет. – Они ждут тебя? Неси продукты им. Отдашь, а позже вернешься, поняла? – Зачем? – Надо! Не вернешься, расскажу родителям, тебя живо отыщут и пойдешь в тюрьму. Поняла? Света обреченно побрела к окошку в подвале. Передав продукты Оглобле, она была милостиво отправлена на все четыре стороны. Испугавшись угроз нового знакомого, вернулась в дом, к нему. Продолжение   #светлячокоттандем

Друзья, хочу рассказать вам как искать интересующую вас часть в группе. Для начала: все написанные мною произведения закреплены в начале ленты в закрепленных темах