Предыдущая публикация
Иванов не хотел в этот круиз.
Но жена мечтала прокатиться по реке. Она хотела недели покоя, свежего ветерка в лицо. Обь манила её, зазывая волнами.
Год постройки корабля не гарантировал стабильности. Теплоход был спущен на воду в семьдесят четвертом. Полста лет на плаву. Столько времени не тонет только одно. Иванов даже чувствовал соответствующий запах. Он адресовал свои сомнения старпому. Тот потянул носом воздух и определил его как аромат красного дерева. Его невозмутимость намекала на усталость от разговоров об этом.
Теплоход заполнялся пассажирами. Из их неразборчивой речи следовало, что это второй день чьего-то бракосочетания. По палубе ходили пассажиры, держась из последних сил. По их напряженным мускулам было понятно: на ближайшей же пристани они купят медведя с цыганами. На их лицах была заметна лютая тоска по звуку струящейся водки. Пальцы гостей в статичном состоянии шевелились как у пианиста Мацуева. Общая атмосфера абстинентного синдрома была натянута до предела. Они еще были в состоянии предъявлять билеты. Но предчувствия уже парили чайками над палубой. Где-то в районе радиорубки зазвучала рвущая душу история, в которой на теплоходе музыка играет, а она одна стоит на берегу.
Теплоход отдал концы. Через десять минут выяснилось: из непричастных к свадебному мероприятию пассажиров оказались только Ивановы и семидесятилетняя пара. Профессор Николай Степанович с супругой. В этом путешествии они искали умиротворения и сдержанной романтики. Еще спустя четверть часа выяснилось, что жену Иванова страшно тошнит. Её не фертильный возраст и метод исключения дали ответ: морская болезнь. Лучшая спутница человека, решившего неделю пожить на корабле. С ней весело и забавно. Её юмор всегда свеж. И жена Иванова тут же это доказала, облевав сначала дверь каюты капитана, а потом и капитана, открывшего эту дверь. Причал еще не скрылся за горизонтом, а воспоминаниями о круизе была забита уже вся память.
Форштевень теплохода рассекал пахнущие красным деревом воды Оби. Свадьба сорвалась с цепи. Водка лилась в стаканы непрерывным потоком. Ресторан работал на износ. До полуночи Иванов успешно отбивался от приглашений выпить за здоровье молодых через дверь каюты. Но ближе к полуночи совершил ошибку. Он вышел на свежий воздух покурить, и тут же был схвачен. Его внесли в ресторан на руках.
Там Иванова опустили на стул. Он хотел объяснить, что с его гастритом употребление алкоголя совершенно исключено. Но вместо этого куда-то поскакал. Пятьдесят стульев с грохотом двигались вокруг праздничного стола, на котором лежал огромный курносый осетр. Гости прыгали на стульях, желая здоровья молодым и зачем-то Буденному. Покинуть ипподром было невозможно. Тот случай, когда проще пришпорить стул, чем спорить. Наиболее пьяные присматривали за порядком. Из строя никто не выбивался. Иванов скакал вместе со всеми. Это был первый за последние двадцать лет случай, когда профессор кафедры прикладной математики использовал стул таким образом.
Всадник со взмыленной спиной перед Ивановым оглянулся. Иванов узнал в нём Николая Степановича. Последний сообщил, что галопирует уже около получаса. По его подсчетам он опережает этот теплоход километров на двадцать. А в каюте его ждет жена и снотворное. Но до всего этого он, похоже, уже не доскачет. Он надеется, что Генриетта Арнольдовна никогда не узнает, где он и чем занимается.
Скрежет и утробный стон металла смели свадьбу на пол. Судно накренилось, корма стала опережать нос. Брызги майонеза окропили стеклянные стены ресторана. Колбасное ассорти стаей воробьев взвилось под потолок. Иванова накрыло тазом с раками. Последнее, что он помнил, был мчащийся куда-то по инерции Николай Степанович с осетром в руках. Изо рта осетра торчали заросли сельдерея и петрушки. В глазах осетра светился ужас. Оба они на скорости покрыли корпулентную пожилую гостью и вместе с нею зарылись в табуне загнанных стульев. Иванов видел две сильные ноги сорок третьего размера в чулках, крепко сжимающие осетра и профессора. Голова Николая Степановича угодила в капкан. Его седой взлохмаченный затылок торчал из могучих грудей, библейски кратко и доходчиво растолковывая опасность, поджидавшую моряков между Сциллой и Харибдой.
Голос капитана Иванов узнал сразу. Капитан произносил слова, услышать которые было невозможно даже при штурме Муданьцзяна. Капитан спрашивал, какая тварь сбросила якорь на скорости двенадцать узлов. Не дожидаясь ответа, он пообещал насадить молодых на этот якорь в том случае, если его найдут. Он заверял, что разыщет главного виновника, чего бы это ему ни стоило. Он наденет его на руку и покажет этой гребаной свадьбе кукольный спектакль по технике безопасности на круизных суднах. Для закрепления материала капитан обещал натянуть всех на какой-то бушприт по самый нос. Даже в условиях отсутствия какой-либо информации о бушприте эта угроза выглядела устрашающе. После бушприта он планировал свалить всю свадьбу на лодки и гнать их перед собой на веслах до Баренцева моря, где и передать моржам. Сейчас там у них как раз брачный период. В каждой фразе капитана звучала угроза для прямой кишки пассажиров. Ни тебе – набью морду, ни тебе – оторву руки. Было очевидно, что все взыскания на этом судне накладывались ректально. О замечаниях и строгих выговорах здесь никто не слышал. Протягивание под килем и хождение по доске здесь не рассматривались ввиду неэффективности. Пятиминутная речь капитана поднимала занавес над тайной безупречности дисциплины на русском флоте.
Сидя на полу и выковыривая из себя раков, Иванов увидел входящего в ресторан мокрого мужчину.
- Ну, товарищи!.. Слив в этом туалете, я вам скажу, как на ГЭС!
- Ну, здравствуй, лоцман северных морей!.. – страшно закричал капитан, вырывая из руки мужчины какую-то ручку…
Иванов одной рукой придерживал свой радикулит, второй поддерживал старика. Он довел его до каюты и передал жене. Генриетта Арнольдовна была немного удивлена, увидев мужа переутомленным. Ведь он уходил на минутку, спросить о погоде.
Двухметровый осетр вошел в каюту не с первого раза. Кривые ноги Николая Степановича идентифицировали его как опытного наездника. Закрытые глаза свидетельствовали об усталости. Намертво сцепленные вокруг осетра руки были доказательством достигнутого катарсиса. Его положили на кровать рядом с любимой рыбой.
Они все вместе сошли на ближайшей пристани. В Бибихе, что ли.
© Вячеслав Денисов
Следующая публикация
Комментарии 4