СВЯТИТЕЛЬ ИННОКЕНТИЙ ИРКУТСКИЙ (КОЛЬЧИЦКИЙ) ЧУДОТВОРЕЦ
Прославленный во святых, дивный в чудесах, чтимый ближними и дальними, чудотворец Иннокентий,
первый епископ Иркутский,
родился в конце XVII века в Малороссии, в Черниговской губернии.
По преданию, родился он в семье священника Кольчицкого (или Кульчицкого), потомка древнего польского рода.
Фамилию эту вместе с дворянским достоинством пращуры будущего святителя получили от польского короля Болеслава Храброго.
При крещении мальчика нарекли Иоанном и воспитывали его в духе благочестия.
Получив начальное образование дома, он продолжил обучение в Киевской духовной академии.
Учился Иван очень хорошо, каждый предмет изучал основательно и не было ни одной дисциплины, которую бы он не освоил с успехом.
С особенным прилежанием он занимался словесностью, надеясь впоследствии подвизаться в проповеди Слова Божия.
Ко времени окончания академии Иван был пострижен в монахи с именем Иннокентий. Избранник Божий принял постриг в Антониевой пещере, под Киевом.
По окончании академии, примерно в 1706-1708 годах, благочестивый инок был затребован в Москву на должность учителя и префекта в Славяно-греко-латинскую академию,
а отсюда взят в Санкт-Петербург,
где, в то время, только основывался Невский монастырь - будущая Лавра, чтобы послужить здесь примером доброго иноческого жития.
Появление образованного, благочестивого инока стало заметно на общем фоне подвизавшихся и молодой монах скоро обратил на себя внимание императора Петра I.
Опираясь на мнение Сибирского митрополита Филофея (Лещинского), государь утвердился в своем желании образовать в Пекине Русскую православную духовную миссию,
которую, по плану царя,
должен был возглавить епископ.
Митрополит рекомендовал на эту должность иеромонаха Иннокентия, мужа вполне достойного царева доверия.
На третьей седмице Великого поста, 5 марта 1721 года, в воскресенье, в Александро-Невском Троицком соборе за литургией была совершена хиротония иеромонаха Иннокентия во епископа.
Таинство в присутствии Всероссийского самодержца свершили члены Святейшего Синода:
митрополит Рязанский Стефан
(Яворский)
и Новгородский архиепископ Феофан
(Прокопович).
Сразу по Пасхе, на Светлой седмице, владыка Иннокентий, нареченный епископом Бельским, выехал из Санкт-Петербурга в страну неведомых хинов.
Его сопровождали два иеромонаха, иеродиакон и пять певчих с тремя служителями.
Год без малого добирались они до Иркутска, оттуда двинулись дальше, за Байкал
и остановились в пограничном с Китаем Селенгинске.
Здесь миссии предстояло дожидаться решения пекинских чиновников о праве на въезд.
В то время в Пекине неожиданно большое влияние приобрели иезуиты,
которые,
под различными предлогами
склоняли местных чиновников уклоняться от принятия русского епископа.
И повод для отказа был найден.
В письме с просьбой о разрешении на въезд владыка Иннокентий был назван «богдо» — то есть «великий»,
а у китайцев такое обращение было принято только к императору
и потому-де
двум великим особам быть одновременно в Китае невозможно.
В ожидании новых указаний из Святейшего Синода епископ Иннокентий оставался в Селенгинске безвыездно три года.
Скорбна была жизнь святителя.
Не получая жалования, а назначено ему было 1500 рублей в год, он содержал себя и свиту подаяниями доброхотов.
Чтобы не умереть с голоду, миссия добывала себе пропитание рыболовством или нанималась на работы к местным хозяевам и тем кормилась.
Поношенное платье владыка чинил себе сам.
Утешение находил в молитвах и богослужениях, которые совершал в старом селенгинском соборе.
«Где мне главу преклонити и прочее жития моего время окончати Святейший Правительственный Синод заблагорассудит?
— писал он в Синод.
— Прошу покорно о милостивом указе, что мне делать: сидеть ли, в Селенгинске и ждать того, чего не ведаю или возвратиться назад...
понеже и лисы язвины имут на починок, я же, по сие время не имам, где главы приклонити.
Скитаюсь бо со двора на двор и и из дому в дом переходящи».
Кое-как пристроился владыка со свитой жить на даче Троицкого Селенгинского монастыря.
А чтобы не даром есть монастырский хлеб, он и его диакон писали для храма иконы.
Не без Промысла Божия отказали китайцы во въезде владыке.
Вынужденное его «сидение» в Селенгинске оказалось весьма важным для проповеди Слова Божия среди местных монгольских племен.
Используя свое архиерейское право рукополагать в священный сан, святитель,
тем самым,
восполнял недостаток духовенства за Байкалом и избавлял ставленников от далекой поездки для принятия сана в столицу Сибири — Тобольск.
Лишь в марте 1725 года получил владыка Иннокентий повеление переселиться в Иркутский Вознесенский монастырь
и оставаться там, впредь, до новых предписаний.
Управлял монастырем в отсутствие архимандрита Антония Платковского игумен Пахомий.
Он отвел высокому гостю и его свите помещение на восточной стороне обители, на берегу Ангары.
Здесь же, на монастырских землях, им выделили участки под огород, и таким образом, жизнь обрела некую стабильность, особенно летом, когда нужно было заниматься огородничеством.
Узнав о жительстве в монастыре епископа, в поисках духовного утешения - к нему стали стекаться люди. Особенно стремились к владыке дети и инородцы.
В тот же год скончался император Петр I.
Вдова и наследница престола Екатерина I назначила чрезвычайным послом в Китай графа Савву Владиславовича Рагузинского и обязала его взять с собой в Пекин епископа Иннокентия,
если, конечно, китайцы согласятся.
В Иркутск Рагузинский прибыл 5 апреля 1726 года.
Встретившись с владыкой, он предложил ему возвратиться в Селенгинск и там ждать его, а сам задержался в Иркутске для необходимых дорожных приготовлений.
В это время в Иркутск из Москвы вернулся архимандрит Антоний Платковский, ранее уже бывавший в Пекине с послом Измайловым.
Очень ему хотелось быть начальником тамошней миссии и он постарался расположить к себе графа Рагузинского.
Всю ловкость, хитрость, услужливость и хлебосольство, даже наветы и хулу на епископа Иннокентия, постарался употребить архимандрит Антоний.
Следствием, этих маневров архимандрита, было письмо посла Рагузинского в Петербург,
в котором говорилось, что
он не надеется на то, что китайцы примут владыку,
а потому
находит способным к должности начальника миссии архимандрита Антония Платковского.
Письмо было отправлено с нарочным в Петербург и там принято без проверки.
В марте, следующего года, святитель Иннокентий получил новый указ — опять переселиться в Вознесенский монастырь.
Начальником миссии в Пекине был назначен архимандрит Антоний Платковский.
Только владыка успел устроиться в Вознесенском монастыре, как из Петербурга пришло новое высочайшее повеление: быть ему самостоятельным епископом Иркутским и Нерченским.
Этим решением была образована новая кафедра и с преосвященного Иннокентия началось самостоятельное столование иркутских епископов.
Водворившись на новом месте, владыка Иннокентий столкнулся с теми же проблемами, что и в Селенгинске.
По-прежнему не на что было жить, все так же не было крыши над головой.
Консистория отказалась платить ему жалование на том основании, что назначено оно было, якобы, для проживания в Китае, а не в Иркутске.
В то время Иркутск еще не разросся до пределов Вознесенского монастыря и владыке приходилось часто путешествовать по плохой дороге в город и обратно.
Будучи не очень здоровым человеком и тяжело перенося переезды, он просил граждан Иркутска дать ему на время помещение.
Не нашлось среди иркутян того, кто бы принял в свой дом будущего молитвенника и заступника - пред Престолом Божиим за всю иркутскую паству.
Наконец, в 1728 году провинциальная канцелярия сжалилась над владыкой и отвела ему дом боярского сына Димитрия Елезова.
Теперь на этом месте в память жительства здесь святителя воздвигнута каменная часовня.
Немногим более четырех лет окормлял он иркутскую паству, но и это короткое по человеческим меркам время употребил он с великой пользой для спасения.
Как было уже сказано, владыка Иннокентий не отличался крепостью здоровья, особенно страдал головными болями,
но подвигов своих,
ни молитвенного, ни смирения плоти, не оставлял.
На теле он носил власяницу, поверх которой всегда был подрясник из шкуры лося и кожаный с железной пряжкой пояс.
Молиться святитель любил в пещере за монастырской оградой, которую выкопал основатель Вознесенской обители старец Герасим.
Еще был у святителя обычай обходить по ночам Вознесенский храм и молиться на него с четырех сторон.
Очень любил владыка делать что-либо своими руками. Днем помогал тянуть сети тем, кто был на рыболовном послушании,
а по ночам шил для учеников обувь (чарки).
Своими руками посадил в монастыре два кедра.
Пастырь добрый не только руками трудился, но и на мгновение не оставлял главного дела — проповеди Слова Божия.
Язычников, во множестве проживавших вокруг Иркутска, он обращал к святой Церкви не только семьями, но и целыми стойбищами.
Так, из новокрещенных бурят образовалось целое поселение Ясачное.
Физические немощи не могли остановить его неиссякаемой любви к Богу, которой он спешил поделиться со всеми.
Следование за Христом было для него не просто призывом, но смыслом жизни.
Этим принципом руководствовался он в каждом деле. Шил ли чарки, учил ли бурят, возводил ли храм, он всегда перед собой имел образ Спасителя нашего Иисуса Христа.
Надлежало ему по должности творить суд и никогда не перекладывал он на других это неприятное дело. Всегда решал сам, входил во все обстоятельства дела, быстро принимал решения, покрывая любовью строгую правду закона.
При всех неблагоприятных условиях сообщения с городом в его правление почти полностью закончилось строительство кафедрального Богоявленского собора.
При Вознесенском монастыре еще архимандритом Платковским была устроена монгольская школа.
Святитель Иннокентий не только поддержал это полезное для края начинание, но открыл еще славяно-русскую школу для всех сословий.
Первый Иркутский епископ исходатайствовал из государевой казны содержание для своих преемников и средства на сооружение архиерейского дома.
Им же, были определены границы епархии.
От трудов праведных любил владыка отдохнуть в небольшом селении Малая Еланка, в пятнадцати верстах от Вознесенской обители.
Здесь жили направленные из монастыря
на полевые работы
послушники, монахи и крестьяне.
Помогая в будние дни
«труждающимся и обремененным»,
он следил за тем, чтобы
воскресные и праздничные дни
никакие заботы не отвлекали бы их
от службы Божией.
В самой Малой Еланке была организована часовня и владыка не раз предсказывал, что со временем на месте ее будет возведен храм.
Пророчество это исполнилось в конце XIX века.
При жизни владыка не раз еще поражал современников своей духовной прозорливостью.
Как-то на день Кирилла, патриарха Александрийского (9 июня), жители селения Фекского просили владыку отслужить у них Божественную литургию.
«Хорошо, — ответил владыка, — отслужим. Но только вперед съездим по лету, а назад по зиме».
В тот момент селяне не поняли смысла его слов, но, на следующий, после литургии день, выпал такой снег, что владыке пришлось возвращаться в санях.
Был и другой удивительный случай, утвердивший всех в том, что владыка был подлинно сосудом избранным, исполненным Духа Свята.
Однажды, при совершении крестного хода вокруг города, начался ливень и все промокли до нитки.
И только святительских одежд не коснулась ни одна капля!
Такие проявления на нем Божией благодати стяжали ему еще при жизни любовь и уважение паствы,
а по кончине
стали основанием к благоговейному почитанию его памяти.
Очень любил святитель Иннокентий служить Божественную литургию.
До последних дней своей жизни старался он не упускать возможности здесь, на земле, соединиться со Христом.
В последний раз совершал он Божественную литургию в день Покрова Пресвятой Богородицы и затем в воскресный день 3 октября.
После этого немощи человеческие приковали владыку к одру.
Болезнь то усиливалась, то отпускала.
В минуты ухудшения здоровья владыка созывал братию, благодарил служивших ему за любовь и попечение, раздавал на память кое-что из своих вещей,
а тем, кому подарков не хватило,
обещал при первом укреплении сил обязательно вознаградить.
Очень скорбел владыка, что оставляет Вознесенский храм в неисправном состоянии
и не раз высказывался,
что если бы положили ему жалованье,
то первую тысячу рублей употребил бы на построение каменной церкви.
Жалованья при жизни он так и не дождался. Решение о начислении ему содержания и удовлетворения некоторых его нужд пришло тогда, когда он уже ни в чем земном не нуждался.
В четверг 25 ноября страдания святителя стали чрезвычайными.
Братию и всех городских священников он просил молиться о себе и отслужить после литургии параклис.
В субботу 27 ноября 1731 году в седьмом часу утра Господь навеки упокоил святителя.
Монастырский колокол возвестил о его кончине, последовавшей в присутствии его духовника иеромонаха Корнилия (Бобровникова), братии и келейников.
Почившего облекли в его власяницу, поверх которой надели китайского шелка подрясник и шелковую мантию.
Голову владыки покрыли клобуком, в котором он ходил при жизни.
О кончине владыки было доложено вице-губернатору Жолобову.
Вице-губернатор, непомерно корыстный и алчный человек, решил воспользоваться случаем
и отобрал
не только все имущество владыки, но и часть монастырского достояния.
Обобрав, таким образом обитель, он лишил братию не только возможности похоронить святителя Иннокентия, но даже и литургию невозможно было совершать за неимением вина.
И только после настойчивой просьбы Жолобов выделил на погребение святителя триста рублей, запретив при этом впредь обращаться к нему.
Погребение святителя было совершено 5 декабря.
Гроб из соснового дерева был обит черным бархатом. Пречистое тело владыки водворили в каменном склепе под алтарем деревянной церкви в честь Тихвинской иконы Божией Матери,
возведенной в 1688 году старцем Исаией.
Вскоре, после кончины святителя, Господь явил суд над обидчиками владыки.
Архимандрит Антоний (Платковский), до последней степени обезчещенный в Пекине иноверцем Лангом,
который публично и жестоко избил его,
в узах был провезен мимо Вознесенской обители в Петербург. Там ожидало несчастного лишение сана и заточение.
Вице-губернатору Жолобову по приговору уголовного суда в Петербурге была отрублена голова.
Оба эти события поразили промыслительностью всех, даже самых закоснелых в неверии.
Но если часть маловеров еще нуждалась во внешних убеждениях, верная паства хранила сердечное чаяние, что Господь не даст «преподобному своему видети истления».
Через тридцать три года, после кончины святителя, во время ремонта Тихвинской церкви
было обнаружено,
что тело его, одеяние и даже бархат на гробе
не тронуло тление,
хотя само место погребения было сырым и затхлым.
Еще через два года настоятель Вознесенского монастыря
архимандрит Синесий,
будущий светильник Сибирской Церкви,
прославленный Господом в 1984 году,
в день храмового праздника Вознесения Господня стал свидетелем следующего чуда.
За трапезой, после Божественной литургии, присутствовал губернатор немец Фрауендорф.
О нетленных останках святителя он был достаточно наслышан и очень хотел посмотреть их.
Сколько ни отклонял это желание иноверца, присутствовавший на празднике епископ Софроний,
также будущий угодник Божий,
изменить решение губернатора не удалось.
Владыка Софроний, преподобный Синесий и Фрауендорф подошли к могильному склепу святителя,
но ... не смогли увидеть гроба — он был покрыт густым непроницаемым слоем снега.
После отъезда губернатора даже следов снега не могли обнаружить.
Спустя семнадцать лет, после этого чуда, после многочисленных заявлений частных лиц, переживших молитвенное заступничество святителя Иннокентия
после молитвы у честных его останков,
было еще одно удостоверение,
что мощи святителя находятся под особым покровом Божиим.
11 июня 1783 года при сильном ветре загорелась Вознесенская обитель.
Весь Иркутск от мала до велика прибежал на пожар, но погасить его не представлялось возможным.
Пламя охватило все каменные строения обители
и конечно,
деревянную Тихвинскую церковь, под которой почивали мощи святителя.
Надежды на спасение нетленных мощей угодника Божия не оставалось никаких.
Тогда горожане обратились к прибывшему на пожар преемнику владыки Софрония, преосвященному Михаилу (Миткевичу), с просьбой попытаться достать мощи из огня.
«Ежели покойный Иннокентий угодил Богу, — ответил тот, — то ради его нетленных мощей Всемогущий Господь спасет и церковь.»
В ту же минуту огонь потерял силу над осененной благодатью церковью.
Милостью Божией она простояла до начала XX века среди каменных, вновь отстроенных стен и зданий монастыря, в непререкаемое свидетельство свершившегося над ней чуда.
В летописи Иркутска свидетели пожара записали:
«В неделю Всех Святых (11 июня) 1783 года, по полудни часу в четвертом, монастырь Вознесенский сгорел,
а именно кельи все, три церкви — две каменные снаружи и внутри без остатку;
при том
два колокола разбились, а другие испортились.
Велик страх был!
К тому была превеликая погода.
А святые образа и что было в церквах: книги, ризы и прочее, ограда вся и два кедра архиерейские сгорели без остатку.
Осталась одна деревянная церковь Тихвинской Богородицы, где архиерей погребен».
Чудеса от мощей святителя множились.
Вера в его заступничество перед Господом передавалась из рода в род.
Многие служили панихиды у него на могиле и получали просимое!
Слава о новом заступнике множилась среди православных. Угодник Божий не отвергал молитв почитателей ни в Туле, ни в Якутске, ни в Петербурге.
Отовсюду епархиальному начальству слались письменные свидетельства о его заступничестве.
В последних числах сентября 1800 года преосвященному Вениамину, епископу Иркутскому,
пришло письмо за подписью 389 человек
с изложением просьбы об открытии честных и нетленных мощей святителя для всенародного чествования.
Последнее требование привело владыку Вениамина в некоторое недоумение, разрешение которому помогло секретное инспектирова-ние Иркутского края.
По высочайшему повелению здесь находились сенаторы Ржевский и Левашов, которые также направили владыке Вениамину письмо.
«Как самовидцы, — писали сенаторы,
— не только нетленности тела сего,
как сами обонявшие благоухание,
как личные свидетели повествований
о его многоразличных чудес
поставляем себе долгом
иметь от Вашего преосвященства,
десять лет управляющего епархиею,
все сведения о нетленном чудотворце
для доклада по нашей обязанности
Государю Императору».
Преосвященный передал сенаторам письмо для государя и приложил к нему выписку о случаях чудотворений от мощей святителя, числом более ста.
Государь потребовал от Синода рассмотрения дела и уже по распоряжению Синода в Иркутск прибыл Казанский викарный архиерей Иустин.
Владыка Иустин лично освидетельствовал мощи святителя, расспросил под присягой некоторых свидетелей чудотворений и вместе с епископом Вениамином 5 марта 1801 года докладывал Синоду.
Доклад это содержал подробное описание освидетельствования мощей, проведенное для большей достоверности
в присутствии светских лиц — губернатора Алексея Ивановича Толстого с чиновниками,
городского головы купца Петра Авдеева со многими почетными гражданами.
Все участники освидетельствования подтвердили действительную сохранность останков святителя.
Гроб и облачение святителя были также в совершенном нетлении.
Это более, чем, через семьдесят лет после погребения!
Донесение епископов Вениамина и Иустина ввело Святейший Синод в глубокую задумчивость.
Спустя два года Синод направил владыке Вениамину запрос о том, не наблюдаются ли, изменения в теле святителя Иннокентия и не было ли, за это время достопамятных событий.
Преосвященный Вениамин отвечал, что перемен в состоянии мощей по-прежнему не наблюдается, всенародное почитание святейшего продолжается и ширится,
что сам он - епископ Вениамин,
«убежден совестью признавать ходатайство святого Иннокентия у милосердия Божия уважаемым».
Но и это письмо не возымело действия.
Синод безмолвствовал еще год.
Наконец к первенствующему члену Синода митрополиту Амвросию и к обер-прокурору Голицыну было направлено представление от генерал-губернатора Сибири Селифонтова,
в котором он,
лично свидетельствуя нетленность мощей святителя, выразил свое и всей Сибири настояние об открытии нетленных мощей.
Дальше тянуть было невозможно и в первый день декабря 1804 года Святейший Синод с Высочайшего соизволения объявил:
тело первого епископа Иркутского Иннокентия
огласить за совершенно святые мощи
и с подобающим благоговением
Иркутскому епископу Вениамину с прочим духовенством
поставить в церкви Иркутского Вознесенского монастыря наверху,
либо в другом достойном месте,
с установлением празднования ему 26 ноября, на день памяти преставления сего святителя.
Впредь отправлять всенощные бдения и молебные пения святителю и в церковные книги внести необходимые дополнения:
«Ноября 26 числа память преставления Святителя Иннокентия, первого епископа Иркутского, Чудотворца».
Вожделенное известие об открытии мощей святителя Иннокентия в Иркутске было получено 19 января 1805 года.
В ближайшее же воскресение, буквально через два дня, всенародно был отслужен благодарственный молебен Господу Богу.
После этого началось приготовление к чрезвычайному торжеству.
2 февраля, на Сретение Господне, преосвященный Вениамин принял святые мощи из склепа, поставил их посреди Тихвинской церкви и отслужил перед ними Божественную литургию.
Через неделю, 9 февраля, мощи святителя, при величайшем стечении народа,
торжественно, с крестным ходом
и преднесением чудотворной иконы Казанской Божией Матери, были перенесены из Тихвинской церкви в соборную Вознесенскую.
Здесь мощи почивали пятьдесят пять лет, до времени, пока не потребовалось разбирать Вознесенскую церковь из-за ветхости.
Двенадцать лет пролежали они в Успенском храме Вознесенского монастыря и 15 октября 1872 года были возвращены под своды вновь отстроенного на старом месте благолепного храма Вознесения Господня.
В память о первом перенесении мощей святителя ежегодно в Иркутске совершался крестный ход с иконой Казанской Божией Матери.
Так было вплоть до 1920 года, времени жесточайших гонений на христиан.
С зимы 1920 года начались аресты насельников Вознесенской обители.
Был арестован и подвергнут пыткам настоятель монастыря епископ Иркутский Зосима (Сидоровский).
1 февраля в монастыре арестовали видных иерархов Сибири, приехавших на поклонение мощам святителя Иннокентия:
епископа Барнаульского Гавриила (Воеводина)
(1938),
епископа Петропавловска Мефодия (Красноперова)
(1921),
епископа Березовского Иринарха (Синеокова-Андреевского)
(1933).
В 1921 году власти совершили акт святотатства: мощи святителя Иннокентия были вскрыты для «медицинского освидетельствования».
Новый настоятель монастыря,
епископ Киренский Борис (Шипучин,
(1937),
обращаясь к духовенству и прихожанам, писал:
«Вчера, 11 января, мощи святителя Иннокентия были вскрыты. Облачение и одежда сняты, нетленное тело обнажено и оставлено в храме открытым.
Церковь заперта. Богослужения прекращены.
Монастырь охраняется красноармейцами».
Позднее, под усиленной охраной, мощи были увезены в неизвестном направлении...
Осиротела иркутская паства.
Вместе со всей Русской Православной Церковью рыдала она над своими грехами, смиренно принимая Божие попущение.
Долго мощи святителя почитались безвозвратно утерянными, но только Господь
«не до конца прогневается, не век враждует».
В 1990 году в одном из подсобных помещений ярославской церкви Николы Надеина были обнаружены неизвестные мощи.
С помощью их идентификации на кафедре судебной медицины Ярославского мединститута была проведена экспертиза.
Описание мощей, сделанное ярославскими медиками, полностью (!) совпало с данными акта, составленного в 1921 году в Иркутске.
Мощи святителя Иннокентия, оставленные на семьдесят лет в сыром, не отапливаемом помещении, Господь хранил для явления нам чуда Своей милости.
И ныне, уповая на заступничество вновь явленного нам угодника Божия святителя Иннокентия, мы обращаемся к нему с молитвами.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев