Предыдущая публикация
ИСТОРИЯ СЕВАСТОПОЛЯ: Дом с видом на бухту
ИСТОРИЯ ДОМА 64 ПО УЛИЦЕ ЕКАТЕРИНИНСКОЙ ( УЛ. ЛЕНИНА 46)
Дома – как люди, а люди – как дома. И те и другие рождаются, живут
и умирают. Потому история домов не менее любопытна и поучительна,
чем история их хозяев и обитателей.
ДЛЯ НАС, ДЕТЕЙ, ДОМ ЯВЛЯЛСЯ ПОЛНЫМ ОЛИЦЕТВОРЕНИЕМ
СЛОВА «РОДИНА».
После выхода в свет книг Евгения Чверткина «Незабытый Севастополь» мне, их редактору, посчастливилось встретиться со Светланой Порфирьевной Добровольской, которая помогла восстановить
историю дома №32 по улице Большая Морская
(здесь и ниже указана довоенная нумерация).
В Приложении ко второму тому «Незабытого Севастополя» можно
прочитать выдержки из книги С.П. Добровольской «Сталь и нежность»,
где дано краткое, но яркое описание этого дома и его внутреннего двора.
И вот – новая встреча. Случайно мне удалось познакомиться с потомками офицера русской армии Василия Петровича Фомина, хозяина дома №64
по Екатерининской. Этот дом сохранился до наших дней, его нынешний адрес ул. Ленина 46. Проживающая в Севастополе внучка Василия Петровича, Алла Анатольевна Леонтюк (в девичестве Зыкова), многие
годы проработала в библиотеке СРПО «Атлантика», а ее брат,
Анатолий Анатольевич, (1914-2004), оставил подробные воспоминания,
жанр которых – семейная хроника. Выдержки из этих воспоминаний, имеющие отношение к Севастополю,предлагаются нашему читателю
СЛОВА «РОДИНА».
После выхода в свет книг Евгения Чверткина «Незабытый Севастополь» мне, их редактору, посчастливилось встретиться со Светланой Порфирьевной Добровольской, которая помогла восстановить
историю дома №32 по улице Большая Морская
(здесь и ниже указана довоенная нумерация).
В Приложении ко второму тому «Незабытого Севастополя» можно
прочитать выдержки из книги С.П. Добровольской «Сталь и нежность»,
где дано краткое, но яркое описание этого дома и его внутреннего двора.
И вот – новая встреча. Случайно мне удалось познакомиться с потомками офицера русской армии Василия Петровича Фомина, хозяина дома №64
по Екатерининской. Этот дом сохранился до наших дней, его нынешний адрес ул. Ленина 46. Проживающая в Севастополе внучка Василия Петровича, Алла Анатольевна Леонтюк (в девичестве Зыкова), многие
годы проработала в библиотеке СРПО «Атлантика», а ее брат,
Анатолий Анатольевич, (1914-2004), оставил подробные воспоминания,
жанр которых – семейная хроника. Выдержки из этих воспоминаний, имеющие отношение к Севастополю,предлагаются нашему читателю
"На склоне лет, когда человек выходит на «финишную прямую», воспоминания прошлого становятся ярче, чем память о ближайших временах. Возможно, оттого я решил вспомнить и описать самые ранние события детства, которые остались в моей памяти и вероятно, предопределили мою индивидуальность.Самый ранний период моей
жизни пришелся на Первую мировую войну и естественно, запечатлел
в значительной степени военную тематику. Кроме того, жизнь в Севастополе, где я родился, всю мою семью связала с военной
судьбой города.
Мой дед, Фомин Василий Петрович, выходец из донских казаков, был кадровым военным. Он принимал участие в последней русско-турецкой войне. Артиллерист, полковник. Вышел в отставку в чине генерал-майора с орденом св. Владимира на шее, поселился с семьей в Севастополе,
и всю оставшуюся жизнь посвятил семье, строительству и обустройству дома. Наш трехэтажный дом был бесспорным украшением города
по своей красоте и местоположению.
жизни пришелся на Первую мировую войну и естественно, запечатлел
в значительной степени военную тематику. Кроме того, жизнь в Севастополе, где я родился, всю мою семью связала с военной
судьбой города.
Мой дед, Фомин Василий Петрович, выходец из донских казаков, был кадровым военным. Он принимал участие в последней русско-турецкой войне. Артиллерист, полковник. Вышел в отставку в чине генерал-майора с орденом св. Владимира на шее, поселился с семьей в Севастополе,
и всю оставшуюся жизнь посвятил семье, строительству и обустройству дома. Наш трехэтажный дом был бесспорным украшением города
по своей красоте и местоположению.
Располагаясь на улице Екатерининской, против здания Морского штаба,
наш дом №64 главенствовал над округой и как бы венчал собой городской холм, где располагалась старинная Петропавловская церковь, Владимирский собор (пантеон героев севастопольской обороны) и находящиеся неподалеку дома-ровесники обороны Севастополя 1854-55 гг., где жили Корнилов и Нахимов. Широкие выступающие вперед балконы
на всех трех этажах создавали великолепный обзор Южной бухты, Северного рейда, Малахова кургана и Северной стороны с Братским кладбищем и исторической пирамидальной церковью на нем.
Для нас, детей, дом являлся полным олицетворением слова «Родина».
В нем были такие незабываемые места детских игр, как вышка-площадка на уровне крыши. С этой площадки открывался еще более широкий обзор до горизонта – всего северного рейда, ближайших бухт – Артиллерийской и Стрелецкой, а также Михайловской и Константиновской батарей и всех судов, стоящих на рейде и в Южной бухте. Над всем домом под крышей находился чердак, куда с годами выносили ненужные вещи. Для нас это был настоящий Клондайк для «раскопок» предметов минувшего прошлого. Как ни странно, и время, и прошедшие войны наш дом пощадили. Вероятно,потому, что во всех трагических эпизодах битв за Севастополь
и многократных штурмов его этот дом служил прекрасным
и полезным ориентиром.
Посещая Севастополь уже после войны, я старался избегать встречи
с нашей прошлой обителью, т.к. даже воспоминание о ней вызывало
щемящее чувство потерянной Родины.
наш дом №64 главенствовал над округой и как бы венчал собой городской холм, где располагалась старинная Петропавловская церковь, Владимирский собор (пантеон героев севастопольской обороны) и находящиеся неподалеку дома-ровесники обороны Севастополя 1854-55 гг., где жили Корнилов и Нахимов. Широкие выступающие вперед балконы
на всех трех этажах создавали великолепный обзор Южной бухты, Северного рейда, Малахова кургана и Северной стороны с Братским кладбищем и исторической пирамидальной церковью на нем.
Для нас, детей, дом являлся полным олицетворением слова «Родина».
В нем были такие незабываемые места детских игр, как вышка-площадка на уровне крыши. С этой площадки открывался еще более широкий обзор до горизонта – всего северного рейда, ближайших бухт – Артиллерийской и Стрелецкой, а также Михайловской и Константиновской батарей и всех судов, стоящих на рейде и в Южной бухте. Над всем домом под крышей находился чердак, куда с годами выносили ненужные вещи. Для нас это был настоящий Клондайк для «раскопок» предметов минувшего прошлого. Как ни странно, и время, и прошедшие войны наш дом пощадили. Вероятно,потому, что во всех трагических эпизодах битв за Севастополь
и многократных штурмов его этот дом служил прекрасным
и полезным ориентиром.
Посещая Севастополь уже после войны, я старался избегать встречи
с нашей прошлой обителью, т.к. даже воспоминание о ней вызывало
щемящее чувство потерянной Родины.
Семья генерал-майора В.П. Фомина. Слева направо: Валентина (средняя дочь), Анна Акимовна (жена), Фомин Василий Петрович, младшая дочь Ольга, Борис Козлов (первый муж Валентины), старшая дочь Евгения.
Севастополь, 1916-1918 гг.
Построив замечательный дом, дедушка из 6 квартир выделил каждой
дочери (их было трое) по одной квартире и сам с супругой Анной Акимовной Фоминой (урожденной Чикилевой) занимал одну из квартир. Две квартиры сдавались внаем. В одной из них жила семья Борзенко, военного. Старуха Борзенко была «страшная гадалка». Все горестные события и несчастья она безошибочно предсказывала, а поскольку радостных событий в период войны не было, то ее гадания, как правило, «пахли кровью или сулили смерть». В другой квартире жил с семьей
зубной врач Фрайдзон, интеллигентный и милый человек.
В свои уже немолодые годы наш дед был великим тружеником.
На сравнительно небольшом участке при доме он личным трудом возделывал декоративный сад. В северном углу сада был построен бассейн с тремя ступенями. Из верхней чаши вода стекала по диким камням в полукруглый второй этаж, где плавали золотые и серебряные рыбки. Далее вода стекала в третий довольно глубокий резервуар, где была разнообразная водяная растительность. Рядом с бассейном, с двух сторон, был высажен самшит. В саду были две беседки: зеленая и белая. От бассейна к зеленой беседке вдоль отвесного склона, на котором стоял
дом, тянулись сплошные заросли розовых кустов. Вдоль северного забора
были высажены кипарисы и туи, а дальше, со стороны Екатерининской
улицы, росли персиковые деревья и вился дикий виноград.
В центре сада были разбиты клумбы, каждая была окружена специальными изогнутыми черепицами, что сохраняло плодородную почву от размывания водой. Помню радость деда, когда на центральной клумбе сада зацвела агава. Каждое утро в самые ранние часы дед лейкой поливал свои цветы, черпая воду из бассейна. Этот сад был постоянной
заботой и единственным увлечением старенького деда.
Севастополь, 1916-1918 гг.
Построив замечательный дом, дедушка из 6 квартир выделил каждой
дочери (их было трое) по одной квартире и сам с супругой Анной Акимовной Фоминой (урожденной Чикилевой) занимал одну из квартир. Две квартиры сдавались внаем. В одной из них жила семья Борзенко, военного. Старуха Борзенко была «страшная гадалка». Все горестные события и несчастья она безошибочно предсказывала, а поскольку радостных событий в период войны не было, то ее гадания, как правило, «пахли кровью или сулили смерть». В другой квартире жил с семьей
зубной врач Фрайдзон, интеллигентный и милый человек.
В свои уже немолодые годы наш дед был великим тружеником.
На сравнительно небольшом участке при доме он личным трудом возделывал декоративный сад. В северном углу сада был построен бассейн с тремя ступенями. Из верхней чаши вода стекала по диким камням в полукруглый второй этаж, где плавали золотые и серебряные рыбки. Далее вода стекала в третий довольно глубокий резервуар, где была разнообразная водяная растительность. Рядом с бассейном, с двух сторон, был высажен самшит. В саду были две беседки: зеленая и белая. От бассейна к зеленой беседке вдоль отвесного склона, на котором стоял
дом, тянулись сплошные заросли розовых кустов. Вдоль северного забора
были высажены кипарисы и туи, а дальше, со стороны Екатерининской
улицы, росли персиковые деревья и вился дикий виноград.
В центре сада были разбиты клумбы, каждая была окружена специальными изогнутыми черепицами, что сохраняло плодородную почву от размывания водой. Помню радость деда, когда на центральной клумбе сада зацвела агава. Каждое утро в самые ранние часы дед лейкой поливал свои цветы, черпая воду из бассейна. Этот сад был постоянной
заботой и единственным увлечением старенького деда.
Все мы, дети, очень любили деда, хотя он не особенно баловал нас. Последний горестный период его жизни был связан с тяжелым кровоизлиянием в мозг и последующим параличом и полной потерей речи. По квартире он двигался с большим трудом и что-то бурчал нечленораздельно. Это его состояние внушало нам, детям, ужас, и когда
он передвигался по квартире, опираясь на длинную бамбуковую палку,
мы прятались под большой обеденный стол.
Умер дед в 1920 году, но сад сохранялся еще несколько лет, постепенно умирая, как и все, что было связано с прежней жизнью. Еще несколько лет, пока сохранялись розы, я с рассветом вставал и садовыми ножницами срезал все распустившиеся бутоны. Букеты дедовских роз постоянно напоминали об ушедшем хозяине и как бы подтверждали дела, совершенные им на этом свете. Смерть избавила Василия Петровича от ужасов красного террора, развязавшегося после эвакуации белой армии. Так, по приказу Фрунзе все оставшиеся в Севастополе офицеры были вызваны на регистрацию в цирк Труцци, а затем без суда и следствия расстреляны на известной в Севастополе Максимовой даче. Так погиб
Петр Васильевич Малов, муж тети Жени, инженер, который вообще не принимал участия в военных действиях и никогда не был на фронте.
Детская память сохранила различные эпизоды Великой войны, которую позже назовут первой мировой. Как-то в ясную ночь летом Севастополь проснулся от орудийного обстрела. Канонада доносилась со стороны Херсонеса. Оказалось, что известный немецкий линкор «Гебен», базировавшийся на Стамбул, проявил себя в этой акции. Испуганная мама вместе с отцом ночью эвакуировала детей к тете, которая жила в менее уязвимом месте. Помню, отец несет меня в одеяле, а я смотрю в темное небо над Севастополем, сияющее огромными звездами. Впрочем, демонстрация боевого линкора «Гебен» много ущерба Севастополю не нанесла. Отчетливо запомнился эпизод прихода эскадры союзников в Севастополь. В отличие от наших кораблей броненосцы французских и английских эскадр, более низко сидящие на воде, были с очень низкими
мачтами и боевыми рубками. Все это заметно отличало их
от силуэтов русских кораблей.
он передвигался по квартире, опираясь на длинную бамбуковую палку,
мы прятались под большой обеденный стол.
Умер дед в 1920 году, но сад сохранялся еще несколько лет, постепенно умирая, как и все, что было связано с прежней жизнью. Еще несколько лет, пока сохранялись розы, я с рассветом вставал и садовыми ножницами срезал все распустившиеся бутоны. Букеты дедовских роз постоянно напоминали об ушедшем хозяине и как бы подтверждали дела, совершенные им на этом свете. Смерть избавила Василия Петровича от ужасов красного террора, развязавшегося после эвакуации белой армии. Так, по приказу Фрунзе все оставшиеся в Севастополе офицеры были вызваны на регистрацию в цирк Труцци, а затем без суда и следствия расстреляны на известной в Севастополе Максимовой даче. Так погиб
Петр Васильевич Малов, муж тети Жени, инженер, который вообще не принимал участия в военных действиях и никогда не был на фронте.
Детская память сохранила различные эпизоды Великой войны, которую позже назовут первой мировой. Как-то в ясную ночь летом Севастополь проснулся от орудийного обстрела. Канонада доносилась со стороны Херсонеса. Оказалось, что известный немецкий линкор «Гебен», базировавшийся на Стамбул, проявил себя в этой акции. Испуганная мама вместе с отцом ночью эвакуировала детей к тете, которая жила в менее уязвимом месте. Помню, отец несет меня в одеяле, а я смотрю в темное небо над Севастополем, сияющее огромными звездами. Впрочем, демонстрация боевого линкора «Гебен» много ущерба Севастополю не нанесла. Отчетливо запомнился эпизод прихода эскадры союзников в Севастополь. В отличие от наших кораблей броненосцы французских и английских эскадр, более низко сидящие на воде, были с очень низкими
мачтами и боевыми рубками. Все это заметно отличало их
от силуэтов русских кораблей.
Для нас, детей, интересными оказались моряки союзных эскадр: среди французских команд было много чернокожих матросов. На головах у них были синие береты с красными помпонами. Ослепительные белозубые улыбки всегда были доброжелательными. Английские команды носили высокие шнурованные сапоги на толстенной подошве, которые тут же были названы танками. Кстати, в это же время в Севастополе мы увидели настоящие танки. Тогда это буквально потрясло мое детское воображение. Громко лязгающая гусеницами железная махина неотвратимо двигалась
вперед, как сказочное чудовище.
Отрывочные детские воспоминания постоянно переходят в более собранные в виде цепи отдельных образов и четких картин прошедшей жизни. Хорошо помню немецкую оккупацию того времени. С приходом немцев в Севастополь был установлен новый гражданский порядок. Ничего общего с тем, что творили немцы во время Отечественной войны, в то время не было. К жителям Севастополя закрепили солдат
немецкого гарнизона на питание.
Немецкие солдаты получали обед в квартирах жителей города.
Очень хорошо помню, что к нам приходили двое солдат, одетых в шинели мышиного цвета. Дальше кухни, где они обедали, их не пускали, да и сами они никакого интереса к другим комнатам не проявляли. Солдаты раздевались, винтовки ставили в углу кухни и скромно съедали поданный
им обед. Кроме слов guten Tag и danke schön мы ничего не слышали.
Окончание оккупации немцев и уход их из Севастополя ничем
примечательным не был отмечен.
С самого раннего детства я помню собак, которые жили в нашей квартире: два очаровательных черных пуделя – Вотан и Мушка. Это были удивительные дружелюбные собачки. Когда Мушка рожала своих щенят,
они уже открывали глаза и начинали ползать, для нас не было большей радости, чем нянчить этих кучерявых существ, больше похожих на маленьких барашков. В те времена в детском гардеробе у всех маленьких детей часто использовался фартук, у которого имелся спереди большой поперечный карман, куда можно было положить всякую всячину. Вот в этот карман укладывались щенята нашей Мушки, и мы носились с ними
по всей квартире. А отец и мать (Вотан и Мушка) безропотно следовали
за нами, и я хорошо помню трогательный взгляд Мушки, доверчивый
и в то же время жалостливый.Неизгладимый след в памяти всей нашей семьи оставила трагическая гибель ньюфаунленда Фолли. Наши близкие знакомые были вынуждены на долгий срок уехать из города. Их собака Фолли к нашему великому удовольствию, была оставлена у нас
до возвращения хозяев.
Фолли была добрейшим существом и не избегала нашего детского общества, хотя нас было четыре мальчика, и каждый из нас был к ней неравнодушен. Я хорошо помню, как я садился на нее как на лошадь, и она спокойно катала меня по квартире. Фолли была нашим большим другом. Но вернулись хозяева и забрали Фолли. Душа собаки разрывалась. Как только ее выпускали на улицу, она бежала к нам и настойчиво тащила и детей и взрослых к дому ее хозяев. Убегая от нас, то же самое она пыталась сделать со своими хозяевами, стремясь всех нас воссоединить в одну семью. Преданное собачье сердце заставляло ее в течение дня совершать многократные пробежки от нашего дома к дому ее хозяев. И так продолжалось в течение нескольких дней, пока не случилось несчастье – Фолли попала под трамвай на углу Екатерининской улицы
и Таврического спуска около самого нашего дома. Верность старым хозяевам и новые привязанности оборвали нее жизнь.
Пожалуй, это первая трагедия из самого раннего детства, оставившая
горький след на всю жизнь.
Вероятно, во время первой немецкой оккупации Севастополя мой отец, служивший в то время на флоте, был направлен в Новороссийск, и с ним эвакуировалась вся наша семья. Уходили мы на канонерской лодке «Терец». Эта, как мне сейчас представляется, убогая старая посудина с одной или двумя небольшими пушками выполняла функции береговой охраны. А «прославилась» канонерская лодка тем, что ее команда осуществила высадку и казнь лейтенанта Шмидта на острове Березань.
В нашей семье, как мне запомнилось с самого раннего детства, центром сосредоточения духовных и особенно материальных усилий в самые трудные времена была наша бабушка. Анна Акимовна Чикилева происходила из дворянской семьи, имевшей родовое поместье в районе Таганрога. Ей, получившей воспитание в Смольном институте для благородных девиц, выпала роль спасти жизнь и взрослым и детям
в страшные голодные годы.
Таким был 1921 год. В Севастополе трупы умерших от голода людей порой можно было увидеть на улицах. Бездомные беспризорные дети в лохмотьях ватагами ходили по улицам, ища тепла и пищи. Вероятно, по линии Красного Креста к нам домой пришла женщина и принесла пакет снежно-белого кускового сахара, о котором мы могли только мечтать.
Для обмана вкусовых ощущений в то время широко
использовался сахарин.
В чашку морковного чая или теплой воды опускалась таблетка сахарина, которая шипела и бегала по поверхности воды до полного растворения. Сейчас я понимаю, что кроме вреда этот продукт ничего не приносил. Сахарин того времени вызывал осложнения – цистит, и я очень хорошо помню, что каждые 20-30 минут приходилось бегать в туалет. А ночью в холодной квартире эти непрерывные позывы были просто мучительными.
Наша мама, Валентина Васильевна (средняя дочь Василия Петровича и Анны Акимовны Фоминых – В.Г.) служила делопроизводителем в штабе военно-морских сил Красного Флота, где она, помнится, получила первый паек. Он содержал какое-то минимальное количество продуктов, но главное, была выдана лошадиная голова, вероятно, жеребенка, т.к. она умещалась в небольшую корзину. Мы, дети 7-8-летнего возраста, несли этот трофей домой к бабушке. Мне кажется, что я до сих пор помню потрясающий вкус того жаркого из лошадиной головы, которое приготовила бабушка. Богом посланная помощь привозилась организацией АРО. Вряд ли это название что-либо говорит многим моим соотечественникам, разве только людям весьма преклонного возраста. Тем не менее, АРО (Американская Рабочая Организация) сыграла очень большую роль в помощи голодающим в России. Старшая сестра мамы – тетя Женя – работала врачом в Севастополе после окончания медицинского института и пользовалась любовью и уважением пациентов.
Из благотворительного фонда АРО тете Жене была выдана посылка, которая внесла очень значительный вклад в наш голодающий семейный коллектив. Посылка состояла из небольшого количества риса, значительно больше было маисовой крупы, консервированное молоко с сахаром и без сахара, мука, пальмовое масло в запаянных металлических банках. Для получения всех этих ценностей была мобилизована вся наша мальчишеская команда, в которой старшему было 11 лет. На старой плетеной детской коляске со сломанной рессорой весь полученный груз совместными усилиями был доставлен домой. Так наша колесница, преодолевая трудный подъем по Хрулевскому спуску и припадая на
один бок, выполнила свою последнюю «историческую» миссию.
Заслуга бабушки Анны Акимовны состояла и в том, что она одевала всех детей. Конечно, никаких запасов текстильных материалов у нее не было,
а из вещей раннего детского возраста мы неизбежно вырастали. Наши детские пальто в то время бабушка нам шила из сукна, которое, как правило, подкладывалось под клеенку на обеденных столах. Рубашки шились из великолепного белого материала, который выполнял до этого функцию чехлов на мягкой мебели. Все это бабушка делала безропотно, с искренней любовью и заботой о своих дочерях и внуках. В редкие свободные часы, когда бабушка отдыхала, мы не оставляли ее в покое, окружали ее, залезали к ней на кровать под плед и бабушка мягким ласковым голосом рассказывала нам сказки или были минувших дней.
Главный дар нашей бабушки людям – ее дочери (Евгения, Валентина
и Ольга – В.Г.). Интеллигентные люди должны оставлять после себя подобных себе. Все три дочери пронесли в своих сердцах не только непреходящую любовь, но и духовное богатство, завещанное
их родителями.
Давно нет в живых бабушки и всех ее дочерей. Доживает свой век
и третье поколение – ее внуки. Как мы сумеем передать им семейную эстафету, ее духовное сокровище, судить не нам.
Анатолий Борисович Зыков
Ул. Ленина, 46. Севастополь.Жилой дом дореволюционной постройки
начала 20-го века, возведённый в стиле Модерн.
Сейчас многоквартирный жилой дом
вперед, как сказочное чудовище.
Отрывочные детские воспоминания постоянно переходят в более собранные в виде цепи отдельных образов и четких картин прошедшей жизни. Хорошо помню немецкую оккупацию того времени. С приходом немцев в Севастополь был установлен новый гражданский порядок. Ничего общего с тем, что творили немцы во время Отечественной войны, в то время не было. К жителям Севастополя закрепили солдат
немецкого гарнизона на питание.
Немецкие солдаты получали обед в квартирах жителей города.
Очень хорошо помню, что к нам приходили двое солдат, одетых в шинели мышиного цвета. Дальше кухни, где они обедали, их не пускали, да и сами они никакого интереса к другим комнатам не проявляли. Солдаты раздевались, винтовки ставили в углу кухни и скромно съедали поданный
им обед. Кроме слов guten Tag и danke schön мы ничего не слышали.
Окончание оккупации немцев и уход их из Севастополя ничем
примечательным не был отмечен.
С самого раннего детства я помню собак, которые жили в нашей квартире: два очаровательных черных пуделя – Вотан и Мушка. Это были удивительные дружелюбные собачки. Когда Мушка рожала своих щенят,
они уже открывали глаза и начинали ползать, для нас не было большей радости, чем нянчить этих кучерявых существ, больше похожих на маленьких барашков. В те времена в детском гардеробе у всех маленьких детей часто использовался фартук, у которого имелся спереди большой поперечный карман, куда можно было положить всякую всячину. Вот в этот карман укладывались щенята нашей Мушки, и мы носились с ними
по всей квартире. А отец и мать (Вотан и Мушка) безропотно следовали
за нами, и я хорошо помню трогательный взгляд Мушки, доверчивый
и в то же время жалостливый.Неизгладимый след в памяти всей нашей семьи оставила трагическая гибель ньюфаунленда Фолли. Наши близкие знакомые были вынуждены на долгий срок уехать из города. Их собака Фолли к нашему великому удовольствию, была оставлена у нас
до возвращения хозяев.
Фолли была добрейшим существом и не избегала нашего детского общества, хотя нас было четыре мальчика, и каждый из нас был к ней неравнодушен. Я хорошо помню, как я садился на нее как на лошадь, и она спокойно катала меня по квартире. Фолли была нашим большим другом. Но вернулись хозяева и забрали Фолли. Душа собаки разрывалась. Как только ее выпускали на улицу, она бежала к нам и настойчиво тащила и детей и взрослых к дому ее хозяев. Убегая от нас, то же самое она пыталась сделать со своими хозяевами, стремясь всех нас воссоединить в одну семью. Преданное собачье сердце заставляло ее в течение дня совершать многократные пробежки от нашего дома к дому ее хозяев. И так продолжалось в течение нескольких дней, пока не случилось несчастье – Фолли попала под трамвай на углу Екатерининской улицы
и Таврического спуска около самого нашего дома. Верность старым хозяевам и новые привязанности оборвали нее жизнь.
Пожалуй, это первая трагедия из самого раннего детства, оставившая
горький след на всю жизнь.
Вероятно, во время первой немецкой оккупации Севастополя мой отец, служивший в то время на флоте, был направлен в Новороссийск, и с ним эвакуировалась вся наша семья. Уходили мы на канонерской лодке «Терец». Эта, как мне сейчас представляется, убогая старая посудина с одной или двумя небольшими пушками выполняла функции береговой охраны. А «прославилась» канонерская лодка тем, что ее команда осуществила высадку и казнь лейтенанта Шмидта на острове Березань.
В нашей семье, как мне запомнилось с самого раннего детства, центром сосредоточения духовных и особенно материальных усилий в самые трудные времена была наша бабушка. Анна Акимовна Чикилева происходила из дворянской семьи, имевшей родовое поместье в районе Таганрога. Ей, получившей воспитание в Смольном институте для благородных девиц, выпала роль спасти жизнь и взрослым и детям
в страшные голодные годы.
Таким был 1921 год. В Севастополе трупы умерших от голода людей порой можно было увидеть на улицах. Бездомные беспризорные дети в лохмотьях ватагами ходили по улицам, ища тепла и пищи. Вероятно, по линии Красного Креста к нам домой пришла женщина и принесла пакет снежно-белого кускового сахара, о котором мы могли только мечтать.
Для обмана вкусовых ощущений в то время широко
использовался сахарин.
В чашку морковного чая или теплой воды опускалась таблетка сахарина, которая шипела и бегала по поверхности воды до полного растворения. Сейчас я понимаю, что кроме вреда этот продукт ничего не приносил. Сахарин того времени вызывал осложнения – цистит, и я очень хорошо помню, что каждые 20-30 минут приходилось бегать в туалет. А ночью в холодной квартире эти непрерывные позывы были просто мучительными.
Наша мама, Валентина Васильевна (средняя дочь Василия Петровича и Анны Акимовны Фоминых – В.Г.) служила делопроизводителем в штабе военно-морских сил Красного Флота, где она, помнится, получила первый паек. Он содержал какое-то минимальное количество продуктов, но главное, была выдана лошадиная голова, вероятно, жеребенка, т.к. она умещалась в небольшую корзину. Мы, дети 7-8-летнего возраста, несли этот трофей домой к бабушке. Мне кажется, что я до сих пор помню потрясающий вкус того жаркого из лошадиной головы, которое приготовила бабушка. Богом посланная помощь привозилась организацией АРО. Вряд ли это название что-либо говорит многим моим соотечественникам, разве только людям весьма преклонного возраста. Тем не менее, АРО (Американская Рабочая Организация) сыграла очень большую роль в помощи голодающим в России. Старшая сестра мамы – тетя Женя – работала врачом в Севастополе после окончания медицинского института и пользовалась любовью и уважением пациентов.
Из благотворительного фонда АРО тете Жене была выдана посылка, которая внесла очень значительный вклад в наш голодающий семейный коллектив. Посылка состояла из небольшого количества риса, значительно больше было маисовой крупы, консервированное молоко с сахаром и без сахара, мука, пальмовое масло в запаянных металлических банках. Для получения всех этих ценностей была мобилизована вся наша мальчишеская команда, в которой старшему было 11 лет. На старой плетеной детской коляске со сломанной рессорой весь полученный груз совместными усилиями был доставлен домой. Так наша колесница, преодолевая трудный подъем по Хрулевскому спуску и припадая на
один бок, выполнила свою последнюю «историческую» миссию.
Заслуга бабушки Анны Акимовны состояла и в том, что она одевала всех детей. Конечно, никаких запасов текстильных материалов у нее не было,
а из вещей раннего детского возраста мы неизбежно вырастали. Наши детские пальто в то время бабушка нам шила из сукна, которое, как правило, подкладывалось под клеенку на обеденных столах. Рубашки шились из великолепного белого материала, который выполнял до этого функцию чехлов на мягкой мебели. Все это бабушка делала безропотно, с искренней любовью и заботой о своих дочерях и внуках. В редкие свободные часы, когда бабушка отдыхала, мы не оставляли ее в покое, окружали ее, залезали к ней на кровать под плед и бабушка мягким ласковым голосом рассказывала нам сказки или были минувших дней.
Главный дар нашей бабушки людям – ее дочери (Евгения, Валентина
и Ольга – В.Г.). Интеллигентные люди должны оставлять после себя подобных себе. Все три дочери пронесли в своих сердцах не только непреходящую любовь, но и духовное богатство, завещанное
их родителями.
Давно нет в живых бабушки и всех ее дочерей. Доживает свой век
и третье поколение – ее внуки. Как мы сумеем передать им семейную эстафету, ее духовное сокровище, судить не нам.
Анатолий Борисович Зыков
Ул. Ленина, 46. Севастополь.Жилой дом дореволюционной постройки
начала 20-го века, возведённый в стиле Модерн.
Сейчас многоквартирный жилой дом
Об авторе: Горелов Вячеслав Николаевич:
Фотохудожник, историк-архивариус, член Севастопольского клуба
любителей истории города и флота. Председатель правления
«Благотворительная организация «35 Береговая батарея».
Автор исторической серии открыток и книг-фотоальбомов о Севастополе. Автор и член попечительского совета периодического издания
"Литературная газета + Курьер культуры: Крым - Севастополь".
#ТурПоСевастополю
Фотохудожник, историк-архивариус, член Севастопольского клуба
любителей истории города и флота. Председатель правления
«Благотворительная организация «35 Береговая батарея».
Автор исторической серии открыток и книг-фотоальбомов о Севастополе. Автор и член попечительского совета периодического издания
"Литературная газета + Курьер культуры: Крым - Севастополь".
#ТурПоСевастополю
Следующая публикация
Нет комментариев