Предыдущая публикация
20 лет назад, в феврале 2005 года, трагически погибла поэт Татьяна Бек
Андрей Анпилов: "Скромные, скупые стихи поражали, как поступок, выбор, не имеющий обратной силы..."
Татьяна Александровна Бек (21 апреля 1949, Москва — 7 февраля 2005, там же) — поэт, литературный критик и литературовед
Мир в лице изменился, заплакав,
Будто мальчика бьют во дворе...
А про Бога спросите монахов,
Что живут на Афонской горе.
Татьяна Бек, 2004
Письмо от поэта Андрея Анпилова.
«…В начале или в середине 1980-х попалось на глаза стихотворение Татьяны Бек. Что-то из её стихотворений я читал, уже знал, что она дочь прозаика Александра Бека, знал по фотографии — не красотка и не хорошенькая, но есть кое-что получше – обаятельная, лицо внушает доверие. Скорее ленинградского склада, чем московского.
А стихи трогали, чувствовалось, что человек одарённый, рука крепкая – а до потрохов не достаёт. И вдруг – достало, коснулось и навсегда запомнилось.
Я буду старой, буду белой,
Глухой, нелепой, неумелой,
Дающей лишние советы,
Ну, словом, брошка и штиблеты.
А все-таки я буду сильной!
Глухой к обидам и двужильной.
Не на трибуне тары-бары,
А на бумаге мемуары.
Да! Независимо от моды
Я воссоздам вот эти годы
Безжалостно, сердечно, сухо...
Я буду честная старуха.
Написано в 1981-м, автору тридцать два года.
Скромные, скупые стихи поражали, как поступок, выбор, не имеющий обратной силы.
Тем более женские стихи – а без намёка на игру и кокетство, безжалостно к себе, сердечно – к дару жизни.
Не к избранной юной или счастливой части дара – а целиком, со всем, что прилагается.
И сразу верилось – так именно и будет.
…Так не вышло, Татьяна Бек ушла в пятьдесят пять.
Но в каком-то высшем смысле – так и вышло.
Если случайно слышу имя – первое, что на память идёт – эти стихи. «Я буду старой, буду белой…»
Татьяна Бек
Я родилась в сугубо литературной семье. Папа был писатель, можно сказать, знаменитый — Александр Бек. А мама была просто хорошая детская писательница — Наталья Лойко. Жили мы всегда скромно. Мне с самого детства был преподан такой урок, что литература — это не какие-то там привилегии. У нас никогда не было казенных дач. Папа бы умер со смеху, увидев сейчас, как сражаются борцы за права человека за дачи в Переделкине. Ему это ничего не было нужно. Родители с утра садились за пишущие машинки. Поэтому, я думаю, что от родителей я взяла это ощущение словесности — не как исключительности, а как серьезной работы. А об остальном не мне судить.
…Не помню, рассказывала ли вам раньше историю про то, как крестилась. Чувствовала, что я скорее верующий человек, хотела креститься, но меня что-то останавливало. Прежде всего — моя мама. Она была очень образованной женщиной, но, как все комсомольцы 20- х годов, заядлой атеисткой. Я знала, что мой поступок — хотя мы с ней почти не говорили на эту тему — ее просто убьет. Словом, я боялась ее огорчить. В 1987 году мама умерла. И я вдруг совершенно «случайно» встречаю на улице друга молодости, которого до этого не видела лет десять. «Ты чего такая грустная?» — «Маму недавно похоронила...» И он совершенно «случайно» сказал, что на днях едет за город — «к одному чудесному человеку». И предложил поехать вместе с ним. Тем «чудесным человеком» оказался отец Александр Мень.
Стихи Татьяны Бек
***
Не по бумажке, но без запинки,
Переболевши, провозглашу:
Ныне сдуваю с любимых пылинки
И на руках, не бросая, ношу.
После мучительного промежутка
Грянет надежда как свежий пароль –
И неуместна суфлерская будка,
Ибо предложена жизнь, а не роль.
Сладкая память и горькая память –
Пряник не менее жесткий, чем плеть.
Не обещаю себя переплавить,
Но обязательно буду корпеть!
Может быть, в ходе невидимой плавки
Помыслы вырастут, как детвора...
Так или иначе: в уличной давке
Слышу заплаканный голос добра!
***
Средь ясного дачного дня
С большого хромого буфета
Радушно глядит на меня
Лицо полевого букета.
На кухне толкует родня
Про то, что я плохо одета...
О, счастье погладить коня! –
Последнее детское лето.
* * *
Отрочество!
Карнавал,
Стосковавшийся о снеге.
На катке – нескладный бал,
Словно пьяный наповал,
Словно это младший Брейгель
Взял и нас нарисовал!
Я бегу к тому мальчишке,
У кого глаза как лед.
– Я к тебе бежала! Вот...
Жизнь моя, – в портфеле книжки, –
Ну, сыграем в кошки-мышки,
Ну, посмотрим, чья возьмет!
– Этот пес откуда? Брысь! –
Старые звенят "снегурки".
...Эй, прохожий, оглянись!
Только тощие фигурки,
Только в школьном закоулке
Так легко – взлетают ввысь.
Однокласснику
…Было, было: и «любовь до гроба»,
И косноязычие, и злоба
Праведная, и весна вокруг…
А теперь: сильней души – утроба,
И невыносимо пахнет сдоба,
Жизнью оказавшаяся вдруг.
Прикипели к своему корыту,
Нарукавникам и общепиту
И мертвы, не подавая виду.
Встретимся, – заголошу в тоске:
– Господи, ведь нас по алфавиту
Вызывали первыми к доске!
1980
* * *
Зачем ты занят нелюбимым делом
И примостился ближе к пирогу? –
...Березы черно-белые – на белом,
Но синем, ибо сумерки, снегу...
Все кончено! Уписывая ломти,
Шестеркой вейся около туза.
– Деревья ненаглядные, пойдемте
Куда глаза глядят... – Глядят глаза
В просторную прямую перспективу,
Где вечереют желтые огни.
Нет! Я не растеряю душу живу,
Как в три ее погибели ни гни.
Идем: береза, я, еще береза
И снова я... Поди меня осиль!
...И только вот на голос паровоза
Нет-нет, а вздрогну: «Господи, не ты ль?»
* * *
Столько мыкаться, маяться, злиться,
Чтобы взять и понять наяву:
Я люблю посторонние лица,
Я, какая ни есть, а сестрица
Всем живущим, и этим живу.
Я как раз полоскала в корыте
Занавеску – пронзило, как весть,
Необъятное это открытье...
Вы отсюда меня не гоните!
Я – сестрица, какая ни есть.
* * *
Боже! Самодовольные рожи,
Как вы цедите жизнь из ковша,
Знать не зная, что боль – это дрожжи,
На которых восходит душа.
Даже ливень, хлеставший без краю,
Вы собрали в хозяйственный таз.
...Понимаете: я умираю
От стыда, что похожа на вас!
***
О Матерь Божья! То помои вылью,
То говорят, что завезли картошку...
И день уходит на сраженье с пылью,
Пылясь и истончаясь понемножку.
Чаев наварим – языком помелем.
...Но – полночью,
как будто выше ростом,
Прогульщица-душа, беги с портфелем
По воздуху по направленью к звездам!
Не думайте, я не певец шатаний
И не цыганю у судьбы поблажек, –
Но каждому живому нужен тайный
Уединенный облачный овражек.
Сижу и думаю о чем угодно.
На облаке – следы моих ботинок.
И даль – огромна... И звончее горна –
Меня разбудит маленький будильник.
Публикация Дмитрия Шеварова
Мир в лице изменился, заплакав,
Будто мальчика бьют во дворе...
А про Бога спросите монахов,
Что живут на Афонской горе.
Татьяна Бек, 2004
Письмо от поэта Андрея Анпилова.
«…В начале или в середине 1980-х попалось на глаза стихотворение Татьяны Бек. Что-то из её стихотворений я читал, уже знал, что она дочь прозаика Александра Бека, знал по фотографии — не красотка и не хорошенькая, но есть кое-что получше – обаятельная, лицо внушает доверие. Скорее ленинградского склада, чем московского.
А стихи трогали, чувствовалось, что человек одарённый, рука крепкая – а до потрохов не достаёт. И вдруг – достало, коснулось и навсегда запомнилось.
Я буду старой, буду белой,
Глухой, нелепой, неумелой,
Дающей лишние советы,
Ну, словом, брошка и штиблеты.
А все-таки я буду сильной!
Глухой к обидам и двужильной.
Не на трибуне тары-бары,
А на бумаге мемуары.
Да! Независимо от моды
Я воссоздам вот эти годы
Безжалостно, сердечно, сухо...
Я буду честная старуха.
Написано в 1981-м, автору тридцать два года.
Скромные, скупые стихи поражали, как поступок, выбор, не имеющий обратной силы.
Тем более женские стихи – а без намёка на игру и кокетство, безжалостно к себе, сердечно – к дару жизни.
Не к избранной юной или счастливой части дара – а целиком, со всем, что прилагается.
И сразу верилось – так именно и будет.
…Так не вышло, Татьяна Бек ушла в пятьдесят пять.
Но в каком-то высшем смысле – так и вышло.
Если случайно слышу имя – первое, что на память идёт – эти стихи. «Я буду старой, буду белой…»
Татьяна Бек
Я родилась в сугубо литературной семье. Папа был писатель, можно сказать, знаменитый — Александр Бек. А мама была просто хорошая детская писательница — Наталья Лойко. Жили мы всегда скромно. Мне с самого детства был преподан такой урок, что литература — это не какие-то там привилегии. У нас никогда не было казенных дач. Папа бы умер со смеху, увидев сейчас, как сражаются борцы за права человека за дачи в Переделкине. Ему это ничего не было нужно. Родители с утра садились за пишущие машинки. Поэтому, я думаю, что от родителей я взяла это ощущение словесности — не как исключительности, а как серьезной работы. А об остальном не мне судить.
…Не помню, рассказывала ли вам раньше историю про то, как крестилась. Чувствовала, что я скорее верующий человек, хотела креститься, но меня что-то останавливало. Прежде всего — моя мама. Она была очень образованной женщиной, но, как все комсомольцы 20- х годов, заядлой атеисткой. Я знала, что мой поступок — хотя мы с ней почти не говорили на эту тему — ее просто убьет. Словом, я боялась ее огорчить. В 1987 году мама умерла. И я вдруг совершенно «случайно» встречаю на улице друга молодости, которого до этого не видела лет десять. «Ты чего такая грустная?» — «Маму недавно похоронила...» И он совершенно «случайно» сказал, что на днях едет за город — «к одному чудесному человеку». И предложил поехать вместе с ним. Тем «чудесным человеком» оказался отец Александр Мень.
Стихи Татьяны Бек
***
Не по бумажке, но без запинки,
Переболевши, провозглашу:
Ныне сдуваю с любимых пылинки
И на руках, не бросая, ношу.
После мучительного промежутка
Грянет надежда как свежий пароль –
И неуместна суфлерская будка,
Ибо предложена жизнь, а не роль.
Сладкая память и горькая память –
Пряник не менее жесткий, чем плеть.
Не обещаю себя переплавить,
Но обязательно буду корпеть!
Может быть, в ходе невидимой плавки
Помыслы вырастут, как детвора...
Так или иначе: в уличной давке
Слышу заплаканный голос добра!
***
Средь ясного дачного дня
С большого хромого буфета
Радушно глядит на меня
Лицо полевого букета.
На кухне толкует родня
Про то, что я плохо одета...
О, счастье погладить коня! –
Последнее детское лето.
* * *
Отрочество!
Карнавал,
Стосковавшийся о снеге.
На катке – нескладный бал,
Словно пьяный наповал,
Словно это младший Брейгель
Взял и нас нарисовал!
Я бегу к тому мальчишке,
У кого глаза как лед.
– Я к тебе бежала! Вот...
Жизнь моя, – в портфеле книжки, –
Ну, сыграем в кошки-мышки,
Ну, посмотрим, чья возьмет!
– Этот пес откуда? Брысь! –
Старые звенят "снегурки".
...Эй, прохожий, оглянись!
Только тощие фигурки,
Только в школьном закоулке
Так легко – взлетают ввысь.
Однокласснику
…Было, было: и «любовь до гроба»,
И косноязычие, и злоба
Праведная, и весна вокруг…
А теперь: сильней души – утроба,
И невыносимо пахнет сдоба,
Жизнью оказавшаяся вдруг.
Прикипели к своему корыту,
Нарукавникам и общепиту
И мертвы, не подавая виду.
Встретимся, – заголошу в тоске:
– Господи, ведь нас по алфавиту
Вызывали первыми к доске!
1980
* * *
Зачем ты занят нелюбимым делом
И примостился ближе к пирогу? –
...Березы черно-белые – на белом,
Но синем, ибо сумерки, снегу...
Все кончено! Уписывая ломти,
Шестеркой вейся около туза.
– Деревья ненаглядные, пойдемте
Куда глаза глядят... – Глядят глаза
В просторную прямую перспективу,
Где вечереют желтые огни.
Нет! Я не растеряю душу живу,
Как в три ее погибели ни гни.
Идем: береза, я, еще береза
И снова я... Поди меня осиль!
...И только вот на голос паровоза
Нет-нет, а вздрогну: «Господи, не ты ль?»
* * *
Столько мыкаться, маяться, злиться,
Чтобы взять и понять наяву:
Я люблю посторонние лица,
Я, какая ни есть, а сестрица
Всем живущим, и этим живу.
Я как раз полоскала в корыте
Занавеску – пронзило, как весть,
Необъятное это открытье...
Вы отсюда меня не гоните!
Я – сестрица, какая ни есть.
* * *
Боже! Самодовольные рожи,
Как вы цедите жизнь из ковша,
Знать не зная, что боль – это дрожжи,
На которых восходит душа.
Даже ливень, хлеставший без краю,
Вы собрали в хозяйственный таз.
...Понимаете: я умираю
От стыда, что похожа на вас!
***
О Матерь Божья! То помои вылью,
То говорят, что завезли картошку...
И день уходит на сраженье с пылью,
Пылясь и истончаясь понемножку.
Чаев наварим – языком помелем.
...Но – полночью,
как будто выше ростом,
Прогульщица-душа, беги с портфелем
По воздуху по направленью к звездам!
Не думайте, я не певец шатаний
И не цыганю у судьбы поблажек, –
Но каждому живому нужен тайный
Уединенный облачный овражек.
Сижу и думаю о чем угодно.
На облаке – следы моих ботинок.
И даль – огромна... И звончее горна –
Меня разбудит маленький будильник.
Публикация Дмитрия Шеварова
Следующая публикация
Комментарии 2