Предыдущая публикация
О последней дуэли А.
С.Пушкина
По самой дурной дороге
Подлинное место последней дуэли А.С. Пушкина можно считать установленным
«Чёрная» – пожалуй, одно из самых распространённых названий малых рек и речек на северо-западе России. Исстари так называли и протоки с болотной, застойной водой. Такое название подходило к речкам не очень торопливым. Малая скорость потока повышала настой воды на старых корнях и погибших ветвях ольховника, заросли которого сплошь покрывали окрестные берега. Вода становилась тёмной, как бы густой, и от этого течение казалось ещё более замедленным. Зимой речка замерзала, прибрежная местность с полями, перелесками да оврагами покрывалась глубоким снегом.
В Петербурге с таким названием было восемь речек. Чёрными называли современные Екатерингофку, Волковку, Монастырку, Смоленку, Оккервиль, канал Грибоедова. Ныне такое зловещее название сохранилось за очень маленькой речкой в восточном районе и на севере города. Последняя уже никогда не поменяет своего названия. Она стала вехой в нашей культуре, пусть даже и невыносимо горькой.
Издавна с севера к Чёрной речке, не пересекаясь, подходили Коломяжская дорога и Ланское шоссе. Тогда здесь находилось поселение с финским названием Коломяги («коло» – углубление, «мяки» – горка). Эта едва заметная возвышенность имела пещеры с монолитными образованиями. Старинный дворянский род Ланских с конца ХVIII столетия владел этим участком земли, дачным пригородом Петербурга, служившим северной границей столицы. Мост через Чёрную речку назывался Пограничным (ныне Ланской). Оба пути образовывали тупой угол, а местность, лежащая внутри него, – тупой треугольник. Поблизости находилась Новая деревня.
До основания Петербурга местность на правом берегу Большой Невки была лесистой. Из-за множества камней и валунов получила название Каменки, или Каменного носа. С середины ХVIII века Большой Каменный остров стал царской резиденцией. Начались строительство и обустройство каналов, укрепление берегов. Владелец Каменного граф А.П. Бестужев-Рюмин поселил здесь несколько сотен крепостных крестьян. Когда стали создавать декоративные сооружения, разбивать парки, потребовались новые партии крестьян. Их разместили на Чёрной речке. Так появилась ещё одна деревня – Новая, а ту, первую, стали называть Старой.
На правом изгибе Чёрной речки, на левом её берегу, слева от дороги, ведущей в Коломяги, находилась небольшая одноэтажная дача, состоявшая из нескольких деревянных домов и незначительных хозяйственных строений, ещё с петровских времён принадлежавшая комендантам Петропавловской крепости. Комендантская дача (её название стало географическим) владела обширными землями и занимала целый район пригородов Петербурга.
В документах подлинного военно-судного дела 1837 года «Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном» (СПб., 1900) о конкретном месте дуэли, кроме кратких ответов на вопросы Комиссии военного суда, не говорится ни слова. Д’Аршиак замечает: «В 4½ часа прибыли мы на место свиданья, весьма сильной ветер, которой был в то время, принудил нас искать прикрытия в небольшом сосновом леску. Множество снега мешало противникам, то мы нашлись в необходимости прорыть тропинку в 20 шагах, на концах которые они встали...»
Ещё в 40-х годах к колышку, поставленному у Коломяжской дороги, была прибита чёрная дощечка с надписью: «27 января 1837 года против сего места упал смертельно раненый на поединке А.С. Пушкин». Кто её установил и почему именно здесь, неизвестно. Дощечки исчезали, появлялись новые. В дни памяти поэта сюда стали приходить люди, приносить цветы, устраивать митинги. Место было как бы канонизировано, однако доказательств этому не имелось никаких.
Петербургский книгопродавец и издатель Я.А. Исаков в конце 20-х годов ХIХ столетия основал магазин по продаже преимущественно французских книг. Во втором посмертном издании 1855 года «Сочинений Пушкина с приложением для его биографии» под редакцией П.В. Анненкова (первого биографа поэта) Яков Алексеевич, знавший Александра Сергеевича, решил поместить в нём рисунок места дуэли поэта. С целью публикации он получил право на приобретение всех его произведений. И с середины 50-х годов предпринял усиленные поиски этого места. Летом 1858 года трижды приезжал к Комендантской даче, пытался узнать о месте дуэли у старожилов. Однако никто не помнил о том трагическом событии. Стал расспрашивать знакомых, посещавших его магазин. Снова неудача.
В это же время аналогичные поиски проводил профессор Александровского лицея В.В. Никольский. Владимир Васильевич разыскал сторожа дачи, «жившего там лет тридцать, но тот ничего не слыхал о происходившей здесь дуэли» (Голос. СПб., 1880, № 138). Старик был удивлён тем, что профессор ищет место поединка Пушкина, «сочинения которого он знает и даже имеет у себя дома». Обещал «сделать всё, что можно, для отыскания этого места, но ничего не узнал». Вопросы были не только к сторожу – ко всем, кто жил поблизости, – «все отказывались полным неведением».
Было известно, что крепостной помещика Шишмарёва Иван Ильин помнил место и обстоятельства дуэли, так как в своё время сопровождал на место дуэли следственную комиссию. Разыскать его не удалось.
Исаков не отчаивался. Надо было найти единственного оставшегося в России участника той дуэли, бывшего секунданта поэта К.К. Данзаса. С ним он знаком не был. Осенью 1858 года обратился к его двоюродному брату Александру Логиновичу Данзасу, генералу от инфантерии, с просьбой познакомить его с Константином Карловичем. Знакомство состоялось неожиданно быстро. Исаков попросил указать ему место дуэли. Тот охотно согласился и назначил день поездки – 16 ноября. Вот как он её описывал (Голос. СПб., 1880, № 155): «...переехавши мост у Ланского шоссе, повернули налево, по набережной, и потом направо, на дорогу в Коломяги. По левую сторону остались строения Комендантской дачи, по правую – тянулся глухой забор огорода. Проехавши этот длинный забор, мы остановились. За этим забором в 1837 году начинался кустарник и потом лес, который продолжался параллельно во всю длину ланской дороги. В недальнем расстоянии от забора он указал мне место, где происходила дуэль. В наш приезд, в 1858 году, кустарника этого мы уже не нашли: он вырублен... оставалось только около канавок несколько молодого березняка. Следовательно, срисовать было нечего».
Через некоторое время Исаков вновь посетил место дуэли и указал: «... от чернореченского пешеходного моста, по Коломяжской дороге, на протяжении 148 сажен (сажень – 2,1336 метра), по правой стороне огороды Мякишева (по левой – Комендантская дача), от огородов Мякишева, где кончается забор, нужно отмерить 75 сажен далее по той же Коломяжской дороге до второй от забора канавы, идущей вправо от дороги (всего до этого пункта от Чёрной речки 223 сажени); потом, свернув с дороги вправо по второй канаве, на которой стоят три берёзы, и, отмерив от дороги ровно 38 сажен, что придётся как раз до третьей берёзы, около которой вправо есть лощина в 25 метров длины и ширины. На этой-то лощине, не представляющей никаких признаков лесной растительности, и был, по указанию секунданта Пушкина, смертельно ранен дорогой и незабвенный наш поэт. Теперь близ этой лощины, по лугам, пасутся лошади, принадлежащие кумысному заведению».
Я полностью привёл единственную известную характеристику места поединка с количественной его оценкой, что позволяет с высокой степенью точности определить истинное место трагедии.
Прошло пять лет. Из беседы с тем же Данзасом литератор А.Н. Аммосов записал («Последние дни жизни и кончины Александра Сергеевича Пушкина». – СПб., 1863): «Данзас вышел из саней и, сговорившись с д’Аршиаком, отправился с ним отыскивать удобное для дуэли место. Они нашли такое саженьях в полутораста от Комендантской дачи, более крупный и густой кустарник окружал здесь площадку и мог скрывать от глаз оставленных на дороге извозчиков то, что на ней происходило. Избрав это место, они утоптали ногами снег на том пространстве, которое нужно было для поединка...» Слова Данзаса: «Саженьях в полутораста от Комендантской дачи» соответствуют плану местности Исакова – расстоянию от дачи до окончания глухого забора, однако он не указал, сколько надо было ещё пройти до выбранного места.
Не надо думать, что извозчики не понимали, кого, куда и зачем привезли. Понимали они всё и так же, полагаю, как Константин Карлович, в душе переживали за конечный результат поездки. Понимали, так как знали, что дело нечистое (в России дуэли были запрещены – все её участники предавались суду). По причине того что они были лицами, малопричастными к делу, их имена сознательно остались безвестными.
Итак, Пушкин и Дантес с секундантами, каждый в своих парных санях, к Комендантской даче подъехали почти одновременно, в половине пятого (Дантес чуть раньше). Все вышли из саней. Окрест было уныло: ни строений, ни растительности – одни поля да редкие покосившиеся заборы, занесённые снегом. Секунданты отправились на поиски удобного места для поединка. Через некоторое время Пушкин в медвежьей шубе до пят и Дантес на неком расстоянии друг от друга, иначе и быть не могло, обдумывая грядущие минуты, прошли по Коломяжской дороге более 315 метров. Данзас и д’Аршиак увидели справа лощину и, утопая в снегу по колено, направились к ней. Из несложных расчётов плана Исакова это расстояние равно 75 саженям (160 метров). Всего они прошли 476 метров, то есть почти с полверсты (верста – 1067 метра).
Секунданты вытоптали тропинку шириной в аршин (0,71 метра) и длиной в 20 шагов. Им помогал Дантес. Пушкин сидел на сугробе и ждал, когда всё будет готово. Шинелями отметили барьеры, между ними было 10 шагов (зимой это около восьми метров). Расставили дуэлянтов, зарядили пистолеты. После этого Данзас, подняв шляпу, дал команду противникам сходиться... Место дуэли никого не волновало – оно было выбрано второпях, чтобы поскорее укрыться от ветра. Главное – поединок.
Ясно и другое. Выстрелы прозвучали, когда солнце уже скрылось за горизонтом, после чего в течение считаных минут очень быстро вечерние сумерки переходили в темноту. Астрономическая обсерватория Петербурга на запрос о заходе солнца в тот день 1837 года сообщила: «Заход солнца – 16.59».
День был ясным, солнечным. Значит, последние отблески только что зашедшего солнца могли отсвечиваться на снегу. Это обстоятельство на несколько мгновений продлило короткий световой день, предоставив противникам возможность сделать по одному прицельному выстрелу. Думаю, что при их безрезультативности и подготовке к повторным последние могли быть не произведены вообще или были бы сделаны в наступившей темноте. Тогда исход дуэли мог быть иным. По самым скромным подсчётам на всё ушло свыше сорока минут. Когда прозвучал выстрел Дантеса и ответный Пушкина, было уже десять-двадцать минут шестого. День перешёл в густые сумерки.
Убедившись в бесполезности продолжения дуэли, Данзас «с д’Аршиаком подозвали извощиков... разобрали находившийся там из тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами усадив его бережно в сани», медленно тронулись в обратный путь. Со слов д’Аршиака Пушкин был «в санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты, по самой дурной дороге». Опять те же самые полверсты.
У Комендантской дачи «нашли карету, присланную... Геккереном, отцом. Дантес и д’Аршиак предложили Данзасу отвезти в ней раненого поэта». Он принял предложение, но отказался от другого, «сделанного... Дантесом, – скрыть участие его в дуэли. Не сказав, что карета барона Геккерена, Данзас посадил в неё Пушкина, сев с ним рядом».
Когда карета подъехала к дому на Мойке, нелёгкая доля досталась Данзасу – первому подняться и сказать жене о ранении мужа. Сказал, что оно лёгкое, – он очень на это надеялся. Не ушёл из этого дома и пробыл неотлучно с Пушкиным до последнего его вздоха. Намеревался проводить гроб до Святых гор, но должен был предстать перед судом. Перед судом своей совести К.К. Данзас оставался всю жизнь. На протяжении тридцати трёх лет нёс тяжелейший, ни с чем несравнимый крест! Не мог не понимать, что с момента выстрела Дантеса перед Историей в ответе он был один.
Я снова в Петербурге. Упросил своего друга Гелия Николаевича Станкевича, по профессии гидролога, в семье которого всякий раз нахожу радушный приют, помочь мне в моих исследованиях. Он охотно откликнулся на моё предложение, и мы, захватив с собой компас, рулетку, планшет, отправились на Чёрную речку. Трижды измерили расстояние, как указывал Исаков, от набережной Чёрной речки, где находилась дача коменданта, до места дуэли. Измерили в прямом и обратном направлениях, предварительно пересчитав сажени в метры. Сделали план местности, выдержав его масштаб с планом 1858 года. Место изменилось до неузнаваемости. По бывшим огородам Мякишева ныне бегут электропоезда в Сестрорецк, построены жилые дома. На левой стороне Коломяжского проспекта разместился крупный завод, с севера – расположены предприятия... Город со всех сторон приблизился к небольшому треугольнику более чем полувековых тополей, лип... Берёз немного, их всего полтора десятка. Город надвинулся на этот крохотный клочок земли, летом зелёный. И остановился. Дальше пути нет.
Измерения показали, что место дуэли находится на 85–100 метров южнее установленного монумента. Дополнительным подтверждением результатов может служить ныне существующий ров, часть которого является средним отрезком второй канавы на плане ХIХ столетия. Для отвода паводковых и ливневых вод при строительстве железнодорожной ветки и реконструкции Коломяжского проспекта направления концевых отрезков этой канавы были изменены: северный отрезок принял направление вдоль полотна железной дороги, южный – в трубу, под переезд, и далее – в Чёрную речку.
Совсем не убеждён, что монумент необходимо переносить, отнюдь нет. В будущем, думаю, может возникнуть возможность установить здесь соответствующий знак.
Всеволод Чубуков
Следующая публикация
Комментарии 1