Предыдущая публикация
Редьярд Киплинг.
День памяти.
Р. Киплинг
Из книги “Кое-что о себе” (1937)
Через несколько недель после нашего возвращения из этой чудесной поездки (в Канаду. — Е. Ф.) меня уведомили, что я удостоен Нобелевской премии года по литературе. Это была очень большая честь, причем совершенно неожиданная.
Нужно было отправляться в Стокгольм. Как раз во время нашего путешествия морем скончался король Швеции. Мы прибыли в город, где снег сверкал на солнце и все были в вечерних туалетах: таков официальный траур, который производит весьма глубокое впечатление. На следующий день нобелевских лауреатов должны были представить новому королю. Зимой в этих широтах темнеет в три часа дня. Шел густой снег. Половина огромного дворца была погружена во мрак: там лежал покойный король. Нас повели по бесконечным коридорам; в черных прямоугольниках окон снег выбелил плащи стражи, старомодные пушки и груды ядер. Вскоре мы добрались до мира живых, где ярко освещенные коридоры и залы окутывала та особая дворцовая тишина, аналога которой нет нигде на земле. Потом в большом светлом зале измученный новый король с усталыми глазами сказал каждому из нас слова, приличествующие случаю. Дальше — королева в великолепном траурном одеянии à la Мария Стюарт — еще несколько слов, и придворные с неслышной походкой повели нас обратно. Стояла такая тишина, что слышно было, как позвякивают украшения на их мундирах. Придворные передали нам последние слова короля: “Не позволяйте им закрывать из-за меня театры”. Поэтому в тот вечер Стокгольм чинно развлекался под покровом снега, приглушавшего звуки.
Утро наступило только в девять часов. Лежа в постели, я слышал в кромешной тьме негромкий перезвон трамваев, развозивших людей на работу. Здесь жизнь упорядоченна и удобна для всех классов, прекрасно продуманы вопросы питания и жилья, соблюдаются правила хорошего тона и уделяется большое внимание искусству. До сих пор мне приходилось сталкиваться со шведами в различных частях света как с эмигрантами. Увидев их родину, я понял, откуда они черпают свою силу и прямоту. Снег и мороз — неплохие няньки.
В те времена степенные женщины, служившие в общественных банях, мыли в восхитительной мыльной пене, взбитой большими сосновыми вениками (в сравнении с этим губка — столь же негигиеничный предмет, как зубная щетка), всех желающих насладиться самой роскошной ванной, известной цивилизации. Однако иностранцы не всегда улавливали смысл этого действа. Отсюда и история, рассказанная мне на зимнем курорте звучным, бархатным северным контральто одной шведской дамы, английская речь которой заставляла вспомнить Библию. Песнь, которой начиналась литургия, вы можете вообразить сами. А вот финал: “И тогда она — старая женщина — пришел — пришла — мыть тот человек. Но он был зло-ой — сердится. Он идти — пошел глубо-око в вода, и он сказать — сказала: └Уходи!” И она сказал: └Но я пришел мыть вас, сэр!” И так она сделал. Но он переверну-улся — на свой лицо, и махать ноги в воздух, и кричать: └Убирайся к черту!” И тогда она пошел к дире-ектор, и она сказал: └Иди-ите сюда. Там сумасшедшие в мой ванна”. Но дире-ектор сказала ей: └О, это не есть сумасшедшие. Это есть англичанин. Он хотеть сам — он хочет мыть сам””.
Перевела с английского ЕЛЕНА ФРАДКИНА
Из книги “Кое-что о себе” (1937)
Через несколько недель после нашего возвращения из этой чудесной поездки (в Канаду. — Е. Ф.) меня уведомили, что я удостоен Нобелевской премии года по литературе. Это была очень большая честь, причем совершенно неожиданная.
Нужно было отправляться в Стокгольм. Как раз во время нашего путешествия морем скончался король Швеции. Мы прибыли в город, где снег сверкал на солнце и все были в вечерних туалетах: таков официальный траур, который производит весьма глубокое впечатление. На следующий день нобелевских лауреатов должны были представить новому королю. Зимой в этих широтах темнеет в три часа дня. Шел густой снег. Половина огромного дворца была погружена во мрак: там лежал покойный король. Нас повели по бесконечным коридорам; в черных прямоугольниках окон снег выбелил плащи стражи, старомодные пушки и груды ядер. Вскоре мы добрались до мира живых, где ярко освещенные коридоры и залы окутывала та особая дворцовая тишина, аналога которой нет нигде на земле. Потом в большом светлом зале измученный новый король с усталыми глазами сказал каждому из нас слова, приличествующие случаю. Дальше — королева в великолепном траурном одеянии à la Мария Стюарт — еще несколько слов, и придворные с неслышной походкой повели нас обратно. Стояла такая тишина, что слышно было, как позвякивают украшения на их мундирах. Придворные передали нам последние слова короля: “Не позволяйте им закрывать из-за меня театры”. Поэтому в тот вечер Стокгольм чинно развлекался под покровом снега, приглушавшего звуки.
Утро наступило только в девять часов. Лежа в постели, я слышал в кромешной тьме негромкий перезвон трамваев, развозивших людей на работу. Здесь жизнь упорядоченна и удобна для всех классов, прекрасно продуманы вопросы питания и жилья, соблюдаются правила хорошего тона и уделяется большое внимание искусству. До сих пор мне приходилось сталкиваться со шведами в различных частях света как с эмигрантами. Увидев их родину, я понял, откуда они черпают свою силу и прямоту. Снег и мороз — неплохие няньки.
В те времена степенные женщины, служившие в общественных банях, мыли в восхитительной мыльной пене, взбитой большими сосновыми вениками (в сравнении с этим губка — столь же негигиеничный предмет, как зубная щетка), всех желающих насладиться самой роскошной ванной, известной цивилизации. Однако иностранцы не всегда улавливали смысл этого действа. Отсюда и история, рассказанная мне на зимнем курорте звучным, бархатным северным контральто одной шведской дамы, английская речь которой заставляла вспомнить Библию. Песнь, которой начиналась литургия, вы можете вообразить сами. А вот финал: “И тогда она — старая женщина — пришел — пришла — мыть тот человек. Но он был зло-ой — сердится. Он идти — пошел глубо-око в вода, и он сказать — сказала: └Уходи!” И она сказал: └Но я пришел мыть вас, сэр!” И так она сделал. Но он переверну-улся — на свой лицо, и махать ноги в воздух, и кричать: └Убирайся к черту!” И тогда она пошел к дире-ектор, и она сказал: └Иди-ите сюда. Там сумасшедшие в мой ванна”. Но дире-ектор сказала ей: └О, это не есть сумасшедшие. Это есть англичанин. Он хотеть сам — он хочет мыть сам””.
Перевела с английского ЕЛЕНА ФРАДКИНА
Следующая публикация
Нет комментариев