Предыдущая публикация
Из библиотеки современного рассказа
Мария ШУРЫГИНА
Танки
Рассказ
Мария Шурыгина родилась и живет в Красноярске. Окончила факультет русского языка и литературы Красноярского педагогического университета им. В.П. Астафьева,. Работала на радиостанциях, в рекламе, в настоящее время работа связана с развитием северных и арктических территорий. Рассказы публиковались в сборниках издательства АСТ, журналах «Новый свет» (Торонто, Канада), «День и ночь».
Когда человек говорит о том, что действительно в нем болит, он делает это короткими фразами, самыми простыми предложениями. Чтобы успеть сглотнуть ком в горле, чтобы боль не лишила речи. «Шерман» разговаривал сейчас так же – короткими судорожными очередями: каждая пятая пуля – трассирующая, каждая третья – в теплое, мягкое. Йоганн там, внутри, наверняка поливал противника матом гораздо активнее – и жал, жал на гашетку: каждая пятая – как светлячок, третья – в мясо. Танк его подбит, полуслеп и совершенно глух – связь с ним давно потеряна.
Вспышка! Меня отбросило от перископа, в глазах круги, красные на сером. Но когда снаряд ложится рядом, самое подлое – звук. Броня совсем от него не спасает, а, напротив, хапает, как пустая консервная банка, наполняется им. И я наполняюсь. Танк проглатывает гром, тот прокатывается по обшивке и, тяжко ворча, уходит в землю. От вибрирующего гула начинает мутить. Сглатываю и, пытаясь проморгаться, кидаюсь к видоискателю. У «Шермана» начисто снесена башня. Йоганн, дружище…
Сейчас вражеская сволочь возьмется и за нас, оставшихся. Два танка от взвода – я и Лара. Противнику досталось жестче, но последняя недобитая зараза окопалась в такой позиции, что хрен достанешь. Рельефы местности, будь они неладны. Мы у него как на ладони, а он… Вражий «Тигр», едва различимый в кустах, уже ведет расчет, приценивается, кого из нас проще достать. Так… ориентир на восемь часов, шестьсот метров.
– Лара, готова? Заходишь справа, там прогалина, он будет почти открыт.
– Да, командир…
Послушная девочка, стойкий оловянный солдатик… Ни мур-мур о том, что до этой прогалины надо еще доползти, а «Тигр» дремать не станет. Впрочем, я найду, чем его занять. Должен найти, хотя тоже едва шевелю гусеницами – крепко мне влепили.
Исторический, черт подери, момент – гибель «непобедимой роты». Вечные везунчики. Но, кажется, и наше везение закончилось. Для Славки, Йоганна и Ситха уж точно.
Боевое задание было из разряда «не разбери поймешь» – то ли для камикадзе, а то ли, напротив, для детсада на прогулке. Мы только вошли в этот маленький городок с непроизносимым немецким названием, только Йоганн договорился с какой-то фрау «об организации комфортного расселения героев-танкистов в условиях боевого затишья», как приказ по рации испортил нам всю малину. Самолет-разведчик заметил некие вражеские силы, двигающиеся на запад, в нашу сторону. Но по нему начали стрелять, и он свалил, ничего больше не выяснив. Нас, единственное воинское подразделение в городке, направили удерживать перекресток, надеясь, что речь идет только о пехоте. «За вами город – не просто город, а важный стратегический пункт. Потеряем его – провалим всю операцию». – Полковник в наушниках шелестел усталым, совсем некомандным голосом. Мы выдвинулись на позицию.
Да, пехота там точно была, хоть и немного. А вот танков – вдвое больше нашего. И если мы с Ларкой сейчас, спустя несколько часов непрерывного боя, ляжем под гусеницы единственного уцелевшего врага – это будет хуже, чем поражение. Это как оступиться перед финишем.
Лара это понимает, потому и не спорит. «Да, командир…» – и без всяких охов-вздохов. И вообще она умница, никакого нервяка в бою. Это странно… Нежный человек, говорящий почти шепотом. Наверное, у нее что-то со связками. Но даже сквозь толкотню помех и наши обычные победные вопли он слышен – тихий, призрачный голос.
Откуда я знаю о ее нежности? Без понятия. Но знаю так же твердо, как устройство гусениц родного Т-34. За кадром ее голоса еле слышно звенят колокольчики, и почему-то очень приятно представлять, как в башне стальной махины позвякивает какая-нибудь глупая «музыка ветра» и переливаются тихие всплески их совместного шепота – голоса и колокольчиков.
Мат со стороны ее серенькой «девочки», ее «Чаффи», – большая редкость. Не знаю, как она держится, когда мы в пылу боя ругаемся, не соблюдая калибра, принятого в приличном обществе. Я сдерживаю ребят, но иногда срываюсь и сам. Ларка нас извиняет – да просто заранее выдает нам индульгенцию на все: мы ведь вместе с самой первой, африканской, кампании. И всё еще живы. Иногда кажется, что знаем друг друга лучше, чем собственных родственников, – все закидоны, особенности, привычки.
Ситх в бою всегда напевает-похрипывает. И всегда одно и то же:
Йожин з бажин мочалем се плижи,
Йожин з бажин к весници се ближи…[1]
Припев закончит – и опять заново, но мы уже привыкли – не бесит, даже какой-то ритм бою придает.
А сегодня… Вот только что пел-пугал врага этим своим Йожином – болотным чудовищем, и… Ситха срубило, как мяч срубает кеглю. Попадание было прямым, танкист, будто пластиковая фигурка, – чпок! – и нету, пусто на башне. Только кровавые потеки и ошметки. Никогда не привыкну к такому.
Стоп. Об этом буду думать после. Если это «после» со мной случится. Начинаем движение, огибаем останки одного из наших танков. Покореженная громада боевой машины, борт вскрыт. «Ох… мальчишечка» – Ларкин вздох увлажняет эфир. Да, только ты его так и называешь. Славка всегда вскидывается, если кто-то из батальона напоминает ему о возрасте – пацан, вчерашний школьник, хотя и воюет неплохо. От тебя ласку эту терпит, изображает снисходительную усмешку, но чувствуется – греет его это. Грело.
– Отставить! Лара, орудие на восемь часов. Огонь!
Мимо. «Тигр» не смущен, тут же отвечает – обшивка гудит, голова тоже.
– Командир?
– Рикошетом пошло, я в порядке.
«Тигр» кладет снаряд чуть левее. Зар-раза… Пристрелялся. Лара уже вышла к прогалине, крадется к вражьей зверюге.
– Вижу его.
– Заряжай!
– Готова.
– Выстрел!
Опять мимо.
– Миша, крутись быстрее, он к тебе разворачивается!
– Да вижу я, вижу!
– Воткни ему! Бронебойный, пятьсот метров! Огонь!
Мы с «Тигром» стреляем одновременно. Меня накрывает мощной звуковой волной. И вдруг словно выбрасывает из боя: я на минуту обретаю сторонний, будто бы незаинтересованный взгляд. С каким-то неожиданным удивлением смотрю на батальную сцену, на танки – свои и чужие. Они всегда напоминают мне животных. Как их гусеницы наползают на молодую траву – жрут ее, молотят дерн, подминают под себя. Как по-слоновьи танки втюхиваются в заболоть, копошатся в вязкой грязи, задирая стволы-хоботы повыше. Как умирают. Впрочем, умирание для всех одинаково – для животных, людей, механизмов.
Нет, про умирание человеков я наврал. Ух, как паршиво… И без того влажные наушники, кажется, наполняются горячим, мокрым. Кровь? Да ну, не может быть… И с глазами непорядок: в смотровой щели нулевая видимость – то ли туман, то ли дым.
И тишина. Когда смолкает бой – тишина невозможная. Только в ушах стучит. Но через багряный прибой начинают проступать звуки, кто-то пытается перекричать ток моей крови, стукот сердца. Ларка…
– Командир? Командир! Миша! Ответь, прием!
– Тихо… Я в порядке. Как там «Тигра»? Это от него столько дыма?
– От него. Миш, мы живы…
Миша – только ты зовешь меня так. Остальные – «батя» и «командир». Звали. Отвоевались братцы-кролики. Как же вас найти теперь?
Виртуал отрицает смерть. Когда тебя убивают, ты просто вываливаешься из игры и тут же заходишь в новый бой – в стандартных «Танках» дискретные сессии. Но мы же не стандартные, мы крутые до не могу. И эта новая пилотная версия игры придумана для таких же. Тут всё по-честному. Ну… почти. У каждого – три жизни. После третьей своей гибели в игру не войдешь. Можно новый диск купить, но там взвод будет другой, машины, люди… – всё другое. А мы почти год вместе: новая версия «Танков» – это бесконечная череда кампаний и очень крутые симуляторы движения, запаха, текстуры, звука. Даже чересчур крутые, голова до сих пор звенит… Трое из моей роты выбыли. Думал ведь, надо хоть телефонами обменяться – мало ли что… Но мы такие удальцы были, так у нас все получалось, что боялся сглазить. Казалось, запишем номера – и везение закончится. Вот и закончилось. Теперь Славка – в Москве, Ситх – в своем Визовице, а Йоганн, наверное, все еще матерится в Казани. И ищи-свищи, даже имен настоящих не знаю. Только Ларка со мной. Пока со мной…
Я вдруг испугался. А если в засаде еще какой вражина ждет – и как жахнет! Подруга моя боевая чего-то затихла. Всполошившись на ровном месте, почти кричу в микрофон:
– Лара, ты где? Нос пудришь, что ли?
Вдруг в динамике – всхлипы.
– Лар… – Я аж немею от неожиданности. Вот так новость – Железная Кнопка расплакалась. – Чего ты?
Всхлипываешь:
– Испугалась… Думала, попали в тебя.
Черт… а я испугаться не успел.
– Ну-ка, отставить! Отчиняй башню, выбирайся – назначаю тебе свидание на поле боя!
Господи, чего не придумаешь, чтобы успокоить женщину… Никогда этого не умел. Но тут главное – бодрого тона не потерять.
– Причепурься! Форма одежды – летняя, парадная. Синие мундиры с золотой оторочкой. Рукав вшивной. Лацканы широкие. Талия на десять сантиметров ниже, чем в мирное время.
Слезами полнится эфир, но узнаешь цитату, подхватываешь игру:
– Ниже?
– То есть выше.
– А грудь?
– Что грудь?
– Оставляем на месте?
– Нет, берем с собой[2]!
Смеешься невесело. В наушники дует вентилятор – как будто ты тихонько дышишь в ухо. И от этого дыхания вдруг сжимается сердце.
Наши фигурки ковыляют через пространство монитора. Да нет, это мы сами пробираемся по полю навстречу друг другу. Ведь вот удушливый чад – выгорает топливо. Вот огонь с обшивки перекидывается на сухую траву – топчу ее ботинком. На танк Ситха лучше и не смотреть, башня уляпана бурыми пятнами. Это симуляторы или жизнь? Или наша жизнь – сплошная симуляция?
С востока наползает грозовой фронт. Свинцово-синие тучевые полки надвигаются линейным боевым порядком – и ни просвета меж их телами. В кучевой плотной массе что-то ворочается, порыкивает, пока невнятно, на грани слышимости. Изредка фотовспышками фронтовых корреспондентов мигают зарницы. Земля замерла в предчувствии битвы небесных полчищ.
Срываюсь на бег, будто очень важно добраться до тебя, пока не хлынуло, – очень-очень важно, а потом – поздно, не встретимся! И ты, запыхавшаяся, – вот она! Бежишь, перескакивая через рытвины, волосы светлым облаком на фоне темного неба. Глаза испуганные, грозовые-серые. В них тоже дождь. Хватаю тебя за плечи, ты вцепляешься в меня – замираем, будто ждем грома. Дисконнект? Нет? Выдыхаем напряжение – встретились! Первые капли оставляют в пыли пулевые отверстия.
Оглядываюсь в поисках укрытия. Рядом – сорванная и вывороченная чуть не наизнанку башня вражеской «Пантеры». Рывком разворачиваю стальную скорлупу:
– Прошу, миледи, под сень… гм… киске в пасть.
По обшивке застучал дождь. Шел и шел. И где-то шли бои – кажется, везде-везде, во всем мире. Мы сидели, укрытые броней – тесно, как в раковине, выброшенной на побережье, – и слушали гул. Гул остывающего под дождем металла – не океана.
Дождь усиливался, непрошеные твои слезы высыхали. Вглядываясь в мокрую пелену вокруг, бормочу:
– Пусть враги умоются… Хотя мы их сегодня уже умыли.
Ты, не смаргивая, также смотришь в дождь и шепчешь, будто стихами:
– И враги, нами умытые, выйдут на свет со злыми, склеенными в стрелы ресницами, на которых дрожат светлые капли, росная влага. Умойтесь, враги мои. Как вы прекрасны…
– Ты чего? Лар?
– Ничего, – вздыхаешь смущенно. – Иногда кажется, мы их по-настоящему ненавидим. А они – такие же, как мы. Обычные люди – служащие, учителя, менеджеры, просто по ту сторону монитора. А мы – здесь. Вот и вся суть конфликта. Войны нет, но она нам почему-то нужна.
Нужна – не то слово. Я возвращаюсь с работы, включаю компьютер, захожу в игру. И вот только в этот момент чувствую – я дома. Здесь меня ждут, здесь я нужен и что-то могу. Мой дом – эта война.
– Нужна. Нам же Иваныч уже все объяснил, помнишь?
Робокоп Иваныч – знакомый из соседнего взвода – явился как-то в ангар пьяным. У нас был техдень – ну, продать трофеи, купить новых ништяков для апгрейда, подлататься. Иваныч – мужик хороший, но, как выпьет, становится нудным до чертиков. В тот день, видимо, что-то совсем его в реале размазало. Он сидел и трындел. О том, что нам целого мира мало, мир для нас – как садок для рыбы, реальность обмелела для таких левиафанов, как мы. Даже в стихи впал:
– Душе со скуки нестерпимо гадко,
А говорят, на рубежах бои…
Там – бои! Понимаете? Где-то там, а мы-то здесь! Сидим… Это только в детстве верилось, что все будет: и битвы, и подвиги, и прекрасные женщины, и ты – титан мысли и гигант действия… И нет ничего. Вот ты какие книжки в детстве любил? – Робокоп вдруг пристал к сидящему рядом старлею.
– Ну «Капитана Блада»… И этого… «Крузо».
– Крузо-кукурузо… А я бредил «Тремя мушкетерами»! Ну реально бредил. Атос – лучший из героев, близкий, родной человек был. И до слез хотелось – в седло, за подвесками, в драку, чтобы один – за всех! Вот позови они тогда, мушкетеры, – все бы бросил и помчался. Столько души своей пацанячей в эти мечты вкладывал… И где это все? Почему не сбылось? – Иваныч бормотал все тише, потом умолк, так и не выйдя из игры.
Наверное, догнался с расстройства да заснул на клавиатуре. Печаль его догнала.
Ты ежишься рядом.
– Да, помню. В детстве у всех, наверное, это было – такая вот невостребованная эмоция. Очень сильная, на всю жизнь. А может, кто так мечтал, на самом деле рождены для большего? Но в реальности для нас не нашлось войны. Робокоп Иваныч тогда еще сказал, что, мол, есть вот двигатель внутреннего сгорания. И сами мы уже внутреннего сгорания от этой невостребованности своей.
– Сгорание – выгорание… Наверное. Мне кажется, человеку, чтобы не умереть слишком рано, приходится умирать постепенно. Частями. Вот выгорает отзывчивость, потом благодарность, потом совесть. Когда умирает вера в людей, человек уже сам не рад жизни. Не знаю… Мне иногда кажется, что благодаря нашим боям здесь я еще жив – почти полностью. Здесь есть и героизм, и братство, и…
Вот дурак… реально дурак. Точнее, виртуально. И ты смотришь, как же ты смотришь… Надо перевести разговор, сдержать слова, что так давно пытаются сорваться с языка. Не перейти черту. Хотя в мечтах столько раз уже переходил. Но ты в Питере, я в Иркутске – «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».
Чувствую, как броня моя мягчает, как траки вязнут в непрошенной нежности. Усилием каким-то неимоверным мысленно грохаю перед собой заграждение, тяну колючую проволоку. Тысячи километров от меня до тебя прорастают противотанковыми ежами. И пока они не распались прахом над полем нашего боя, надо что-то делать, отвлечь. Отвлечься. Спрашиваю быстро:
– Как думаешь, найдем наших? Лимит жизней у них исчерпан, да и у нас осталось по одной всего.
– Попробуем. Они обязательно новый диск купят, куда они без «Танков»? Надо в первой локации их искать, в Алжире. Первая же никогда не меняется, это потом кампании тасуются произвольно.
– Не знаю, можно ли скатиться с нашего уровня на первый. Но попробуем. Если получится вернуться в Алжир, встретимся у мэрии, в нашей кальянной. Поищем ребят. Это трудно, но, наверное, можно…
Ты вдруг тихо, губами одними:
– Не хочу у мэрии…
Ресницы мокрые, мокрые волосы – прядками плакучей ивы. Твои колокольчики звенят у меня в ушах, проговаривая тайное, на что сам я так и не решился:
– А ты… хочешь? В реале?
Броня моя тает как воск. Отвечаю не раздумывая – слишком много потрачено на раздумья!
– Очень хочу. Я так давно тебя не видел.
Смеешься:
– Никогда! Миш, я ведь только ник твой знаю. Ты правда Миша?
– Михаил Шайтухин. А ты, лейтенант Лара Пэра?
– Лариса Перова. Я думала…
Вдруг – вспышка справа и свист, потом грохот. Что? Мы же победили! Не всех?!
– Телефон! – кричу я. – Твой телефон!
– Восемь – девятьсот пятьдесят три – пятьсот четырнадцать… – Ты перекрикиваешь войну. Мчимся к своим машинам, я лихорадочно повторяю про себя номер, врезаю в память. Укрыться не успеваю – пулеметная очередь срезает меня на лафете. Как символично… Game over.
Стягиваю влажные наушники, тру ладонями глаза. Комната кружится – передоз виртуала. Поднимаюсь, бреду до кровати и падаю, не стянув влажной от пота футболки. Темнота…
Утром я не вспомнил телефон. Последние четыре цифры потеряны где-то там, в бою за маленький немецкий город с непроизносимым названием. Лара, прости, я не могу позвонить. Но это ничего, я теперь знаю, что делать.
Мы все сидим у мониторов, а солнце проходит свой круг, деревья лохматятся в небо, и реки текут, огибая и преодолевая, свершая вечное волшебство жизни где-то там. Без нас.
Хватит. Я куплю новый диск – жди меня, Алжир! – я поселюсь на «танковых» форумах, найду Ларку – и не отпущу больше. И будет гул океана, и шелест колокольчиков, и мы остановим внутреннее сгорание… Мы обязательно разыщем ребят и замутим что-нибудь в реале, вместе.
Game over. Пора открывать глаза.
[1] Йожин из болот крадется по топи,
Йожин из болот приближается к деревне. (чешск.).
Из песни И. Младека, группа Banjo Band.
[2] Из кинофильма «Тот самый Мюнхгаузен».
Следующая публикация
Нет комментариев