Тайны становления.
Архиепископ Феофан (Прокопович) отметился выдающимися заслугами, был почитаем как новатор в философии, поэзии, драматургии формирующейся российской Империи. Был непримиримым реформатором церковной и политической сферы. Вроде бы, … о нём известно много, имя часто мелькает. Но полноценной биографии не написано. Любой исследователь сразу сталкивается с огромными пробелами в его жизни. Принятие многих решений этим человеком — порой загадка и какая-то тайна. На грани конспирологии.
Всё начинается с происхождения, никто не скажет, как звали его родителей, кто они были. Известно место рождения — Киев. Не то сын торговца, не то церковного служителя при дворе митрополита. Спор идёт даже о крестильном имени, Елеазар или Елисей. Наиболее полное жизнеописание оставил тайный советник, доктор богословия Иларион Чистович.
Он утверждал: Елеазар рано потерял родителей, его воспитывал брат матери, наместник Братского монастыря и ректор киевской академии Феофан Прокопович. Игумен взял сироту в своё учебное заведение, тот сразу стал лучшим в русской грамматике и латыни. После кончины игумена покровительство над Елеазаром берет киевский митрополит Варлаам Ясинский.
Страну тогда крепко лихорадило, молодой Пётр I начал свои преобразования, патриархальное общество Малороссии пребывало в ужасе. Поступали странные циркуляры и Указы о введении системы общего образования. Россия не знала, с чего и как начинать. Некий образовательный эрзац уже существовал, был привычен, отвечал потребностям патриархальной страны. Каждый монастырь содержал свою школу для детей мирян.
Со времен митрополита Петра Могилы была знаменита своими выпускниками академия Киева. Лучшие из лучших ехали поступать в Москву. Где недавно открылась Славяно-греко-латинская академия. Но Пётр хотел чего-то большего. И требовал этого от церковных иерархов.
Вторая тайна будущего архиепископа Феофана (Прокоповича) появляется сразу после окончания им киевской духовной «Могилянки». По официальной версии, он приходит к ректору и сообщает: хочу продолжить философское образование. Но в Москве не того уровня наставники. Благословите на учёбу за границей… например, в Польше. Громыхнул скандал. Учиться в Речи Посполитой можно конечно… если ты не православный. Униат или католик. Это обязательное условие при поступлении в университет.
Покровитель нашего героя Варлаам Ясинский сообщил «куда следует»: Елеазар перешёл в униатство, принял в одном из базилианских монастырей постриг под именем Елисей. Изменил православию. Вообще-то это была обычная практика, многие русские и малороссийские недоросли продолжали образование за границей и до Петра. Принимали греко-католическое униатство, по возвращении домой спокойно продолжали исповедовать православие. Попы ворчали, но закрывали глаза на безобразие.
«Новообращенный Елисей» ведёт себя странно, совсем не походит на обычного студента. Обходит почти всю Центральную Европу, посещает курсы лекций университетов Лейпцига и Галле. Всегда при деньгах, выглядит хорошо и модно, заводит много друзей из профессуры и студентов. Отказывается от предложений учительствовать, университетских должностей.
В 1701 году неожиданно появляется в Риме, с блеском сдаёт экзамены (на последний курс) в элитарное иезуитское заведение. Знаменитую коллегию святого Афанасия. Учреждалась она для «покаявшихся греков и славян», фактически занималась подготовкой шпионов и агентов влияния. Потом он напишет об этом «политическом разведцентре».
«…лучшие учители у них те, которые обучают искусству кокетничать… ничего не может быть обжорливее и пьянственнее людей этого рода».
Прослушав экстерном полный курс коллегии, «гениальный русский» пишет несколько комментариев к католическим богословским трудам. Обращает на себя внимание самого Папы Римского Климента XI-го. Тот уговаривает «Елисея» возглавить один из коллегиумов иезуитов, вступить в «Общество Христа» по его личной протекции. Но будущий архимандрит исчезает из Рима, через месяц вынырнув в Киеве.
Перед этим официально возвращается в православие, принимая в 1702 году постриг в Почаевском монастыре. Имя берет себе Самуил. Иеромонах Маркел Родышевский (будущий недоброжелатель архиепископа) оспаривает шаг «возвращенца», написав в канцелярию митрополита:
«ушедши из Рима сам на себя мантию одел без обычного пострижения и пришел в Киев монахом».
Но престарелый митрополит Варлаам лишь ухмыляется в бороду, назначает в 1705 году «монаха Самиула» преподавателем поэзии в «Могилянку». Чтобы успокоить разухарившееся ортодоксальное духовенство, «начисто постригает» своего протеже в иноки под именем Феофан. С того момента его начинают именовать в документах по фамилии дяди, Прокоповичем. Ряд биографов Феофана уверены: именно киевский митрополит спонсировал и организовал «европейский тур» своего любимого ученика. С тайными целями «познания врага»…
Драматург.
В год своего пострига, июле 1705-го, в киевской академии ставят трагедию Феофана «Владимир». Город гудит, впервые на подмостках разворачивается не какой-то классический античный сюжет. И не библейский, как принято во всей России. Актёры талантливо играют страницы древнерусской истории, закручивают постановку о князе-крестителе Руси. Пьеса посвящалась гетману Мазепе, покровителю «Могилянки». Этот факт биографы Феофана тоже вымарывали из жизнеописания архимандрита, как его униатство и «римские успехи».
Пьеса наделала много восторженного шума, сценарии запросили сразу несколько городов и кафедр митрополитов. Тем временем Феофан преподаёт риторику, философию и богословие. По всем предметам до сих пор остались пособия, которые он самолично писал, редактировал первые печатные экземпляры. Его «методички» отличаются ёмкостью, конкретностью, живостью слога, полным отсутствием схоластики.
После громкой победы в Полтавской битве, Феофан сочиняет звучную проповедь-панегирик. Которая разлетается сотнями рукописных списков по всей России. О произведении узнает Пётр I, приказывает автору перевести его на латынь. В таком виде проповедь рассылается по всей Европе уже государственными структурами. Университетские учёные рукоплещут неведомому «отцу Феофану», включают в образовательные программы «новый литературный жанр».
В 1711 году его вызывает к себе Пётр I, уходя в неудачный Прутский поход. Феофан сопровождает государя вплоть до подписания унизительного мирного договора с турками. Возвращается в Киев уже игуменом Братского монастыря и ректором академии. Как когда-то его дядя. Делами начинает заправлять энергично, временами жёстко, но он горячо любим братией и всем образованным киевским обществом.
По России расходятся его письменные и становящиеся популярными «рассуждения», «диалоги» и проповеди. Феофан нарушает все традиции старины, сложные богословские вопросы описывает понятным разговорным языком. Не чужд сатире и остроумию, необычный слог привлекает многих светских людей. Многое подвергнуто в его произведениях критическому анализу.
Особенно замшелые традиции Церкви в использовании схоластических приёмов риторики, бессилии в проповедническом искусстве, беззубости в богословских спорах даже с убогими униатами. Многие знаменитые проповеди Отцов он переписывает на понятном живом языке, к облегчённому восторгу духовенства среднего звена. Пишет Феофан и стихи. Дальние пределы России знакомятся с говором Малой Руси. Ректор «Могилянки» вводит в оборот простонародный разговорный «суржик»:
Пришли на Прут коломутный,
тут же то был бой окрутный,
тут же то был нам час смутный.
Стали рядом уступати,
иншего места искати,
а не всуе пропадати.
Эстеты начинают пенять Феофану на слишком вольное использование литературного русского языка. Но тот ухмыляется и продолжает свои вирши публиковать именно на этом, «украинском языке».
Революционер.
Третья тайна Феофана Прокоповича становится понятной, как только он занимает пост ректора «Могилянки». Сразу после назначения вводятся обязательные дисциплины для студентов: физика, арифметика и геометрия. Если раньше (будучи преподавателем риторики и богословия) он это преподавал факультативами, то теперь науки вошли в общий курс. Снабжённые прекрасно подготовленными «методичками».
Тут же получает тяжкий удар ректора-новатора схоластическая богословская система образования. Которая была построена в Киеве по образцу «католических авторитетов». Богословие базировалось на силе отвлечённых логических доводов, сочинениях «духовно озарённых отцов». Прокопович вводит учёно-исторический и критический метод. Несколькими публикациями вызывает переполох в униатской и католической церквях Речи Посполитой.
Отказавшись от традиционной, нудной, долгой схоластики отвлечённых рассуждений — несколькими страницами доказывает истины православия, одну за другой. Используя только Священное Писание и эпизоды церковной истории. Оставляя за скобками многовёрстное цитирование «святых отцов». Эти авторитеты он критически осмысливает временами. Православные иерархи и богословы в растерянности.
С одной стороны, никто более ёмко и кратко еще не опрокидывал греко-католиков. Не давал равный бой католическим богословам и иезуитам. Но в своей богословской публицистике Феофан Прокопович… использует методы протестантов! Именно он впервые берет наиболее эффективные критические приёмы этих еретиков против католицизма. Только разворачивая выводы… в пользу православной веры. Феофану отвечают даже из Ватикана несколькими книгами…
«Феофановские уроки» казались читателям и слушателям «Могилянки» новым светом, как писали современники. Его проповеди и уроки дословно конспектировали, многократно копировали, рассылали по всей России. Но ортодоксы православия немедленно записали его в еретики, «заражённого духом протестантским». Ректор Московской академии, яростный противник Феофана гневно вещал:
«занят писанием противничим, вносящим в мир Российский мудрования реформатские, доселе в церкви православной неслыханные, о законе Божии и оправдании».
Но самые отбитые «любители старины» признавали: благодаря блестящему католическому образованию, Феофан стал заклятым противником «всего поганства латинского». Ректор академии был страстным поклонником исторической науки, идей нового образования Фрэнсиса Бэкона и Рене Декарта. Договорился до немыслимого: с монополией духовенства (как учительского сословия) нужно что-то делать. Священников можно и нужно готовить в специальных заведениях, мирянам незачем тратить уйму времени на узкие дисциплины духовного направления, зубрить сотни молитв, читать тома «Житий».
Впрочем, дела его в Киеве шли отлично, гнев врагов не докатывался до стен монастыря и аудиторий «Могилянки». Братский монастырь из убогой и нищей юдоли превратился в образцово-показательный, академия полнилась новыми слушателями, униаты тысячами возвращались в лоно православия… Прокопович вёл активную переписку с фаворитом царя Меньшиковым, близко сдружился с киевским губернатором князем Голицыным (самым образованным человеком России считался, кстати).
Тогдашний киевский митрополит Иоасаф Краковский уже отошёл от дел, сломленный возрастом и болезнями. Прокопович вместе с иеродиаконом Иоанникием Сенюковичем тащили на себе огромный груз повседневных дел епархии… Но насыщенная и интересная жизнь закончилась царским вызовом в 1716 году.
Меньшиков и Голицын уже проели плешь Петру I. Рассказывая об учебных новациях игумена Феофана, его идее разделения духовного и светского образования. Государь хорошо помнил того по Прутскому походу, когда Прокопович добровольно стал проповедником в войсках, избегая царского шатра и обязанностей «историографа». Но теперь задачу перед Феофаном поставили чудовищной сложности: Пётр приглашал его в Петербург для осуществления реформы Церкви. Буксовавшей с 1700-го года.
Реформатор.
Когда преставился московский патриарх Адриан, в том году преемника не избирали. Местоблюстителем патриаршего престола был рязанский митрополит Стефан Яворский, бывший униат и галичанин. Его власть местоблюстителя была крайне ограничена неистовством Петра. Запретившим любые самостоятельные решения. В духовных делах Стефан должен был совещаться с собором епископов, хозяйственные решали кто угодно… только не сами церковники. Стало понятно: Пётр не собирается назначать патриарха, сам институт патриаршества — ликвидировать.
Не рискуя испытать на своей шкуре гнев государя, Стефан постоянно просил отставки. Но Пётр цепко держал его при себе. Заставляя благословлять неприятные для местоблюстителя реформы. С появлением Феофана многое стало понятным иерархам православия, они со Стефаном начали строчить на киевского «выскочку» доносы. Прокопович ответил зеркально. Тем более, у двух иерархов из Малороссии были принципиальные идейные разногласия.
Местоблюститель Стефан хотел проводить реформы по католическим лекалам, заложить принцип главенства церкви в государстве. Феофан предложил древнюю модель «цезаропапизма»: император является главой над всеми епископами и над мирскими чинами. Его идея стала государственной идеологией Церкви вплоть до 1917 года. В «Присяге для членов Святейшего Синода», принадлежащей перу Феофана, сказано:
«Я, нижеименованный, обещаю и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием… Исповедую же с клятвою крайнего Судию Духовного Синода, Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего Всемилостивейшего».
Так, в 1721 году, была учреждена новая форма церковного управления. Феофан стал первым вице-президентом Святейшего правительствующего Синода. Уже являясь рукоположенным епископом Псковским и Нарвским. С первого дня своего приезда из Киева он ни на шаг не отходит от Петра, став главным советником в делах духовного управления страной. Получив в нагрузку от беспокойного императора кучу других обязанностей.
По поручению Петра I пишет предисловия и толкования к переводам иностранных книг. Составляет и редактирует богословские учебники, переводит (с комментариями) политические трактаты. Из-под его пера выходит «Духовный регламент» (1721 год), «Слово похвальное о флоте российском», «Слово о власти и чести царской» (1718 год), предисловие к «Морскому уставу» (1719 год).
Наконец Россия получает ёмкое и яркое «Руководство для проповедников», «Объявление о монашестве» (1724 год). И очень важный и подробный комментарий к «Уставу о престолонаследии». Он известен как «Правда воли монаршей во определении наследника державы своей» (1722 год).
Непростые времена.
В 1725 году император умирает, Феофан Прокопович произносит легендарную проповедь над его гробом: «Что это? Россияне, что мы видим, что мы делаем? Петра Великого погребаем!». Меньшиков инициирует новое назначение, пост архиепископа Новгородского. Он стойко держит удар во времена Екатерины I и Петра II от своих противников, уговаривая пять лет их следовать курсу покойного Петра I. Потом закрутилась крутая интрига в связи с вступлением на престол Анны Иоанновны.
Верховный Тайный Совет заставил императрицу подписать «Кондиции», существенно урезавшие её права абсолютного монарха. Феофан пришёл в ужас. Увидев, как делами империи по своей прихоти вертят несколько могущественных царедворцев. Архиепископ возглавил партию «среднего чина людей». Они подали государыне знаменитую «челобитную Прокоповича» с мольбой восстановить самодержавие. Анна вняла голосу разума, разорвала «Кондиции»…
Феофан начинает наводить порядок в Синоде. Против него созрел целый заговор «любителей старины», мечтавших о возвращении Патриаршества. Полемику богословскую пришлось вести не со страниц книг или с амвона… в подвалах Тайной канцелярии. Долгая история, но Феофан перестал стесняться в средствах и методах. Отстаивая точку зрения Петра I, свою собственную. Какое место должно занимать церкви во времена просвещённого имперского абсолютизма.
Пострадали сотни доносчиков и идеологических противников архиепископа, некоторых он подвёл под плаху. Вполне доказательно, кстати. Поскольку замарались в грязных политических интригах Тайного Совета против «кондиционной императрицы». Давать оценку нет нужды. Времена были суровые…
Выводы каждый сделает собственные. Насколько исторически верным был курс молодой Империи в религиозном вопросе. Архиепископ одержал безоговорочную победу над представителями «православной старины», 8 сентября 1736 году умер. Тело было перевезено в Новгород, погребено в Софийском соборе. Феофан завещал имущество киевской академии, до последней дней — своей любимой «Могилянке». Его огромная библиотека (30 тысяч томов!) отдана в Александро-Невский монастырь. Личный друг Феофана и почитатель Татищев написал:
«Наш архиепископ Прокопович, в науке философии новой и богословии толико учен, что в Руси прежде равного ему не было».
Ох, как иной раз поносят его наши церковные «философы», демонстративно не замечают украинские идеологи. А почему? Уехал в «имперскую Россию», именно там раскрыл свой великий талант… Смешно. Чей Феофан Прокопович? Наш общий. Ироничный и мудрый, суровый и жестокий, талантливый и скрытный. Он первый оценил особый дар Антиоха Кантемира, дал ход научному гению Михайлы Ломоносова.
О.И.
Нет комментариев