Предыдущая публикация
Андрей Грицман
О Бахыте
Андрей Грицман – поэт, переводчик, эссеист, главный редактор и издатель журнала «Интерпоэзия». Родился в 1947 году в Москве. Пишет на русском и английском. Автор нескольких книг стихов и эссеистики. Публикации в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Арион», «Новая Юность», «Новый Берег», «Крещатик», «Новом журнале», «Иерусалимском журнале» и др. Живет в Нью-Йорке.
В данном разделе собраны стихи друзей, соратников, учеников Бахыта Кенжеева. Да все, кто был с ним рядом, становились его учениками. Скорее, не в том – как надо писать стихи. На самом деле, никто и не знает, как это делается. У него учились тому, как надо подходить к жизни, к творчеству, к себе в творчестве: в точности знать себе цену, но внешне не относиться к себе серьезно. Надутым, вознесенным, «великим» Бахыта я никогда не видел. Переменчивым, вдруг закрытым, отрешенным – да, видел. Напыщенным – никогда.
В этой группе близких Бахыту людей все сиживали с ним за одним столом, некоторые годами. Вот и сейчас ощущение, что все мы сидим за этим Столом, а Бахыт, как и обычно, отошел на диван подремать, выставив свои смешные носки, и вот опять подойдет к столу, еще «белого вина» (то есть водочки) выпить. Такое чувство, видимо, всегда и будет. Пока мы живы. И этого Бахыта мы никому не отдадим. А стихи – что стихи? Корпус его стихов мы с радостью и грустью разделим с будущими поколениями, с теми, кому не посчастливилось посидеть с ним за одним столом, послушать Ремонта Приборова, его истории и шутки. И будет этот корпус стихов стоять там, где ему и положено, и между кем положено. Как вот и сейчас у меня на полке. Поверну голову и смотрю – вот они. И Анненский там, и Целан, и О.М., само собой.
«Приходит смерть. И это не беда», – сказано в стихотворении Цветкова. Именно эти слова и поместили Бахыт с Леной на могильном камне Леши вблизи Тель-Авива. На самом деле – беда. В сети множество проникновенных текстов о нем, фото с Бахытом – в застольях, на выступлениях, в обнимку. С кем только Бахыт не обнимался. О его творчестве много написано и будет еще больше. Большой художник только со временем раскрывается, слой за слоем, и чем больше художник, тем больше слоев, как в свитках. Но сейчас не об этом. Сейчас сдавливает тоска, грусть, непонимание – как же так получилось? «С этим виделся чуть не за час. Смеялся. Снимался около…»
Говорят, что, когда речь заходит о великом поэте, надо касаться только его стихов, его места в литературе и т.п. Какое, казалось бы, имеет значение, что Пушкин был невыносим в общении, за исключением лицейских друзей. И то – дуэли, ссоры. Или кого там Мандельштам спустил с лестницы, или в каких-то гостях съел все печенье из вазочки… Болезненно жаль человека. Прежде всего. Человека с его очарованием, манерами, слабостями, душевной щедростью. Ленка злится – Бахыт не то в гости надел. Опять встал из-за стола в гостях и пошел спать на диван. Как Леша в споре за столом мог краснеть, орать и начинать палкой махать. Когда свое, родное – все так и вспоминается. И вот теперь его нет. Что бы ни говорили, ни писали – постичь это невозможно. Что там, за этой чертой?
Мелочи, мелочи – так важны. Иногда удивляли, приводили в недоумение. А оказалось, что в этот первый период вспоминаются не только его волшебные стихи, особая музыка, плавающий ритм, очаровательное многословие, никогда не угадать, куда дальше строка пойдет, как изогнется, как звук из поэтической речи совершенно естественно перейдет в разговорную, как будто он просто рассказывает историю. Сейчас вот читаю вслух стихи Бахыта на разных поминальных мероприятиях, стараюсь передать его интонацию. А не получается. Настолько тонки и неуловимы переходы, проговоры. Хотел было сравнить с каким-то музыкальным жанром – и не получается. Попробуйте передать, пересказать течение живого ручья.
Теперь прежде всего вспоминаются вот эти черты: чудачество, радушие, легкое ерничанье, насмешливость, прежде всего над самим собой. Хотя цену себе он абсолютно точно знал, но это редко прорывалось напрямую. Я понял, почему так хочется вспоминать и вспоминать все – и домоводство, и, с пеной у рта, доказывание преимуществ какой-то еды (химический состав! – профессионал-химик) или особой водки, преклонение перед Ремонтом Приборовым, выдуманным alter ego Бахыта. Для его дарования, для языка, который переполнял его, не хватало пространства в одной личности.
Но это не раздвоение, растроение личности, как нередко бывает у творческих людей. Это другое – переполнение музыкой языка. А как личность он – абсолютно цельный. Кстати, и близость к химии оттуда же. Слили два раствора, и вдруг получилось что-то совсем другое, и по цвету, и по текстуре. А формулу не записать. Она где-то только у него, неопределима.
В последний раз, когда мы виделись, совсем недавно, у них на Mercer, мы рассказывали о том, как были у Цветкова на могиле, и Бахыт по памяти прочел за столом замечательный Лешин стих:
Оскудевает времени руда.
Приходит смерть, не нанося вреда.
К машине сводят под руки подругу.
Покойник разодет, как атташе.
…………………………………………………
…Поскольку жизнь всегда имеет выход,
И это смерть. А ей не возразить.
Возьми гармонь и пой издалека
О том, как жизнь тепла и велика,
О женщине, подаренной другому,
О пыльных мальвах по дороге к дому,
О том, как после стольких лет труда
Приходит смерть. И это не беда.
Слезы тогда были у него на глазах. Он уже тогда знал, что нам не дано было знать. И, по-прежнему, не дано.
Всего несколько дней тому назад читал он это стихотворение.
Приходит смерть, и это не о стихах, это прежде всего беда.
Следующая публикация
Нет комментариев