Я проснулся от стука батареи. Она гудела, как разбуженный медведь, но тепла от неё было мало - в комнате стоял морозный туман, и я видел собственное дыхание. Мама уже ушла на работу, оставив на столе кусок чёрного хлеба с тонким слоем сливочного масла, вареное яйцо и стакан чая, который к моему пробуждению остыл до температуры «чуть теплее снега». Натянув шерстяные штаны поверх пижамы и закутавшись в бабушкин платок, я глотнул чай, ощущая, как холодная жидкость стекает в желудок. Сегодня суббота, уроков нет, но в школе — субботник. Мы должны чистить снег во дворе.
На улице — минус двадцать. Зимние сапоги скрипели, словно протестуя против каждого шага, а ветер пробирался под воротник пальто, которое пахло нафталином и воспоминаниями о прошлой зиме. По дороге встретил Мишку, моего соседа и лучшего друга. Его уши были красными, как флаги на Первомай, а в руках он сжимал коньки, перевязанные верёвкой.
— После субботника — на каток? — спросил он, пряча нос в шарф.
— Если не замёрзнем как мамонты, — ответил я, думая о железной печурке в школьном подвале, где мы иногда грели руки.
Школа встретила нас запахом мокрых валенок и меловой пыли. В коридоре висел плакат: «Пятилетку — в четыре года!» Наш класс выстроился во дворе с лопатами. Учительница Марья Леонидовна, в огромной дублёнке, похожей на броню, командовала:
— Товарищи пионеры! Расчистить путь к памятнику Ленину — задача чести!
Мы копали, бросая снег в груду, которая к концу дня стала выше меня ростом. Пальцы примерзали к деревянным черенкам лопат, но Мишка, как всегда, шутил:
— Представляешь, если тут зарыли секретный склад американских жвачек?
Жвачки мы видели только раз — у сына дипломата из 7-го «Б», который хвастался пластинкой «Turbo» с вкладышем-татуировкой.
После работы Марья Ивановна отправила нас в столовую выпить кампот. Странно, что столовая была открыта в субботу. Там пахло капустой и лавровым листом. Мы с Мишкой, отогрев руки над паром от котлов, выпили сладкую жидкость с плавающей изюминкой и побежали на каток.
Каток был засыпан свежим снегом, но мы расчистили участок коньками. Коньки у нас были одни на двоих и мы катались по времени, каждый по 10 минут, но минуты отсчитывали в голове, поэтому часто спорили из-за расхождений в подсчетах. Лёд под ногами пел, как расстроенный радиоприёмник. Мишка пытался крутить «ласточку», но падал, поднимая облако искр от лезвий. Вдруг он вытащил из кармана свёрток — половинку шоколадки «Алёнка», которую его отец привёз из командировки в Москву. Мы разломили её на крошечные кусочки, растягивая удовольствие. Шоколад таял на языке, смешиваясь со вкусом мороза.
Возвращаясь домой, увидели очередь за хлебом. Бабушка Нина из нашего подъезда стояла, укутанная в платок, и мы с Мишкой предложили помочь. Двадцать минут в очереди — и её дрожащие руки взяли тёплый кирпичик «Бородинского». Она сунула нам в карманы по мятому леденцу «Дюшес».
Вечером, когда я уже грелся у печки, слушая, как папа чинит приемник «Спидола», в окно постучали. Мишка показывал на часы: по телевизору скоро начнётся «Гостья из будущего». Мы с ним верили, что в 2015-м, как в фильме, у всех будут роботы и летающие скейты. А пока — жевали леденцы и мечтали, что когда-нибудь попробуют «настоящую кока-колу», как в анекдотах про загнивающий Запад.
Перед сном мама зашивала мне дырку на локте школьной формы, а я, укрывшись одеялом, слушал, как ветер воет в трубах. В соседней комнате папа тихо напел какую то песнь, слов было не разобрать, были слышны только отдельные звуки. Я заснул, думая о том, что даже в январе, когда мир кажется ледяной пустыней, можно найти тепло — в дружбе, шоколадке «Алёнка» и обещании будущего, где всё будет иначе. И, может быть, лучше.
P.S. А кока-колу я впервые попробовал только в 1992-м. Она оказалась липкой и слишком сладкой.
Ваш автор книг о жизни
www.taplink.cc/vpozudozu
Комментарии 39