Предыдущая публикация
Остался только дом - огромная, грузная хоромина, полная лестниц, галерей с бойницами и ко всему безразличных людей.
Здесь царили не деньги, не амбиции, не жажда власти, но какая-то дремучая некоммуникабельность, свойственная всем членам этого семейства, обдававшего её холодом. Она чувствовала, что в этом доме никогда не велись разговоры между женой и мужем, между отцом и сыном... Каждый ревностно охранял только свое достояние, свою епархию и ни в коей мере не интересовался другими. И эта обособленность буквально носилась в воздухе, смешиваясь с деревенскими ветрами, которым лишь изредка удавалось ее развеять.
Франсуаза Саган.
"Четыре стороны сердца".
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Многочисленные переиздания книг моей матери, с того момента, как я в 2007 году вступил в права наследства, подарили мне почетную привилегию составлять предисловия к ее текстам, которые я отдавал многочисленным доброжелательным издателям; это «Скорость», «Здравствуй, Нью-Йорк», «Хроники 1954–2003», потом была книга «Моя мать – Саган», а еще позже – повесть «Отрава», которая скоро выйдет отдельной книгой. Похоже, издатели нашли в моем лице легкую добычу – добычу, которая тем не менее радовалась возможности выполнить этот новый литературный долг, хотя могу добавить, что подобная работа – не важно, была ли она связана с творчеством моей матери или нет, – неизменно являлась для меня увлекательнейшим занятием.
Когда издательство «Plon» сочло нужным поручить мне написание предисловия к роману «Четыре стороны сердца», я уже не слишком удивился оказанному в очередной раз доверию и только вечером, придя домой и слегка успокоившись, осознал весь объем задачи, которую взвалил на себя: она состояла в том, чтобы представить читающей публике ни больше ни меньше неизвестное произведение обожаемого автора – роман, чей выход в свет мог вызвать литературный циклон вкупе с медийным землетрясением.
Признаюсь честно: я даже не помню, каким образом эта рукопись попала ко мне. Кажется, это случилось через два или три года после того, как я вступил в права наследства, так что, когда я взял в руки папку с текстом, это показалось мне истинным чудом, ведь бо́льшая часть достояния моей матери была давным-давно захвачена, продана, раздарена или приобретена весьма сомнительными путями.
Рукопись (довольно тонкая пачка листков) была засунута в прозрачный файлик – в таких студенты держат свои рефераты – и состояла из двух частей: первая с заглавием «Четыре стороны сердца», вторая начиналась словами: «Парижский поезд прибыл на вокзал Тура в 16:10…» – и называлась «Убитое сердце» (окончательного названия роман не имел, и сейчас, когда я пишу эти строки, я еще не знаю, которое из названий мы выберем).
Текст представлял собой ксерокопию машинописи, причем явно снятую с последнего экземпляра. Вычеркнутые слова с бледными, расплывчатыми буквами, примечания и исправления, неизвестно кем сделанные и хаотично разбросанные по страницам, и тут же множество других документов и разных архивных справок, так что мне понадобилось некоторое время, прежде чем я понял, что имею дело с единым, цельным произведением.
Итак, в силу счастливого – а может быть, и несчастливого – стечения обстоятельств, я поначалу не очень внимательно отнесся к этой рукописи: мне даже в голову не приходило, что речь идет о неизданном романе. Кроме того, в бумагах, оставшихся после кончины матери, царил полный хаос, и все мои мысли были заняты исключительно решением запутанных наследственных, налоговых и издательских проблем – особенно последних. Вспоминая все это сегодня, я понимаю, что поначалу отнесся к этому тексту с непростительной небрежностью, хотя потом он, даром что незавершенный, ПОРАЗИЛ МЕНЯ ЧИСТО САГАНОВСКОЙ СТИЛИСТИКОЙ – иногда откровенным бесстыдством, иногда причудливой тональностью и почти фантастической окраской своих перипетий; наверно, я отнесся к нему слишком беззаботно, то есть не придал ему никакого значения, надолго оставив «Четыре стороны сердца» в ящике письменного стола. Открытый финал этого романа так смутил меня, что я счел рискованным показывать рукопись людям, которым не слишком доверял.
Несколькими месяцами раньше я уже имел случай убедиться, что большинство парижских издателей бесцеремонно отказываются от переиздания произведений Франсуазы Саган, и начал опасаться, что ее творчество бесследно канет во мрак XX века. Но затем я познакомился с Жан-Марком Робертсом, человеком-провидцем, который позже стал моим ментором в вопросах издания, касавшихся ее литературного наследия. Он руководил издательством «Сток» и согласился издать разом бо́льшую часть из пятнадцати книг моей матери, которые я ему принес однажды апрельским днем на улицу Флерю. Мало того что он стал моим издателем – я скоро начал советоваться с ним как с другом и поэтому именно ему тайком доверил, спустя несколько недель, чтение этого романа, чья форма, настолько несовершенная, все-таки не оставляла сомнений в возможности его публикации. «Четыре стороны сердца» когда-то, независимо от нас, послужили основой для первой экранизации (чем и объясняется тот факт, что с текста сняли несколько ксерокопий), хотя этот проект так и не был осуществлен. Вот почему роман претерпел множество изменений, а вернее, был почти полностью переписан – видимо, чтобы вдохновить какого-нибудь модного сценариста. Но было понятно, что «Четыре стороны света» нельзя публиковать в таком виде, – содержание романа не выдерживало никакой критики и грозило скомпрометировать творческий облик моей матери.
Сначала у нас с Жан-Марком возникла идея отдать роман на переработку какому-нибудь современному писателю, достойному этой задачи. Однако рукопись, в которой порой были опущены некоторые слова, а то и целые абзацы, выглядела настолько несовершенной, что мы очень скоро отказались от этого проекта.
Итак, текст по-прежнему пребывал в безвестности, что не помешало мне в течение последующих месяцев вчитываться в него с возрастающим вниманием. Интуиция подсказывала, что только я один могу переписать эту книгу, что этот роман непременно должен быть издан, каково бы ни было его состояние, ибо он представляет собой пусть и несовершенную, но все же важную часть творческого наследия моей матери. Я считал, что все, кто знал и любил Саган, имеют право познакомиться с ее творчеством в полном объеме. Итак, я взялся за работу и внес в текст необходимую правку, стараясь не нарушать стилистику и тональность романа. Чем дальше, тем больше я убеждался в тех КАЧЕСТВАХ, КОТОРЫЕ ОТЛИЧАЛИ ФРАНСУАЗУ САГАН, – в абсолютной раскованности, духе независимости, остром юморе и дерзости, доходящей до сарказма.
Через шестьдесят пять лет после выхода в свет романа «Здравствуй, грусть!» и десять лет беспокойного полусна этой последней, незаконченной книги, «Четыре стороны сердца» наконец увидели свет в своей почти оригинальной, почти нетронутой редакции, на радость читателям Саган.
Дени Вестхофф
Многочисленные переиздания книг моей матери, с того момента, как я в 2007 году вступил в права наследства, подарили мне почетную привилегию составлять предисловия к ее текстам, которые я отдавал многочисленным доброжелательным издателям; это «Скорость», «Здравствуй, Нью-Йорк», «Хроники 1954–2003», потом была книга «Моя мать – Саган», а еще позже – повесть «Отрава», которая скоро выйдет отдельной книгой. Похоже, издатели нашли в моем лице легкую добычу – добычу, которая тем не менее радовалась возможности выполнить этот новый литературный долг, хотя могу добавить, что подобная работа – не важно, была ли она связана с творчеством моей матери или нет, – неизменно являлась для меня увлекательнейшим занятием.
Когда издательство «Plon» сочло нужным поручить мне написание предисловия к роману «Четыре стороны сердца», я уже не слишком удивился оказанному в очередной раз доверию и только вечером, придя домой и слегка успокоившись, осознал весь объем задачи, которую взвалил на себя: она состояла в том, чтобы представить читающей публике ни больше ни меньше неизвестное произведение обожаемого автора – роман, чей выход в свет мог вызвать литературный циклон вкупе с медийным землетрясением.
Признаюсь честно: я даже не помню, каким образом эта рукопись попала ко мне. Кажется, это случилось через два или три года после того, как я вступил в права наследства, так что, когда я взял в руки папку с текстом, это показалось мне истинным чудом, ведь бо́льшая часть достояния моей матери была давным-давно захвачена, продана, раздарена или приобретена весьма сомнительными путями.
Рукопись (довольно тонкая пачка листков) была засунута в прозрачный файлик – в таких студенты держат свои рефераты – и состояла из двух частей: первая с заглавием «Четыре стороны сердца», вторая начиналась словами: «Парижский поезд прибыл на вокзал Тура в 16:10…» – и называлась «Убитое сердце» (окончательного названия роман не имел, и сейчас, когда я пишу эти строки, я еще не знаю, которое из названий мы выберем).
Текст представлял собой ксерокопию машинописи, причем явно снятую с последнего экземпляра. Вычеркнутые слова с бледными, расплывчатыми буквами, примечания и исправления, неизвестно кем сделанные и хаотично разбросанные по страницам, и тут же множество других документов и разных архивных справок, так что мне понадобилось некоторое время, прежде чем я понял, что имею дело с единым, цельным произведением.
Итак, в силу счастливого – а может быть, и несчастливого – стечения обстоятельств, я поначалу не очень внимательно отнесся к этой рукописи: мне даже в голову не приходило, что речь идет о неизданном романе. Кроме того, в бумагах, оставшихся после кончины матери, царил полный хаос, и все мои мысли были заняты исключительно решением запутанных наследственных, налоговых и издательских проблем – особенно последних. Вспоминая все это сегодня, я понимаю, что поначалу отнесся к этому тексту с непростительной небрежностью, хотя потом он, даром что незавершенный, ПОРАЗИЛ МЕНЯ ЧИСТО САГАНОВСКОЙ СТИЛИСТИКОЙ – иногда откровенным бесстыдством, иногда причудливой тональностью и почти фантастической окраской своих перипетий; наверно, я отнесся к нему слишком беззаботно, то есть не придал ему никакого значения, надолго оставив «Четыре стороны сердца» в ящике письменного стола. Открытый финал этого романа так смутил меня, что я счел рискованным показывать рукопись людям, которым не слишком доверял.
Несколькими месяцами раньше я уже имел случай убедиться, что большинство парижских издателей бесцеремонно отказываются от переиздания произведений Франсуазы Саган, и начал опасаться, что ее творчество бесследно канет во мрак XX века. Но затем я познакомился с Жан-Марком Робертсом, человеком-провидцем, который позже стал моим ментором в вопросах издания, касавшихся ее литературного наследия. Он руководил издательством «Сток» и согласился издать разом бо́льшую часть из пятнадцати книг моей матери, которые я ему принес однажды апрельским днем на улицу Флерю. Мало того что он стал моим издателем – я скоро начал советоваться с ним как с другом и поэтому именно ему тайком доверил, спустя несколько недель, чтение этого романа, чья форма, настолько несовершенная, все-таки не оставляла сомнений в возможности его публикации. «Четыре стороны сердца» когда-то, независимо от нас, послужили основой для первой экранизации (чем и объясняется тот факт, что с текста сняли несколько ксерокопий), хотя этот проект так и не был осуществлен. Вот почему роман претерпел множество изменений, а вернее, был почти полностью переписан – видимо, чтобы вдохновить какого-нибудь модного сценариста. Но было понятно, что «Четыре стороны света» нельзя публиковать в таком виде, – содержание романа не выдерживало никакой критики и грозило скомпрометировать творческий облик моей матери.
Сначала у нас с Жан-Марком возникла идея отдать роман на переработку какому-нибудь современному писателю, достойному этой задачи. Однако рукопись, в которой порой были опущены некоторые слова, а то и целые абзацы, выглядела настолько несовершенной, что мы очень скоро отказались от этого проекта.
Итак, текст по-прежнему пребывал в безвестности, что не помешало мне в течение последующих месяцев вчитываться в него с возрастающим вниманием. Интуиция подсказывала, что только я один могу переписать эту книгу, что этот роман непременно должен быть издан, каково бы ни было его состояние, ибо он представляет собой пусть и несовершенную, но все же важную часть творческого наследия моей матери. Я считал, что все, кто знал и любил Саган, имеют право познакомиться с ее творчеством в полном объеме. Итак, я взялся за работу и внес в текст необходимую правку, стараясь не нарушать стилистику и тональность романа. Чем дальше, тем больше я убеждался в тех КАЧЕСТВАХ, КОТОРЫЕ ОТЛИЧАЛИ ФРАНСУАЗУ САГАН, – в абсолютной раскованности, духе независимости, остром юморе и дерзости, доходящей до сарказма.
Через шестьдесят пять лет после выхода в свет романа «Здравствуй, грусть!» и десять лет беспокойного полусна этой последней, незаконченной книги, «Четыре стороны сердца» наконец увидели свет в своей почти оригинальной, почти нетронутой редакции, на радость читателям Саган.
Дени Вестхофф
Цитаты.
Как и большинство женщин её возраста, она видела в каждом из своих любовников прежде всего защитника, - чувство, давно уже незнакомое следующему поколению.
***
Люди, способные здраво судить об окружающих, люди, считающие своим долгом проявлять нежность к другим и уважать их право на заблуждения, хоть этим доказывают наличие души в своем существовании.
Как и большинство женщин её возраста, она видела в каждом из своих любовников прежде всего защитника, - чувство, давно уже незнакомое следующему поколению.
***
Люди, способные здраво судить об окружающих, люди, считающие своим долгом проявлять нежность к другим и уважать их право на заблуждения, хоть этим доказывают наличие души в своем существовании.
Франсуа́за Сага́н (настоящая фамилия — Куаре́)
(21 июня 1935 года, Кажар — 24 сентября 2004 года, Экемовиль, Онфлёр, Нормандия) — французская писательница, драматург, в 1985 году удостоена премии князя Монако за вклад в литературу. Взяла свой псевдоним под влиянием фрагмента из Марселя Пруста («В поисках утраченного времени»), где речь идёт о герцогине Доротее Саган.
Большая часть произведений Франсуазы Саган — о любви, одиночестве, неудовлетворённости жизнью; они отличаются ясностью повествовательной манеры и точностью психологического рисунка.
Франсуаза Саган дважды выходила замуж. В 1958 году — за сорокалетнего издателя Ги Шёллера, а в 1962 году — за молодого американца Боба Уэстхоффа, лётчика, сменившего штурвал самолёта на профессию модели. От второго брака остался сын Дени Уэстхофф.
Создавая романы про хрупкую любовь, сама она то и дело становилась героиней скандальных светских хроник, сама себя называя «прожигательницей жизни». В её жизни было множество скандалов, неуплаченных налогов, странных замужеств, автомобильных аварий, шикарных яхт, пристрастие к наркотикам и алкоголю, условные тюремные сроки, азартные игры — и в конце жизни бедность, несмотря на все полученные ею гонорары. Франсуаза Саган умерла 24 сентября 2004 года от лёгочной эмболии в больнице нормандского города Онфлёр.
За несколько лет до смерти писательница сочинила некролог для самой себя.
(21 июня 1935 года, Кажар — 24 сентября 2004 года, Экемовиль, Онфлёр, Нормандия) — французская писательница, драматург, в 1985 году удостоена премии князя Монако за вклад в литературу. Взяла свой псевдоним под влиянием фрагмента из Марселя Пруста («В поисках утраченного времени»), где речь идёт о герцогине Доротее Саган.
Большая часть произведений Франсуазы Саган — о любви, одиночестве, неудовлетворённости жизнью; они отличаются ясностью повествовательной манеры и точностью психологического рисунка.
Франсуаза Саган дважды выходила замуж. В 1958 году — за сорокалетнего издателя Ги Шёллера, а в 1962 году — за молодого американца Боба Уэстхоффа, лётчика, сменившего штурвал самолёта на профессию модели. От второго брака остался сын Дени Уэстхофф.
Создавая романы про хрупкую любовь, сама она то и дело становилась героиней скандальных светских хроник, сама себя называя «прожигательницей жизни». В её жизни было множество скандалов, неуплаченных налогов, странных замужеств, автомобильных аварий, шикарных яхт, пристрастие к наркотикам и алкоголю, условные тюремные сроки, азартные игры — и в конце жизни бедность, несмотря на все полученные ею гонорары. Франсуаза Саган умерла 24 сентября 2004 года от лёгочной эмболии в больнице нормандского города Онфлёр.
За несколько лет до смерти писательница сочинила некролог для самой себя.
С сыном.
Сын легендарной французской писательницы побывал в Риге с презентацией книги о матери
«Моя мать не пекла пирогов и не штопала носков, но она всегда была очень внимательна ко мне», — рассказал Дени Вестхофф на встрече с поклонниками творчества Франсуазы Саган в рижском представительстве Французского института. Мероприятие было посвящено презентации его недавно изданных мемуаров «Саган и сын» и фотоальбома с выдержками из интервью разных лет и своими комментариями к ним.
Сын сразу отклонил предложение издателя назвать книгу воспоминаний «Здравствуй, нежность!». Такая прямая отсылка к самому, пожалуй, известному роману матери «Здравствуй, грусть!», написанному ею в 19 лет и сразу принёсшему мировую славу, показалась ему не слишком уместной. Это было бы не в духе его отношений с матерью, которую, кстати, он ни разу не называет «мамочка» или «мама». Тем не менее мемуары Вестхоффа вышли в прошлом году на русском языке именно под этим названием.
Несмотря на то, что Франсуаза Саган, дама довольно эксцентричная и несдержанная, явно не была воплощением женского уюта и тепла, рассказ сына о ней на рижской встрече с поклонниками писательницы был пропитан особыми нежностью и деликатностью.
ПИСАТЕЛЬСТВО КАК СПОРТ.
— Книги Франсуазы Саган оставляют впечатление написанных легко, почти шутя, словно играючи. А как на самом деле шла её работа?
— На неё давило бремя налогов, издатели, которые требовали новой книги, сроки сдачи рукописи, которые нельзя было изменить. Она тянула до последнего. Ей нравилось предаваться безделью, она признавалась в одном из интервью, что это её любимое занятие. Но когда этот момент подходил, она работала основательно и прилежно. Уходила в свою комнату и порой выходила оттуда вспотевшей, как будто занималась спортом или тяжким физическим трудом.
— А она сама много читала?
— Очень. Причём начала она читать серьёзную литературу довольно рано. И продолжала много читать всю свою жизнь, но основной литературный багаж был накоплен ею в возрасте между 11 и 17 годами. Она и писать начала очень рано, как только вообще научилась писать. Это было подобие рыцарских романов, в которых принцессы ждали своего рыцаря на белом коне. Она выработала свой стиль, читая других авторов, и в нём можно найти следы Мюссе, Жорж Санд, Бальзака. Она была талантлива, это безусловно, но она многим была обязана и своему кругу чтения.
— Чем, на ваш взгляд, объясняется популярность Франсуазы Саган?
— Говоря о Саган, все отмечают её стиль: лапидарный, ясный, лёгкий для понимания. Её персонажи всегда обрисованы чётко и ясно, её взгляд прозрачен и незамутнен. Её темы — страсть, любовь, ревность, одиночество — близки каждому.
— Можно ли назвать её женской писательницей? У выражения «женская литература» есть несколько презрительный оттенок, хотя что может быть интереснее, чем жизнь женщины!
— Саган писала и о мужчинах! Один из последних её романов «Прощай, печаль!» — это рассказ о мужчине, больном раком.
ФОТОГРАФИИ ИЗНУТРИ.
— Судя по книге, ваши отношения с матерью носили характер той же значительности и неуловимости, как и многие взаимоотношения, описанные в книгах Саган. Вы осмелились написать о них. Название книги в оригинале — «Саган и сын» — словно относит нас к некому семейному торговому делу. И читателю дано в него войти…
— Латвийскому читателю понятна эта отсылка к семейному бизнесу?
— Конечно! Хотя у нас ввиду слишком короткой истории пока нет компаний, которые переходили бы от отца к сыну.
— У нас был острый спор с издателем по поводу этого названия. Его вариант — «Здравствуй, нежность!» — мне не нравился. Я боролся с этим целых два месяца. «Здравствуй, грусть!» — это отсылка к стихотворению Поля Элюара, как и «Немного солнца в холодной воде». У Саган часто встречаются такие отсылки или игра слов в названиях книг. Но «Здравствуй, нежность!» — это не имеет смысла.
— В книге нет ваших диалогов с ней. Только само повествование. Почему?
— Я с самого начала решил не цитировать её. Потому что если цитировать — то точно. Но я не хотел специально придерживаться какой-то дистанции, хотя она и чувствуется в книге.
— В книге вы рассказываете о том, как тщательно мать руководила вашим выбором чтения. С отцом вы много говорили о музыке. Но стали фотографом. Почему?
— Я получил свой первый фотоаппарат в 14 лет. Увлечение фотографией тоже связано с матерью. У меня та же страсть к фотографированию природы, что и у неё. У неё в машине всегда был фотоаппарат, и она через автомобильное окошко фотографировала различные пейзажи. Особенно она любила поля и леса в вечернем свете. Среди моих работ, выставленных сейчас во Французском институте, можно увидеть пейзажи Нормандии, сделанные в её манере.
— Почему ваша мать, которая была отличным психологом в своём творчестве, не фотографировала людей?
— Потому что она не могла фотографировать их изнутри, как она делала в своих книгах.
ЗАПРЕТНЫЕ ТЕМЫ: НАРКОТИКИ И НАЛОГИ.
— Часто дети знаменитых родителей пишут о них книги и раскрывают какие-то негативные вещи, о которых не следует писать. Были ли для вас вещи, которых, по-вашему, не стоило касаться?
— Мать была очень застенчива, и было много вещей, которых мы по взаимному соглашению не касались. Её проблемы с наркотиками восходят к автокатастрофе 1957 года, это была по сути дела самоинтоксикация препаратом, который ей был прописан. Об этом я узнал где-то в возрасте 20 лет. Она много страдала от этой зависимости. И я решил: почему я должен писать об этом в книге, если наши отношения это не затрагивало?
Когда в конце жизни у Франсуазы Саган были проблемы с налоговым управлением, она старалась не говорить со мной об этих трудностях. В наших отношениях царили нежность и деликатность. И в своей книге я постарался отразить это. Можно сказать, КНИГА - ЭТО ПЕРЕВОД НАШИХ ОТНОШЕНИЙ. Я постарался быть настолько искренним, насколько это возможно.
— Вы часто перечитываете книги своей матери?
— Очень нерегулярно. Иногда перечитываю сразу по три-четыре романа, а порой месяцами не читаю ничего. Я читаю их, когда мне тяжело и грустно, они помогают мне обрести доверие к людям, какое-то своеобразное веселье. Её взгляд на людей помогает и мне верить в людей.
— Как складывались ваши отношения с отцом? (После развода с издателем Гаем Шуэллером писательница вышла замуж за молодого американского лётчика Боба Вестхоффа, сменившего штурвал самолёта на профессию модели. — Прим. ред.)
— (Смеётся.) Это будет темой следующей книги. Боб Вестхофф был значим для матери гораздо больше, чем полагали некоторые и даже он сам. В отношениях с отцом были те же нежные, взаимные привязанность и деликатность. В работе над своей книгой, размышляя над отношениями между отцом и матерью, я нашёл между ними гораздо больше сходства, чем считал раньше.
ХАОС РОССИИ ЕЙ ПОНРАВИЛСЯ.
— Бывала ли Франсуаза Саган когда-нибудь в Советском Союзе? Оказала ли на её мировоззрение влияние холодная война?
— Она дважды была в СССР, в России. В 1991 году она встречалась с Горбачёвым, а также сопровождала Франсуа Миттерана (президента Франции с 1981 по 1995 год. — Прим. ред.) во время его официального визита. Она вернулась в восторге от России, говорила, что в России везде бардак, и эта неорганизованность, даже хаос ей очень нравилась.
Я посвятил одну главу её политическим взглядам. Ей было всего 27 лет в дни Карибского кризиса, когда обострились противоречия между СССР и США, поставив страны на грань ядерного конфликта. Это оказало на неё огромное влияние: она была гуманистом, она любила людей, любила природу, любила жизнь, и мысль, что всё это можно уничтожить за пару часов, её очень пугала.
— Фотографии, вошедшие в альбом «Саган, моя мать», её или ваши?
— Мои только некоторые — это фотографии из её родного селения. В основном это фотографии из прессы и доступных архивов. Как и всё наследие Саган, фотографии находятся под арестом из-за проблем с налогами. Я ничего не унаследовал от неё, кроме её книг.
ГЛАВНОЕ ВОСПИТАНИЕ - НЕЖНОСТЬ.
— Вы так часто употребляли слово «нежность», говоря о матери. Считаете ли вы, что нежность — главное в отношениях с детьми?
— Да, конечно. Нежность, даже если её не выказывают специально, очень важна. Она означает постоянное внимание к детям.
— У вас есть дети?
— У меня 7-летняя дочь, которая очень похожа на Саган в детстве,
и 15-летний сын.
— Ваша мать уделяла вам много внимания?
— Да, безусловно. Она не штопала мне носков и не пекла пирогов, но она всегда была рядом. Её очень заботило, кем станет её сын.
— Вы были близки с матерью всегда или это чувство нежности пришло к вам по мере работы над книгой?
— Это чувство было во мне всегда. Такая же любовь связывала нас и с её родителями, моими дедушкой и бабушкой. (Мари Куарез фактически и воспитывала Дени. «Бабушка сполна компенсировала мне то, что в силу объективных причин недодавала мне мама. Мама жила литературой, была одержима ею и ничего не смыслила в обыденной жизни — истинно творческая личность», — рассказывал Вестхофф в одном из интервью. — Прим. ред.) Но это было скорее в сердце, нежели на словах. Мы не бросались друг к другу в объятия и не повторяли: «Я тебя люблю».
Но это было так.
(газета "Суббота". 30 мая 2013.)
*** *** ***
"Или я была изначально излишне взрослой, или же я, когда выросла, осталась в детстве… Я никогда не чувствовала разрыва между детством и взрослой жизнью, и это часто смущало меня." - Франсуаза Саган.
Сын сразу отклонил предложение издателя назвать книгу воспоминаний «Здравствуй, нежность!». Такая прямая отсылка к самому, пожалуй, известному роману матери «Здравствуй, грусть!», написанному ею в 19 лет и сразу принёсшему мировую славу, показалась ему не слишком уместной. Это было бы не в духе его отношений с матерью, которую, кстати, он ни разу не называет «мамочка» или «мама». Тем не менее мемуары Вестхоффа вышли в прошлом году на русском языке именно под этим названием.
Несмотря на то, что Франсуаза Саган, дама довольно эксцентричная и несдержанная, явно не была воплощением женского уюта и тепла, рассказ сына о ней на рижской встрече с поклонниками писательницы был пропитан особыми нежностью и деликатностью.
ПИСАТЕЛЬСТВО КАК СПОРТ.
— Книги Франсуазы Саган оставляют впечатление написанных легко, почти шутя, словно играючи. А как на самом деле шла её работа?
— На неё давило бремя налогов, издатели, которые требовали новой книги, сроки сдачи рукописи, которые нельзя было изменить. Она тянула до последнего. Ей нравилось предаваться безделью, она признавалась в одном из интервью, что это её любимое занятие. Но когда этот момент подходил, она работала основательно и прилежно. Уходила в свою комнату и порой выходила оттуда вспотевшей, как будто занималась спортом или тяжким физическим трудом.
— А она сама много читала?
— Очень. Причём начала она читать серьёзную литературу довольно рано. И продолжала много читать всю свою жизнь, но основной литературный багаж был накоплен ею в возрасте между 11 и 17 годами. Она и писать начала очень рано, как только вообще научилась писать. Это было подобие рыцарских романов, в которых принцессы ждали своего рыцаря на белом коне. Она выработала свой стиль, читая других авторов, и в нём можно найти следы Мюссе, Жорж Санд, Бальзака. Она была талантлива, это безусловно, но она многим была обязана и своему кругу чтения.
— Чем, на ваш взгляд, объясняется популярность Франсуазы Саган?
— Говоря о Саган, все отмечают её стиль: лапидарный, ясный, лёгкий для понимания. Её персонажи всегда обрисованы чётко и ясно, её взгляд прозрачен и незамутнен. Её темы — страсть, любовь, ревность, одиночество — близки каждому.
— Можно ли назвать её женской писательницей? У выражения «женская литература» есть несколько презрительный оттенок, хотя что может быть интереснее, чем жизнь женщины!
— Саган писала и о мужчинах! Один из последних её романов «Прощай, печаль!» — это рассказ о мужчине, больном раком.
ФОТОГРАФИИ ИЗНУТРИ.
— Судя по книге, ваши отношения с матерью носили характер той же значительности и неуловимости, как и многие взаимоотношения, описанные в книгах Саган. Вы осмелились написать о них. Название книги в оригинале — «Саган и сын» — словно относит нас к некому семейному торговому делу. И читателю дано в него войти…
— Латвийскому читателю понятна эта отсылка к семейному бизнесу?
— Конечно! Хотя у нас ввиду слишком короткой истории пока нет компаний, которые переходили бы от отца к сыну.
— У нас был острый спор с издателем по поводу этого названия. Его вариант — «Здравствуй, нежность!» — мне не нравился. Я боролся с этим целых два месяца. «Здравствуй, грусть!» — это отсылка к стихотворению Поля Элюара, как и «Немного солнца в холодной воде». У Саган часто встречаются такие отсылки или игра слов в названиях книг. Но «Здравствуй, нежность!» — это не имеет смысла.
— В книге нет ваших диалогов с ней. Только само повествование. Почему?
— Я с самого начала решил не цитировать её. Потому что если цитировать — то точно. Но я не хотел специально придерживаться какой-то дистанции, хотя она и чувствуется в книге.
— В книге вы рассказываете о том, как тщательно мать руководила вашим выбором чтения. С отцом вы много говорили о музыке. Но стали фотографом. Почему?
— Я получил свой первый фотоаппарат в 14 лет. Увлечение фотографией тоже связано с матерью. У меня та же страсть к фотографированию природы, что и у неё. У неё в машине всегда был фотоаппарат, и она через автомобильное окошко фотографировала различные пейзажи. Особенно она любила поля и леса в вечернем свете. Среди моих работ, выставленных сейчас во Французском институте, можно увидеть пейзажи Нормандии, сделанные в её манере.
— Почему ваша мать, которая была отличным психологом в своём творчестве, не фотографировала людей?
— Потому что она не могла фотографировать их изнутри, как она делала в своих книгах.
ЗАПРЕТНЫЕ ТЕМЫ: НАРКОТИКИ И НАЛОГИ.
— Часто дети знаменитых родителей пишут о них книги и раскрывают какие-то негативные вещи, о которых не следует писать. Были ли для вас вещи, которых, по-вашему, не стоило касаться?
— Мать была очень застенчива, и было много вещей, которых мы по взаимному соглашению не касались. Её проблемы с наркотиками восходят к автокатастрофе 1957 года, это была по сути дела самоинтоксикация препаратом, который ей был прописан. Об этом я узнал где-то в возрасте 20 лет. Она много страдала от этой зависимости. И я решил: почему я должен писать об этом в книге, если наши отношения это не затрагивало?
Когда в конце жизни у Франсуазы Саган были проблемы с налоговым управлением, она старалась не говорить со мной об этих трудностях. В наших отношениях царили нежность и деликатность. И в своей книге я постарался отразить это. Можно сказать, КНИГА - ЭТО ПЕРЕВОД НАШИХ ОТНОШЕНИЙ. Я постарался быть настолько искренним, насколько это возможно.
— Вы часто перечитываете книги своей матери?
— Очень нерегулярно. Иногда перечитываю сразу по три-четыре романа, а порой месяцами не читаю ничего. Я читаю их, когда мне тяжело и грустно, они помогают мне обрести доверие к людям, какое-то своеобразное веселье. Её взгляд на людей помогает и мне верить в людей.
— Как складывались ваши отношения с отцом? (После развода с издателем Гаем Шуэллером писательница вышла замуж за молодого американского лётчика Боба Вестхоффа, сменившего штурвал самолёта на профессию модели. — Прим. ред.)
— (Смеётся.) Это будет темой следующей книги. Боб Вестхофф был значим для матери гораздо больше, чем полагали некоторые и даже он сам. В отношениях с отцом были те же нежные, взаимные привязанность и деликатность. В работе над своей книгой, размышляя над отношениями между отцом и матерью, я нашёл между ними гораздо больше сходства, чем считал раньше.
ХАОС РОССИИ ЕЙ ПОНРАВИЛСЯ.
— Бывала ли Франсуаза Саган когда-нибудь в Советском Союзе? Оказала ли на её мировоззрение влияние холодная война?
— Она дважды была в СССР, в России. В 1991 году она встречалась с Горбачёвым, а также сопровождала Франсуа Миттерана (президента Франции с 1981 по 1995 год. — Прим. ред.) во время его официального визита. Она вернулась в восторге от России, говорила, что в России везде бардак, и эта неорганизованность, даже хаос ей очень нравилась.
Я посвятил одну главу её политическим взглядам. Ей было всего 27 лет в дни Карибского кризиса, когда обострились противоречия между СССР и США, поставив страны на грань ядерного конфликта. Это оказало на неё огромное влияние: она была гуманистом, она любила людей, любила природу, любила жизнь, и мысль, что всё это можно уничтожить за пару часов, её очень пугала.
— Фотографии, вошедшие в альбом «Саган, моя мать», её или ваши?
— Мои только некоторые — это фотографии из её родного селения. В основном это фотографии из прессы и доступных архивов. Как и всё наследие Саган, фотографии находятся под арестом из-за проблем с налогами. Я ничего не унаследовал от неё, кроме её книг.
ГЛАВНОЕ ВОСПИТАНИЕ - НЕЖНОСТЬ.
— Вы так часто употребляли слово «нежность», говоря о матери. Считаете ли вы, что нежность — главное в отношениях с детьми?
— Да, конечно. Нежность, даже если её не выказывают специально, очень важна. Она означает постоянное внимание к детям.
— У вас есть дети?
— У меня 7-летняя дочь, которая очень похожа на Саган в детстве,
и 15-летний сын.
— Ваша мать уделяла вам много внимания?
— Да, безусловно. Она не штопала мне носков и не пекла пирогов, но она всегда была рядом. Её очень заботило, кем станет её сын.
— Вы были близки с матерью всегда или это чувство нежности пришло к вам по мере работы над книгой?
— Это чувство было во мне всегда. Такая же любовь связывала нас и с её родителями, моими дедушкой и бабушкой. (Мари Куарез фактически и воспитывала Дени. «Бабушка сполна компенсировала мне то, что в силу объективных причин недодавала мне мама. Мама жила литературой, была одержима ею и ничего не смыслила в обыденной жизни — истинно творческая личность», — рассказывал Вестхофф в одном из интервью. — Прим. ред.) Но это было скорее в сердце, нежели на словах. Мы не бросались друг к другу в объятия и не повторяли: «Я тебя люблю».
Но это было так.
(газета "Суббота". 30 мая 2013.)
*** *** ***
"Или я была изначально излишне взрослой, или же я, когда выросла, осталась в детстве… Я никогда не чувствовала разрыва между детством и взрослой жизнью, и это часто смущало меня." - Франсуаза Саган.
О книге.
Великая Франсуаза. Вечно юная, свободная от предрассудков, яркая и стремительная. Ей поклонялись, ее обожали, она стала кумиром нескольких поколений во Франции и далеко за ее пределами. Эту книгу написал ее единственный сын, который развенчал многие мифы и рассказал правду о своей матери. Он вновь открыл нам другую, неизвестную, Саган – мать, жену, любимую женщину. Мы узнаем, что она любила, а что ненавидела, кто были ее друзья, какую роль играли в ее жизни деньги.
Великая Франсуаза. Вечно юная, свободная от предрассудков, яркая и стремительная. Ей поклонялись, ее обожали, она стала кумиром нескольких поколений во Франции и далеко за ее пределами. Эту книгу написал ее единственный сын, который развенчал многие мифы и рассказал правду о своей матери. Он вновь открыл нам другую, неизвестную, Саган – мать, жену, любимую женщину. Мы узнаем, что она любила, а что ненавидела, кто были ее друзья, какую роль играли в ее жизни деньги.
Следующая публикация
Комментарии 8
"ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ СЕРДЦА" - последний роман Франсуазы Саган, скончавшейся в 2004 году. Ее сын Дени Вестхофф обнаружил испещренный вставками и поправками машинописный экземпляр в архиве писательницы. Это роман, написанный в свободной раскованной манере, с удивительным мастерством и вниманием к страстям человеческим. Присущие писательнице интеллект, чувство юмора и изящество стиля позволили ей передать драматические перипетии сюжета в такой живой и лаконичной манере, что читатель получает удовольствие, погружаясь в атмосферу этого незавершенного и тем самым будоражащего наше воображение повествования.
Сын богатого промышленника Людовик Крессон , оправившись от последствий автокатастрофы, с удивлением сознает, что домашние взирают на него с опаской, как на нервнобольного, а любимая жена Мари-Лор и вовсе презирает его. Положение меняется, когда из Парижа прибывает красавица Фанни, мать Мари-Лор. Чтобы убедить всех в выздоровлении Людовика, Крессоны затевают пышный
...Ещё"ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ СЕРДЦА" - последний роман Франсуазы Саган, скончавшейся в 2004 году. Ее сын Дени Вестхофф обнаружил испещренный вставками и поправками машинописный экземпляр в архиве писательницы. Это роман, написанный в свободной раскованной манере, с удивительным мастерством и вниманием к страстям человеческим. Присущие писательнице интеллект, чувство юмора и изящество стиля позволили ей передать драматические перипетии сюжета в такой живой и лаконичной манере, что читатель получает удовольствие, погружаясь в атмосферу этого незавершенного и тем самым будоражащего наше воображение повествования.
Сын богатого промышленника Людовик Крессон , оправившись от последствий автокатастрофы, с удивлением сознает, что домашние взирают на него с опаской, как на нервнобольного, а любимая жена Мари-Лор и вовсе презирает его. Положение меняется, когда из Парижа прибывает красавица Фанни, мать Мари-Лор. Чтобы убедить всех в выздоровлении Людовика, Крессоны затевают пышный прием в своем поместье, а страсти тем временем накаляются...
(перевод романа - Ирина Волевич)
Никогда не позволяйте людям забыть или игнорировать вас. Длительное отсутствие легко дискредитирует любого человека, особенно в глазах провинциалов, полагающих, что тот, кто покинул родной город, почему-либо не может или больше не хочет в нем жить, проявляет некую моральную слабость.
***
Нормальный мужчина не добивается успеха, используя женщин.
***
Часто бывает легче созерцать уродство, чем красоту и гармонию,- эти требуют времени на анализ и восхищение.
Ф. Саган.
"Четыре стороны сердца."
"Страшно сказать, но самые яркие и самые сладостные воспоминания всегда связаны с одиночеством..."
"У меня не было никогда страсти, которая длилась бы более семи лет, - как-то заметила Франсуаза. - Кажется, каждые семь лет происходит какое-то обновление в жизни. И потом, мы рождаемся, живем и умираем в одиночестве. От этого не убежишь, да это и не нужно."
Одиночество всегда казалось ей одной из самых больших бед. Стремясь обезопасить себя от него, Саган всю жизнь искала общения. Ее отзывчивая и эмоциональная натура привлекала людей: вокруг Франсуазы всегда кипела жизнь. Мужья и друзья, приятели, знакомые и возлюбленные, - все они создавали ту насыщенную атмосферу, которая придавала будням писательницы вкус и цвет. Многие из них исчезли потом из ее жизни, другие были с нею в самые тяжелые моменты (как, например, Бернар Франк, президент Миттеран или преданная подруга Пегги Рош).
Однако порой ее ремесло требовало от Саган уе
...Ещё"Страшно сказать, но самые яркие и самые сладостные воспоминания всегда связаны с одиночеством..."
"У меня не было никогда страсти, которая длилась бы более семи лет, - как-то заметила Франсуаза. - Кажется, каждые семь лет происходит какое-то обновление в жизни. И потом, мы рождаемся, живем и умираем в одиночестве. От этого не убежишь, да это и не нужно."
Одиночество всегда казалось ей одной из самых больших бед. Стремясь обезопасить себя от него, Саган всю жизнь искала общения. Ее отзывчивая и эмоциональная натура привлекала людей: вокруг Франсуазы всегда кипела жизнь. Мужья и друзья, приятели, знакомые и возлюбленные, - все они создавали ту насыщенную атмосферу, которая придавала будням писательницы вкус и цвет. Многие из них исчезли потом из ее жизни, другие были с нею в самые тяжелые моменты (как, например, Бернар Франк, президент Миттеран или преданная подруга Пегги Рош).
Однако порой ее ремесло требовало от Саган уединения, и тогда она писала о чувствах, облекая в литературную форму полученные впечатления: они были ее авторскими трофеями. Интуиция и здесь не подводила Франсуазу Саган: "Страшно сказать, но самые яркие и самые сладостные воспоминания всегда связаны с одиночеством...
«Семейная жизнь - это не что иное, как спаржа с уксусом. Это блюдо не моей кухни», - писала она впоследствии.
Рутине семейной повседневности Саган скорее предпочла бы яркую вспышку мимолетного романа. К физической стороне любви Саган, верная своей внутренней свободе, относилась без ханжества (что, собственно, и стало причиной скандала, связанного с ее первой книгой, которую одна из газет назвала «гимном эротизму»). У Франсуазы с юности были свои представления о том, что подразумевалось под «свободными нравами». «Забавно, что мои подруги делятся на две категории, - рассуждала она. - Те, которые позволяют всё с мальчиками, и те, которые не позволяют ничего... Я на них не похожа.
Для меня отдаться мужчине не составляет проблемы, но при одном условии: если при виде этого мужчины у женщины замирает сердце...». Впрочем, случайные связи ее не особенно привлекали: в отношениях партнеров Франсуаза ценила не только эмоциональный подъем, сопровождающий начальную фаз
...Ещё«Семейная жизнь - это не что иное, как спаржа с уксусом. Это блюдо не моей кухни», - писала она впоследствии.
Рутине семейной повседневности Саган скорее предпочла бы яркую вспышку мимолетного романа. К физической стороне любви Саган, верная своей внутренней свободе, относилась без ханжества (что, собственно, и стало причиной скандала, связанного с ее первой книгой, которую одна из газет назвала «гимном эротизму»). У Франсуазы с юности были свои представления о том, что подразумевалось под «свободными нравами». «Забавно, что мои подруги делятся на две категории, - рассуждала она. - Те, которые позволяют всё с мальчиками, и те, которые не позволяют ничего... Я на них не похожа.
Для меня отдаться мужчине не составляет проблемы, но при одном условии: если при виде этого мужчины у женщины замирает сердце...». Впрочем, случайные связи ее не особенно привлекали: в отношениях партнеров Франсуаза ценила не только эмоциональный подъем, сопровождающий начальную фазу романа, но и трепетное внимание, необходимое ей для того, чтобы чувствовать себя любимой.
По своей наивности, за несколько лет перед своей смертью, писательница попала в довольно некрасивую историю. Она была обманута аферистом, певшим ей дифирамбы и всячески старавшимся помочь, на деле же, мечтавшим подобраться к ее влиятельным друзьям. Эта ситуация, впоследствии получившая название "дело Эльф", очень сильно аукнулась Франсуазе при смене власти во Франции, и во многом поспособствовала тому, что Саган умерла в нищете, полностью разоренной, оставив после себя баснословные долги по налогам.
Она ярко блистала, вдохновляла и восхищала многих, а умерла в забвении. На ее родине, еще при жизни писательницы, романы Саган практически не издавались, а те немногие, которые были изданы, еще стоило поискать. Франсуаза стала неугодной, а ее творчество, якобы не соответствующим настоящему времени. Незадолго до смерти писательницы в сентябре 2004 года, Фредерик Бегбедер пытался обратить внимание общественности к ее проблемам. Он писал, что "Франция убивает с
...ЕщёПо своей наивности, за несколько лет перед своей смертью, писательница попала в довольно некрасивую историю. Она была обманута аферистом, певшим ей дифирамбы и всячески старавшимся помочь, на деле же, мечтавшим подобраться к ее влиятельным друзьям. Эта ситуация, впоследствии получившая название "дело Эльф", очень сильно аукнулась Франсуазе при смене власти во Франции, и во многом поспособствовала тому, что Саган умерла в нищете, полностью разоренной, оставив после себя баснословные долги по налогам.
Она ярко блистала, вдохновляла и восхищала многих, а умерла в забвении. На ее родине, еще при жизни писательницы, романы Саган практически не издавались, а те немногие, которые были изданы, еще стоило поискать. Франсуаза стала неугодной, а ее творчество, якобы не соответствующим настоящему времени. Незадолго до смерти писательницы в сентябре 2004 года, Фредерик Бегбедер пытался обратить внимание общественности к ее проблемам. Он писал, что "Франция убивает своего последнего литературного гения. Мне стыдно за мою страну. Когда Саган умрет, все явятся на ее могилу, чтобы поклониться ее праху. Невежественные правители! О Саган будут вспоминать, когда вас все давно забудут!". Увы, это не помогло. Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/review/261224-zdravstvuj-nezhnost-deni-vesthoff«Здравствуй, грусть» — роман, с которого началась ранняя и стремительная творческая дорога великой Франсуазы и который так же, как и полвека назад, расходится огромными тиражами и зажигает сердца миллионов читателей во всем мире.
Невиданный успех этого романа принес Франсуазе Саган престижную литературную премию Критиков, а также всемирную известность и богатство. По словам самой писательницы, «эта искренняя и откровенная книга в равной степени проникнута чувственностью и чистотой, той взрывоопасной смесью, что сегодня волнует так же, как вчера. От нее веет непринужденной естественностью и той совершенно бессознательной жизненной энергией, которой нас одаривает уходящее детство».