Посвящается моей прапрабабушке
Энн Галлахер Смит
Так смелее, отряд сказителей, ловчие слов!
Хроникёрам — оглядка;
вдохновенным — удержу нет,
Ибо поднят сюжет на крыло, точно вальдшнеп.
Ибо — корка, под литерами копыт искрошенная, —
твердь нам в очи пылит,
Мы же млечною поземью мчимся —
дальше, дальше…
У. Б. Йейтс
" Сдерживая слезы и дрожь пальцев, я толкнула массивную деревянную дверь и вступила в пространство, надышанное настолько, что даже скамьи лучились святостью. Своды хранили эхо крещений, отпеваний и венчаний — бесчисленных таинств, свершенных в этих стенах; казалось, эхо потянется за мной и к могилам, чтобы отозваться последним аккордом на последней дате последнего надгробия.
Под церковными сводами мне всегда бывало столь же уютно, сколь и среди книжных страниц или на кладбищенской аллее. На меня не давило бремя первородного греха, не возникало желания разбить себе лоб в покаяниях, не проклевывался страх перед Чистилищем — иными словами, я не испытывала чувств, свойственных большинству католиков. Наверно, в этом была заслуга Оэна: мой дед уважал религию, однако воспринимал ее с долей скептицизма. Странное сочетание, удивительное умение ценить то, что действительно хорошо, и отстраняться от того, что далеко от совершенства. Короче, между мной и Господом не возникало ни недомолвок, ни разладов. Говорят, человек воспринимает Бога через призму своего наставника в вопросах религии. В моем случае правило работало на сто процентов: о Боге я узнала от Оэна, которого любила и которому доверяла. Любовь и доверие к Оэну перекинулись на Господа Бога.
В католической школе меня учили катехизису, и к нему я применила свой всегдашний прием: выделила и впустила в душу то, что нашло отзыв в этой самой душе. А что не нашло, то я отбросила. Монахини-наставницы были недовольны. Религия, твердили они, это не шведский стол: нельзя выбрать одно и проигнорировать другое. Я вежливо улыбалась, оставаясь при своем мнении. Ибо и жизнь, и религия, и учеба в данном аспекте совершенно идентичны. Откажись я от выбора, просто набила бы разум и душу, как набивают живот — не поняв вкуса, не уловив аромата каждого отдельного «яства»; смесь, бессмысленная и даже опасная для сознания.
Теперь, сидя в пустой церкви, где поколения моих предков молитвами врачевали разбитые сердца, я понимала: вот он, смысл веры, ибо вера оправданна лишь как контекст в борьбе жизни со смертью, а церковь — это памятник былому, проводник, портал из прошлого в настоящее, созданный для утешения. Я, по крайней мере, это утешение нашла.
Церковное кладбище взбиралось вверх по пологому склону. Сверху видна была витая лента дороги, которая привела меня сюда, к этим замшелым надгробиям — настолько замшелым, что я не могла разобрать ни имен, ни дат. А иные надгробия буквально вросли в землю, будто втоптанные самим Временем. Правда, попадались и обихоженные могилы, на которых гладенькие плиты щеголяли цветистыми эпитафиями. Новые захоронения расходились от центра кладбища подобно кругам, что расходятся по воде от брошенного камня, и камнем этим была Смерть. Без усилий прочитывая имена, я вспоминала слова Мэйв: на большей части ирландских кладбищ, мол, всё вперемежку — древнее и недавнее, так что предка отыскать вполне возможно, ведь каждая семья столетиями хоронит своих на одном участке. То и дело поднимая взгляд, я вздрагивала от сходства старых могильных камней с гномами и хоббитами, окаменевшими в траве; каждая трещина казалась прищуром, даже кивком. «Подойди поближе», — словно говорили они..."
Комментарии 11
Мы многочисленны и неотличимы друг от друга, словно песчинки на морском берегу. Рождаемся, живем, умираем - цикл повторяется тысячелетиями. Умирая, мы попросту исчезаем. Через два-три поколения о нас никто не вспомнит, словно нас никогда и не было. Оттенок глаз и вектор страстей, спиравших нам дыхание,- всё забудется уже нашими ближайшими потомками. От нас останутся только замшелые могильные камни, да и те постепенно уйдут в землю. И тогда что? Ни-че-го.
Эми Хармон.
"О чём знает ветер."
Во-вторых, благоухала, возбуждая аппетит на все угощения разом. ...Поставили несколько ёлок, каждую украсили ягодами, лентами, свечками, так что к ароматам из кухни примешивался аромат еловой смолы. Праздновать начинают ближе к вечеру и веселятся до полуночи, после чего кто-то из гостей идёт слушать Рождественскую мессу, а кто-то, усталый, оправляется спать.
Около пяти вечера К Гарва-Глейб стали съезжаться фургоны, грузовики, автомобили и повозки. Особняк, этот сияющий куб, из глубин которого слышались музыка, звон посуды и оживленные голоса, так и манил, так и притягивал каждого. Бальный зал, в течение целого года запертый, открыли, пыль обмели, полы вымыли и натерли воском, стены увешали гирляндами. Внесли столы и уставили их всевозможной снедью. Преобладали пироги с начинками, но были и ...ЕщёГарва-Глейб превратилась в страну чудес. Во-первых, сверкала - огнями, натуральными, от свечей, и электрическими, а также полированными подлокотниками и столешницами, начищенными стеклами и посудой.
Во-вторых, благоухала, возбуждая аппетит на все угощения разом. ...Поставили несколько ёлок, каждую украсили ягодами, лентами, свечками, так что к ароматам из кухни примешивался аромат еловой смолы. Праздновать начинают ближе к вечеру и веселятся до полуночи, после чего кто-то из гостей идёт слушать Рождественскую мессу, а кто-то, усталый, оправляется спать.
Около пяти вечера К Гарва-Глейб стали съезжаться фургоны, грузовики, автомобили и повозки. Особняк, этот сияющий куб, из глубин которого слышались музыка, звон посуды и оживленные голоса, так и манил, так и притягивал каждого. Бальный зал, в течение целого года запертый, открыли, пыль обмели, полы вымыли и натерли воском, стены увешали гирляндами. Внесли столы и уставили их всевозможной снедью. Преобладали пироги с начинками, но были и кексы, и индейка, и мясо с пряностями, и картофель во всех видах, и, конечно,хлеб. Еда, ясное дело, не могла оставаться горячей в течение праздника, но никто на это не сетовал - каждый знай челюстями работал в перерывах между танцами и разговорами, благодарный за возможность отвлечься от ежедневных проблем.
Эми Хармон.
"О чём знает ветер."
И молвил он:
- Не повод для печали,
Что страсть утолена - едва
надкушен
Рожок вселенской сахарной
спирали.
Знай: чувства, что дыханье
нам спирали,
Вернутся через тысячи
продушин.
У. Б. Йейтс.
Спираль мироздания может обеспечить нам краткую встречу, но каждый из нас взглянет на другого из новой ипостаси - и это очень, очень грустно.
Шатёр мой нынче - дряхлый клён,
Что треснул пополам,
Он отшумел своё, как я;
Податливый ветрам,
И он грозою опален,
Разбит Эпохой в хлам.
У. Б. Йейтс.
(перевод стихов - Юлия Фокина.)
Не надо трагедиями упиваться. Куда лучше найти любовь и посвятить ей всю себя. Когда состаришься, лишь об истинной любви помнить будешь. Если, конечно, сумеешь её удержать.
Эми Хармон.
"О чём знает ветер".
Есть дороги, что неминуемо ведут к сердечной боли; есть события, вовлекаясь в которые человек душу теряет - и потом уж так и живет, без души, без сердцевины. Ищет утраченное бедняга...
Такова борьба за свободу - в ней гибнут невинные.
Те, кого мы любим, всегда живут в наших сердцах. Главное - помнить - пока мы помним, что были любимы, любившие нас не умрут.
Эми Харион.
"О чем знает ветер".
Ирландия являла себя изумрудом с вкраплениями серого гранита и желтого дрока; ее долины, холмы, дороги, останки древних укреплений, даже дрок, неприхотливый, впечатляющий лишь с расстояния, наводили на мысли о тайнах тысячелетий и вызывали желание проникнуть в эти тайны.
***
Когда зеркал привыкнешь избегать
И старость назовешь своей сестрой -
Не прежде, - эту книжицу открой:
Твоих очей былую благодать
Надежно хлипкий переплет хранит.
Красы твоей блистательный зенит
Влёк многих - но единого влекла
Печать бездомья посередь чела.
Теперь, покуда сон не одолел,
Вздохни: "И этим чувствам был предел!"
И усмехнись. И взор переметни
С угольев - на небесные огни.
У. Б. Йейтс.
(пер. Юлии Фокиной)
Эми Харион.
"О чем знает ветер".
Художественная литература - это будущее. Документальная литература, хроники, мемуары и тому подобное,- это прошлое. Будущему можно придать любую форму. Прошлому нельзя.
А порой, в зависимости от того, кто рассказывает историю, будущее и прошлое становятся одним целым.
***
Бумажные брамселя
Сафьяном корпус обшит -
Неведомая земля
Меж строк печатных лежит!
Эмили Дикинсон.
(пер.: Юлии Фокиной)
Эми Харион.
"О чем знает ветер".
Погрязшая в исторических документах, я часто задавалась вопросом: что, если бы можно было вернуться во времени,- неужели эпохальность событий и героизм участников не утратил бы магического флёра? Не наводим ли мы лоск на прошлое, не идеализируем ли обычных людей, которым просто случилось жить в определенном историческом контексте? Не воображаем ли красоту и мужество там, где было место лишь отчаянию и погребальным плачам?
Мне казалось, что с высоты минувшего картина отнюдь не делается четче, скорее уж время отнимает эмоции, которыми окрашивались воспоминания.
Эми Харион.
"О чем знает ветер".
Эми Хармон.
"Из песка и пепла."
ОТ АВТОРА.
Меня давно привлекал период Второй мировой войны, но я никогда не думала, что решусь написать книгу в декорациях той эпохи - из-за необъятности темы и масштабности задачи. Однако затем я наткнулась на статью об итальянских евреях, которых укрывало католическое духовенство, и, заинтригованная, начала копать глубже. Постепенно передо мной начала вырисовываться история, рассказать которую могла бы именно я. ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ, что, зная своё прошлое, люди сумеют не допустить его повторения.
Вся историческая обстановка и события, невольными участниками которых стали Анджело и Ева, взяты из жизни. Конфискация у евреев золота, которое немцы затем просто забыли на виа Тассо, массовое убийство в Ардеатинских пещерах, облавы по всей Италии и работа подполья, укрывавшего еврейское население в обителях и монастырях, имели место в реальности. Множество священников, монахов и обычных граждан Италии ежедневн
...ЕщёЭми Хармон.
"Из песка и пепла."
ОТ АВТОРА.
Меня давно привлекал период Второй мировой войны, но я никогда не думала, что решусь написать книгу в декорациях той эпохи - из-за необъятности темы и масштабности задачи. Однако затем я наткнулась на статью об итальянских евреях, которых укрывало католическое духовенство, и, заинтригованная, начала копать глубже. Постепенно передо мной начала вырисовываться история, рассказать которую могла бы именно я. ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ, что, зная своё прошлое, люди сумеют не допустить его повторения.
Вся историческая обстановка и события, невольными участниками которых стали Анджело и Ева, взяты из жизни. Конфискация у евреев золота, которое немцы затем просто забыли на виа Тассо, массовое убийство в Ардеатинских пещерах, облавы по всей Италии и работа подполья, укрывавшего еврейское население в обителях и монастырях, имели место в реальности. Множество священников, монахов и обычных граждан Италии ежедневно рисковали жизнями ради других, и я была искренне тронута и восхищена, когда читала об их самоотверженности. Да, это было страшное время, но оно выявило невероятную доброту и героизм тысяч людей. Для меня ужас войны меркнет в сравнении с их мужеством и отвагой. Восемьдесят процентов итальянских евреев пережили Вторую мировую - разительный контраст с восемьюдесятью процентами их европейских собратьев, которым это не удалось.
Я знаю, что история бывает туманной, а свидетельства очевидцев - противоречивыми. Мне не хотелось никого осуждать или очернять, как и преувеличивать зверства военного времени, хотя в романе они изображены максимально правдиво. К сожалению, все злодеяния, с которыми сталкиваются мои герои, имели место в действительности.
Я постаралась изобразить католицизм и иудаизм, как и их последователей, со всем возможным уважением и любовью.
Цитата.
"Война лишает людей видения перспективы. В такое время остаются только жизнь и смерть, "сейчас" и "никогда". Война толкает человека на поступки, от которых он в другом случае воздержался бы. Именно потому, что "никогда" выглядит слишком пугающе, а "сейчас" обещает утешение."
Страх обладает странной природой: зарождается где-то на груди, а потом просачивается сквозь кожу, ткани, мышцы и кости, пока не превращается в черную дыру размером с душу - Дыру, поглощающую любую радость, удовольствие и красоту. Но не надежду. Каким-то образом надежда единственная остается неподвластна страху, и именно она заставляет человека совершать следующий вдох, следующий шаг, следующий крохотный акт неповиновения, пускай он и заключается всего лишь в том, чтобы продолжать жить...
- Есть вещи хуже страха.
- Какие?
- Смирение. Равнодушие. Страх доказывает, что ты еще не потеряла вкус к жизни.
- Тогда я ужасно хочу жить. Потому что мне чертовски страшно.
Эми Хармон.
"Из песка и пепла."
Песок и зола. Древние ингредиенты стекла. Такая красота буквально из ничего... Из песка и пепла - перерождение. Из песка и пепла - новое бытие. Все мы - сумма тех мест, в которых были воспитаны, людей, которые нас любили или оказывали на нас влияние, и истин, которые нам внушали снова и снова по мере взросления. Наши убеждения необязательно основываются на личном опыте, но, когда это так, их почти невозможно переломить.
***
Отвергнутый младенец с большой вероятностью погибнет, даже если его базовые потребности будут удовлетворены. Отвергнутый ребенок проведет всю жизнь в попытках угодить окружающим, при этом никогда не испытывая довольства собой. Отвергнутая женщина пойдет вразнос, стремясь почувствовать себя желанной. А отвергнутый мужчина вряд ли решится на новую попытку, как бы ни было велико его одиночество. Причем отвергнутые люди будут бесконечно доказывать себе, что они это заслужили, просто чтобы придать смысл этому бессмысленному миру.
Эми Хармон.<
...ЕщёПесок и зола. Древние ингредиенты стекла. Такая красота буквально из ничего... Из песка и пепла - перерождение. Из песка и пепла - новое бытие. Все мы - сумма тех мест, в которых были воспитаны, людей, которые нас любили или оказывали на нас влияние, и истин, которые нам внушали снова и снова по мере взросления. Наши убеждения необязательно основываются на личном опыте, но, когда это так, их почти невозможно переломить.
***
Отвергнутый младенец с большой вероятностью погибнет, даже если его базовые потребности будут удовлетворены. Отвергнутый ребенок проведет всю жизнь в попытках угодить окружающим, при этом никогда не испытывая довольства собой. Отвергнутая женщина пойдет вразнос, стремясь почувствовать себя желанной. А отвергнутый мужчина вряд ли решится на новую попытку, как бы ни было велико его одиночество. Причем отвергнутые люди будут бесконечно доказывать себе, что они это заслужили, просто чтобы придать смысл этому бессмысленному миру.
Эми Хармон.
"Из песка и пепла."
Жизнь - это ад с редкими просветами неба, которые лишь делают надежду еще более болезненной. Жизнь невыносима. Уродлива. Мучительна. Это пытка.
***
Жизнь - сомнительное утешение, если тебе предстоит провести ее в одиночку.
***
Хочется верить, что зная свое прошлое, люди сумеют не допустить его повторения.
Эми Хармон.
"Из песка и пепла."