Предыдущая публикация
«СУД»
(рассказ)
Село стояло на самом берегу реки. Не то, чтоб река, а скорее - речушка, метров тридцать в ширину, с заросшими, камышом и тальником, берегами. За домом, что стоял особняком, у единственного уцелевшего в селе колодца, просматривался большой сад, заросший крапивой, полынью, лопухом, соток пятнадцать. Виктор долго стоял у, провалившегося от старости, крыльца осиротевшего дома, примерялся. Веранда была похожа на, засидевшуюся в девичестве , невесту. Синеватые, крашеные доски, выделялись ровностью, а белизна оконных рам, подчёркивала былую красоту и опрятность. Шибки были вырезаны ромбами, и частыми квадратами, знатная работа столяра-стекольщика, виднелась в каждой детали.
- Доброго дня Вам, - неожиданно прозвучал голос, за спиной.
- Добрый, добрый, - ответил Виктор, оборачиваясь.
Перед ним стояла женщина, лет сорока пяти, в джинсах и вязаной желтоватой блузке, с широкими рукавами, напоминающими крылья.
- Виктор?
- Да.
- Тогда смотрите, вот дом, о котором мы с вами и вели разговор по телефону. Бабушка умерла полгода назад, нам с мужем он не нужен, а нашим детям тем более, и бросить его нет возможности, разнесут пришлые, растащат и «косточки» не оставят. Сейчас «искателей» антиквариата и старины» - пруд пруди. Обыкновенные мародёры, а выставляют себя, на своих сайтах, за благородных, переживающих за умирающие деревни. Грязные в своей сути – шакалы!
- А разрешите, посмотреть?
- Да-да-да, извините, забыла о главном, - женщина подошла к двери дома и открыла массивный замок, не просто замок, а - «амбарный тяжеловес», во всём своём величии, - Проходите!
В доме была тишина, именно та тишина, о которой говорят – «Вечный упокой». Тишина, режущая ухо и пробуждающая мысли о – не вечном, минувшем, уходящем. У порога стояла клюка, по-видимому - бабушкина, справа печь русская, с еле проглядываемыми рисованными цветами на ней, такие цветы на печи, от любви пишутся, не от скуки.
- Я сразу вам по телефону ещё сказала, - затараторила женщина. – Что нам с мужем, ничего из этой мебели, посуды, швейной машинки и прочего, не нужно. Хотите, себе оставьте, а что не гоже вам, выкиньте, или в огороде сожгите. Весь этот хлам, уже отслужил своё, и никому не нужен. Я сейчас схожу к бабе Маше, мы с мужем у неё остановились, а вы тут осмотрите всё, примерьтесь, внимательно всё оглядите. Если добавите, к оговоренной сумме, за стиральную машину и за холодильник, то будем только рады.
Женщина ушла. Виктор сел на старый стул и стал разглядывать большую комнату. Он внимательно, не пропуская ни одного предмета, сканировал взглядом комнаты дома.. Нет, даже не дом, а скорее - убранство внутреннего мира людского жилища.
За дверью что-то зашуршало, стукнуло, вздохнуло и скрипнуло. Виктор повернулся к входной двери, думая, что это вернулась хозяйка, но в дверь вошёл старик. Седой, чуть сгорбленный, с густыми бровями поверх серых глаз.
- Здравствуйте! – прохрипел он и, не спрашивая разрешения, сел на стул у дверей, поставив рядом костыль-трость, - Покупать будете, или пока присматриваетесь?
От неожиданности, Виктор выпалил, что в голову взбрело, - Шифер здесь поблизости купить можно, или в район ехать надо?
- Нет, чего в район, не надоть в район, шифер надобен тому, у кого крыша дырявая, а у Семёна завсегда крыша, как у доброго хозяина! Значит покупаете…
- Наверное, вот пока присматриваюсь.
- Смотри – смотри, внимательно смотри, дабы чего не проглядеть.
Виктор не понял намёка старика, и как-то глупо улыбнулся. Сам не ожидал от себя, как это получилось, и чтоб исправиться, сделал серьёзный вид и делово спросил, - Вы, дедушка чьи будете? Родственники хозяйки, или так, мимо проходили?
- Это ты мимо проходишь, или такие, как ты, а я из этого села прямиком в Сталинград уходил, а вернулся уже из Харькова, с дырами в груди, да шрамами, навроде медалей за Родину!
От такого грубоватого ответа, Виктор смутился, не понимая, чего этот старик прилип к нему.
- Ты, по всему видать мужик городской, особливо по машине видно, на внешность вроде не дурак, ну а если и дурак, то хорошо замаскировался. Но я не для этого сюда пришёл, чтоб тебя учить уму, я вот чего хочу тебе рассказать, а может и спросить чего. Был у нас мужик – Федька Лопарь, на старой мельнице жил… так он очень любил байки травить. Всем смешно от его трепотни, а он ведь говорил правду, только замаскирует её так, что не кожному понять дано, не кожному она доступна, правда его, а со стороны послушаешь, так балаболка чугунная, ботало коровье. Но то было в те времена, когда - что правду сказать, что к стенке встать, одинаково.
Виктор не знал, как себя вести, с таким собеседником, но терпеливо молчал, в ожидании развязки и прояснения.
- Вот стоит солдат, - продолжал старик, - Русский солдат. За спиной у него - Родина, с лагерями, в которых истребляют его народ, с тюрьмами, с расстрельными ямами, с заградительными отрядами, нацеленными на него самого! Впереди - ТО ЖЕ САМОЕ - лагеря, где так же уничтожают его народ, с расстрельными ямами и ещё с - вооружёнными до «зубов» войсками в придачу! И бился насмерть тот солдат, за Родину, за матушку свою. И вот, спустя много-много лет, вдруг ему говорят, что - всё это было зря! Всё это - некая игра во власть над «царством»?! Это как?!
У Виктора из рук выпала зажигалка. Он медленно поднял её, посмотрел на деда, понимая – не простой дедушка, мудрёный.
- Не знаю, как и ответить Вам дедушка, знаю, что должен быть ответ, да я его не знаю.
- Значить не совсем дурак! Вижу- вижу. Ну, а если этот солдат, спать ложится и утром встаёт с думами, что - "Такого не должно было быть, что сейчас происходит»? Это его глупость из прошлого, или это его прошлое было так устроено, что он не допускал даже мысли о таком окончании жизни его самого и целого поколения?! Не знаю и сам. Как такое случилось. Но верую в одно - Это всё не моё, не наше, это всё не из моей биографии! Ты пробовал посадить какого - ни-будь - какаду, мать его так, на сибирский кедр, и заставить его прижиться на нём? Или нашего медведя засунуть в Аравийскую пустыню? Когда глаза на лоб и ни одна извилина в голове не хочет понимать? Молчишь?! Вот и мне нечего сказать. Могу только сравнить всё происходящее, с умственным помешательством. Кому могло в голову раньше прийти, что - педерасты, алкоголики и откровенные жулики и шлюхи, будут претендовать на высшую власть в стране? Кто в мою молодость мог допустить мысль о том, что - года, от революции, до сего дня, будут выброшены за ненадобностью, и всё вернётся на "круги своя", - барин, холоп, купец, банкир, батрак, помещик, губернатор, мздоимец и так далее?! За что тогда столько смертей на наши головы, на весь народ было обрушено? И всё даром?! Это что, некий, изуверский ритуал «заклания»?! Жертвоприношение?! Тогда вопрос – ради чего?!
- Я так не думаю, я думаю, что – Родина в первую очередь это…
- В первую очередь ты - дурак! Родина, это от слова – род, а – род, от слова – родился! Так если эта Родина, уничтожает твой род, так как её зовут-то?!
- Дед, ты чего на меня напал? Откуда я знаю, как её зовут, согласно твоей логике? И вообще, чего ты сюда пришёл? Я тебя не знаю и дел с тобой никаких не имел, и иметь не собираюсь.
- А ты не спеши, не спеши. Это ты со мной никаких дел не имел, а я вот из-за тебя всю жизнь изувечил, там, под Сталинградом, чтоб ты здесь, вот прямо сейчас сидел, на моём стуле и носом воротил!
- Это не Ваш стул!
- А ты переверни его, переверни и прочитай под сидельцем, две буквы, «Е» и «А», обозначающие Евдокий Акатов! Это я его мастерил, аккурат на Семёна с Груней свадьбу! Там даже дата стоит – 1949 год, март.
Виктор, нервно встал со стула и, схватив его за две ножки, перевернул. В глаза бросились и буквы и дата, вырезанные на деревянном квадрате сидельцы. Поставив стул на место, Виктор бухнулся на него, да так, что стул жалобно заскрипел, качнувшись вправо.
- Ты вот нервничаешь, стул ломаешь, психуешь, а я только узнать хотел, как ты думаешь, можно ли выбросить из жизни цельный век, вместе с людьми?
- Нет!
- С чего так уверенно?
- Я сижу перед тобой!
- И что?
- А то, что я - родился и живу!
- Ишь- вывернулся. Не, ты не дурак, придурок разве что.
- Вот ты дед обзываешься, чем я-то тебе помешал, чего ты на меня взъелся?!
- А ты не спеши, не спеши, я ведь ещё не закончил допрос.
- Допрос?! Ну вот, уже «допрос». Так глядишь и расстрельную статью вынесешь?
- Надо будет и вынесу! Право на жизнь вам вынес же?! Почему бы и не забрать его обратно?!
Виктор посмотрел на деда, и что-то неуловимо грозно-отцовское промелькнуло в старых его глазах. Буд-то судит его дед, не понарошку, не шутейно, по спине аж мурашки от стариковского взгляда, а в голове мысль – «Не снится ли всё это»?
- Ты дом готовый покупаешь, а ты строить пытался, когда каждую доску достать надо было, зубами вырвать, каждый камешек на горбу своём притащить! Да не на машине разъезжая, а пешком, после работы, или в выходные. Ты же не жить здесь собираешься, а тело развлекать, да похоть свою перед друзьями выставлять, вот мол – дача у меня, приезжайте в гости, водку будем пить, шашлыки жрать, да баб «любить»! Так?! Чего молчишь? Не в словах ищи, а в смысле слов моих покопайся! Может там и есть истина, с которой я жить уже не в силах?! Сюда смотри – сюда!
Дед встал, хромая, подошёл к перегородке, между прихожей и горницей.
- Смотри, видишь эти фотографии?! Вот Семён в военной форме, вот его отец в военной форме, вот брат Семёна – Василий в морской военной форме, вот Груня в военной форме, а вот мы с Семёном в госпитале фотографировались! Смотри, сколько людей отбивало тебя у смерти, чтоб ты однажды приехал, купил их дом, и все фотографии выбросил, на помойку, за - ненадобностью! Память выбросил о нас! Словно нас и не было?! Три года назад, когда Семён умирал вот на этом стуле, на котором ты барином сидишь сейчас, ни одна б.., не приехала на выручку! У него в войну осколками были пробиты лёгкие, перед смертью лежать он не мог, задыхался, потому и умирал сидя. Ни одна сука не приехала, не прилетела, «весна, дороги размыты, невозможно добраться»! А мы, вот в такую же грязь, ползли в атаку! Зато по телевизору губернатор со своей «шайкой» кричал, громче всех, о великой победе народа! Призывал о вечной памяти! Словно война, это одно. а мы. совсем другое?! Для любого солдата - война, это не общий большой фронт, а отдельная малая высотка, отдельный грязный окоп, блиндаж, село, деревня, дорога, за которую он дрался и умирал. Так чего же вы нас подогнали под общую статистику, под общие фразы, лозунги и понятия! Вот я и хочу спросить тебя «сынок», имеете ли вы право праздновать день – нашей победы?! Нашей, а не вашей! Или прикрывшись родством с нами, вы хотите некой причастности к победе?! Страны, за которую мы умирали, уже нет, как нет уже и нас, в ваших душах, только в бумажных отчётах о смерти, которые никто не читает, кроме работников морга?!
Виктор, ошарашенный дедовскими словами, сидел, вонзив глаза в пол, словно действительно шёл суд, словно вот-вот вынесут приговор, и этот приговор будет страшным и неотвратимым.
- Так что, мне дом этот не покупать что ли? – спросил тихо Виктор.
- Я такого не говорил, наоборот – купи этот дом, прошу, нет – наказываю, что хочешь с этим домом делай, но фотографии наши пусть висят на стене столько, сколько ты жить будешь в этом доме! Пусть они здесь будут, они в своём доме.
- Слушаюсь – отец.
- А мне уже пора, ко мне вчера ночью ангел приходил, всю ночь с ним проговорили. Ждёт меня уж.
- Какой ангел? Ты «отец» о чём? Кто ждёт?
- Кто – кто - Георгий конечно, он и тебя мне прислал. Вот сынок, какая штука получается, я и прибежал скоренько, знал, что ты приедешь, а так-то я в соседней деревне сейчас живу, у внучки. Но да ладно, мне пора, а то заждался небось Георгий…
Дед ушёл, а в душе у Виктора что-то перевернулось, сломалось, опрокинулось и расплескалось, горько стало, словно он сам на этой проклятой войне побывал.
- Николай Саяпин
Следующая публикация
Комментарии 3