ТиПиЧнЫе ПоСиДеЛкИ 🔞

Подарок Хозяина Он шел напролом, не разбирая дороги. Под ногами шуршала сухая листва, трещали опавшие ветки. Он знал, что сегодня вновь придет тот странный человек, от которого исходит опасность. Этот человек появился недавно, и сразу не понравился Хозяину. Мерзкий, скользкий, глазки бегают. Приходит с корзиной, якобы за грибами, а сам и не знает, наверное, как грибы выглядят и где растут. Внимательно наблюдает за другими грибниками, особенно за женщинами. Маршруты изучает, по которым они ходят. За одной даже следом пошел, вывел тогда Хозяин дамочку ту как бы случайно к другим грибникам. И мерзкому мужичонке ничего не оставалось, как уйти ни с чем. Чувствовал Хозяин, что на сегодня плохое затеял странный тип, и потому был наготове. Не потерпит он в своих владениях всяких супостатов. И в обиду не даст никого. Хоть и не признают люди Хозяина. Да то ли дело раньше, все с поклоном шли к нему. Почитали люди его и боялись. А теперь что? Странный народ пошел, ни в Бога, ни в черта не верит. С такими мыслями вышел Хозяин на опушку леса. Прикрыв морщинистой рукой глаза от солнца, вгляделся вдаль. На дороге, ведущей к лесу, увидел знакомую фигуру женщины с собакой. - Тебя здесь только не хватало, - недовольно пробурчал Хозяин. Эта женщина частенько наведывалась сюда. Вначале он принял ее настороженно, впрочем, как и всех. Наблюдал. Женщина бережно относилась ко всему вокруг. Лишней травинки не сорвет, ягоду не примнет. Зверя лесного не обижала. А уж с какой любовью к собаке своей относилась! Смешно так называла её: Люська, Люси! Приглянулась она Хозяину, показал он ей поляну, ягод да грибов полную. И зачастила женщина в лес, а Хозяин и рад. Поляну ту только для нее берег, от чужого взгляда укрывал. Иной путник пройдет мимо, да не найдет ничего. А как только женщина та в лесу появится, так и ягоды перед ней расстилаются ковром, и грибы словно в сказке растут, славненькие, крепенькие. Вскоре услышал он от других грибников имя той женщины. Настя, Анастасия. Понравилось имя Хозяину. Красивое, звучное. Так в старину сударышек называли, помнит Хозяин те времена. И вот сегодня Настя бежала в лес с корзинкой наперевес. Надо во чтобы то ни стало помешать ей, иначе беда может случится. Собака с заливистым лаем бросилась в чащу, Настя смеялась и звала ее к себе: - Люська! Люси, ко мне! Близоруко щуря глаза, Настя смотрела по сторонам. - Вот растяпа, очки забыла! Как же я теперь, и грибов то не увижу! - От что за народ пошел! Неужто не знаешь, коль забыла чего в дорогу, значит, не пускает тебя домовой из дома. Возвращаться надо. Только не слышала Настя, что говорил ей Хозяин, упрямо шла вперед. - Придется страху на тебя нагнать, уж не обессудь, Анастасия. - С этими словами Хозяин вышел на тропу, по которой шла Настя, в своем не самом хорошем обличье. Будучи без очков, женщина не смогла разглядеть его, а вот Люси увидела. Жалобно заскулив, собака спряталась за спину женщины, аж шерсть на загривке при этом дыбом встала. - Ничё, Настя, ты уж прости меня, так надо. Нельзя тебе сегодня тут быть, уходи. Хозяин, не таясь, пошел вглубь леса, женщина недоуменно смотрела по сторонам: хоть и не видела она никого, но зато слышала, как вокруг затрещали кусты. Увидев, что Люси успокоилась, Настя направилась на свою поляну. Но что это? Лес вдруг стал другим. Чужим, незнакомым, враждебным. Деревья стали больше, кроны гуще, и вокруг потемнело все в миг. Женщина повернула назад. - Вот и правильно, - шептал ей вслед Хозяин, убирая морок. Пройдя несколько метров по направлению к дому, Настя наткнулась на свою поляну. - Чудеса, ей богу! – пробормотала себе под нос женщина, и остановилась в надежде найти грибы. Но поляна была пуста. Ни грибов, ни ягод словно и не было никогда. И побрела обиженная Настя домой с пустой корзинкой. А Хозяин, убедившись, что она ушла, пошел встречать того странного мужичка. Долго кружил он его в тот день по лесу, потом, уже обессилевшему, показал фокусы свои: деревья ходячие да вороны говорящие. Больше в лесу том мужик никогда не появлялся. А Настя опять стала на свою поляну приходить, и без грибов-ягод домой никогда не возвращалась. И вот какое дело, после того случая не приходила Настя в лес с пустыми руками. Обязательно угощение Хозяину приносила. А он встречал ее на опушке, играл с Люськой в догонялки, подсовывал самые крупные ягоды, и никого не пускал на волшебную поляну, которая принадлежала только ей. Это был подарок. Подарок самого Хозяина. По мотивам истории Анастасии Сухановой. Автор Елена Грибова #ЕленаГрибова

БЛАГОДАРЯ БАБУШКЕ Наша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте – папиной маме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам железную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот маленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съедали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку. У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас. Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться. Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение. Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство. Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу… Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели. Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла… Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её. Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась. …На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке. Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек. – Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло. Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия –война. Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь». Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами. Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти. ©️ Алиса Фрейндлих

Баба Шура была крестьянкой. Она родилась в деревне, прожила в ней свой век, а теперь, когда дом её опустел, она перебралась к дочери в город. Тоскливо ей было в горьком одиночестве зимними вечерами. Но когда солнце пригревало, и начинались работы весенние на земле, баба Шура возвращалась в деревню. В свой родимый уголок. В свой старенький домик, который уже никакой ценности не представлял, потому что насчитывал второй век. Можно было продать его под дачу горожанам из-за сада, из-за огорода, из-за колодца с родниковой водой, из-за баньки, сложенной из крепких бревен сравнительно недавно, из-за добротной теплицы, но баба Шура согласия на такую продажу не давала. - Не обижайтесь, дети, но я ещё в силах, я ещё работать могу, так что, поберегу я этот уголок земли. А, может быть, и дождусь я лучших времен? Может быть, кому-то из внуков он понадобится? Там нашим духом все пропитано. Там каждый камешек я в руках подержала, каждую щепотку земли. Там душа моего Сережи живет. Уже десять лет, как нет его рядом, а я там чувствую его присутствие. Да и от могилок родных не хочу уезжать насовсем. Я там хочу упокоиться. Да, может быть, кто к моему дому ещё придет? А без родного угла я долго не проживу. - Мама! Живи! – кричали дети, - мы же о твоем здоровье беспокоимся. Ты нам не в тягость! Ты нам в радость! Мы все для тебя сделаем! А вдруг что случится? - А у нас же сотовые телефоны теперь! Дозвонюсь. Через час уже будете на месте! Успеем проститься! Только Сашу уж не увижу в трудный час рядом. Далеко забрался. В этом году дети ей отпраздновали юбилейный День рождения. Её, проработавшую всю жизнь телятницей в совхозе, нарядили в модные одежды, заказали чудную блестящую машину и прокатили торжественно по городу. Потом подвезли к ресторану, под музыку завели в зал, а там за столами сидели её родственники, с некоторыми из которых она не виделась годами. Были и слезы радости, и объятия. И все трое её детей с внуками сидели за праздничным столом. На празднике баба Шура дала честное слово, что домик в деревне она продаст. Отработает на земле последнее лето и продаст. Подруг своих она почти всех пережила. Новых жителей деревни в друзья свои так и не приняла. Чужие люди. Земли полно, а огороды бурьяном зарастают. К старухе идут, чтобы вырезала кочан капусты для них. А свою вырастить лень мешает. Бока тоже нужно отлеживать. Коренных жителей в деревне осталось наперечет. В основном здесь жили переселенцы, которые приехали разжиться в эти края, разбогатеть и вернуться домой на коне. Ничего у них не вышло. Совхоз развалился, работы в деревне не стало. Вот уже и осень наступила, вот уже и огороды были почищены, вот уже и дел никаких вокруг не осталось, а баба Шура все тянула и тянула с переездом в город. Придумывала одну причину за другой и все не переезжала к дочери и не переезжала. Она каждый день подолгу сидела у окна и смотрела на дорогу. Как будто чего-то ждала. Чего? Она и сама не знала. В доме все было на своих привычных местах. Белоснежные занавески на окнах. Икона в углу горницы. Старая этажерка с книгами. Диван с валиками вместо подушек. Сундук стоял в углу спальни под замком. Там хранилось все самое ценное. Зеленый эмалированный бак был наполнен водой. Вечный алюминиевый ковш лежал на его крышке. Бери в руки, черпай воду и пей! У печки аккуратной горкой лежали дрова. Лучина на растопку сушилась на припечке. На полочке, на привычном месте лежал коробок спичек. Умывальник был наполнен теплой водой. Яркое небольшое пушистое полотенце висело на перекладине. Над печкой сохло посудное полотенце. Неизвестно для кого сваренный в чугунке борщ томился под плотной крышкой. Стучали ходики, отсчитывая время. Кукушка каждый час выглядывала из своего коричневого домика и куковала положенное количество раз. Тканые пестрые половики лежали на чисто вымытых полах. Солнечные лучи, отраженные от поверхности колодезной воды в большом ведре на низенькой скамеечке, ярким радостным кругом дрожали на высоком потолке. Время близилось к обеду. Ночью выпал первый снег, но не задержался, потек ручейками по остывшей земле. Зима дохнула своим холодным дыханием, давая понять всем, что она – не за горами, и что лето уступило ей своё место. Нужно проститься со своим домом. Наступали дни последнего прощания. В воскресение должны были приехать покупатели, чтобы глянуть на домик и прицениться. Баба Шура достала ключ из-за иконы, открыла замок и стала перебирать вещи в сундуке. Подержала в руках обветшалую гимнастерку, в которой муж с войны пришел. Перебрала его медали в шкатулке. Два ордена Солдатской Славы лежали в отдельных коробочках. Старушка взяла в руки семейный альбом, погладила его синий бархатный переплет и стала листать картонные листы один за другим. Вот пожелтевший снимок военной поры. Приехал какой-то фотограф, натянул простынь на стену клуба и стал приглашать всех желающих сфотографироваться. Выстроилась целая очередь. Они с Сергеем приоделись и пошли увековечиваться, как сказал молодой муж. Сергей сидит на скамейке, а она, Шура, стоит в новых босоножках и длинном платье из штапеля, сшитым руками мамы. Коса – женская краса - уложена горделивой короной на голове. Правильные черты лица, выразительные карие глаза делали её очень привлекательной. Все вокруг говорили, что у них с мужем один тип красоты. Оба они были черноволосые, кареглазые и смуглые. Говорят, что у Шуры бабушка была персиянкой, а у Сергея Трифоновича отец был казахом. Межнациональные браки в этих краях редкостью не были. Шура уже была на половине срока беременности. Они ждали своего первенца! Фотограф велел Шуре положить руку на плечо мужа. И она это сделала каким-то оберегающим жестом. Как будто дала всем понять, что вот он рядом, её сокровище, и она никому не намерена его отдавать. Сергей был старше своей молодой жены на четырнадцать лет. Ему в ту пору было тридцать, а ей шел семнадцатый год. В деревне такому браку удивились, посудачили немного, а потом привыкли. Сергей был человеком пришлым, но он был кузнецом. А кто же с кузнецом ссориться будет? Но почему же они оба так тревожно и так напряженно смотрят в объектив фотоаппарата? Фотограф сказал им, чтобы не моргали, и поэтому взгляд стал таким напряженным. А может быть, они предчувствовали свою судьбу? Разлуку, Сережины ранения, Шурочкины ожидания с двумя детьми на руках, и её страх перед приходом почтальона. Прямоугольник или треугольник письма в руках? Треугольник, значит жив! Вначале Сергея не взяли служить, потому что он получил бронь, как единственный кузнец на всю округу. Но у мужа была такая большая совесть, что он обучил парнишку смышленого своему делу, а сам попросился на фронт. Вот и проводила его Шура со своей дочуркой на руках до самой околицы села, а потом долго стояла в тени небольшой дубовой рощи и смотрела ему вслед. Она верила, что он вернется. Через полгода родилась вторая дочь в семье. Пока была жива мама, Шура еще как-то выживала, а когда мамы не стало, вот тогда Шурочке досталось! Хорошо, что старенькая баба Поля нянчилась с ребятишками, пока Шура была на работе. Без неё бы молодая хозяйка и не выжила! На фронт Шура написала мужу о рождении второй дочери. Он сам дал ей имя. Верой назвал. С намеком на возвращение, на встречу, и на верность молодой жены. Пришел с войны он с осколком внутри. Только через десять лет медицина достигла такого уровня, что врачи сделали ему операцию и вынули осколок. Уже дочери невестились, когда Шура почувствовала, что ждет ребенка. Как сказать об этом семье? Сказала. Поднял Сергей её на руках под самый потолок и засмеялся так радостно! - Мальчика мне роди! Мальчика! Устал я жить в женском царстве! Родился мальчик. Крепкий, горластый, черноглазый и черноволосый! Сергей настоял, чтобы назвали сына Сашей. - Как же так? Я – Александра, а сын – Александр? Путаница будет. Никакой путаницы не было. Она так и осталась Шурой, а сына все звали Сашей. Вырастили, выучили. Сын геологом стал. Женился. Жену привез родителям, а сам в тайгу ушел. Ада родила мальчика у них. С первых минут жизни Вовочка стал любимцем деда. Он его нянчил, он его учил ходить. Обматывал полотенцем под маленькие ручки и водил мальчика по горнице. А тот качался на некрепких ножках, сворачивал то вправо, то влево, гнался за кошкой и хватал её цепко за хвост. Вова смеялся громко и выразительно и топал ногой на кошку, а дедушка вторил внуку счастливым смехом. И не ясно было, кому прогулка доставляла больше удовольствия: деду или внуку. Через год Ада оставила сына дедушке с бабушкой, а сама вместе с мужем ушла в тайгу. Она тоже была геологом. Приезжали родители, навещали сына регулярно, но когда Вовочке исполнилось два с половиной года, приехала Ада одна и объявила, что встретила свою настоящую любовь, что с Сашей она разошлась, что он дал разрешение на усыновление Володи новым мужем Ады, что Володю она у стариков забирает, и что уезжает далеко на Запад. Сергей Трифонович побледнел и потерял сознание. Через минуту он пришел в себя. Встал, оделся и ушел на берег озера и сел там под старую березу и сидел неподвижно много часов. Ада собрала вещи мальчика, уложила в чемодан, попросила прощения у бабы Шуры и пошла к остановке автобуса, уводя маленького мальчика от порога дома, в котором он родился и провел первые годы жизни. А Шура плелась за ними по слякотной осенней дороге и не видела света перед собой. Вовочке было интересно. Он уселся на автобусное сидение и долго махал бабушке рукой и не понимал, почему слезы текут ручьем у неё по лицу. Автобус скрылся за поворотом дороги. Шура пошла к озеру, нашла своего Сергея, молча села рядом на холодную и мокрую землю. - Надо жить дальше! – сказал Сергей. Поднялся сам, подал жене руку, и так, поддерживая друг друга, они пошли к своему дому. Сергей стал держаться за сердце, но никогда не жаловался никому. Просто морщился от боли и потирал грудь слева. И только после его ухода из жизни врачи сказали, что он перенес инфаркт. На ногах. На сердце у него остался шрам. Саша сына вспоминал с такой горечью, что мать старалась не трогать эту тему. Не пытался искать своего мальчика. Говорил, что слишком больно. Только через много лет он женился второй раз. Вроде бы и жили они неплохо с новой женой, и детей двоих на ноги поднимали, но новая жена и слышать не хотела о том, чтобы Саша хоть что-то пытался узнать о своем сыне. Тогда, в знак протеста, баба Шура заказала в фотоателье в городе большой портрет своего внука Вовочки и повесила его в простенок в большой комнате. Чтобы дети не забывали, что где-то есть у них кровиночка, которая не знает своих корней. И живет без догляда в чужой сторонке. Баба Шура посмотрела на портрет внука и живо представила себе, как сосед фотографировал маленького Вовочку во дворе, а озорник никак не хотел минутку постоять спокойно потому, что дедушка собирался идти по грибы, а внук боялся, что он отправится без него. - Да вот он я! Никуда не денусь от тебя. Я тебе тоже корзинку маленькую сплел! Муж показал внуку новую ивовую корзинку. А мальчик замер в восхищении. Вот тогда сосед его и сфотографировал! Баба Шура услышала шум подъехавшей к дому машины. Неужели покупатели раньше приехали? Сердце забилось тревожно. Или дети приехали? Ведь обещали забрать её только в воскресение. Она выглянула в оконце. Прямо посередине двора стоял её Сергей! Молодой! Пригожий! Высокого роста и богатырского телосложения. Большие карие глаза его смотрели на окна дома с какой-то растерянностью. - Да не может быть! Это – наваждение! Баба Шура перекрестила оконную раму, а потом и себя осенила крестом. Она сделала шаг назад, а потом вскрикнула, понимая, что произошло невероятное. - Внук! – закричала она, - Вовочка! И как была в легком одеянии, и в шерстяных носках, так и выскочила на крыльцо своего дома. - Вовочка! Деточка! Это ты! Молодой мужчина – генетическая копия Сергея Трифоновича – развел руками. - Да, я Владимир. Я ищу своих родственников. У меня в свидетельстве написано, что я родился в этой деревне. А я попал в командировку в эти края, и решил поискать свои корни. А мне водитель сказал, что только у Вас в деревне сын был геолог. - Так вот она! Я и есть твоя родственница! Правильно тебе водитель сказал. Только у нас сын геолог. И почему был? Он и есть геолог. Он и сегодня жив и здоров! В дом, в дом заходи! Бабушка Шура кричала очень громко, как будто боялась, что внук не услышит, или развернется и уйдет и опять пропадет на десятки лет. Голос у неё дрожал. Её била нервная дрожь. Она шагнула прямо на тающий снег в носках и пошла к внуку, пошла, протягивая руки и всхлипывая от волнения. - А Вы моя бабушка? - Бабушка, родимый, бабушка! Уж не чаяла я тебя увидеть. Уж как сама тебя искала. И в «Жди меня» писала, и в красный крест! Фамилию твою новую я не знаю, и отчество новое твое – тоже. Только мамину фамилию девичью, да место рождения, да им твое. Вот радость и в мое оконце заглянула. Заходи, заходи! Ты по адресу пришел! Так, с плачем и причитаниями, баба Шура дошла до внука, который все также растерянно стоял посередине двора. Ей казалось, что идет она к нему целую вечность. Но вот дошла. Протянула руку и прикоснулась к рукаву куртки и ухватилась крепко. - Я чувствую, что пришел по адресу. У меня все ликует внутри. У меня такое чувство, что я здесь уже был! - Был, конечно, был. Здесь весь двор твоими ножками вытоптан. Здесь ты прятался в собачьей будке от нас, а мы с дедушкой тебя искали. Чуть с ума не сошли! В дом, родимый, в дом. -А Вы то прямо на снег в носках. Простынете! Внук подхватил бабушку, как ребенка, и одним движением переставил её на крыльцо. Переступив через порог, Володя увидел свой портрет, изумился, а потом стал осматриваться вокруг. - Я все это вспоминал. Мне снился этот дом. Я голос во сне слышал ласковый мужской. До сих пор не знаю, кто меня окликал, отец или дедушка? - Я не слышала, не могу знать, но тебя оба сильно любили! Деда твоего Сергеем звали, отец у тебя – Александр, а я – баба Шура. Дай-ка я тебя рассмотрю как следует! Ты – копия дедушкина. И лицо одно, и фигура, и даже голос похож! Баба Шура вдруг подошла к портрету мужа. - Сережа, голубчик мой милый, дружок мой сердечный! Пожила я с тобой, покрасовалась. На что ты рассердился, да так рано меня покинул, да в невозвратную сторону отправился? Встань, посмотри, какого гостя дорогого в нашем доме мне встретить довелось, да приветить. Наш внук к нам пожаловал. Сам дорогу нашел, сам додумался! А я его дождалась, а я его встретила! Порадуйся и ты, родимый, если ты с неба смотришь на нас! Да присядь к столу нашему. Да разговоры послушай, да кушанья нашего покушай! До позднего вечера говорили бабушка с внуком. Слушал Володя свою историю, жалел родимого дедушку, а потом свою поведал. Как жил на чужой сторонке. Как мама рано умерла у него, а его воспитывала мама отчима. И отчим хорошо к нему относился. И не говорил, что он ему не родной. И бабушка не говорила. Только сны странные снились ему. Все он видел во сне дом у озера и какого-то большого и красивого человека, который наклонялся к нему и говорил: «Ну, иди ко мне на ручки!» Только новая жена отца выдала ему тайну. Она сказала, что он отцу – никто. Сирота горькая. И отец не обязан ему помогать. Свои дети есть. Вот тогда, в семнадцать лет, он и дал слово найти свои корни. И нашел. И кричал его родной отец по телефону, чтобы Володя никуда не пропадал, что он его всю жизнь любил и думал о нем. И уже ехали автомобили в деревню, и родные тети считали минутки до встречи с ним. И двоюродные братья и сестры спешили к нему, чтобы обнять и к сердцу прижать. А баба Шура кормила его, поила, гладила по голове. - Теперь тебе полегче будет. Ты не один! У нас род сильный. Мы тебе поможем устоять! Время сейчас трудное. А мы тебе поможем. Ты по профессии то кто? Учитель математики? А охранником работаешь? Не дело. У нас в школе, я слышала, учителей не хватает. Пойдешь? - Пойду, бабушка! - А невеста есть? - Есть. Почти жена. - А поедет в наши края? - Поедет. Нам там жить негде. Поедет непременно. - А дом я на тебя перепишу. Отстроишься, если захочешь. У меня и на машину тебе деньги найдутся. Вот и дождался дом своего часа. С возвращением! Уже в сумерках пошла баба Шура по деревне и стала собирать свое хозяйство на подворье. Первым делом выкупила назад свою козу Зойку и вернула в хлев. Потом вместе с Володей они сходили за дворовой собакой. И Найда так завиляла хвостом от радости, когда её привели на старое место, так стала подавать лапы новому хозяину, что он рассмеялся и погладил её по голове. Двор наполнялся привычными звуками, а сердце старой женщины переполнялось радостью. - Камень с души свалился! – сказала баба Шура своей старшей дочери, когда вышла во двор встретить гостей. – Какое облегчение! И она посмотрела на небо. Как будто там, вверху, в дальней дали отзывалась её радость и возвращалась на землю в праздничном сиянии звезд. Валентина Телухова

Не первой свежести Ольга открыла дверь квартиры и вошла внутрь. Алексей невозмутимо лежал и смотрел телевизор. «Оль, ты? Вечерком в клуб сгоняем? Только мелкую отвези родителям!», — крикнул он, не выходя оттуда. «Мамочка пришла! Привет!», — из комнаты выбежала пятилетняя Маша и обняла ее за ноги. «Ты как? Вы покушали?», — Ольга прошла на кухню. В мойке стояла пустая тарелка из-под пельменей, на столе валялись какие-то упаковки из-под полуфабрикатов. «Ты ела?», — наклонилась она к Маше. «Только сок допила со вчера оставался», — тихо ответила девочка. Чувствуя, как внутри все закипает, молодая женщина прошла в зал. «Леш, что за дела? Я же тебе сказала, сходить в магазин, ты же сегодня зарплату получил. Купить поесть!», — выпалила она. «А я и купил. Мясо там еще в заморозке. Что-то сварил себе. Че за паника?», — он в упор посмотрел на нее зелеными глазами, которые еще недавно сводили с ума. — Леш, ну надо было молочное, соку, фруктов каких-то. Она что, пельмени твои будет есть? Ребенок это, Леша! — старясь не раздражаться, начала объяснять Ольга. С Алексеем они начали жить недавно. Она переехала к нему в квартиру. Подружки завидовали: красавец внешне, с хорошей работой, машиной. 27 лет (самой Ольге было 30). Не женат. Ольга тоже была хороша — внешность в стиле Барби, высокая, белокурая, с большими голубыми глазами. Она радовалась, что наконец-то нашла свое счастье. Хотелось иметь рядом принца. Чтобы и внешне хорош, и за душой что-то было. Планка второй половины у нее была завышена. Хватит и того, что однажды друг бросил ее беременную и исчез в неизвестном направлении. Теперь она достойна самого лучшего! Так Ольга и рассуждала. С Алексеем познакомились в клубе. Роман стремительно набирал обороты. Правда, узнав о существовании ребенка, Алексей скорчил кислую мину. Но Ольга, влюбленная, не думающая о плохом, списала это на то, что он еще молод. А Маша, полюбит он ее. С родителями Леша пока не знакомился. И когда она робко сделала попытку пригласить к себе маму и папу, отрезал: — Оль, ну давай хоть пообвыкнемся! Ты дочь уже притащила, сейчас что. всех своих родственников тут соберешь? — Ну они же не жить, просто, узнать поближе, — робко начала она. — Нет. Я пока… не готов. Немного погодим, хорошо? — Алексей нежно поцеловал молодую женщину в носик. И вот тут разыгралась эта сцена. — Леш, ты просто…. У тебя детей нет и ты не понимаешь. Ребенку нужно другое питание. Зашел бы, йогуртов там взял или еще чего. Ну ничего, ты привыкнешь. Может, снова в магазин сходишь? А то я только парочку взяла, думала, ты закупился, — начала Ольга. Маша, взяв у мамы йогурт, тихонько ушла на кухню. Она была девочка очень спокойная, воспитанная. Никогда не капризничала, взрослым не докучала. Любила рисовать, наряжать кукол. «Идеальный ребенок», — завистливо вздыхали знакомые. Тут же рассказывая о капризах своих чад. Ольга повернулась, чтобы выйти за дочкой, но ее остановил Алексей. — Слышь, Оль. А ты что мне сцены устраиваешь, а? Мы же вроде договорились на берегу, чтобы вот без этих бабских истерик? — он приподнял бровь. — Какие сцены, Леш? Ты получил деньги, пошел в магазин. Трудно было что-то купить? — развела руками Ольга. — Погоди. Я купил, че не так? — нахмурился он. — Нет, но ты купил для нас. Ты считаешь, что Маша будет есть…. — начала она, но он ее оборвал на полуслове. — Да я ниче не считаю! Я для нас и покупал! Причем тут вообще твоя Маша, я не понял? — Как это? Но она же… Ей же надо, — Ольга почувствовала комок в горле. — Слушай, если ей надо, ты и покупай. Извини, но содержать чужого ребенка я не подвязывался. Сначала там йогурты-соки. Дальше что? Платьица, туфельки, подготовка к школе и прочее? Она мне кто? Я с какого перепуга ее спонсировать должен, а? Ей отец родной не помогает, сама говорила, кинул тебя. Ни алиментов, ничего. А тут такой добрый дядя нашелся, на которого ты свою дочь повесить хочешь? Может, ты ей скажешь еще меня «папой» называть? Знаешь что, я разрешил тебе взять ее к себе в квартиру. Этого мало? Но покупать я ей ничего не собираюсь. И деньги давать тоже. На тебя — да. Хочешь, пойдем купим тебе, что нужно. Косметику, одежду, в клуб сходим. Но на девочку я не дам ни копейки, ты поняла? — Алексей стоял рядом и смотрел ей в глаза. Ольга отказывалась верить услышанному. Так не бывает. И принцы так себя не ведут. А она-то хвасталась подругам… Что шубку новую купили. Что духи любых марок берет. — Леш, ты сейчас… Ты вот серьезно? — она почувствовала, что плачет. — Оль, не драматизируй, а? Из-за какого-то некупленного йогурта и сока начала ныть. Ты молодая женщина, тебе надо жизнь свою устраивать. У тебя мать дома сидит, отец один работает. Отдай ей Машку и все. Будешь денег ей давать, со своих, разумеется. И нормально жить станем, — Алексей попробовал ее обнять. — Отдать? Да ты в своем уме? Она что, хомячок? Леш, ты что несешь? Если ты меня любишь, то, мой ребенок… Его ты тоже должен любить! — выдвинула последний аргумент Ольга. — Должен? Да я ничего тебе не должен! Это ты от кого рожала, ему эти требования и выдвигай! Говорили мне ребята, не связывайся. Посмотри на себя! Одиночка не первой свежести, с прицепом. На рынке невест дешевле всего стоишь! Радуйся, хоть я подобрал! Что ты меня смотришь? 18-20-летних красавиц полно! И пальцем щелкну, прибегут. Оля, прибегут! Потому что вас полно, а мужчин мало. А ты бы со мной встречаться стала, если бы я был как Квазимодо? А? И жил бы в общаге? Или вообще не работал? Ты ж на это повелась! А сейчас от меня вселенских поступков ждешь? Извини. Не ко мне! — и Алексей отвернулся к экрану. Она не помнила, как вышла из комнаты, прикрыв дверь. — Мам, ты чего? Мамочка, ты зачем плачешь? Ты и так устала на работе. А сейчас плачешь! Мама, не надо! Я тебя люблю, — шептала Маша, вытирая слезы с ее лица. Спустя час они вышли из квартиры Алексея с вещами. Да и перевезти-то из все не успели. Вызвали такси. Таксист, полноватый, добродушного вида, бойко погрузил все в багажник, усадил Машу в детское кресло. — Ты чего такая серьезная, принцесса? Хочешь сока? Или яблочко? Бери, оно мытое. Девушка, я вашей дочке яблочко дам? — таксист повернулся к Ольге, которая ничего не видела и не слышала. — А? Что? Да не надо. Его же мыть надо, — отмахнулась Ольга. — Мытое уже! Или сок? Вишневый вот. Надо? А то у вас дочка чуть не плачет, — не отставал мужчина. — Вы что? Всем клиентам соки и яблоки раздаете? Благотворительностью занимаетесь? — резко ответила она. — Да нет, что вы. Просто у меня смена скоро кончается, я домой сразу. А яблоки с поселка, от бабушки. Она моему Косте наложила опять гостинцев, так вот я и предложил. Дети же. Они всегда вкусного хотят, — бесхитростно улыбнулся таксист. Маша выжидательно смотрела на мать. — Ну возьми, — разрешила Ольга. Таксист зашелестел пакетами и протянул Маше яблоко, сырок в глазури и шоколадку. — Не надо так много. Себе оставьте, — усмехнулась Ольга. — Да там полно. Бабуля у нас. Все балует да балует Костика. Он так-то большой у меня, самостоятельный, восемь лет уже. И суп умеет варить, и салаты там. Дома все делает, когда я на работе. И уроки успеет, и с собакой погуляет. Пекинес у нас, старенький уже, — продолжал рассказывать водитель во время поездки. — Жена, поди, отдыхает? С такими мужем и сыном, — проговорила Ольга. — Нету ее. Мамки нашей. Никогда не болела, а тут раз и все. Молодая такая. Косте тогда только два года было, — помолчав, ответил он. — Извините, — покраснела Ольга. — Да ничего. Мы справляемся, как-нибудь, — продолжил тот. — Встретите еще свое счастье, — проговорила она. — Да не думаю. Девушкам сейчас красавцы нужны, да с деньгами. Ну ничего, нам и так нормально. Привыкли уже. Человек ко всему привыкает. даже к одиночеству. Тем более у меня сын есть. Надо ради детей жить. А любовь, ну нет, так и что делать. Сейчас вон заеду еще Костику мячик новый куплю. Старый-то куда-то задевали, — ответил таксист. У дома родителей он помог Ольге выгрузить вещи. Погладил Машу по голове. — Не печальтесь. Вы прямо как с картинки обе. Дочка на вас похожа. Такая же красавица! Ну, дай Вам Бог всего! — и добродушный таксист уехал. Дома Ольга заперлась в своей комнате. У нее не было сил даже ничего объяснять родителям. Те рисовали с Машей. И вопросов не задавали. Пришло смс-сообщение от Алексея: — Когда перестанешь дуться и дурить, возвращайся. Но на моих условиях! Ольга занесла его в черный список и прорыдала всю ночь. На следующий день нашла в себе силы поговорить с матерью. — Дочка! Он пусть как хочет, так и живет, дело личное. Но то, как он к твоему ребенку относится? Нет, с таким человеком жить нельзя! Маша золотая девочка! Как она может помешать? Принцу ты обрадовалась? Ну беги к нему, а девочку оставь нам! Как он советовал! Сможешь так? Надо, чтобы мужчина вас обеих любил! Защищал! Оберегал, заботился! И почему ребенок — это прицеп? Это маленький человечек, надежда, опора. И не он вас берет, а вы его! К себе в сердце пускаете! Смотри вначале, как к дочке твоей относятся! Это и будет показатель любви к тебе! А что восхищалась ты, что красавец. Оленька, с лица воду не пить! — мама поцеловала Ольгу и ушла на кухню печь с Машей пирожки. Спустя две недели, выходя с Машей из магазина с пакетами, Ольга услышала, что кто-то тронул ее за плечо. Обернулась. Тот самый таксист. А рядом с ним — темноволосый сероглазый мальчик. С ямочками на щечках. совсем не похожий на отца. — Здравствуйте! А вы тоже за покупками? — улыбнулся мужчина. — Да… гуляли вон. Маше нужно было кое-что из одежды купить. Но она хотела пальто в цветочек летнее, а тут такого нет, — ответила Ольга. — Я знаю, где есть, тетя. Мы там куртку мне покупали. И как раз мама с девочкой вроде вашей, маленькой, покупали такое! — ответил мальчик. — Костя, ну что ты, они сами знают, где! — пробовал вмешаться отец. — Да ладно, скажи, куда идти надо? — улыбнулась Ольга. — Зачем идти? Мы с папкой на машине. Довезем вас. Давайте я сумки понесу ваши! — Костя взял из рук ошеломленной Ольги пакеты. — Да… Не представились что-то. Меня Михаил зовут, — сказал таксист. — Ольга. По дороге Костя рассказал, что они сегодня с папой картошку будут делать у бабушки на костре за домом. И шашлыки. И если Ольга хочет, то может прийти. Вместе с Машей. — Что это за мужик с тобой был? У торгового? Толстый такой! — позвонила ей вечером подруга. — Он не толстый. А очень хороший. Михаил это, — ответила та. Ольга и Михаил поженились через полгода. Мужчина все делает для семьи. Он обожает Машу, как родную дочь. Костик во всем помогает девочке и новой маме. — Как королева себя чувствую! Не думала, что в одночасье обрету семью и меня будут так любить мои мальчики! — смеется Ольга. Но она довольна. Михаила и его заботу оценила по достоинству. Тот много работает. Накопил ей и детям на путевку. — А вдвоем потом съездим! Главное — сейчас вы отдохнете! — улыбается он. Он просто очень любит свою семью, этот простой и совсем не идеальный внешне мужчина… (с)

Неучтенные Степанида слыла женщиной бережливой и аккуратной. Все вещи она содержала в идеальном состоянии. Никогда не нарушала режима стирки, а то, что нуждалось в химчистке, всегда ей и подвергалось. Обувь тоже была тщательно вычищена и подбита. Вещи, которые были в прекрасном состоянии, но уже не носились , складывались в зип-пакеты и убирались на антресоль ожидать своего часа. Выбросить на помойку рука не поднималась. Час этих вещей всегда наступал. Подруга Ксюша сообщила Стеше, что по такому-то адресу открылся социальный магазин. Принимают вещи у населения и отдают нуждающимся. Степанида очень обрадовалась. Нагрузила две огромных сумки, но сдвинуть с места не смогла. Не желая беспокоить мужа и сыновей, вызвала такси. Здание, в котором располагался Магазин, было очень презентабельное. И аренда в нем недешевая, отметила про себя Степанида. У входа стояла бабулька и рассматривала подслеповатыми глазами какие-то бумаги. Стеша вошла. Встретила ее грозная дама в очках. Приказала раскрыть сумку и вытаскивать все вещи по одной, выворачивать наизнанку. Она будет делать опись. - Не надо опись, - весело сказала Степанида. -Мне ничего не нужно! - Дама, - гаркнула приемщица. -Кого интересует здесь, что нужно вам? Делайте , как вам говорят или покиньте помещение. Тон ревизорши совсем не понравился Стеше, но она решила довести дело до конца, раз уж приехала в такую даль. Первым Степанида вытащила мужнин пиджак. Вельветовый, песочного цвета. «Даже не залоснился нигде», - подумала она. В этом году муж забраковал пиджак окончательно, сказавши, что он слишком светлый. И Степанида без конца тащит его в чистку. Тем временем приёмщица пристально, чуть ли не с лупой в руках, разглядывала пиджак. Не найдя никакого изъяна на лицевой стороне , приказала : -Выворачивайте! Стеша исполнила приказание. И тут приёмщица метнула в Степаниду победный взгляд: - Смотрите, - указала она на двухсантиметровую прореху в шве подклада. - Дырка! - констатировала она. -Рваные вещи мы не принимаем. - Но как же так? - удивилась Стеша. - Вещь же почти новая. И это не дырка. Шов распоролся. -Пиджак не приму, - ответ был короток, и спорить бесполезно. Степанида достала свою блузку. Та же история. Прекрасная хлопковая блузка была тут же отвергнута хабалкой. Причина- отсутствие одной пуговицы. -Но позвольте! Люди, нуждающиеся в этой вещи , без труда пришьют недостающую пуговицу . Приемщица не обратила на слова Стеши никакого внимания. Она коротко бросила: -Следующая вещь. У меня очень мало времени. Стеша достала дамскую сумочку. В ней она была на сто процентов уверена. Но сыщица нашла недочёт. Собачка у замка была сломана. И уголки радикюля были слегка потёрты. - Женщина, вы издеваетесь ? - каркнула социальная работница. - а вы правила приёма вещей читали вообще? - Нет, - ответила потрясённая Стеша, услышав про правила. - Я так и знала. Вернитесь и почитайте. На входе специально разместили. Степанида подхватилась идти. -Эй, - окликнула ее приёмщица. - Баулы свои заберите. -Так пусть постоят. Я прочитаю и вернусь,- наивно ответила Степанида. -Ещё чего, я не обязана охранять ваши шмотки. -Да кто их возьмёт, - хотела сказать Степанида. Но не успела. Ибо вредная дама за конторкой предварила ее возражение. -Делайте как вам говорят, - и скрылась за дверью. Степанида оттащила огромные сумки ко входу. На стеклянной двери действительно красовались два листа с бисером мелких букв на них. Правила гласили, что вещи принимаются без единой дырочки, без пятен , хорошо вычищенные, выглаженные, не потрепанные, в хорошем состоянии, со всеми пуговицами, молниями и кнопками. «Написали бы ещё со всеми бирками», - подумала Стеша. Да кто ж новые вещи то принесёт сюда? -Что, милая, не приняли?- обратилась к Стеше опрятно одетая старушка, которая читала бумаги, когда Стеша входила в социальный Магазин. -Нет, - ответила Стеша, - шибко правил у них много для социальной организации. -У тебя не принимают, а мне не дают. Вон целый список документов принести надо, чтобы выдали три единицы вещей в месяц, - улыбнулась бабушка, - прознала я про этот магазин, ох как обрадовалась, да не тут то было. Стеша более внимательно посмотрела на благообразную старушку. -Я хочу вещи отдать, а вы хотите их взять. Так зачем нам эти?- Степанида кивнула в сторону социального учреждения. - Только вот сомневаюсь я насчёт одежды, -Степанида вопросительно взглянула на старушку, - Вы же для себя берёте? -Ну как тебе сказать , милая. У меня есть брат, на заводе он трудится. Половина от машиностроительного то осталась. И та с собаками в одну дыру работает. Не каждый день на завод Николай ходит. Нет столько работы как раньше то. Зарплата маленькая очень. На коммуналку и на продукты еле-еле хватает. Ещё есть сноха, - бабулька посмотрела на Стешу. -Если есть там твои вещи, то подойдут ей. -А брат ваш какого размера? Мужского много у меня. Мужа и двух сыновей вещи. -Да ты не переживай, милая. Много на заводе в нашем цеху нуждающихся то. Им отдадим, если Колюне не подойдёт. Ты только решись! Отдашь вещи то мне или нет.? -Конечно отдам. Только как вы их понесёте? -Было бы что нести, милая! - обрадовалась старушка. -А далеко ли ехать? - спросила Стеша. -Так при заводе барак то наш. -Поехали , - решила Степанида, - не позволю вам тяжесть такую тягать. Таксист помог погрузить в багажник тяжеленные сумки. Подъехали к бараку. Встречать их вышла женщина чуть помладше Стеши, приветливо улыбнулась Степаниде, и стала жестами разговаривать с бабулькой. «Глухая», - опешила Стеша. -Брат мой и жена его глухие от рождения, - пояснила тем временем старушка. - Работают в цеху, где слышащие в принципе работать не могут. Шумно там очень. Да здесь почти все из этого цеха. Да завод то стоит уж лет десять как. Только наш цех , да ещё пара-тройка и работают. Вот молимся , чтоб и дальше работали. А то нам совсем тогда крышка. Да ты проходи , не стесняйся. Стеша видела, что глухой женщине не терпится посмотреть, что же они принесли в сумках. Она очень темпераментно жестикулировала. Бабулька отвечала ей, но более сдержанно. Занесли сумки в Квартиру. И Степанида как будто переместилась во времени. Ковёр на стене. Немецкий гарнитур, телевизор , даже не жопастенький, нет, а Рубин стародревний. Стеша и не думала, что они у кого то сохранились. Несмотря на крайнюю бедность , в квартире было чисто и уютно. Женщина открыла первую сумку и издала победный клич. Ей тут же попалась Стешина сумка. Она стала так неистово махать руками, смеяться и обнимать Стешу. -Говорит, что давно такую хотела. Да дорого нам очень, - пояснила старушка. Следующая была юбка, и женщина что-то знаком спросила у бабульки. Бабулька спросила у Стеши: -Спрашивает , можно ли показать юбку подруге? -Конечно, - ответила Стеша. -Делайте с этими вещами, что хотите. -Ты не думай, милая, не пьём мы. -Да я вижу, - ответила Стеша. -Зарплату брата всю тратим на продукты, - проложила старушка. - Едим неплохо. Мясо раз в неделю обязательно. У других вон только пару раз в месяц выходит. Надюшкино жалованье на моющие идёт и на всякие нужды хозяйственные и лекарственные. Немолодые мы уже все. Мне семьдесят, а Наденьке и Коле по пятьдесят два исполнилось. Одноклассники они. С первого класса любят друг друга. Да Бог им деток не дал. А я и вовсе дева старая, - хохотнула бабуля.- Надя уборщицей работает. Через день. Не берут больше никуда. Инвалиды никому не нужны. Да и возраст у неё уже. А я свою пенсию на ребят трачу. Детишки тут у нас есть. Вот ее подруги дети. Поздно она их родила то. Под пятьдесят лет ей уже сейчас. А детям , Ванюшке и Петеньке , восемь и девять. Подряд родила она их. Я надоумила, - и бабулька счастливо засмеялась, - Родители их оба глухонемые. А ребяты с хорошим слухом родились. Так они ко мне бегают. Я им книжки читаю. Телевизор то у нас для красоты. Не показывает он давно. А у них и такого нет. Вот и развлекаю как могу. Я ж среди взрослых тут одна слышащая. В школе то не очень с ними дружить хотят. Нижний этаж общества мы. Так что после уроков бегом домой. Между собой дружат. Тырнет только в школе иногда видят. И вот я ещё! А как же детей без угощения отпустишь? То мандаринку, то печеньку, то конфетку. А то и ужинают с нами. А иногда и носки с колготками куплю. Вот и вся пенсия. Да что там деньги чтоли? Та слёзы одни. Тут прибежала Надина Подруга. Смутилась, увидев Стешу. Бабушка что-то ей сказала. Она оживилась и стала кланяться, показывая свою благодарность. Стешу душили слёзы. Подруги стали доставать вещь за вещью, что-то бурно обсуждать. - Ой, да что это я сижу разговоры разговариваю. Чай надо ставить. На столе вмиг появились баранки, карамельки, варенье. Прибежали ребятишки Ванька и Петька. Весёлые хорошие мальчишки. -Ой, как же так, а ребятам я ничего не принесла, - удручённо сказала Стеша. -Не печалься, родимая, - успокоила бабуля. - У них все есть. В бараке кроме них детей нет. Все им что-то покупают. Все их любят. Дружно живем. Ты не думай. Мы не попрошайки. У нас все есть. Вот немного только на одежду не хватает. А пофорсить девкам то ещё охота. Да хоть иногда в парикмахерскую сходить. Давно уж никто из нас там не был. В воскресенье всегда плов я варю. На всех. Все вместе за стол садимся. Помнишь говорила тебе, что мясо обязательно. Ну так вот. Не мясо правда, - подмигнула старушка, - с курицей плов то. С шейками. Зато всем хватает. Я место нашла. Дёшево беру их. Стеша оглядела помещение. Одна комната квадратов десять , не больше. И кухонька, наверное четыре. -А где же туалет у вас? Где моетесь? -Ой, как неудобно то! В туалет хочешь? Ой, как же так то. Что ж делать? И она стала знаками что-то показывать Наде. Надя тоже смутилась. -Да в чем дело то? - спросила Стеша. -Ой, милая, да на улице у нас туалет то! Убираем , чистим, но сама понимаешь сколько не чисти отхожее место для пятнадцати человек, а все-равно не ромашками оно пахнет. Как же ты, а? Стеша сказала, что не хочет в туалет, она просто спросила. -А моетесь то где? -В баню ходим! Слава Богу есть ещё одна тут у нас. Нынче то как - все сауны. И дорого. Вот куда ещё деньги то уходят , милая. -Бабуль, да что говорят то? Будут вас ломать ? Дадут вам жилье то нормальное? -Да что ты, милая! Нет нас нигде. Неучтенные мы. -Как так? - не поняла Стеша. -А так. Давняя это история. Да и зачем тебе знать то? Нет нас на карте, - рассмеялась бабушка. Домой Стеша приехала поздно. Засиделась у новых знакомых. Рассказала мужу о неучтенных людях и о жизни их тяжёлой. -Аркаш, я вот что думаю, поехали к ним в субботу, а? Подстригу я их всех. Навык то поди остался. Хотя давно за креслом то не стояла. Машу с Ксюшей уговорю маникюр женщинам сделать. Как радостно то им будет, как думаешь? А то может ещё и Катю попрошу - пусть хоть кремиком личики им намажет. Аркадий крепко обнял свою боевую подругу. -И через рынок, Стеш, продуктов давай купим им. Мяса! Побольше. И пусть бабулька плов сварит на всю Махаллю ( в Узбекистане название района). Настоящий, Стеш, плов! В ближайшую субботу в бараке был праздник. Работал импровизированный салон красоты. Стеша подстригла всех Женщин и мужчин, Ваньку и Петьку. Ксюша и Маша сделали всем дамам маникюр! Катюша оформила всем бровки и сделала косметические маски. Это не заняло много времени и средств. Всего один день. На улице в казане варился ароматный настоящий узбекский плов. #Талимаlounge © Copyright: Татьяна Александровна Алимова, 2021

День рождения Машеньки Сергей Иваныч был достаточно знаменитым драматургом. Ему редко удавалось отдохнуть или отвлечься от работы, и,если бы не Буся, то возможно и на улицу не выходил. Уговоры жены пойти прогуляться не действовали. Он все время творил. Перекусить или выпить чаю была проблема. Мария Фёдоровна вносила еду и чай прямо в кабинет и оставалась до тех пор, пока Сергей не съест всю еду с подноса. Сергей Иваныч сердился , говорил: Маша, ну опять ты не вовремя. Но Мария Фёдоровна была непреклонна. Когда друг подарил Буську , Маша была сначала против, а потом поняла, что это благо. Сергей будет с ней гулять. Дважды в день по полчаса на улице. Но Иваныч поступил проще, он нанял кинолога, озвучил свою просьбу. И кинолог выучил собаку так, как того попросил ее хозяин. Буся ходила не только сама в туалет, а также и за газетой в киоск. Она даже вставала в очередь, а когда подходила к окошечку, то киоскерша здоровалась с Бусей, та гавкала однократно. Киоскерша давала умнице газетку в зубы , и Буська бежала домой. Раз в неделю Мария Фёдоровна заносила в киоск денежку. Дома Буся неотступно находилась с хозяином. Подавала тапки, приносила сигареты. Волокла халат. А из-под пера Творца так и выходили шедевры. Главрежиссеры именитых театров ждали его произведений и готовы были подраться , призрев природную интеллигентность , за них. Но как то вдруг морозным зимним днём Сергей Иваныч решил своих девочек Бусю и Машу вывезти таки в горы. Да не банально подняться на машине, а на фуникулёре на самую вершину Ахты . Почти четыре тысячи метров. Путь от станции у подножия горы занимал сорок минут. В одном фуникулёре с ними уместилась шумная компания подростков, молодая семейная пара, причём супруга была хорошо беременна (недель двадцать восемь, определила Мария Фёдоровна своим намётанным глазом. ). Тридцать лет в роддоме акушер-гинекологом оттрубила. Двадцать минут вагончик безмятежно плыл по канату. Но вдруг что-то зашумело, дёрнулось и фуникулёр мёртво встал. Такое бывало нередко. Никто сразу то и не отреагировал. Но фуникулёр стоял и не собирался плыть дальше. Потихоньку смех стал стихать , и все более стали слышны тревожные возгласы - а что случилось, а почему мы стоим, а когда поедем. Иногда какой-нибудь юморист подпускал веселую фразу типа - хлеб кто взял, или - вот блин памперс дома оставил. Молодежь взрывалась хохотом, но трамвайчик стоял. Прошло добрых минут десять, и это стало не смешно даже подросткам. Девчонки испуганно жались к ребятам. А те , бахвалясь и радуясь близости, сгребали их в свои объятия. Мария Фёдоровна инстинктивно наблюдала за беременной женщиной. Сначала она стояла в объятиях мужа как ни в чем ни бывало. Но через несколько минут на ее лице стала отпечатываться боль. Этот отпечаток ни с чем не спутать. Мария Фёдоровна пробралась к паре: -Как ты себя чувствуешь, милая ? - спросила, сразу перейдя на ты. Так проще строить отношения. - Я врач. -Спасибо, все хорошо , - превозмогая боль, ответила Нина, так ее звали. -Ты уверена? Смотри, ты можешь рассчитывать на меня. - А что вы сделаете?- в отчаянии крикнула Нина. -Мы на высоте восьмисот метров , в этом дурацком воздушном трамвае. Что? - выкрикнула она протяжно , и Марии Федоровне стало ясно, что у неё схватки. -Всем молчать , и слушать меня, - гаркнула она. Хотя после крика Нины в вагоне стояла мёртвая тишина. -Приказывать не могу, поэтому прошу. Снимите и дайте пожалуйста все свои тёплые вещи. Роженицу нужно уложить. Абсолютно все разделись чуть ли не до маек. А в вагончике было не тепло. Ведь он не отапливался. Тёплых вещей было так много, что удалось создать некое подобие кровати. Сообщать мальчикам и мужчинам отвернуться не было необходимости. В совсем маленьком пространстве вагончика все люди сбились в кучу в противоположном конце фуникулёра, оставив в другом конце роженицу , ее мужа и доктора. Через сорок минут дорога все ещё была обесточена. Авария видимо была очень серьёзная. Схватки у Нины уже достигли апогея. -Милая, у тебя стремительные роды. Я не могу тебя осмотреть как надо. Но я это чувствую. Я все сделаю. Только верь мне. Все будет хорошо. - Я верю вам! - ответила Нина и снова провалилась в тяжелейшую схватку. Напряжение в фуникулёре было такое, что каждый слышал биение собственного сердца и крики рожающей женщины. Девочки плакали, на парней было страшно смотреть. Буся все время поскуливала. Муж роженицы несколько раз терял сознание. Мария Фёдоровна хлопала его по щекам и говорила: - Я прошу тебя, держи себя в руках, мне некогда возиться ещё и с тобой. Вагончик мотался над пропастью уже примерно около полутора часов. И вот потихоньку он начал двигаться. Видимо был применён метод какого-то экстренного эвакуирования. Даже если они прибудут на твёрдую землю, вагончик двигается в сторону гор. А потом нужно будет быстро двигаться обратно. А это минимум полтора часа. Мария Фёдоровна обдумывала возможные решения проблемы. Никогда не оказывалась она в такой сложной ситуации. Ни грамма воды, без антисептика, без пелёнок. -Девочки, у кого есть нательные маечки? «Да кто сейчас их носит? - С горечью подумала врач, - и сама то не носишь», - подумала она про себя. - У меня есть скатерть в сумке. Она чистая , -смущаясь , сказала одна из девочек. Когда подплывали к горе , пространство вагончика разрезал крик новорождённого. Родилась девочка. Мария Фёдоровна осмотрела ребёнка. -С девочкой все хорошо. Хотя и есть признаки недоношенности, но они не явные. - Как вас зовут? - устало спросила родильница. - Мария Фёдоровна , - ответила Доктор. - А мою дочь Мария Викторовна Эпилог Ровно год спустя, вся та же компания отмечала первый день рождения Машеньки. Отмечали весело и шумно ... на высоте 4000 метров. #Талимаlounge

ДОЧЕНЬКА Матери своей – Шуры – Наташа стала стесняться лет в тринадцать. Как раз ее начали интересовать всякие «взрослые» женские штучки. Тут-то она и заметила, что ее мать не как другие женщины их довольно крупного поселка. Шуру не интересовали ни модные шмотки, ни косметика. Маникюра она отродясь не делала. Да и речь у матери была простоватая, «колхозная», как говорила Наташа. А профессия так и вообще полный позор – птичница. Образованности ей тоже явно не хватало. Прочно засела с той поры в Наташиной голове мысль, желание стать городской, вырасти поскорей и до капли высосать из себя поселковое детство, освободиться от него. Росла она девочкой умной, хорошо училась. Тут явно повлияли неизвестные отцовские гены. Как-то Наташа спросила у матери про отца. — А бог его знает, где он, — просто ответила Шура, и Наташа больше не интересовалась. Через несколько лет уехала в город, поступила в техникум. И ни разу – ни разу! – за все время учебы к матери не приезжала. Даже летом. Так и жила в общаге. А Шура регулярно моталась к своей Наталочке с полными сумками картошки и солений. Ужасно стесняясь материных нелепых беретов и дурацких вязаных кофт, Наташа никогда подолгу не позволяла Шуре находиться в их с девчонками-однокурсницами комнате. — Мам, ну чего там сидеть, пошли во двор на скамейку. Простая и наивная Шура о дочериных терзаниях не подозревала. Как любила ее всем своим добрым материнским сердцем, так и продолжала любить. А ведь молодая еще была Шура-то. Двадцать лет ей всего исполнилось, когда Наталочка на свет появилась. Наташино нежелание приезжать даже на каникулы в родной поселок принесло, однако, свои плоды – обзавелась девушка самым настоящим, всамделишным женихом Сергеем. Шуру на свадьбу не позвали. Очень уж Наташа боялась, что та оплошает и опозорит ее. Да и не делали шикарной свадьбы. Матери она позвонила за день до росписи в ЗАГСе и поставила перед фактом. — Доченька! Да как же это? — Что это, мам? Ничего особенного, студенческая свадьба. А ты к нам через недельку приезжай знакомиться. Знакомства этого Наташа ждала в муках. Новообретенная свекровь сразу стала ее кумиром. В мыслях она уже мысленно компенсировала недостатки матери свекровиными «заслугами». А ими были (ни много ни мало) постоянна укладка, макияж-маникюр, модная одежда и масса бижутерии. Мечтала Наташа, что станут со свекровью подругами и не замечала ни ее эгоистичности, ни недалекости. В семейную жизнь сына та не лезла. Казалось, сбыла с рук – и хорошо. Жилищный вопрос молодых решили так – Сережина бабушка по отцу переехала к сыну с невесткой в бывшую Сережину комнату, а новобрачные стали жить в ее квартире. Шура должна была приехать на электричке. Когда Наташа вместе с мужем вышла на перрон и увидела стоящую там мать, то чуть не содрогнулась от ужаса. С огромным рюкзаком за спиной и двумя баулами в руках, в ярком берете, защитного цвета ветровке и резиновых сапогах, Шура беспомощно озиралась, ища глазами опаздывающую дочь. — Мама, ну вот и мы! Знакомься, это мой муж Сережа. — Здравствуй…те, Сережа, — робко произнесла Шура. — Рад познакомиться, Александра Борисовна,- весело ответил Сергей, забирая у тещи и баулы, и рюкзак, — ого, и чего это вы туда наложили? — Так как же…картошечки думаю вам, огурчиков… — Картошечка – это хорошо! — снова весело сказал Сергей и бодро зашагал вперед. — Не могла поприличней одеться, в город все-таки приехала,- зашипела Наташа на мать. — Доченька, так кто ж на меня смотрит? Наташа закатила глаза. Дома она выставила на стол тарелку с мини-бутербродами, нарезанный кружочками апельсин и тонкие ломтики сыра. Шура недоуменно смотрела на все это. — Доченька, а хлеб-то чего такой маленький? — Мама! Это называется ка – на – пэ-э! Шура, вконец растерявшаяся от строгости дочери, промямлила: — Так может это… картошечки пожарить? Сергей, до того с тоской взиравший на Наташины кулинарные изыски, вдруг оживился: — А давайте, Александра Борисовна! – и сурово посмотрел на жену. — А вот тут у меня еще капусточка вам, — Шура вытащила из рюкзака трехлитровку с квашеной капустой. Сергей аж застонал от удовольствия. Приободренная поддержкой зятя, Шура принялась освобождать свои огромные сумки от даров, сопровождая каждый пояснением: — Грибочки вот, сама солила. А это маринованные. Грузди. Вареньице клубничное. А это брусничка моченая. Помидорчики. Еще моей бабки рецепт. Ты их, Сережа, под водочку. Икра кабачковая. Огурчики. Завсегда у меня хрустящие получаются. За минуту стол был уставлен банками разных калибров, победно потеснивших Наташины тарелочки к самому краю так, что они рисковали упасть. Сергей бурно выражал восторг. — Лучший подарок на свадьбу! Мои-то никогда этим не занимались. Вот это теща у меня мировая! Наташка, ну ты чего куксишься? Наташе оставалось две недели до родов, когда неожиданно на пороге их квартиры возникла Шура. Как всегда, нагруженная гостинцами. — Мам, ты чего это? Без предупреждения. — В отпуске я, доченька. Приехала вот проведать, помочь тебе. А чего предупреждать-то? На следующий день Сергей вернулся с работы и заявил: — Наташка, меня неожиданно в командировку отправили, так что хорошо, что с тобой мама. — Как в командировку? Надолго? — Сразу после выходных вернусь. — Ну так что со мной может случиться? Рожать-то через две недели. — Ну мало ли. На всякий случай. Александра Борисовна, вы ведь останетесь? И, чмокнув жену в кончик носа, Сергей начал собираться. На самом деле ни в какую командировку ему было не надо. Просто за долгие месяцы Наташиной беременности он устал от ее капризов, частого недовольства и смены настроения и потому с легким сердцем уезжал на выходные к другу, жившему за городом у озера, отдохнуть от общества жены и порыбачить. Утром у Наташи начало тянуть живот. Она не обращала внимания, но к вечеру боль стала очень сильной. «Рано ведь еще, — думала Наташа, — свекрови позвонить?» Сказать бы матери, да что ее глупая мать сделает. Только закудахтает, как курица, за которыми она ухаживает на работе. Шура в этот момент ушла помыться в ванну. Наташа набрала номер Сережиных родителей. — Милочка, так это тебе не мне нужно звонить, а в скорую, — заявила своим высоким голосом свекровь, услышав от Наташи, что она «кажется рожает», — а что, Сережи рядом нет? — Не-ет, он в командировке. — Странно, мог бы отказаться в таком случае. Я-то тебе чем могу помочь. От неожиданного пренебрежения свекрови Наташе стало еще больнее. Шура выключила воду и услышала слабые вскрики дочери. Выскочила, обмотанная полотенцем, и обнаружила дочь, сидящей на полу и прислонившейся спиной к дивану. Она корчилась от боли. — Доченька! Неужто началось? Сейчас я в скорую позвоню! Шура вмиг стала какой-то собранно-деловитой. Позвонила в скорую, четко указав все данные. — Доченька, сумка-то у тебя собрана? Наташа помотала головой, растягивая от боли рот, не в силах произнести ни слова. Шура собрала все необходимое в роддом. — Держись, доченька, держись, ничего оно, ничего,- приговаривала Шура, поглаживая Наташу по спине и плечам до самого приезда скорой. В роддоме Наташу быстро осмотрели и увезли. Шура услышала брошенное врачами «ягодичное предлежание». Что это такое, Шура знала. Сама так свою Наталочку рожала. Ох и намучилась тогда. — Женщина, нельзя тут сидеть. Езжайте домой. — Как же я поеду. Дочь ведь моя. — Нельзя, нельзя, женщина. Не положено. Но упрямая Шура осталась на скамеечке в «предбаннике», где слегка прикорнула. Сердобольная медсестра только покачала головой и накрыла Шуру стареньким шерстяным одеялом. Утром ее растолкали в плечо. — Родила. Слышите? Родила Ваша дочь. Мальчик. Три пятьсот. Все в порядке. Отдыхает она. Идите домой. Передачки по вечерам можно приносить. По лицу заспанной Шуры растеклась счастливая улыбка. Она съездила на квартиру к Наташе, умылась, позавтракала, потом пробежалась по магазинам и уже к обеду наматывала круги вокруг роддома. Наконец услышала родной голос: — Мама! — Доченька! Кинулась на голос, к окну, за которым стояла ее Наталочка, бледная и улыбающаяся. Здание роддома было стареньким, окна на первом этаже низкие, так что можно было спокойно заглянуть в палату. — Ну как, доченька? Все хорошо? Я вот тут тебе принесла…,- Шура перекинула через подоконник пакет. — Мама, куда так много? Ну ты чего? — Кушай, доченька, кушай. Тебе сейчас нужно. Ну как, видела? — Видела! Ма-а-аленький, — Наташа от умиления уронила слезинку, а Шура в ответ – целый водопад. — Мама, ну ты чего? — Ничего, доченька, это я от счастья. Доченька, — сказала Шура после паузы,- ты уж меня прости, что я про отца-то твоего… Тут он живет. В городе. Только семья у него. Карточку твою я ему показывала. Училась ты тогда. Пятнадцать тебе было. Только он сказал – а чего я ей скажу. — Да зачем он нам, мама? Нам и вдвоем хорошо, правда ведь? Ой, мама, — Наташа вдруг засмеялась, — а ты ведь теперь бабушка, представляешь? В сорок лет. Бабушка, — смеялась Наташа. — А и правда, — улыбаясь, Шура выдала новую порцию слез. — Мама, ты ведь останешься у нас, пока в отпуске? — Останусь, доченька, останусь… Из сети

Одним прекрасным летом Аленка сломала руку и попала в больницу. Но у нее в комплекте еще оставались две ноги и одна рука, так что она собрала вокруг себя горстку безруких-безногих в гипсе, и они прекрасно обходились десятком ног и десятком рук в общей сложности. Сестра-хозяйка постоянно недосчитывалась какого-либо реквизита, потому что «эта кодла опять куда-то угнала тележку». А у меня хоть и были две руки и столько же ног, но собирать вокруг себя мне было некого, кроме Оксанки, Аленкиной соседки, которая таскала с собой реинкарнацию ее папы – драного пестрого кота, который по всей видимости, не только не завершил свой круг сансары, но и существенно понизился в должности. Она была уверена, что это ее папа, потому что глаза у кота такие же зеленые и сердитые, и лапа такая же тяжелая, и орет он такими же словами, и вообще, с чего бы какому-то коту приходить к ее дому, если он не ее папа? С таким аргументом не поспоришь, что ни говори, и я с уважением швыряла «дяде Вите» сосиски, когда он захаживал в наш двор. А когда мы с тетей Любой пришли навестить Аленку, она вынеслась к нам со своей устрашающей гипсами свитой, в которой маячил мальчишка лет четырех с рыжим солнечным ореолом вокруг головы. Аленка заявила, что «Рыжик» - из детдома, и она его заберет домой. Тетя Люба стала носить Рыжику гостинцы, но усыновлять его с сожалением отказывалась, оправдываясь тем, что с нее хватит и одной Аленки. Аленка рыдала, Рыжик хлюпал носом, а я, глядя на эту трагедию, предложила мальчишку украсть и спрятать под кроватью, пока не вырастет, а потом уже поздно будет отдавать. Аленка сразу перестала реветь, перебирая в уме, что там у нее под кроватью уже припрятано, и что придется вытащить на свет божий. Рыжик наоборот заголосил, что боится, что тогда застрянет под кроватью и никогда больше оттуда не вылезет. Аленка бросилась его утешать, что все равно будет его кормить и любить. Но план с кроватью пришлось забыть. Действительно, корми его потом всю вечность. Тогда уж лучше поросенка завести, или козла. Расстроенные, мы решили с горя открыть банку какого-то компота, который принесла тетя Люба, и который оказался маслинами. Скривившись, хотели выбросить банку в мусорку, но передумали, и решили посадить оливковое дерево во дворе больницы, чтобы, когда оно вырастет и раскинет свои ветви перед окнами, пациентам с переломами не пришлось бы тащиться по лестнице, а они смогли бы резво вскарабкаться по стволу на нужный этаж. И даже костыль, если что, на ветку можно повесить, очень удобно. Втроем, мы вырыли ямку чьей-то палкой, которая стояла у скамейки, и закопали банку, надежно завинтив крышку. Потом еще имена наши тут напишут. Багодетели, мол, изобретатели наши, ну и все такое. А чтобы раньше времени банку нашу никто не откопал, мы вкопали в холмик крест из палок и нацарапали эпитафию: - Здесь покоится пациент с переломом головы. Уж на последнее прибежище пациента с переломом головы никто не посягнет. Хотя дома у нас была куча котов, на которых мы упражнялись в материнской любви, Аленка всем сердцем полюбила рыжего мальчишку. И плохо было тому, кто являлся причиной слез Рыжика. Провинившемуся приходилось иметь дело с разъяренной львицей, вооруженной костылем, взятым во временную аренду в соседней палате. Рыжий мальчишка ни на шаг не отставал от грозной воительницы с загипсованной рукой и умилительно лепетал: - Ти меня любис. Я тибя лублу. Значит я твой? – и смотрел с надеждой испуганными глазенками. Аленка крепко обнимала рыжее чудо и ласково ворковала: - Ты меня любишь. Я тебя люблю. И ты мой. Рыжик обвивал ручонками ее шею и думал, что не стоит говорить Аленке, что верзила Димка снова отобрал у него за завтраком печенье. Жалко Димку. Убьет ведь. Но больше у рыжего мальчишки не только ничего не отнимали, но и отдавали все, чем можно поживиться в больнице. Аленка милостиво прощала бывших обидчиков, позволяя одаривать своего подопечного - добрая душа, что и говорить. Даже инструктор ЛФК опасался перетрудить рыжего ребенка упражнениями, озираясь на сердитую десятилетнюю девчонку, вечно стоящую над душой и готовую вцепиться в горло при малейшем писке дитя. Рыжик заливисто хихикал на массаже, а Аленка дежурила под дверью, нервируя массажиста. В столовой Рыжика всегда ждала припасенная санитаркой вкуснятина: - Ешь. Ешь, родимый. Вона сеструха твоя опять воюет. Хорошая сестра у тебя. Хорошая. Не дай бог ей попасться. Ой не дай бог. Ешь. Рыжик ел и с любовью наблюдал, как разгневанная сеструха вытрясает из Димки утреннее печенье. Пришлось Димке, как миленькому, отдать все прошлое и будущее печенье, подписавшись на многолетнюю дань Рыжику. Когда Аленку выписывали, весь персонал отрывал ее от Рыжика, а Рыжика от нее. Аленка обняла на последок воющего мальчишку и сквозь слезы сказала: - Я тебя всегда буду помнить, ты мой братик любимый, скоро твоя мама обязательно тебя найдет! Долго-долго она плакала. Но новое воплощение Оксанкиного папы принесло новые заботы и хлопоты. Этот лодырь ни в какую не хотел ловить мышей, и его бывшая жена грозилась отправить его « куда Макар телят не гонял». Приходилось нам организовать изъятие дохлых мышей у наших котов для передачи их «дяде Вите». Ведь Оксанка наш друг, и если друг говорит, что дядя Витя вернулся на землю котом, то мы не из тех, кто будет задавать вопросы. Мы из тех, кто просто пойдет искать дохлых мышей. Скоро разжиревшая реинкарнация совершенно освоившись, решила, что от этих надоедливых девчонок все же есть прок - подносят ему, как королю, мышей, и прочие яства. Видно за свои прошлые кошачьи заслуги он попал в рай для праведных котов. Таскают только туда-сюда и зовут дядей Витей. Ну что ж, дядя Витя так дядя Витя, лишь бы и дальше так кормили. Спустя годы в газете мы увидели фотографию нашего Рыжика. «Мальчик из детдома стал известной моделью в Канаде» - гласила статья. Так мы узнали, что совсем вскоре после госпитализации канадская семья приехала за мальчишкой в солнечной шапке волос, и забрала его с собой, чтобы любить. Рядом со старым фото маленького Рыжика была фотография взрослого юноши с рыжей гривой в обнимку со своими родителями. - Братик мой, - плакала Аленка над газетой. - Что вы помните из своего детства в России? - спросили известную канадскую модель. - Больницу и сестренку мою - ответил Рыжик. Из сети

Hе по-людски — Коль, не видел, Соня пришла уже? — Я думал, уволили ее уже. Говорили же, что очистят от этих ну, это, органы все. Ну после врачей-то. — Да нет, про нее не слышал пока. Вообще жалко, если попрут. Они с матерью вдвоем, а работает вообще одна Сонька. Хорошая девка. И красивая такая! Прям не скажешь, что евреечка. — Да ладно, сразу видно, ты что?! Но девка неплохая, всё улыбается. А может, и притворяется. Они же хитрожопые такие. И все с вывертом, не как у людей. И не волнуйся, не пропадут. У них всегда деньги прижоплены. Ты о себе лучше беспокойся! А что ты ее ищешь-то? Соскучился? — Да ладно тебе! Степаныч велел к нему прислать. Небось, как раз увольнять и будет. Соня вошла в кабинет прокурора района, улыбаясь и не ожидая ничего плохого, как любая ее жизнерадостная восемнадцатилетняя ровесница. К тому же она знала, что Василий Степаныч к ней точно хорошо относится, всегда конфетку на стол кладет или яблоко, а иногда даже,шутя, за косу дергает. Называет «лучшая коса Московской прокуратуры». И на занятия в институт всегда отпускает, хотя часто сам по вечерам задерживается. А в праздник Советской Армии, когда весь вечер Соня играла на пианино и пела, даже сам под ее аккомпанемент исполнил «Ничь яка мисячна» и поцеловал Соню в лоб. Ну, он, правда, выпивший был. — Садись. Как дела твои? Справляешься? А в институте? Курс какой у тебя, всё забываю? Не обижают наши-то? А то фронтовики — народ простой! Соня поняла, что это — запев, что можно и не отвечать. Он позвал ее за чем-то другим, только пока неясно, за чем. — Я что тебя позвал-то. Я, ты знаешь, крутить не люблю! Ты — девушка грамотная, ситуация в стране тебе известна. И то, какую неблаговидную роль в ней играют твои, эти, ну как сказать, такие же, как вы, ты то-есть…Ну, евреи короче, ты уж извини. Но из песни слов не выкинешь! Я сам не ожидал, даже дружил в школе с некоторыми. Но не об этом речь. В общем, нехорошо, можно сказать, не по-людски, даже по вражески, как теперь выясняется, повели очень даже многие граждане еврейской национальности, хотя мы их заслонили собой от фашистской гадины. А они, вы то-есть, все на заграницу заглядывались. Я уж не говорю об этих выродках, что под маской врачей травили и фактически убивали лучших наших товарищей. Ну этим мы по следственной линии занимаемся, а я сейчас о тебе. К тебе конкретно претензий нет, работаешь хорошо, грамотная, учишься опять же и на рояле тоже…Но должна понимать. Именно из доброго к тебе отношения я с тобой так говорю. Судьба ваших всех практически ясна. Это уже детали, где вам жить определят — в Забайкалье там или еще где на севере или в Азии, но вопрос о высылке почти решен. И я обращаюсь к тебе как к комсомолке и, несмотря ни на что, хорошему человеку. Ты ведь встречаешься с парнем, Валентин кажется. Хороший русский парень. Фронтовик. Всю войну — без единой царапины и живой вернулся, матери на радость. Так неужели у тебя хватит совести жизнь ему изгадить?! Разве заслужил он это?! Если ты, как мы всегда считали, достойный человек, ты должна его от себя отодвинуть! Не по-людски это его за собой в яму тянуть.Подумай об этом. Увольнять тебя мы не будем, работай, все равно это ненадолго. А парня отпусти. Ну иди. К тебе лично, как уже сказано, претензий нет. Любе скажи, чтоб чаю мне принесла. Соня вышла из приемной, не помнила, как дождалась окончания рабочего дня, и поспешила домой. За весь день она больше не проронила ни слова, только внутри что-то дрожало мелко-мелко и руки были такие ледяные, словно не июль, а февраль. И печатать не могла совсем. Ну неважно. Теперь вообще все уже неважно. Когда она ехала в метро, она вдруг поймала на себе несколько удивленных взглядов. Было безразлично, но автоматически она провела рукой по волосам, потом по лицу. Ладонь была мокрая. А когда она опустила глаза, то увидела, что от слез расплывается темное пятно на выцветшем старом платье. Как неловко! Нельзя реветь при людях. Стыдно, все смотрят. А может, они смотрят, потому что гадают, не преступница ли она? Не преступники ли ее мама, тетка, двоюродные братья и баба Гута? Ведь точно известно, что не преступники, только про маминых и папиных родных, которых немцы расстреляли. А остальные под сомнением. Как она. На платформе ее ждал Валька, издалека улыбаясь во все лицо. Надо сказать, чтоб он уходил. Василий Степаныч прав, нельзя портить жизнь человеку, который тебя так любит. Только как ему сказать? Может, он не знает про все это. Или не понимает, какая опасность ему грозит. Когда Валька увидел Сонино лицо, он ужаснулся. Что случилось?? Мама?? Ей не удалось ничего придумать, она вообще не умела врать. Она вытащила его в тамбур электрички и, не вытирая слез, пересказала весь сегодняшний разговор. И замолчала. И ей казалось, что колеса вагона так грохочут на стыках, что страшный железный звук колотит ей по голове, вбивая ее в пол. Но потом она услышала другой звук. Валька смеялся! Как же он смеялся! Его хохот заглушил и стук колес, и паровозные гудки, и голос в репродукторе, и болтовню пассажиров. — Повезло тебе, Софка, что я — крестьянский сын. А то кто там на севере тебе дом построит и землю вспашет?! Хорошо бы в тайгу сослали, там охота прямо от порога, не то что сейчас я за сто километров на попутках езжу! Вытирай сопли, а то я маме своей говорил, что ты — красавица, а приведу сейчас зареванную и гундосую! Ты уж меня не позорь!.. Они прожили вместе 52 года… Это были мои родители… Завтра папе было бы 94. Автор /Татьяна Хохрина /

Реванш (Часть 2) - Начнем по алфавиту… - Все знали, что в журнале первым был Андреев, и были уверены, что он начнет с него, - Алехин! - это была фамилия Игоря – Начнем с твоего прошлого. Ты был послушным ребенком, однако, слишком завистливым. В 6 лет от зависти к твоему другу, малышу Никите, ты убил его щенка. Помнишь, как он скулил, когда ты давил его ногой? А ведь животное ни в чем не виновато. Игорь, зависть это большой грех, поверь, из за него люди страдают… А как в 15 лет из- за зависти к Сиплому, ты солгал ему, что Мария Шимова, его подружка, и ТВОЯ двоюродная сестра, с тобой переспала, помнишь? А ведь ей было уготовлено изменить его судьбу, она помогла бы ему стать примерным отцом и заботливым мужем. А теперь он лежит без сознания, из за тебя, мразь, из за тебя. - Откуда вы знае... - Наконец попытался выдавить Игорь, на глазах у него застыли слезы. - Заткнись идиот…. Твое счастье, что тебя можно исправить. Но ты заплатишь за все содеянное, - Михаил подошел к нему, - Встань. Игорь еле поднялся на дрожащих ногах. Его губы дрожали, а из глаз текли слезы, показывая его полную беспомощность. Михаил посмотрел ему прямо в глаза, после чего схватил его левое запястье и сжал с чудовищной силой. Кости не выдержали и захрустели, в некоторых местах лопнула кожа, открыв путь струйкам крови… Игорь закричал от чудовищной боли и рухнул обратно на стул. В этот момент девочка, которая сидела ближе всего к двери, Наталья Сизова, вскочила и побежала в сторону двери. Но дверная ручка не поворачивалась, словно ее держали с другой стороны. - ПОМОГИТЕ! - завизжала она истеричным визгом. Дверь была не преступной, Наташа стучалась в нее плечом, но все было бесполезно. Она продолжала кричать, но в какой - то миг горло ее окутала неистовая жажда, последний крик раздался лишь жалким хрипом. - Посмотри в окно, Наташ, - спокойным тоном произнес учитель. Не стоит говорить, что при этих словах весь класс повернул головы и взглянул в окно. Наталья была в шоке от увиденного. Слезы беззвучно капали с ее щек. Она не хотела верить своим глазам, мечтая проснуться в своей постели и забыть весь этот ужасный сон. За окном Черные тучи покрыли небо от края о края, с них падали большие капли дождя и где - то совсем недалеко в землю била молния. Только она застыла, словно это было фото. Ветвь молнии просто соединяющая небо с землей, замерла, как и капли дождя и поднятые ветром листья… -Видишь, это все в моей власти, Наташ. Еще раз начнешь кричать и лишишься языка. Вас никто не услышит, как не слышали вы ее - Михаил указал на Елену Петровну, лежащую без сознания - Итак, с первым не прилежным учеником разобрались. Следующий у нас… Владимир Васкаев – Громко и четко произнес Михаил и повернулся к Владимиру. - Пожалуйста, не надо, прошу вас, не надо - дрожащим голосом залепетал он. - Пожалуйста, не надо? - Михаил вновь улыбнулся - А ты помнишь мразь, кому принадлежали эти слова? - Нет, вы не можете знать, Боже… - Володя побледнел. Он понял, о ком говорил его учитель. - Пожалуйста, не надо Вов, умоляю, прекрати, нет, прошу тебя! - произносил Михаил. Только не свои голосом, а голосом Насти Разиной, той милой тринадцатилетней девочки, которой Володя нравился и которую они с соседом по парте, его лучшим другом, Валерием Кировым хладнокровно изнасиловали и убили полтора года назад. Володя закрыл уши и что-то мычал, а сосед по парте вскочил и начал пятиться назад. - Такого я простить не могу. Она бы стала бизнес - аналитиком и прекрасной заботливой мамой. Ее будущий муж кстати, тоже пострадал от вас ублюдки, вы избили его два года назад, а ему было всего 11… Сломали три ребра и два пальца на правой руке, из- за чего мальчишку перевели. И он не сдал вас, потому что всю жизнь он будет мужчиной - Учитель медленно подошел к Владимиру – Я бы забрал твою жизнь, ничтожество, но если я сделаю это, вместе с твоей уйдет жизнь твоей матери. А это будет несправедливо. Но на этом свете ты не будешь нормально существовать. Через семь лет, когда ты будешь успешным молодым коммерсантом, у тебя найдут опухоль головного мозга. Ты будешь дохнуть медленно и мучительно, боль будет такая, словно у тебя в голове бомба. Твою женушку будет успешно трахать твой друг, а детей у тебя не будет, и не мечтай. Ты умрешь никому не нужным и жалким. И знай, об этом дне ты не вспомнишь ничего, как и обо мне. Пусть для тебя все будет сюрпризом. Больше Володя не произнес ни слова, он просто сидел, смотрел перед собой, иногда моргая, словно показывая, что он не умер. -Валер, а ты уж прости, ты единственный здесь мажор. Тебя судьба не калечила, а баловала. А Настя хотела жить, как сейчас хочешь ты. Нетсволочь, она хотела сильнее. Ее мама до сих пор перечитывает дневник с ее мечтами, несбывшимися мечтами мертвой дочери… Ты получишь то, что заслужил. Валера все шагал назад к стене, но в какой - то момент молния за окном вновь ожила и озарила класс яркой вспышкой света. Эта вспышка на миг ослепила Валеру, но он все продолжал шагать. Глаза заболели от яркого света, и он почувствовал, как капли дождя бьют по лицу. « Какого…» подумал Валера, но в этот момент его глаза прозрели, и он увидел, что находится уже не в классе, а на крыше 15-тиэтажного дома напротив школы. Его последний шаг назад стал роковым – шаг с края крыши, и он сорвался вниз. Дети из класса видели, как стремительно он падает на землю. Удар был сильнейший. Валера дышал еще минуты две, его грудь вздымалась, с торчащими из нее ребрами… - Наташа, ты следующая… - Впервые Михаил произнес слова с долей скорби. - Нет! Господи пожалуйста, умоляю Вас, нет !- Она вопила, но на последних словах голос ее вновь начал пропадать. -Наташ, ты всегда была умной девочкой, и я знаю, как вам с матерью было тяжело после смерти отца. Почему, ответь мне, почему ты так поступила? Два месяца назад она из сильной ревности к парню, который ей нравился, но встречался с ее подругой, подговорила местную шпану, и они жестоко избили ее подругу. А заодно и его. Молодой человек лишился голоса, а она возможности ходить. -Я, я, я… - Голос Натальи вернулся, но она сильно запиналась.- Я не хотела этого, пожалуйста, простите, умоляю вас… Михаил долго смотрел на нее, словно выбирая ей вердикт. -В тебе есть продолжение. У тебя будет дочь. Она будет любить тебя всей душой и сердцем. У нее будет достойный муж, и она родит тебе замечательных внуков. Только поэтому я дарю тебе сегодня жизнь. Посмеешь оступиться, хотя бы один раз и загубить жизнь своей будущей дочери, и я убью тебя с такой же хладнокровностью, с которой ребенок убивает муху, отрывая ей крылья, поняла? Наталья залилась слезами, она хотела сказать «Да» , но вместо этого лишь покивала головой. Молнии за окном начали бить с огромной частотой. Ветер был на пороге урагана, но голос Михаила слышали все. Кто-то молился, кто-то закрыв голову руками, умолял, чтоб его не убивали. Страх пронзил их с ног до головы, они понимали, что ничего не скрыть, этот человек (Человек ли?) знает все. И они за это заплатят, каждый справедливую цену. Свою цену. Михаил назвал тайные грехи всех. И каждый платил: кто-то сломанными пальцами, кто-то потерянным зрением, а кто-то бесплодностью. Остался лишь Виктор Андреев. Он знал, что его приберегли напоследок, потому что он был особенным. Он никогда в своей жизни не знал жалости и сожаления… Даже перед собственной матерью. - Виктор, ты все сам понимаешь, – Михаил очень медленно шел к нему, на каждый его шаг на улице ударяла молния, и раскаты грома заставляли дребезжать стекла окон, – Ты жалкий, Виктор, очень жалкий. Твою жестокость никто не провоцировал. Только ты сам. Знаешь, тебе это все просто нравилось… Нравилось отлавливать дворняг, чтобы пытать их в подвале и слушать, как они скулят. Нравилось издеваться над своей пожилой бабулей, когда никого не было дома, и говоря матери, что она просто сошла с ума. Тот бездомный, которого ты поджег в свои 13, не был виноват в своей беспомощности, он просто ждал куска хлеба. Мальчик, которого ты изнасиловал в Самаре, когда ездил в гости к дяде, покончил жизнь самоубийством. Он должен был стать тем, кто победит рак. Он был бы великим врачом. Ты можешь представить теперь ублюдок, сколько жизней ты загубил? - он подошел вплотную к прижимающемуся к стене Виктору - Твоя мама любила тебя. Каким бы ты поддонком не был, она тебя принимала любым. Она упрекла тебя лишь раз. Ты пришел домой пьяным, и она просто переживала за тебя, собачье дерьмо… А ты столкнул ее с лестницы. Она умерла с сердцем, полным страданий, поскольку понимала, что убило ее собственное чадо. Ее последней мыслью было «За что…?»- Последние слова он говорил, когда его лицо находилось лишь сантиметрах в пяти от лица Виктора, - Перед тем как все случится… Ответь мне, за что? В глазах Виктора не было не раскаяний, ни сожалений. Был простой человеческий страх, но не больше. Перед его глазами летели лица всех тех, кого он, не смотря на свою молодость, успел загубить. -Ты бомба, которая будет и дальше калечить людей. Если бы не сегодняшний особый день, ты бы и ее добил – Михаил кивнул в сторону Елены Петровны – Как убил Николая Шорохова. В универе твоей жертвой стала бы однокурсница, которая тебе отказала. После ты работал бы простым механиком, но раз в месяц бы убивал человека, тебя бы прозвали « Вестник». Но этого не будет. Я остановлю тебя. Сегодня. Сейчас – Последние слова Михаил сказал своим настоящим пятьюголосым голосом. На лице его вновь появилась широкая нечеловеческая улыбка, которая обнажила острые ряды зубов. За окном вновь сверкнула сильнейшая молния, ослепив всех в классе. У всех болели глаза, и никто ничего не видел. Только вот все слышали, слышали душераздирающие вопли Виктора Андреева, слышали животный рык какого то существа, которое его убивало, слышали, как рвется его плоть, как трещат кости и сухожилия, слышали, как кровь его брызжет по стенам класса и попадает на них. Наконец вспышка света отпустила глаза. Не было ни одного из учеников, кто об этом не пожалел. Кто - то на первом ряду очень сильно застонал. Стена, у которой стоял Виктор, словно превратилась в мерзкую картину сумасшедшего художника, написанного кровью. Кровь покрывала всю ее поверхность и медленно стекала вниз. Виктор был разодран в клочья, словно у него в руках взорвалась противотанковая граната. Около останков, тяжело дыша, стоя Михаил. Кровь текла с его рта по подбородку на рубашку, некогда белоснежную, но теперь ставшую алой…Он медленно дошагал до доски, после чего повернулся к классу. -Запомните этот урок на всю жизнь, ибо я теперь часть вашей жизни. Каждый заплатил свою цену. Но есть еще то, чем вы поплатитесь в полной мере все - никто из вас не сойдет с ума. Вы все будете помнить этот день и жить с вашими воспоминаниями. Расплата есть неотъемлемое составляющее жизни, как вода, пища и свет. Вы ее познали в полной мере. И запомните, я всегда рядом, я буду всегда видеть каждого из вас, и вы будете ощущать меня до конца своих дней. Ударила очередная молния, и после секундной ослепительной вспышки Михаил исчез. Прозвенел звонок, где то за стеной малышня радостно побежала по коридорам на перемену, а учителя направились в столовую. Ребята 9Б сидели неподвижно. Для всех навсегда останется тайной, куда пропали Валерий и Виктор, так как тела обоих не были найденными. Люди лишь видели размытое водой кровавое пятно на асфальте и несколько засохших капель крови на стенах класса. Все остальное исчезло. Много допросов прошли ребята, но никто ничего не рассказал. Через год, на выпускном балу, когда немного пьяная Наталья Сизова садилась в машину, ей с другой стороны улице помахал рукой высокий опрятный мужчина. Она узнала Его сразу. Спустя 11 лет Наталья Сизова ехала домой, как всегда болтая по телефону. В углу лобового стекла была вставлена фотография ее дочери, Алисы Сизовой, чудесной умной девочки, которая в свои 10 лет писала прекрасные стихи. Наталья разговаривала с одноклассницей, Женей Назаровой. В тот день, когда Михаил навестил их класс, та получила в наказание бесплодность за совершенный ею аборт. - Наташ, кстати, помнишь Олега Меньшова? - Да конечно помню. Мы с ним просидели с 5 по 7 класс за одной партой, что? - Наташ, в тот день - голос Жени сильно задрожал - ты помнишь, в тот день Он сломал ему четыре пальца за то, что Олег намазал ступеньки подъезда маслом, и какой-то ветеран поскользнулся и сломал себе шею… -Помню… «Ты не хотел, чтобы шутка твоя окончилась так жестоко, но смерть человека я тебе просто так не прощу», - были Его слова. -Да…Я слышала, что Олег работал на химстанции. И как - то раз пошутил над сотрудником, позвонив по телефону и сказав, что умерла его жена. В итоге тот торопился домой и попал в аварию… А Олега нашли мертвым через два дня. Он был в подсобке станции… Говорят, в него вкачали три литра хлора. Как ты думаешь – это Он сделал? Сердце Натальи забилось, подобно крыльям колибри. Она ничего не ответила, просто бросила трубку. Через два дня в местном читательском клубе состоялась презентация стихов юной и талантливой поэтессы Алисы Сизовой. Зал рукоплескал, а Наталья сгорала от гордости за успехи дочери. Когда презентация окончилась, и люди начали расходиться, к Алисе подошел мужчина, очень высокий, в ослепительно белой рубашке. - Привет, Алиса - улыбнулся тот - какие замечательные стихи пишешь, я прямо заслушался. - Здравствуйте, а вы кто? - спросила девочка, глядя на незнакомого мужчину своими большими голубыми глазами. - Это мой учитель, солнышко - сказала Наталья, подойдя сзади, – Михаил Романович. - У вас чудесный ребенок, Наталья- с доброй улыбкой сказал Учитель. - Я старалась, Михаил, все эти годы старалась дать ей всю любовь и не допустить, чтобы она повторяла моих ошибок. Алиса решила не слушать разговор взрослых и пошла поболтать с ребятами. - Я знаю Наталья, вы хорошо справляетесь. Иначе бы я исполнил свое обещание. Но я рад, что этого не случилось. - Спасибо вам. Я знаю, что это звучит глупо, но спасибо… А Олег, он не справился, да? - Она не хотела выдавать страха, но голос ее подвел и начал дрожать. - Увы, я двух шансов не даю. - Я это знаю… Михаил, а меня за что вы наказали? - Вас? - в его глазах промелькнуло удивление, – что вы, вас я ничем не наказывал. - У Алисы две недели назад обнаружили лейкоз… Это вы? - Нет, это простой жизненный фактор или отголосок вашей судьбы. Я этого не делал. - Но… - Можете не таскать ее больше по врачам - резко прервал он ее - Она чудесный ребенок, и я дарю ей жизнь. Достойную жизнь. Лейкоза не было никогда. Можете забыть об этом. - Спасибо... - сквозь проступившие на глазах слезы сказала Наталья.