Предыдущая публикация
Незамужняя.
Когда Валера приходил к Зинке, она буквально на глазах глупела. Это — от счастья. Суетилась, начинала прихорашиваться, прятать под подушки разбросанные вещи, которые примеряла перед его приходом, и выпутывать из волос бигуди. Потом бежала в ванную, там причёсывалась, красила губы. И такая, при полном своём неотразимом параде, тогда уж выходила к нему.
Так ещё бы ей не быть счастливой! Ну, сами посудите.Зинка — мать одиночка, которая по-настоящему и замужем-то никогда не была. Так, «поженихалась» со своим Серёженькой месяц-другой, а потом он отбыл из их города на историческую родину, имени которой Зинка толком так и не узнала. У них тут он на рынке подрабатывал. И кем — Зинка тоже не знала.
Ага, убыл, значит, свет Зинкиных очей, оставив её слегка беременной. Самую малость. Потому что сроку около двух недель было, Зинка и сама ещё не знала. Потом, когда Серёжа ночевать к ней не пришёл и не приходил больше месяца, Зинка и поняла, что… как бы это поправильней выразиться… — осталась не одна.
И в положенное время родила, как вылила, мальчика. Да хорошенького такого! Так ведь и было — в кого! Зинка сама — неземная красотуха, а Серёжа у неё так вообще писаным королевичем был.
Надо сказать, что с ребёночком ей повезло. Спокойный был, как удав: спал всё время, а когда просыпался, то внимательно и тщательно сосал материну грудь. Благо дело, молока у Зинаиды было, как у хорошей, удоистой коровы. Могла бы без труда и ещё одного младенчика выкормить.
И не болел почти Славик положенными всем детям младенческими болезнями.
А Славиком она его в честь актёра Вячеслава Тихонова назвала. Потому что, когда была беременной ещё, то, случайно, увидела старый фильм. «Война и мир» называется. И там был князь Андрей Болконский. А князем этим и был тот самый актёр Тихонов, который чем-то на её Серёженьку походил. «И другой альтернативы» у Зинки просто не было. Так и записали в метрике: «Вячеслав Сергеевич Болотов». Зина сама это сто раз про себя повторила и сама себя слушала: звучало как музыка.
Ребёнок Славик был солнечный. Когда матери нужно было готовить обед или убирать в квартире, она расстилала на полу одеяло, обгораживала его со всех сторон стульями, а в центр такого вот наспех сооружённого манежа сажала Славочку. Давала ему свою старую сумку, бигуди и какие-нибудь тряпочки. И ребёнок играл. Играл молча, без капризов и жалоб. Даже когда однажды Зинка с кухни к нему заглянула и увидела, что сын застрял головой между стульями (вылезти, наверное, хотел), он всё равно кряхтел и молчал и ручками своими толстенькими старался стулья раздвинуть.
Когда Славик стал подрастать, проблем с ним не прибавилось. Мать спокойно отпускала его поиграть во двор. Только говорила, чтобы каждые 10 минут он подбегал к окну (квартира у Зинаиды была на первом этаже) и кричал: «Мама! Я здесь!..»
Часов же у сына не было, а потому подбегал к окну он каждые три минуты и кричал, пока Зинка не выглядывала и не отвечала ему: «Хорошо, сынок!» А он всё равно стоял и не уходил. Тогда она спрашивала: «Что же ты? Иди, играй!» Мальчик отвечал: «Ты мне не улыбнулась…» Мать улыбалась, по-настоящему, а не потому, что сын просил, и он снова убегал на площадку к детям.
А однажды с улицы он крикнул своё «мамаяздесь», и когда она в окно высунулась, то увидела, что прижимает к себе ребёнок котёнка:
— Мама, мне его тётя отдала. Сказала, что его Еремей зовут. И ещё сказала, что ты будешь рада и чтобы мы с тобой его берегли.
Славик был таким честным сейчас перед нею, что ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ, Зинка придумать не могла. А потом сказала:
— Еремей, наверное, кушать хочет. Идите домой, оба, я ему молока налью.
И сын с котёнком побежал в подъезд. Счастливый Славик. Еремей пока ещё был счастлив не очень.
Вот так и жили, втроём. Пока Зина с Валерой не познакомилась.
Был он ровесником Зинаидиным. Женат ни разу ещё не был. Обстоятельный такой мужик, солидный, хоть и не старый ещё. Работал на мебельной фабрике и хорошо зарабатывал. Стал к Зинке в субботу с ночёвкой приходить. Говорил мало, ел много, пил — не очень. К его приходу Зинаида всегда готовила заранее бутылочку беленькой, которую охлаждала в морозилке, и подавала Валере к ней лафитничек — гранёную стопочку такую на коротенькой ножке. Валере эти рюмочки особенно нравились.
В этот раз всё было как обычно. Пришёл Валера. Руку ещё в прихожей Славику пожал. Сел на диван в комнате, пока Зинка завершала свой приготовительный ритуал. Потом они втроём, нет, — вчетвером, ещё же и Еремей был (Славик держал его на коленях), посмотрели телевизор и пошли обедать.
После обеда, традиционно, прилегли все отдохнуть, собираясь вечером погулять в парке.
Когда Зина затворила дверь в Славикову комнату и угнездилась рядом с Валерой, положив голову ему на руку, он впервые завёл разговор о женитьбе:
— Думаю, что жить пока что у тебя будем. Потом съедемся, чтоб попросторней было. Или мою квартиру сдавать будем? Чтоб дополнительный доход?.. Только вот, знаешь, Зинаида, что… Кошек не люблю я. Отдать вашего Елизара придётся…
— Еремея, — поправила его Зина и напряглась, слушая.
— Да, Еремея вашего…
Потом помолчал, помолчал. И солидно так, как давно решённое дело, добавил:
— А Славку к матери моей в деревню отправим. А чё? Воздух там свежий. И школа есть. Мы же с тобой ещё молодые — своих родим целую кучу.
Зинкина голова на его плече словно окаменела — не шелохнулась. Так, в тишине, они несколько минут полежали. Потом Зинка встала, стыдливо, будто никогда он её раздетой не видел, запахнулась в халат, подошла к его вещам, которые лежали рядом, в кресле. Взяла его брюки, протянула ему и сказала:
— Тааак… На портки свои нестираные… Надевай их и катись…
— Куда?..
— К матери своей, в деревню. На свежий воздух… А нам, троим, свежего воздуха и в нашем парке хватает…
Автор: Олег Букач
Следующая публикация
Нет комментариев